Середи дня домъ графини Скабронской переполнился народомъ.- Іоаннъ Іоанновичъ былъ правъ, говоря, что всѣ тѣ, которые живого графа забыли, къ мертвому тотчасъ поѣдутъ. Впрочемъ, была еще и другая причина большого стеченія публики. Петербургъ началъ чуять въ овдовѣвшей иноземной красавицѣ — нарождающуюся силу!
«Чѣмъ чортъ не шутитъ! думали сановники. И чего только Питеръ не видалъ за все время отъ Петра Перваго до Петра Третьяго! Кто была Екатерина Алексѣевна, русская императрица? Была Марта! A тутъ Маргарита! Даже прозвища сходны»!
На другой день, Государь, узнавъ о смерти графа, вновь пожалованнаго придворнымъ званіемъ, заѣхалъ на панихиду, любезно и много шутилъ со вдовой, долго оставался въ домѣ, и, уѣзжая, сказалъ:
— Если бы не смотръ у Котцау, остался бы утѣшить васъ до вечера!
И послѣ визита государя, уже началась полная ярмарка. Кто былъ почти незнакомъ съ Маргаритой, и тотъ пріѣхалъ потолкаться и ей поклониться.
Государь, дѣйствительно, въ этотъ день долженъ былъ снова быть на испытаніи новой партіи учениковъ Котцау. Первое испытаніе показалось Петру Ѳедоровичу настолько забавнымъ, что онъ съ тѣхъ поръ не пропускалъ ни одного.
На этотъ разъ, на открытомъ плацу близъ Адмиралтейства, благодаря великолѣпной погодѣ, собралась вокругъ офицеровъ куча народу и зѣвакъ, поглазѣть на «нѣмецкую драку», т. е. на фехтованіе. Снова воспослѣдовало здѣсь то же самое, что было когда-то въ кирасирскомъ манежѣ. Снова Государь смѣялся, сердился, хвалилъ или бранилъ по-очереди многихъ изъ состязавшихся съ Котцау, съ его помощниками и затѣмъ между собой.
Но на этотъ разъ Государь уѣхалъ особенно довольный, такъ какъ случилось неожиданное никѣмъ, неожиданное даже самимъ Котцау, происшествіе.
Въ числѣ послѣднихъ поединщиковъ выступилъ изъ рядовъ пожилыхъ офицеровъ преображенецъ, старый лейбъ-компанецъ Квасовъ и попросилъ позволенія у Государя показать и свои успѣхи.
— А! вспомнилъ Государь. — Ты опять хочешь наболванить! Опять тебя Котцау высѣчетъ! A ты думаешь ему по головѣ попадешь! Небось во второй разъ не дастся. Брось! Уходи!
Квасовъ стоялъ на своемъ; спокойно, но настойчиво просилъ позволенія показать свое умѣнье, такъ какъ за все послѣднее время усердно занимался фехтованіемъ.
— Изволь, упрямая голова! Начинай! крикнулъ государь. Котцау назначилъ состязаться съ Квасовымъ офицера Будберга, такъ какъ онъ фехтовалъ довольно порядочно. Однако, едва успѣлъ онъ скрестить шпагу съ Квасовымъ, какъ лейбъ-компанецъ послѣ двухъ или трехъ насъ, вышибъ шпагу изъ рукъ противника и, обратясь къ государю, вымолвилъ:
— Ваше величество, прикажите съ кѣмъ-нибудь потягаться, кто поискуснѣе. Этотъ совсѣмъ ступить не умѣетъ.
Государь, обрадованный, хотя нѣсколько удивленный, воскликнулъ весело:
— Чего же лучше! пускай самъ Котцау станетъ. И государь лукаво разсмѣялся, увѣренный, что поймалъ лейбъ-компанца, хвастливаго не въ мѣру.
Котцау сталъ отказываться, объясняя, что опять этотъ поединокъ между ними окончится тѣмъ, что лейбъ-компанецъ разозлится и забудетъ, что здѣсь смотръ, а не настоящая драка или война.
И Котцау, не дожидаясь отвѣта государя, приказалъ своему помощнику Шмиту выйдти потягаться съ Квасовымъ.
