Как-то вечером в Москве, на станции метро «Комсомольская», комендантский патруль остановил двух увлечённых разговором офицеров. С деланной и снисходительной небрежностью, как бы сожалея об излишне затраченном времени, офицеры полезли в карманы и предъявили документы.
Всё казалось в полном порядке. Капитан с орденом Красной Звезды на груди недавно вышел из госпиталя, получил месячный отпуск и приехал в Москву. Старший лейтенант с медалью «За отвагу» находится в Москве в командировке. У обоих удостоверения личности, расчётные книжки, продовольственные аттестаты со всеми нужными отметками. Документы по форме зарегистрированы у коменданта города.
Итак, все казалось в порядке… Но смутное чувство подозрения осталось у офицера, проверявшего документы. От его зоркого намётанного глаза не ускользнула подчёркнутая развязность в ответах и движениях и та поспешность, с какой капитан взял обратно свои документы, поспешность, за которой чувствовался скрытый вздох облегчения.
Под невинным предлогом задержанных попросили пройти в комендатуру. И сделали это с полным основанием. Вот что выяснилось в дальнейшем.
Ч. — сын раскулаченного. В своё время вступил в комсомол и до самой войны работал в Сибири агрономом МТС. На фронте был легко ранен в ногу и очутился в плену.
К. был кладовщиком в Рязанской области. Война застала его в исправительно-трудовых лагерях, где он отбывал трёхлетнее наказание за воровство. Попросился на фронт. Здесь он вторично был осуждён, уже военным трибуналом, за воинское преступление. Исполнение приговора было, однако, отсрочено до окончания войны с тем, что если К. проявит себя должным образом в бою, наказание может быть снижено или вовсе снято. Однажды, когда часть выходила из боя, К. был легко ранен осколком. Рана была пустяковая и никак не могла служить поводом, чтобы отстать от остальных бойцов. Однако К. расположился в кустах и стал перевязывать «рану». Здесь его немцы и взяли в плен.
Пути Ч. и К. сошлись в гитлеровской школе шпионов, куда оба в конце концов попали после того, как были завербованы для шпионской работы в СССР. В школе они прошли обучение как радисты-разведчики промышленных предприятий; забросили их на парашюте в советский тыл, неподалеку от небольшой станции, расположенной на магистральной железной дороге.
Шпионы получили задание: прибыть в Н-ск, разузнать, пущен ли строящийся завод, установить, какую и в каком объёме он выпускает продукцию, и обо всём этом радировать немцам. Затем пробраться в один из городов этой же области, посетить некую «Елену Павловну», передать ей питание для рации, вещевой мешок с одеждой и деньги. Выполнив эту часть задания, шпионы должны были попытаться в течение двух-трёх месяцев разъезжать по Советскому Союзу. Им было поручено вести наблюдения, заводить знакомства и передавать по радио всё, что может интересовать немецкую разведку. По истечении установленного срока они должны были возвратиться.
Перед отправкой шпионов вооружили, обмундировали, снабдили портативной рацией, советскими деньгами и несколькими комплектами документов в различных вариантах.
Им выдали литеры для проезда от станции, находившейся в районе предполагавшегося прыжка, до Н-ска, затем от Н-ска до города, в котором проживает «Елена Павловна», а также бланки продовольственных аттестатов с соответствующими пометками. Одного из шпионов «удостоили» орденом Красной Звезды, другого — медалью «За отвагу»; к «наградам» присоединили искусно сфабрикованные документы — орденскую, книжку и временное удостоверение на медаль.
Для каждого маршрута была разработана «легенда». На пути в Н-ск Ч. и К. должны были выдавать себя за командиров, направляющихся в запасный полк, — об этом имелось командировочное предписание. В дальнейших поездках шпионы должны были играть роль офицеров, вышедших из госпиталя и находящихся в отпуску. На тот случай, если придётся где-либо прожить продолжительное время, Ч. имел документы «гражданского варианта» — партийный билет с отметкой об уплате членских взносов за последний месяц, паспорт, свидетельство об освобождении от военной службы. Имелись также бланки тщательно оформленных командировочных предписаний и продовольственных аттестатов, но без даты: её следовало проставить в зависимости от обстоятельств.
По окончании «работы» шпионам предложено было явиться в отдел кадров МВО, сообщить, что у них истёк срок отпуска после госпиталя (документы на сей счёт имелись), добиться отправки в действующую армию и затем пробраться через линию фронта.
