Разсказъ.
Страну Благородной Желтой глины, древнюю колыбель Китая, два года подъ рядъ посѣтила такая засуха, что всякій разсказъ о ней покажется невѣроятнымъ. Старики смутно вспоминали о такомъ же бѣдствіи временъ ихъ младенчества, когда треть мужского населенія принуждена была уйти на югъ. Испытаніе прекратилось только тогда, корда въ числѣ выходцевъ удалились преступники, вызвавшіе своими прегрѣшеніями гнѣвъ Высокаго Неба. Долго спустя, рожденіе дѣвочки встрѣчалось въ семьяхъ, какъ несчастіе. Запросъ на мужчинъ былъ таковъ, что добрые нравы не рушились только благодаря сознанію, что новые грѣхи могутъ вызвать новое наказаніе.
Прошли годы. Незамужнія дѣвушки тѣхъ унылыхъ временъ превратились въ брюзгливыхъ, морщинистыхъ старухъ и незамѣтно вымерли, проклиная злодѣянія людей, лишившихъ ихъ радостей материнства. Обильные урожаи вернули благосостояніе и наполнили житницы, а велемудрые законы Безконечнаго Разума выровняли недочеты жизни. И опять каждая дѣвушка къ шестнадцати годамъ справедливо разсчитывала на суженаго, и опять узкія долины Желтой Глины огласились криками ребятъ, удившихъ рыбу въ пѣнистыхъ горныхъ потокахъ, или игравшихъ камнями на ихъ берегахъ. Опять въ деревенскихъ жилищахъ, выдолбленныхъ подъ рядъ въ толщѣ глинистыхъ обрывовъ, засновали юркія фигурки будущихъ Сыновъ Неба, и изъ открытыхъ оконъ деревянной школы, украшенной пестрыми, красными, синими и зелеными изразцами, понеслись вдоль по ущельямъ громко распѣваемыя поученія древнихъ мудрецовъ.
И вотъ вдругъ, безъ всякой видимой причины пришла бѣда!
Уже въ прошломъ году сборъ пшеницы былъ недостаточенъ, и даже зажиточные хозяева подтянулись и пріуныли, неувѣренные, что имъ удастся прокормиться своимъ зерномъ до новаго сбора.
Ежедневно съ ранняго утра все населеніе, незанятое при полевыхъ работахъ, разбредалось по окрестностямъ въ поискахъ съѣдобнаго. Дѣти, женщины и старики старательно разыскивали безвредные корешки, ловили всякую тварь, птичекъ, мышей, даже кузнечиковъ и саранчу, которые, поджаренные на сковородѣ, куда лучше отсутствія всякой пищи и даже вообще лучше, чѣмъ можно бы судить по ихъ тощему виду. Вскорѣ все удобоваримое было подобрано населеніемъ во всей провинціи.
Между тѣмъ ничто не предвѣщало перемѣны къ лучшему. Солнце проходило по безоблачному небу, подобно палящему дракону. Наступили и прошли праздники „Перемѣны вѣтровъ“, но обычные дожди ихъ не явились. На высокихъ горныхъ пажитяхъ ранніе всходы заострились и быстро пошли въ трубку. Селяне уныло кивали головами и высказывали мнѣніе, что, если такъ дальше пойдетъ, то не собрать имъ даже посѣянныхъ сѣмянъ.
Старикъ Шангъ-Хаи-Су, глава самой многочисленной и вмѣстѣ съ тѣмъ самой бѣдной семьи въ деревнѣ Тунъ-Гуань, все еще крѣпился.
Жилище Шанговъ представляло цѣлый лабиринтъ полутемныхъ комнатъ, вырытыхъ въ глинистомъ обрывѣ на берегу потока Гуань-Хэ. Окна и двери пещеръ походили издали на норы ласточекъ-стрижей, строящихъ свои гнѣзда въ такихъ же обрывахъ. Не только самая высокая вода весеннихъ разливовъ не могла проникнуть къ нимъ, но трудно было пробраться туда по узкому карнизу тропинки и всякому злоумышленнику, которыхъ такъ много всегда во времена всеобщихъ несчастій.
