Федька совсем не думал, что ему придется в подпасках быть. Отец — надеялся вывести парня на лучшую дорогу: отдать в город и приучить к
какому- нибудь мастерству. Но сначала Федька был мал для того, чтобы итти
в город, а потом отец его заболел — и заболел Не на шутку. Полтора года лежал Трофим больной, таял как свечка и, наконец, умер.
Катерина, мать Федьки, все время ухаживала за больным: хозяйством некому было заниматься, — жили на то, что понемногу выручали от продажи своего имущества. Сначала продали овец, потом лошадь, и осталась у них одна корова. Всячески ухитрялась Катерина уберечь корову, но не уцелела и она: помер Трофим, и продали корову, чтобы похоронить его.
После похорон стала баба обдумывать, что им делать и как быть. Видит Катерина, что не с чем им за крестьянство приниматься:
в закромах зернышка нет, по двору только три курицы с петухом ходят. Поплакала, поплакала баба и говорит сыну.
— Федька, что же нам теперь делать-то?
Лето подходит, люди работать начнут, а нам за что приниматься?
Повесил голову парень, не знает, что сказать.
— По-настоящему-то и нам бы нужно в ряд с людьми становиться.
— Отпусти меня в город! Наймусь я там, куда ни на есть, заработаю денег: вот на них и купим что-нибудь.
Задумалась Катерина. Подумала, она и вздохнула.
— Легко сказать — в город! — сказала она. — Обживешься ты там, друзей да приятелей заведешь, — и про дом забудешь. Нет, родимый! Это не дело.
— А как же быть — то?
— Вот говорил мне Василий Багров, — он в Терехово в пастухи нанялся, — «отдай, говорит, ты мне своего малого в подпаски»
Обещалась я ему подумать, да не знаю… как быть-то? Что ты скажешь?
— Словно не охота бы, — в подпаски-то!
— Э, родимый! Чего не охота-то? Всё равно— где ни жить, так жить. Хорош будешь — и в подпасках хорошо будет, а плох— так везде плохо. Все от себя. Отпасешь лето, — вот и корову, купим. А коли в зиму еще куда наняться, — к весне, может и лошадь заведем. Вот тебе и крестьяне.
Подумал, подумал Федька и сказал:
— Что ж! Пожалуй, хоть и так, — все равно.
После этого пошла Катерина к Василию и сказала, что согласна отдать к нему малого.
Обещал Василий притти за ним и уговориться.
Среди недели действительно пришел к ним Василий и договорился взять Федьку за 23 рубля. Выговорила Катерина в задаток
3 рубля, а остальные наказала парию до осени не брать.
И стал Федька приготовляться к пастьбе: свил себе кнут, смастерил сумку кожаную, пояс с бляхами добыл— стал настоящим пастухом выглядывать.
Разузнал Федька свои обязанности, и не понравились они ему.
Скотина бегает по полю; за нею и пастухи весь день покоя не знают. Пригонят скотину, пойдет Федька поужинать, боится в чужих людях и есть-то. досыта. Утром то же, да и с собой ничего не берет: привыкли бабы
к напористым пастухам, иная и не догадается дать хлеба, — доводилось частенько и впроголодь быть.
Потом дожди пошли: намочит пастухов до костей, а обогреться негде, — приходилось по целому дню дрожать.
Дальше— больше, наступило тепло, показалась травка, и скотина стала поспокойней.
Начали бабы на полдни ходить, — пастухам молоко отливать и яиц носить. Тогда Федьке
голодать не приходилось.
И пошло время день за днем. Перевалило за половину лета. По Федькину счету трудное время для пастухов прошло уже. Он уже глядел на все веселее и с радостью подумывал, что скоро наступит и осень.
Тереховские мужики свои луга уж выкосили и докашивали сечу, что у соседнего помещика снимали. Стали пастухи скотину врозь пасти — крупную Василий на сечу угонял, а мелочь Федька на своих лугах пас.
Пригнал раз Федька вечером скотину домой и пошел в сарай ночевать с Василием.
И говорит ему Василий:
— Ну, Федька! Завтра скотину разлучать не будем, погоним вместе, а то с коровами один не сладишь. Слепни, что ли, одолели — бегают как шальные.
— Ну, что ж, — говорит Федька, — все равно, Василий улегся на сене и вскоре захрапел.
Лег и Федька, да не заснет никак: все мысли разные в голову лезут, не дают заснуть.
То вспоминается ему, как он маленький был, как рос, готовился отцу в помощники.