Переход линии фронта был тоже предусмотрен заранее: для этой цели имелись документы, якобы выданные Н-ской инженерно-сапёрной бригадой. Шпионы должны были действовать под видом представителей этой бригады, командированных для определения на местности точек, где будут возводиться инженерные сооружения. Эти документы давали возможность беспрепятственно расхаживать на самой линии фронта. Улучив удобный момент, шпионы должны были переправиться к немцам.
…Тёмной ночью немецкий самолёт забросил парашютистов в назначенный пункт. Приземление прошло благополучно, если не считать утери мешка с вещами и рацией: он попал в пруд и затонул. Это обстоятельство несколько нарушило предварительно намеченный план: потеряв рацию, шпионы тем самым лишились средства связи со своими хозяевами, но выхода не было, и они решили приступить к выполнению второй части задания.
Ч. и К. разъезжали свыше месяца. Нигде никаких осложнений с документами не было. Пробрались они и в один небольшой городок, где Ч. в своё время прожил несколько лет. Встретились старые знакомые. На расспросы Ч. отвечал таинственным шопотом:
— Был в партизанах. Теперь в отпуску. Вскоре снова поеду «туда»… А это, — указывал он на К., — мой лучший друг, вместе партизанили…
За время всех этих странствий были интересные встречи: как-то в метро шпионы увидели знакомое лицо — офицера с погонами старшего лейтенанта административной службы. Оказалось, что они вместе обучались в одной и той же немецкой шпионской школе. «Офицер» находился в Москве также со шпионским заданием.
Ещё одна встреча произошла позднее — в тюрьме. Случайным сожителем по камере оказался ещё один «слушатель» всё той же немецкой школы шпионов.
* * *
Приведённый эпизод весьма убедительно показывает, какими методами действует немецко-фашистская разведка, забрасывающая шпионов в нашу страну. Он говорит также и о том, что кое-где у нас ещё имеются ротозеи. Ведь только вследствие притупления бдительности два шпиона Ч. и К. могли в течение месяца разъезжать, пользуясь поддельными документами. Стоило лишь более внимательно к ним присмотреться, как это сделал комендантский патруль на станции метро, и оба фашистских наймита оказались разоблачёнными и обезвреженными.
На тех, кто проверял и штамповал фальшивые бумажки, предъявляемые этими шпионами, успокоительно действовал вид офицеров с наградами; при этом они совершенно забыли о том, что немецко-фашистская разведка маскирует своих агентов так, чтобы они не внушали подозрений.
А вот этого как раз и нельзя забывать.
Немецкая разведка всегда старалась засылать к нам шпионов. Немцы насаждали своих агентов в России ещё задолго до первой мировой войны. Сразу же после разгрома Германии в первую мировую войну немецкая разведка стала обновлять и расширять свою потрёпанную сеть, создавать новые шпионские гнёзда, засылать агентов в глубокий тыл Советской страны. Многим старым резидентам было предложено на известное время вовсе прекратить шпионаж. Их держали в резерве, с тем чтобы использовать после начала новой войны, к которой немцы готовились уже давно.
Всем этим далеко идущим планам и намерениям немецко-фашистской разведки был в нашей стране нанесён сокрушительный, уничтожающий удар. Карающие органы советской власти при неограниченной помощи и поддержке широких народных масс разоблачили и обезвредили фашистскую агентуру в нашей стране. Однако всё это не означает, что гитлеровцы, как это видно хотя бы из приведённого выше эпизода с Ч. и К., отказались от попыток засылать свою агентуру в пределы СССР.
Агенты, которых фашистская разведка намечает к засылке в нашу страну, получают обычно определённые задания. Одним вменяется в обязанность остаться на постоянное жительство в прифронтовом или приграничном районе и там организовать шпионский пункт, который мог бы действовать длительное время.
Такому резиденту нередко поручают оборудовать явочную квартиру, а также выполнять роль вербовщика.
Другого рода агентам приказывают пробраться в глубокий тыл и приложить все усилия к тому, чтобы устроиться на работу в какой-либо отрасли хозяйства, более всего интересующей в данном случае разведку. Выдавая себя за «активиста», такой шпион может попытаться пробраться и в партию. В практике борьбы с подрывной работой немецко-фашистской разведки известны случаи, когда разоблачали шпионов, которым иной раз удавалось пробраться и на довольно ответственные посты.