Сначала Шанги, подобно своимъ сосѣдямъ, рыли комнаты одна за другой паралельно стѣнѣ обрыва. Всѣ онѣ снабжены были окнами, а нѣкоторыя изъ нихъ даже дверьми, выходящими на общую узкую площадку, родъ балкона съ низенькими глиняными перилами. Комнаты были очень удобны, много лучше наземныхъ, глинобитныхъ построекъ; онѣ были свѣтлы, сухи, зимою теплы, лѣтомъ прохладны. Въ нихъ помѣщались старшіе члены семьи и буйволъ, общій любимецъ. Шанги продолжали бы рыть все такія же свѣтлыя комнаты, еслибъ не обстоятельство, что въ этой мѣстности былъ только одинъ прочный глиняный утесъ, годный для жилищъ. Всякій человѣкъ обладаетъ въ равной степени правомъ на удобство. Въ виду этого скоро комнаты Шанговъ встрѣтились съ рядами такихъ же комнатъ Танговъ слѣва и Тинговъ справа. Раздѣляющія ихъ стѣнки современемъ, ради увеличенія емкости комнатъ, стали до того тонки, что сквозь нихъ прекрасно проникали разговоры и брань жильцовъ, плачъ дѣтей или сѣтованія стариковъ. Это сильно разнообразило жизнь и сближало сельчанъ. Вообще интересно знать, что дѣлается у сосѣдей, особенно въ деревнѣ, гдѣ такъ тяжело отзывается на всѣхъ проступокъ одного. Вскорѣ Шанги стали рыть комнаты вглубь горы. Эти помѣщенія не были такъ удобны, какъ первыя, но въ нихъ спала ночью молодежь, которая все равно большую часть времени проводитъ на открытомъ воздухѣ.
Снаружи на площадкѣ у главнаго входа, помѣщался крошечный очагъ, гдѣ варили пищу. Тутъ же лежали кучки сухого помета, тщательно собираемаго на топливо по окрестнымъ дорогамъ и полямъ малышами обоего пола.
Къ этому чуть-чуть дымящемуся очагу выходилъ каждое утро старикъ Шангъ-Хаи-Су и подымалъ вверхъ слезящіеся отъ старости глаза. Кругомъ по карнизамъ, надъ еле-свѣтлѣющей бездной стояли точно такія же фигуры въ синихъ нанковыхъ рубахахъ и такихъ же портахъ, съ головами, покрытыми желтыми соломенными колпаками. Косы всѣхъ свѣшивались далеко на спины, и лица всѣхъ были обращены къ небу.
Оттуда въ узкую, бурую расщелину долины глядѣла къ нимъ все такая же, какъ вчера, лучистая, прозрачная синева неба, безъ малѣйшей облачной мути. Внизу съ каждымъ днемъ все тише шумѣлъ пѣнистый Гуань-Хэ. Голоса людей уже безъ труда покрывали его бурленіе.
– Престарѣлый, почтенный сосѣдъ Шангъ, младшій братъ поздравляетъ васъ съ новымъ восходомъ солнца!
– Высокочтимый древній господинъ Тингъ, вашъ презрѣнный слуга желаетъ вамъ всего хорошаго.
– Старый Тангъ, прародитель многочисленныхъ внуковъ, каковъ денекъ!..
– Да! Грѣхи людей совершенно исчерпали доброту Небесъ!.. Ни тучки… ни росинки…
– Къ тому же на высотахъ бушуетъ Западный Драконъ! Видите, какъ колышутся травы на краю утеса!?
– Погибнутъ не только пшеница, но и овощи.
– Ячмень сталъ желтѣе земли…
– Не сойтись намъ въ школѣ и не потолковать-ли о примиреніи?..
– Конечно, лучше отдать своевременно часть, чѣмъ впослѣдствіи все…
– Всѣ, думаю я, не прочь выслушать совѣты престарѣлыхъ сосѣдей!
– Нужно увѣдомить о нашемъ рѣшеніи Янгъ-Ио (старшину).