Акимъ Акимовичъ съ особенно серьезнымъ лицомъ, спокойный, отчасти даже важный, если не торжественный, сталъ на мѣсто противъ нѣмца. Шпаги скрестили.
Не прошло пяти минутъ, какъ Шмитъ началъ волноваться, бѣситься. Ему еще ни разу не удалось тронуть лейбъ-компанца. Онъ думалъ, что ихъ поединокъ будетъ потѣхой для всѣхъ, что онъ черезъ секунду осрамитъ Квасова, а вдругъ оказывается, что лейбъ-компанецъ искусно парируетъ каждый ударъ. И по цѣлымъ минутамъ стоятъ они другъ противъ друга не выпадая, по невозможности поймать противника врасплохъ. Только обѣ шпаги ярко блестятъ на солнцѣ и незамѣтно вздрагиваютъ.
Но вдругъ Квасовъ вскрикнулъ на весь плацъ:
— Держись, поросенокъ, убью!
И тотчасъ же три удара, самыхъ ловкихъ и сильныхъ, упали на нѣмца, ударъ по колѣну, по плечу, и послѣдній прямо въ грудь съ такой силой, что шпага согнулась въ дугу между обоими противниками! Крики изумленія, похвалы и громкій говоръ раздался кругомъ. Зѣваки тоже почуяли, что «свой братъ» нѣмца одолѣлъ и въ народѣ тоже гулъ одобренія пошелъ.
Государь поднялся и приблизился къ лейбъ-компанцу.
— Не ожидалъ! Спасибо тебѣ, молодецъ! Ты, стало-быть, работалъ много за это время!
— Почитай, цѣлыхъ два мѣсяца, ваше величество! часовъ по восьми въ сутки занимался. И какъ видите, не хуже другихъ. Теперь могу помѣриться и съ самимъ господиномъ Котцау. Разумѣется, мнѣ съ нимъ совладать нельзя, но и тронуть я себя не дамъ ему.
— Ну, это вздоръ! воскликнулъ государь. — Ужь ты и пошелъ!.. Вотъ русскій человѣкъ видѣнъ. Не можетъ не зазнаться…
— Говорю, не дамъ себя тронуть, упорно стоялъ Квасовъ на своемъ.
Котцау ухмылялся и трясъ головой.
— Что-жъ, mein Herr, деучъ, воскликнулъ Квасовъ. — Дайте мнѣ вздохнуть малость и начнемъ.
Черезъ нѣсколько минутъ лейбъ-компанецъ и Котцау скрестили шпаги. Нѣсколько мгновеній Квасовъ не далъ себя тронуть ни разу.
Изумленный Котцау, но довольный, какъ любитель своего дѣла, невольно восхищался своимъ противникомъ. Каждый разъ, что ему не удавался его ударъ, не удавалось тронуть Квасова, онъ восклицалъ весело, съ искренной радостью:
— Браво! Карашо! Молодесъ! Карашо!
И поединокъ этотъ вышелъ совершенно иной, чѣмъ когда-то въ манежѣ. Котцау былъ въ восторгѣ отъ своего противника, Акимъ Акимовичъ былъ, конечно, польщенъ, и насколько онъ былъ злобенъ тогда, такъ что глаза его наливались кровью, настолько теперь былъ доволенъ, и улыбка не сходила съ его лица.
Поединщики кончили.
Всѣ присутствующіе съ государемъ и принцемъ впереди обступили ихъ кругомъ, расхваливая лейбъ-компанца.
Отдохнувъ немного, Котцау произнесъ по-нѣмецки:
— Ну, теперь еще одинъ разъ! Теперь скажите ему, что я его сейчасъ же трону секретной пасой, противъ которой онъ ничего не можетъ сдѣлать.
Квасову перевели, но лейбъ-компанецъ отвѣчалъ:
— Пущай, это будетъ не обидно!
И едва только оба снова скрестили шпаги, Котцау ловкимъ маневромъ такъ ударилъ по шпагѣ лейбъ-компанца, что вся шпага задрожала, затряслась и рука лейбъ-компанца, державшая эфесъ, на секунду онѣмѣла отъ сотрясенія. И въ этотъ моментъ пруссакъ ударилъ его два раза въ плечо и колѣно и отступилъ. Котцау боялся, что лейбъ-компанецъ озлится, полѣзетъ, и не будетъ опять конца поединку.