Уловки и ухищрения фашистских шпионов, с помощью которых они пытаются проникнуть в нашу страну, достаточно разнообразны. Нет такой подлости, перед применением которой остановилась бы немецко-фашистская разведка, когда речь идёт о достижении поставленной ею цели. Один из способов, к которому прибегают немцы, создавая шпионскую сеть, — это вербовка агентов внутри страны. Немцев интересуют сотрудники военных учреждений, государственного аппарата, промышленности, транспорта. Для осуществления поставленной задачи шпионы применяют самые изощрённые методы провоцируют всякого рода трения, плетут интриги как на служебной, так и на семейной почве.
Нередко-агентам, предназначенным к переброске в СССР, наносят хирургическим путём умышленное ранение. Таких шпионов одевают в форму рядового или офицера Красной Армии и снабжают документами. Уже одно пребывание в госпитале, куда иной раз всё же попадает такой «раненый», может дать шпиону богатый материал. Поставщиками такого материала являются словоохотливые люди, неразборчивые в выборе друзей и охотно рассказывающие всё, что они слышали на фронте.
Вот почему находящиеся на излечении в госпитале должны постоянно помнить, что и здесь надо быть сдержанным в разговоре, т. е. избегать упоминания о том, что прямо или косвенно является военной тайной.
Такие способы переброски агентуры, как переход через линию фронта или спуск с парашютом, связаны с известным риском; значительно проще оставить шпиона в населённом пункте в тот момент, когда его покидают германские войска, отступающие под ударами Красной Армии. К этому способу немцы особенно охотно начали прибегать с тех пор, как их отступление стало носить непрерывный и постоянный характер. Прикинувшись местным жителем, «пострадавшим» от немцев, такой «забитый» вражеский лазутчик, как правило, пытается заслужить доверие советских людей.
Очищение освобождённой территории от оставленных там немецких агентов всегда вызывало много забот у органов контрразведки. Ещё во время первой мировой войны союзники придавали огромное значение борьбе с немецким шпионажем на территории, освобождаемой от немецких войск, В частности известно, что в бельгийских городах Монсе, Шарлеруа, Намюре и других были арестованы все женщины, которые сожительствовали с немцами, так как в каждой из ник легко было заподозрить немецкого шпиона.
Многочисленные факты, имеющиеся в распоряжении советских судебно-следственных органов, показывают, что гитлеровцы весьма настойчиво пытаются оставлять своих шпионов в очищаемых от них городах и сёлах.
Военнослужащий, находящийся в прифронтовой полосе, на освобождённой от немцев территории, обязан ежечасно помнить об этом и делать отсюда практические выводы. Каждый боец, сержант, офицер, каждый вольнонаёмный работник Красной Армии обязан проявлять повышенную бдительность, быть особенно разборчивым в выборе знакомств, всячески остерегаться случайных связей, не принимать участия в выпивке с людьми, которых он не знает достаточно хорошо.
Приводимый ниже случай из практики одного фронтового трибунала наглядно показывает, к каким коварным уловкам прибегает немецкая разведка в своих попытках насадить шпионов в нашем тылу.
Это было в одном небольшом украинском областном городе. Немцев вышибли отсюда неожиданным и стремительным ударом, поэтому особенно сильных разрушений они нанести не успели. Сразу после освобождения от гитлеровских захватчиков город начал залечивать свои раны; жизнь стала налаживаться. Из партизанских отрядов, действовавших в области, возвратились работники местных партийных и советских органов. Вместе с бывшими партизанами в возрождении города принимали участие активисты из местного населения.
Среди таких активисток оказалась некая Нина К., о которой было известно, что при немцах её раза три-четыре арестовывали, обвиняя в связи с партизанами. Но всякий раз ей удавалось вырваться из тюрьмы. Она объясняла это тем, что за неё заступался немецкий офицер, проживавший у неё на квартире. В последний раз немцы арестовали её накануне своего бегства из города. И если бы не стремительное наступление Красной Армии, освободившей из тюрьмы группу арестованных советских людей, утверждала Нина К., — кто знает, была ли бы она в живых…
Уже на. другой день после выхода из тюрьмы Нина К. явилась в горсовет благодарить советскую власть за освобождение от кошмара немецкой оккупации. Эта молодая, стройная женщина, неплохо выглядевшая, несмотря на всё пережитое, заявила, что считает невозможным сидеть сложа руки хотя бы один день, и потребовала работы.