– Хорошо, я пошлю за нимъ моего внука…
Немного спустя, крутые карнизы тропинки бураго утеса зароились отъ старыхъ и молодыхъ мужчинъ въ соломенныхъ колпакахъ и синихъ деревенскихъ рубахахъ. Вслѣдъ за ними изъ крошечныхъ дверей выбѣгали кучки дѣтей и, столпившись на краю площадокъ, смотрѣли внимательно за удаляющимися. Въ небольшихъ квадратныхъ окошечкахъ мелькали лица женщинъ. Всѣ глядѣли въ тотъ край деревни, гдѣ въ косыхъ лучахъ солнца, робко проскользнувшихъ въ мрачное ущелье, свѣтились яркіе изразцы и золотыя надписи мѣстной школы.
Учитель, въ очкахъ и черной атласной шапочкѣ столичнаго франта, всѣхъ принималъ съ подобающей его званію учтивостью. Онъ былъ радъ, что въ виду сходки не будетъ уроковъ, и что онъ лишній разъ услышитъ титулъ „Сіенъ-Тсеи – Цвѣтущее Дарованіе“, который онъ вполнѣ заслуживалъ за свое глубокомысліе, хотя и не выдержалъ требуемый для него государственный экзаменъ… Что жъ дѣлать? Не всѣмъ везетъ въ этой юдоли воздыханія! Впрочемъ, въ деревнѣ не помнили о его неудачахъ, а вспоминали только о его заслугахъ.
– Многоопытный Сіенъ-Тсеи, каково ведутъ себя наши поросята?!. – освѣдомлялись обязательно отцы послѣ обычныхъ привѣтствій, вѣжливо присѣдая и потрясая кулаками, приподнятыми въ уровень съ головою.
– О, прелестные цвѣты вашихъ семейныхъ садовъ необыкновенно прилежны, но ученіе вещь трудная и не обходится безъ колотушекъ…
– Да, да! Мы это знаемъ по собственному опыту и покорно просимъ васъ не жалѣть вашей трости… Отъ этого вѣрно страдаютъ ваши нѣжныя руки, но…
– Чтожъ дѣлать; всякій долженъ исполнять свои обязанности, дабы миръ и благополучіе современемъ воцарились на землѣ…
– Хуже, что вотъ нѣтъ дождя!
– О, это ужасно! Всякій долженъ углубиться въ себя и искать причинъ на днѣ своей совѣсти. Все въ насъ, въ нашемъ несовершенствѣ, такъ какъ все время не видно было по близости ни иностранца, ни прохожаго-бродяги, могущихъ нарушить гармонію элементовъ. Впрочемъ, кто знаетъ, чѣмъ можно возбудить гнѣвъ Высокаго Неба?! Такъ трудно запомнить все, завѣщанное мудрецами!.. Мы темны, мы невѣжественны и въ силу этого мы порочны… Одна надежда на милосердіе Всеобъемлющаго Начала!
– Ши! (точно такъ) согласились присутствующіе и дружно подняли вверхъ большой палецъ.
Затѣмъ всѣ сразу заговорили. Галдежъ становился все громче, и громче, жесты быстрѣе и выразительнѣе. Тщетно Сіенъ-Тсеи пробовалъ вновь овладѣть всеобщимъ вниманіемъ. Онъ говорилъ умно, краснорѣчиво, учено, но… всякій то же хотѣлъ поговорить… Вѣдь за тѣмъ они сюда и пришли!.. Сіенъ-Тсеи не принималъ этого въ соображеніе, и, въ концѣ концовъ, его совсѣмъ перестали слушать. Его проектъ – пустить къ Небесамъ большого бумажнаго змѣя съ написанной на спинѣ молитвой – провалился. Напрасно Сіенъ-Тсеи обѣщалъ за маленькую плату сдѣлать надпись не хуже пекинскихъ мастеровъ – красиво и отчетливо: жертва найдена была не стоящей въ уровень съ надвигающимся бѣдствіемъ. Въ заключеніе было рѣшено обратиться непосредственно къ святымъ заступникамъ и устроить процессію по полямъ съ чудодѣйственной статуей богини Милосердія.