Как отец, глядя на него, говорил: «Вот подрастешь ты — выйдешь в люди и заживем мы, как следует». Потом вспомнилось, как отец его простудился, ехав с мельницы, слег и лежал больной… Их!., бедность, нищета…
Вздохнул Федька, перевернулся на другой бок и стал думать, как он отпасет лето, получит расчет и будет обзаводиться.
«Купим, — думалось ему, — корову. Зимой, може, отелится она, теленка принесет. А я наймусь куда, выживу рублей 15, да мать что-нибудь заработает — лошадку, купим и будем обрабатывать свое поле. Я буду сам пахать, и сеять. Лето дома, зимой на стороне, авось как-нибудь сведем дом. Не скоро только до этого, да. и денег много, надо.
И представляется малому, что купили корову, большую, пеструю, как у Петра Корягина, и радостно бьётся сердце у редьки, на душе весело… а сна все нет. Заснул он только леред рассветом.
Не проспали часа парень, как стал будить его Василий.
— Федька! а, Федька! Вставай, — будет дрыхнуть-то.
Промычал что-то Федька, повернулся на другой бок и опять заснул.
Осерчал Василий.
— Вставай! — говорит. — Выгонять Поднялся Федька как шальной: остановился средь сарая и стал глаза протирать.
— Вишь разоспался как! Инда ошалел!
Пойдем!
Побрел Федька за Василием, почесывается, пошатывается и спотыкается на каждом шагу.
Выгнали скотину, размялся Федька маленько, и дрема прошла. Забрело стадо на барскую сечу, разбрелась скотина по кустам и припала к траве.
Прошло несколько времени, стал Василий собираться завтракать итти.
— Ну, ты смотри тут, — говорит, — а я пойду.
— Ладно, иди.
Ушел Василий. Обошел Федька стадо кругом, видит— скотина смирно ходит, и сел он па кочку под кустом. Только сел он, застелило ему глаза, заходили красные круги, стали веки слипаться, и голова на сторону погнулась, надвинул Федька картуз на лоб да и заснул. Спит Федька, и видится ему, что купили они с матерью корову на базаре и ведут ее домой. Идет Федька впереди, ведет корову на веревке, а мать ее сзади подгоняет. Подошли они уж и на свое поле, и деревня их видна… Только чувствует он, что корова тянет веревку. Оглядывается Федька,
а матери уж нет, а тереховские мужики окружили корову, и один уж и за веревку схватился.
— Что вы, — взмолился Федька. — За что корову отнимаете?
А староста говорит будто:
— Мы не себе, а нам барин велел.
— Какой барин? — спрашивает Федька.
— Какой, какой! — передразнивают мужии. — А тебе что за дело? Отдавай корову.
Кто-то из них толкнул Федьку. Проснулся парень— стоит перед ним Василий- и кричит:
— Где у тебя скотина-то? Соня этакий!
Проспал, лентяй!
Вскочил Федька, как ошпаренный.
— Не выдрыхся за ночь-то! Дорвался здесь спать, вот и возьми.
Оглянулся Федька, кругом — ни коров молодых нет, ни жеребят. Испугался парень, остолбенел даже.
— Что уперся-то? Поди ищи! — кричит Василий.
Вскинул Федька кнут на плечо и пошел по сечи. Обошел он всю сечу, завернул в рожь, посмотрел в яровом — нет нигде скотины. Вернулся он унылый к Василию.
— Ну, что?
— Нигде нет.
— Где искал-то?
— И по сече и в яровом— нигде нет.
— Что наделал-то? Теперь в такую кашу въедешь и не разделаешься. Смотри тут, я сам пойду.
И пошел Василий искать скотину.
Долго ходил Василий и вернулся уже после полудня. Вернулся сердитый пуще прежнего.
— Что, нарвался? Скотина на барском дворе — из хлеба взяли.
Федька ничего не сказал.
— Теперь отдувайся.
— Как же быть-то? — спросил Федька.
Ушел опять Василий. Опустился Федька на землю: чуял он, что беда стряслась над ним,
а боялся задуматься над этой бедой: и у него все сердце выболело, не хотелось ему еще больше тревожить его.
Скоро Василий вернулся.
— На тебя штраф наложили.
— Много ль?
— По рублю за штуку.
Федьку эти слова так ошарашили, что он не мог сразу пошевельнуть языком. «Вот-те и корова, вот-те и крестьянство!»— пронеслось у него в голове и точно камнем сдавило ему грудь. Как сноп упал он на землю затрясся всем
от приступивших рыданий.