Как бывшей сотруднице детского сада, Нине К. поручили заняться учётом ребят, нуждающихся в том, чтобы государство о них позаботилось. Вместе с группой других женщин она горячо взялась за дело. Выполняла она и другие поручения горсовета, а затем поступила в столовую местного военторга.
Среди работников столовой была комсомолка Вера Терещенко. Эта наблюдательная девушка обнаружила в поведении Нины К. некоторые странности. Возникли смутные подозрения, которыми она поделилась с начальником.
Подозрения не оказались беспочвенными. Обыкновенная советская девушка, комсомолка Вера Терещенко проявила подлинную большевистскую бдительность и разоблачила немецкую шпионку.
Вот что выяснилось в дальнейшем.
До войны Нина К. работала сестрой в детском доме. Когда-то была замужем, но с мужем разошлась. Когда немцы вступили в город, Нина не успела эвакуироваться. Впрочем, она и не особенно стремилась к этому, так как решила, что, поскольку она не является советской активисткой, ей и впрямь опасаться нечего. Жаль было также бросать хорошую комнату и накопленное имущество… И Нина решила остаться…
В квартире, где проживала К., поселилось двое немецких офицеров. Остальные жильцы из квартиры эвакуировались, и Нина осталась одна, выполняя роль квартирохозяйки: она убирала, приготовляла пищу. В городе с приходом немцев воцарился голод, однако Нины это не коснулось. Она попрежнему хорошо выглядела, следила за собой, недурно одевалась, и немногие оставшиеся в городе советские люди из прежних знакомых, видя, что она спуталась с немцами, отвернулись от неё.
Спустя несколько месяцев после прихода немцев Нину К. арестовали и посадили в тюрьму. Вскоре однако она снова появилась в городе и навестила кое-кого из родственников арестованных, с которыми она сидела в общей камере. Она передала приветы и, обливаясь слезами, вспоминала о перенесенном в фашистской тюрьме. Но ей страшно повезло: несмотря на обвинение в связях с партизанами, её всё-таки освободили.
— Это благодаря офицерам, которые живут у меня на квартире, — объяснила она. — Они за меня хлопотали. Им понравилось, как я их обслуживаю…
После ареста некоторые знакомые Нины К., отвернувшиеся было от неё, переменили своё к ней отношение. Её пожалели. Всё же время страшное, женщина одинокая, да ещё чудом спасшаяся из тюрьмы.
Месяца через три-четыре Нину К. вновь арестовали.
Но история вновь странным образом повторилась: её выпустили через несколько недель. Как и в первый раз, она передала приветы от нескольких несчастных, с которыми ей довелось сидеть в одной камере. Родственники, впрочем, больше не увидели своих близких. Так же, как и те, от кого Нина принесла приветы в первый раз, эти советские люди были расстреляны немцами. И на сей раз Нину, по её словам, выручили квартиранты.
Примерно через полгода вся история с арестом повторилась в третий раз: снова арест по подозрению в связях с партизанами, снова заступничество квартирантов — немецких офицеров, сравнительно быстрое освобождение и последние приветы от заключённых, обречённых на гибель…
Уже впоследствии, когда Нина К. была, благодаря бдительности советской девушки, разоблачена как фашистская шпионка, выяснилось, что вся эта история с арестами была всего лишь хитроумной маскировкой шпионки.
Нина К., малоустойчивая и безнравственная женщина, вскоре после того, как в её квартире поселились немецкие офицеры (оба они оказались гестаповцами), нашла с ними общий язык. Они соблазнили её разными подачками, а после войны пообещали взять с собой в Германию.
Всё это возымело своё действие, и Нина быстро дала себя завербовать.
Строя свою шпионскую сеть, немецкая разведка заглядывает в будущее. Уже сейчас она подбирает таких агентов, которые могли бы ей быть полезными и через 15–20 лет, т. е. к сроку, когда, по расчётам обанкротившихся гитлеровских сумасбродов, они снова попытаются взять реванш за понесенное ими поражение.
В качестве таких агентов фашисты выбирают молодых людей в возрасте 20–30 лет, проживающих в провинции и занимающихся незаметным, обыденным делом.
Роль такого агента гестаповцы поручили Нине К.