Но Акимъ Акимовичъ добродушно разсмѣялся и выговорилъ:
— Молодецъ! Да вѣдь вы фехтъ-мейстеръ, людей мастеръ крошить, а я только по ею пору былъ табакъ-мейстеръ, только табакъ умѣлъ крошить, какъ никто во всей столицѣ.
Государь былъ въ полномъ восторгѣ и ласково обнялъ Квасова.
— Вотъ, кабы вы всѣ такъ учились! обернулся онъ къ гетману, стоявшему за нимъ, и тотчасъ же поздравилъ Квасова маіоромъ. Акимъ Акимовичъ даже зарумянился отъ удовольствія и благодарности. Государь, сказавъ нѣсколько словъ окружающимъ, чтобы взяли примѣръ съ Квасова, — сѣлъ на подведенную лошадь.
Все, что было офицеровъ на плацу, тотчасъ окружили героя дня съ поздравленіями. Всѣ искренно удивлялись, какимъ образомъ человѣкъ его лѣтъ могъ въ такой короткій срокъ такъ навостриться.
— Самъ не знаю, добродушно говорилъ Акимъ Акимовичъ. — Сдается мнѣ, что и прежде у меня способность къ тому была да случая не выходило заняться. Ну, а тутъ по восьми часовъ въ день упражнялся. И всякій-то денъ, все легче да легче выходило. Я такъ полагаю, что россійскій человѣкъ все умѣетъ и все сдѣлать можетъ, только бы охота была.
Въ эту минуту весь преображенскій полкъ двигался чрезъ плацъ и повернулъ на Невскій проспектъ. Всѣ, слѣдившіе за нимъ, замѣтили, что нѣсколько далѣе, впереди, остановился и государь, окруженный своей верховой свитой и толпой народа. Очевидно, что-то случилось.
Многіе изъ офицеровъ съ плаца тотчасъ же побѣжали на мѣсто происшествія.
Въ ту минуту, когда государь отъѣзжалъ отъ плаца верхомъ, въ сопровожденіи нѣсколькихъ лицъ и въ томъ числѣ гетмана, онъ увидалъ среди улицы хорошо знакомый ему нѣсколько фантастическій мундиръ, единственный въ городѣ. Это былъ арапъ его и любимецъ, лакей Нарцисъ. Арапъ отчаянно дрался на кулачкахъ съ какимъ-то мѣщаниномъ и былъ весь обрызганъ грязью, такъ какъ противникъ, отнявъ метлу у разчищавшаго грязь дворникъ уже успѣлъ раза два хлестнутъ «черномазаго». Но затѣмъ Нарцисъ отвоевалъ метелку, два раза ударилъ мѣщанина палкой — и, переломивъ ее на его головѣ, бросился въ рукопашную. Негръ, разсвирѣпѣвъ какъ дикое животное, яростно кидался на сильнаго и рослаго врага, получалъ могучіе удары въ грудь и голову, но и самъ билъ изъ всѣхъ силъ.
Государь, узнавъ любимца, подскакалъ къ нему, окруженный свитой, звалъ его, кричалъ, бранилъ, но Нарцисъ никогда бы не покинулъ своего противника, если бы тотъ самъ, при видѣ государя, не отскочилъ въ сторону, снимая шапку. Въ мѣщанинѣ государь узналъ извѣстнаго въ городѣ палача.
— Это ужасно! воскликнулъ государь. — Я лишенъ моего лучшаго слуги! Господи! Кириллъ Григорьевичъ? Гетманъ! что-же мнѣ теперь дѣлать? Это ужасно! Я долженъ его прогнать, отправить. Гетманъ не понималъ, и государь объяснилъ ему, что арапъ подрался съ палачемъ и что послѣ такого позора Нарцисъ, имѣющій воинское званіе, настолько обезчещенъ. что государь уже не можетъ терпѣть его около своей священной особы, а равно пользоваться его услугами.
Сначала гетманъ, Гудовичъ и другіе смѣялись, но вдругъ увидѣли къ своему удивленію, что государь говоритъ совершенно серьезно, и на лицѣ его написано полное отчаяніе. Всѣ лица стали сразу серьезны.
