Видя, как она умна и благоразумна, дядя Барбо отложил в дальний ящик заботы о помещении денег Фадеты, а сам поторопился разузнать, какое она создала себе имя во время ее прошлогоднего пребывания в Шато-Мейлане.
Большое приданое Фадеты было для него очень заманчиво и могло даже заставить позабыть ее дурное происхождение; но он не мог быть равнодушен к чести той девушки, которая должна была стать его невесткой. Он сам отправился в Шато-Мейлан и собрал там подробные сведения. Ему сказали, что она вовсе не была беременна и не родила; наоборот, она так хорошо держала себя, что ей нельзя было сделать ни малейшего упрека. Она служила у старой знатной монахини; эта дама так ценила ее хорошее поведение, добронравие и ум, что находила большое удовольствие в ее обществе и обращалась с ней не как с прислугой. Хозяйка очень сожалела об ее уходе и говорила, что Фадета — истинная христианка, мужественная, скромная, чистая, заботливая, с хорошим характером, и что она никогда не найдет другой такой. Эта старая дама была богата и много благотворительствовала, причем Маленькая Фадета отлично помогала ей при уходе за больными, при приготовлении лекарств, и сама узнала от нее тайные средства, с которыми ее хозяйка познакомилась в монастыре, где она жила до революции.
Дядюшка Барбо остался очень доволен и решил привести все в полную ясность. Он собрал всю свою семью и поручил старшим детям, братьям и всем родственникам собрать подробные сведения о поведении Маленькой Фадеты с тех пор, как ее можно было считать взрослой. Если про нее говорили дурное, основываясь на ее детских шалостях, то на это нечего было обращать внимание; но если кто-либо мог удостоверить, что она совершила что-либо скверное или непристойное, то надо было попрежнему запретить Ландри посещать ее. Все сведения были собраны с желаемой осторожностью, причем вопрос о приданом и не поднимался, так как дядя Барбо даже жене не сказал о нем ни слова.
Между тем Маленькая Фадета жила уединенно в своем крохотном домике; она ничего не изменила в нем, но теперь там царила такая чистота, что вся старая мебель блестела, как зеркало. Она чисто одела своего маленького Кузнечика и незаметно перевела его, как себя и крестную, на хорошую пищу, что оказало быстрое воздействие на ребенка. Он удивительно поправился, и здоровье его настолько окрепло, что нечего было больше желать. Спокойная жизнь сильно смягчила его характер; не было больше угроз и брани бабушки, он видел только ласку, добрые речи и хорошее обращение и стал славным мальчиком с милыми причудами; теперь он не мог не нравиться, несмотря на свое прихрамыванье и курносый нос.
Удивительная перемена произошла также и во всем существе Фаншоны Фадэ, и все дурные предположения на ее счет были скоро забыты. Теперь не один парень заглядывался на легкую поступь и грациозные манеры ее и желал конца ее траура, чтоб потанцовать и поухаживать за ней. Один только Сильвинэ Барбо не изменил своего мнения о Фадете. Он видел, что в семье в связи с ней строят какие-то планы. Отец часто говорил о ней, а когда он узнавал, что какая-нибудь сплетня насчет Фаншоны оказывалась ложью, он радовался за Ландри.
— Ведь это нестерпимо, — говорил он, — что Ландри обвиняли в опорочении невинной девушки.
Поговаривали также о скором возвращении Ландри, и дядюшка Барбо, казалось, желал, чтобы Кайо дал на это свое согласие. Наконец, Сильвинэ понял, что теперь никто не имеет ничего против любви Ландри; тогда он снова впал в тоску. Общественное мнение, которое так легко меняется, благоприятствовало в последнее время Маленькой Фадете; богатой ее не считали, но она нравилась, и тем неприятней она была Сильвинэ, который видел в ней соперницу, отнимавшую у него любовь Ландри.
Время от времени у дядюшки Барбо проскальзывали намеки на женитьбу, и он говорил, что скоро близнецам надо будет подумать об этом. Мысль о женитьбе Ландри всегда приводила Сильвинэ в отчаяние и казалась ему ужасным завершением их разлуки. У него снова появилась лихорадка, и мать опять стала советоваться с врачами.
Однажды она встретила крестную Фаншету и стала ей жаловаться на свое волнение. Тогда Фаншета спросила, почему она так далеко ищет советов и тратит так много денег, когда вблизи есть умная знахарка, которая желает лечить не за деньги, как ее бабушка, а из любви к богу и ближним. И она назвала Маленькую Фадету.
Тетушка Барбо рассказала об этом мужу, и он ничего не имел против. Он сказал ей, что в Шато-Мейлане Фадету считали знающей и что к ней приходили со всех сторон за советами, как и к ее хозяйке.
Тогда тетушка Барбо попросила Фадету прийти к Сильвинэ, не покидавшему постели, и оказать ему помощь.
Фаншона уже раньше много раз пыталась поговорить с мальчиком, потому что она обещала это Ландри, но Сильвинэ всегда уклонялся от этого разговора. Фадета не заставила себя упрашивать и немедленно отправилась к больному близнецу.
Когда она пришла, он метался весь в жару, и девушка попросила оставить их наедине. Так как все знахарки хранят свои тайны, то и ей не стали противоречить, и все вышли из комнаты.
Фадета тихо положила свою руку на руку больного, свисавшую с кровати, но сделала это так тихо, что он даже не заметил этого, хотя спал настолько чутко, что его мог разбудить полет мухи. Рука Сильвинэ была страшно горяча и стала еще горячее в руке Маленькой Фадеты. Мальчик заволновался, но руку не отнял. Тогда Фадета так же осторожно положила ему на лоб другую руку, и больной заволновался еще больше. Но понемногу он успокоился. Фадета чувствовала, как голова и рука больного с каждой минутой охлаждались, и скоро он заснул спокойно, как маленький ребенок. Девушка сидела так у него до тех пор, пока не заметила, что он собирается проснуться, — тогда она спряталась за полог и ушла, сказав тетушке Барбо:
— Пойдите к вашему сыну и дайте ему поесть. У него нет больше лихорадки. Но если вы хотите, чтоб я его вылечила, не говорите ему про меня. Сегодня я приду еще вечером в часы, когда ему становится хуже, и постараюсь пресечь эту скверную лихорадку.