Чтобы создать среди местного населения впечатление, что она «пострадала от немцев», её время от времени арестовывали. Но даже в тюрьме она продолжала служить гитлеровцам. Её подсаживали в камеры к заключённым советским людям, главным образом к тем, кто подозревался в партизанской деятельности. По заданию гестапо Нина пыталась завоевать доверие заключённых и обещала, в случае освобождения, передать на волю записку или, в крайнем случае, привет. Таким путём немцы надеялись проникнуть в партизанское подполье. Происки фашистов окончились полным провалом. Советские люди, даже находясь в фашистском застенке, проявили должную бдительность, и никто из этих героев — впоследствии все они пали от рук гитлеровских злодеев — никто из них не назвал предательнице ни одного партизанского имени. Приветы, которые Нина К. передавала из тюрьмы, как правило, носили адреса, которые не могли дать разведке никаких нитей.
Красная Армия подходила всё ближе и ближе, и друзья Нины К. из гестапо начали готовиться к бегству. Стала собираться и Нина. Но ей весьма вразумительно дали понять, что ни о какой поездке в Германию не может быть и речи. Она должна остаться в городе в качестве немецкого агента. Если же она вздумает протестовать — пусть пеняет на себя: нет такого места, где немецкая разведка не смогла бы её отыскать и расквитаться с ней…
Нине К. дали несколько явочных паролей, а перед самим отступлением немцы ещё раз посадили её в тюрьму. Пусть Красная Армия её освобождает! Это лишь облегчит шпионке дальнейшую деятельность…
Обо всем этом Нина К. рассказала на суде.
* * *
Можно привести ещё один эпизод, из которого видно, как гитлеровские шпионы проникают в советскую среду.
Аптекарь Ц., о котором здесь рассказывается, предстал перед судом военного трибунала в начале войны. К великому удивлению многих лиц, ставших его невольными пособниками, он оказался шпионом, причём встречавшиеся с ним неоднократно советские люди меньше всего могли заподозрить в нём вражеского агента.
Ц. появился в городе лет 35 назад. Он приехал откуда-то с юга и поступил помощником провизора в аптеку. Тогда это был молодой человек, хороший работник, скромный и тихий на вид, хозяин-немец оценил его и пообещал «вывести в люди».
— Вот когда на старости я уеду в Германию, — неоднократно повторял он, — аптека перейдёт к вам. К тому времени вы накопите денег и сможете купить дело на ходу.
Однако аптеки немцу продавать не пришлось. После октября 1917 года хозяин сбежал, а Ц. стал советским служащим, заведующим этой же аптеки.
Шли годы, Ц. продолжал сидеть за стойкой, принимал рецепты и продавал всякую мелочь. В городе чуть ли не каждый житель знал этого приветливого и словоохотливого аптекаря. Многих своих постоянных клиентов он называл по имени и отчеству. При случае он заботливо осведомлялся о здоровье членов семьи и о том, как идут дела. В аптеку заходили не только за покупками, но просто побеседовать, поделиться новостями. Этому человеку верили, считали, что ему обо всём можно рассказать, к нему шли посоветоваться… Кому могло притти в голову, что этот степенный старик — резидент вражеской разведки, махровый немецкий шпион!?
Основное промышленное предприятие в городе — крупный оборонный завод с давних пор привлекал к себе внимание немецкой разведки. Она создала здесь свою шпионскую шайку, в которую входили главным образом местные жители-немцы; несколько преподавателей, музейные работники, банковский служащий, бухгалтер заводоуправления, художник местного Дома Красной Армии. Ядро этой организации гнездилось в местной кирхе, возглавлял её пастор, а большинство из этих лиц входило в церковный совет. Но немецкая разведка отдавала себе отчёт в том, что неминуемо наступит день, когда органы советской власти ликвидируют всю организацию. В предчувствии этого она начала усиленно вербовать агентов среди местного русского населения. Выбор пал на провизора Ц., о котором было известно, что до революции он работал у хозяина-немца и был у него на хорошем счету. Помимо всего прочего за этим человеком водился «грешок», на котором разведка и сыграла.
Однажды — это было лет за восемь до войны — в аптеку пришёл некий X., учитель пения, тоже немец, которого Ц. знал давно. Разговорились. Посетитель как бы невзначай сообщил, что получает письма из Германии, от своего старого друга, прежнего владельца аптеки, что тот не забыл Ц., своего верного помощника, и шлёт ему привет.
— Вы бы зашли ко мне как-нибудь вечерком, — сказал X. — Я покажу вам письма от вашего бывшего патрона.
