Несколько дней кряду была смущена и встревожена добрая Тантина.
Незнакомец, посетивший деревушку, не выходил у нее из головы. Между тем она не спускала глаз и не позволяла далеко отлучаться от домика маленькой Катрине. Передать кому-либо из соседей свои подозрения и опасения было невозможно. Происхождение маленькой девочки было тайной для соседей, и если бы им рассказать всю правду и поделиться своими опасениями, то, пожалуй, они найдут, что у Тантины менее прав на ребенка, нежели у незнакомца.
Прошло более недели. Незнакомец не появлялся более, о нем забыли и думать в деревушке, и кончилось тем, что и Тантина успокоилась, убедив себя, что она напрасно встревожилась и что ее собственное воображение рисует разные опасности там, где нет ничего.
Если бояться всякого проезжего и прохожего, то остается только запереть девочку в комнате и не выпускать никуда.
И Тантина, как бы против воли, всячески постаралась себя успокоить и после того дозволила девочке играть и бегать по-прежнему по всей деревне.
Катрина, уже начинавшая грустить, что ее все останавливает старушка и не дает далеко бегать, с радостью пустилась бегом по деревушке и через несколько минут была уже на своем любимом месте, то есть в башне Святого Трифона.
Между тем сердце Тантины угадало верно.
Чужеземец, появившийся в окрестностях, был именно тот человек, который имел на девочку более прав, нежели она.
Исчезнувший незнакомец поселился в городке Олоне, рассыпавшемся по скату горы, примкнувшей к долине Роны. Городок находился не более как в полутора верстах от домика Тантины.
Он приехал в Олон не верхом, а в экипаже и, остановившись на постоялом дворе, почти никуда не выходил.
Всем в окрестности было известно, что в Олоне временно проживает какой-то иностранец, но кто он такой, стар или молод, никто не знал.
Вместе с ним была молодая женщина, но не родня, а нечто вроде бонны, и молодой малый, исполнявший должность лакея, который ходил в простой блузе, точно так же, как и поселяне окрестности. Вдобавок иностранец пользовался услугами хозяина постоялого двора, так как молодой лакей с утра до вечера не бывал дома. Куда он исчезал – было совершенно никому не известно.
В действительности же человек этого незнакомого проезжего, переодетый в блузу, проводил свой день лежа в густом кустарнике, который окружал деревушку и башню Святого Трифона. Из этой чащи он несколько дней кряду следил за всеми передвижениями старушки и девочки.
В тот день, когда успокоившаяся Тантина выпустила наконец ребенка на свободу, молодой малый радостно прибежал на постоялый двор, перекинулся несколькими словами с барином и тотчас же снова исчез.
Через час и незнакомец выехал, вдруг собравшись продолжать путешествие.
Версты за две от Олона экипаж остановился, незнакомец и женщина вышли из него и быстро направились к башне.
У женщины в руках в платке были завернуты разные мелочи и маленькая кукла.
Через час после этого оба вернулись снова, но на руках женщины была уже Катрина, веселая, румяная и занятая игрушками, которые получила.
Все сели в экипаж и помчались. До самой Лозанны часов семь летел экипаж, почти не останавливаясь нигде. Далее торопиться уже не было необходимости, так как следов похищения ребенка не оставалось никаких.
Но здесь началась беда непредвиденная и неожиданная. Девочка уже через час езды перестала радоваться и забавляться тем, как скачут лошади и вертятся колеса, и стала спрашивать Тантину. Вскоре она начала дико озираться на новые незнакомые лица, плакать и требовать Тантину. Волнение маленького существа достигло страшных размеров. Она все плакала, кричала, выбилась из сил и продолжала все-таки плакать. Несмотря на ласки, лакомства, поцелуи, обещания, несмотря ни на что, ребенок не успокаивался. Наконец от усталости и потери сил девочка задремала.
По приезде в Лозанну она снова проснулась, стала плакать еще более, дико озираясь кругом себя и дрожа от испуга, все требовала и требовала Тантину.
Крошка вела себя так странно, что пришлось даже в гостинице выдумать целую историю, чтобы отвлечь подозрение.
Через день или два нежного ухода за ребенком Катрина несколько привыкла и как бы полюбила красивого незнакомца, который все ласкал ее, дарил и убеждал звать его «папа». Но для маленькой Катрины это слово не имело никакого смысла, и девочка упорно продолжала по нескольку раз в день требовать Тантину.
Наконец, как последствие сильного потрясения, ребенок заболел и лежал в жару и бреду.
Те же лошади, тот же экипаж и тот же молодой малый по приказанию незнакомца поскакали обратно в деревушку Святого Трифона. Они должны были привезти старушку Тантину. Но она явилась бы сюда уже не в качестве прежней воспитательницы, а в качестве няни.
Но когда молодой малый, явившись снова в Олон, отправился для переговоров к старушке Тантине, объяснить ей все, назвать даже по имени того, кто увез девочку, и предложить ей ехать с ребенком на дальний север, он нашел вокруг домика Тантины много женщин, хлопотавших и одетых в черные платья.
У входа домика, у белой стены под ветвями и гирляндами адоиса и плюща, стояла гробовая крышка.
Старушка не вынесла удара и скончалась за день перед тем, признавшись соседям во всем. Впрочем, во всем этом не было никакого преступления. Видно, не судьба была бедной Тантине быть счастливой и иметь около себя хотя бы и чужого ребенка.
Посланный тотчас сообразил, что оставаться было опасно, что его могли арестовать и наделать много неприятностей его барину. В конце концов, конечно, не могло быть ничего серьезного; он знал, что барин похитил не чужого ребенка, но тем не менее огласка была бы для него неприятна.
Спустя полчаса посланный скакал обратно, везя известие в Лозанну, что старушка уже на том свете.
Несколько дней проболел ребенок, но когда выздоровел и полное сознание вернулось к нему, когда Катрина своими хорошенькими глазками увидела лицо того, кто ее похитил, то она улыбнулась и обрадовалась. Это уже был старый знакомый, или, быть может, во время болезни какой-нибудь тайный голос сказал малютке, что этот человек ей в тысячу раз ближе, нежели старушка, ее воспитавшая.
За эту улыбку отец восторженно взял ее из кровати на руки и не спускал с рук до вечера, покрывая ее поцелуями. А молодая женщина, обегав все лавки, усеяла мебель и пол горницы игрушками и всем, что только могло позабавить ребенка.
Но более всего, более игрушек занимало крошку то, что надевали на нее.
Она оглядывала себя сначала просто, затем, найдя зеркало, выбрала его своей любимой игрушкой. После простеньких платьиц, которые носила она в деревушке, и разноцветных камушков, которые носила на ниточках в виде четок, теперь на ней были шелк, и кружева, и всевозможные вещицы. Пуговки и пряжки блестящие, как солнечные лучи, и с камушками, которые сияли, конечно, не тем блеском, что те, которые она сама доставала в ручьях холма Святого Трифона.
Через несколько дней, когда ребенок вполне оправился, окреп и повеселел, путешественники двинулись далее… на север. На этот раз путь их длился около месяца.