— Какъ же быть теперь? Какъ же быть? Я люблю Нарциса и не могу безъ него обойтись! горячо говорилъ государь, обращаясь съ сѣдла ко всѣмъ присутствующимъ.
Всѣ молчали, окончательно не зная, что сказать, и не зная, что будетъ далѣе.
— Онъ долженъ кровью смыть это безчестье! воскликнулъ государь. — Понимаете?
— Такъ мы ему немножко крови и пустимъ, выговорилъ вдругъ гетманъ, полушутя. — Вѣдь не на поединкѣ же ему драться съ палачомъ?
— Какъ? воскликнулъ государь. — Какъ пустить…
— A вотъ возьмемъ, да куда-нибудь царапнемъ! Кровь у него и потечетъ. И довольно! шутилъ гетманъ.
— Отлично! воскликнулъ государь.
Гетманъ удивился.
— Отлично! Отлично! продолжалъ Петръ Ѳедоровичъ. — Сейчасъ же берите его! приказалъ онъ.
Столпившіеся кругомъ офицеры подступили, но Нарцисъ, уже перепуганный, что съ нимъ хотятъ дѣлать нѣчто совсѣмъ ему непонятное, сталъ въ оборонительное положеніе, приготовясь встрѣтить кулаками и самихъ офицеровъ.
— Сдавайся! кричалъ государь, наѣзжая на негра, но Нарцисъ упрямо трясъ головой.
Государь приказалъ кликнуть солдатъ изъ проходившаго преображенскаго полка. Полкъ остановился, нѣсколько солдатъ окружили Нарциса и, получивъ нѣсколько здоровыхъ тумаковъ, наконецъ осилили его, схватили и держали за руки и за ноги. Никто ничего, однако, не понималъ, начиная съ Нарциса и кончая даже гетманомъ.
— Давайте сюда знамя! воскликнулъ государь. — Прикройте его. Это тоже смоетъ безчестье.
И офицеръ съ двумя солдатами-знаменосцами вышли изъ рядовъ со знаменемъ и по приказу государя наклонили его надъ арапомъ. Въ то же время Петръ Ѳеодоровичъ велѣлъ одному изъ солдатъ разстегнуть сюртукъ на негрѣ и по обнаженной рукѣ близъ плеча — царапнуть чѣмъ нибудь, чтобы вызвать нѣсколько капель крови.
Нарцисъ вырывался, ревѣлъ, ругался отчаянно, грозился и визжалъ, оскаливая свои собачьи зубы.
Сдержанный смѣхъ раздавался кругомъ. Со всей улицы прохожіе и проѣзжіе бѣжали поглядѣть, что случилось среди густой толпы и кто оретъ, какъ бѣлуга, на весь Невскій проспектъ.
— Ну, вотъ отлично! выговорилъ, наконецъ, государь, совершенно довольный и счастливый. — Ступай скорѣй домой! Спасибо вамъ, Кириллъ Григорьевичъ, что надоумили! Теперь я даже счастливъ, а то мнѣ приходилось лишиться вѣрнаго слуги.
И Петръ Ѳедоровичъ веселый, съ сіяющимъ лицомъ, двинулъ лошадь въ галопъ. Свита поскакала за нимъ.
Офицеръ, знаменоносцы и солдаты преображенцы вошли въ ряды, и полкъ вновь двинулся. Народъ долго не расходился. Со всѣхъ сторонъ только и слышно было:
— Да что такое? Бѣлый, чтоль, арапъ-отъ?
— Въ чемъ дѣло-то? Сѣкли, чтоль…
— Оралъ! Стало, не пряникомъ кормили!
— Не пойму. Спросите у кого-нибудь.
— Да никто не знаетъ.
— О, дурни! Кровь пущали арапу… захворалъ!.. Ну, доктуръ въ себя и приводилъ его. Это первое дѣло отъ застуженья кровь пустить.
— О, чертъ, вретъ! Въ жару эдаку, вишь, застудился онъ, у него?!
— Да вѣдь онъ, братецъ ты мой, арапъ!!. Понялъ ты это?