В один из ближайших вечеров Ц. отправился к учителю пения. Гостю был оказан любезный приём. Разговор начался издалека, но затем хозяин перешёл к делу: считая Ц. другом немцев, он предлагает ему оказывать помощь Германии.
— Вы ведь от большевиков никакой выгоды не получили, не так ли? Если бы не революция, вы были бы уже давно владельцем аптеки.
Заметив, что Ц. не особенно податлив, хозяин усилил нажим и напомнил ему о некоторых обстоятельствах его юношеской биографии. Он дал понять гостю, что ему известна и его связь с эсерами и работа в лаборатории по выработке взрывчатых веществ. Когда же и это не возымело должного действия, то был пущен в ход главный козырь.
— Нам известны, наконец, ваши более чем странные отношения с царской полицией. Надо думать, что эти подробности и сейчас могут заинтересовать кое-кого из властей…
Здесь Ц. не выдержал и сдался; вербовщик попал в самую уязвимую точку.
В ранней молодости, ещё будучи студентом в Харькове, Ц. действительно занимался политической деятельностью, был эсером и, как химик, работал в подпольной лаборатории взрывчатых веществ. Когда после очередного провала организации Ц. был задержан жандармами, он весьма быстро согласился сотрудничать с полицией, т. е. стал провокатором.
После февраля 1917 года, а затем и после Октября провокатор лишь случайно не был разоблачён. С тех пор прошло немало лет, Ц. был уверен, что всё уже давно забыто. И вот такая неожиданность застигла его врасплох Что касается немецкой разведки, то она действовала в данном случае наверняка. Ц. сдался без долгих разговоров и стал шпионом.
В первые годы своей деятельности он выполнял главным образом функции «почтового ящика» Время от времени в аптеке появлялись различные люди и задавали ему один и тот же вопрос
— Вы провизор Ц.?
На что он отвечал:
— Можете не сомневаться. Это тот, кто вам нужен.
Тогда посетитель под видом рецепта вручал записку, которую Ц. затем посылал «учителю пения».
Со временем круг шпионских обязанностей провизора Ц. расширился. Ему поручили наблюдение за заводом. Пользуясь давнишними знакомствами со многими местными жителями — кадровыми рабочими, Ц. выведывал у них различные заводские новости. Притворно восхищаясь производственными успехами, он расспрашивал о количестве и качестве продукции, о новых изобретениях. Некоторые работники завода, знавшие старика много лет, «по секрету» сообщали ему о своих производственных делах.
Всё что Ц. узнавал, он сразу передавал немецкой разведке.
Незадолго до начала войны «учитель пения» исчез. На некоторое время Ц. потерял связь с разведкой; но затем в аптеку явился какой-то субъект, назвал пароль и заявил, что на смену исчезнувшему «учителю пения» к аптекарю будут обращаться другие люди.
Всё своё внимание, по приказу неизвестного, Ц. должен был сосредоточить на добывании сведений о том, не началось ли на заводе производство нового вида вооружения.
— На город возможны налёты немецкой авиации, — предупредил далее шпион, — нам очень важно также знать результаты налётов. Сразу же после каждой бомбёжки вы должны обязательно составлять подробный список повреждённых домов с указанием точного адреса. За этим списком к вам будут приходить регулярно…
И Ц. продолжал действовать.
Однажды на город налетела вражеская авиация; в результате налёта имелись жертвы. Ц. подробно расспрашивал приходивших в этот день в аптеку, не пострадал ли кто-нибудь из близких, и весьма интересовался тем, куда именно упали бомбы…
Разоблачить этого шпиона помогла бдительность рядового советского человека.
Один гражданин, ожидавший получения лекарства., обратил внимание на то, что аптекарь слишком подробно интересуется тем, куда упали бомбы; когда же ему называли улицу и дом, он тут же записывал что-то на бумажке, лежавшей у него под ведомостью. Всё это показалось гражданину, наблюдавшему за Ц., подозрительным. Когда провизор отошёл на минуту от стойки, посетитель быстро взглянул на бумажку и, к своему удивлению, увидел ряд адресов, в том число и те самые, какие только что были сообщены покупателями.
Это странное обстоятельство ещё более усилило подозрения гражданина, и он известил обо всём, что видел, соответствующие органы. За аптекарем начали наблюдать, и в результате фашистский агент предстал перед судом.