Немедленно были собраны деньги, и отправлены выборные, съ Янгъ-Ио во главѣ, къ чэ-кіену округа за разрѣшеніемъ, а оттуда въ ближайшій буддійскій монастырь.
На другой день все населеніе Тунъ-Гуаня, празднично настроенное и пріодѣтое, толпилось съ ранняго утра на своихъ дымовыхъ площадкахъ, по карнизамъ утеса. Наконецъ издали донеслись звуки музыки, медленно приближающейся и пробивающейся сквозь шумъ Гуань-Хэ.
– Идутъ!
Всѣ, отъ мала до велика, быстро хлынули внизъ, даже женщины оставили на этотъ разъ свои работы и смѣло зашагали на встрѣчу любимой богинѣ на своихъ большихъ, мужицкихъ, никогда не бинтованныхъ ногахъ.
Впереди кортежа шли два мальчика, два монастырскихъ послушника въ желтыхъ шелковыхъ балахонахъ. Одинъ несъ большой бумажный фонарь на длинной палкѣ, другой огромный вѣеръ богини ярко-краснаго цвѣта съ золотыми буквами. Дальше шли музыкангъ съ пронзительными, предлинными трубами, съ пузатыми важными барабанами, со сладкозвучными, мѣдными досками – „ло“. За ними, высоко поднятая на воздухъ руками дюжины крѣпкихъ ламъ, плыла мѣдная статуя богини подъ краснымъ зонтикомъ съ трехъ-сложной золотой бахромой. Ея темный ликъ кротко улыбался, ея лѣвая рука благословляла все живое, а правой она придерживала у груди маленькаго будду. Ея привѣтливость и спокойствіе сразу наполнили надеждой сердца измученнаго населенія. Всѣ съ ликованіемъ присоединились къ процессіи. Громче заигралъ оркестръ, ламы запѣли гнусавыми голосами гимнъ, многіе изъ крестьянъ зажгли цвѣтныя свѣчи древеснаго воску и благовонныя курильницы. По крутой тропинкѣ процессія поднялась вверхъ, на горныя пашни. Тамъ солнце безжалостно пылало, и тихо волновались въ его жгучихъ лучахъ пожелтѣвшіе, запыленные хлѣба. Процессія двинулась вдоль полей, извиваясь точно огромный тысяченогій змѣй въ клубахъ поднятой имъ пыли и жертвеннаго дыма. Краски одѣяній, вѣеровъ и зонтовъ, мѣдь инструментовъ, позолота украшеній, искры огней… пестрѣли и переливались въ горячемъ, дрожащемъ воздухѣ, точно радужная чешуя божественнаго дракона.
Два слѣдующіе дня прошли въ томительномъ ожиданіи. Правда, по небу проплыла парочка бѣленькихъ тучекъ, но, очевидно, грѣхи жителей Тунъ-Гуаня много превышали стоимость одной процессіи. Болѣе зажиточные крестьяне стали поговаривать о новой процессіи, но бѣдняки не торопились: во-первыхъ, въ виду большого спроса на богиню, ламы сильно подняли цѣну; во-вторыхъ, возможность получить ее въ очередь наступила бы для ихъ деревни не скоро, и хлѣба бы къ тому времени навѣрно пропали, а вмѣстѣ съ ними пропали бы и уплаченныя впередъ деньги…
Старикъ Шангъ-Хаи-Су ходилъ печальный. Два взрослые его сына, холостяки – Шангъ-Ю-Лянгъ и Шангъ-Шангъ-Си, казалось, меньше всѣхъ замѣчали это. Они продолжали весело и усердно работать, хотя ни для кого не оставалось тайной, что дѣло-то ближе всего касалось именно ихъ. Наконецъ, разъ вечеромъ маленькій Хонгъ-Ю, поджидавшій всегда возвращавшихся съ работъ братьевъ у подъема тропинки, взобрался на обычное свое мѣсто, на шею силача Шангъ-Си, свѣсилъ ноги съ обѣихъ сторонъ его головы, ухватился за его косу и крикнулъ важно: тпрру! что называлось „играть въ слона“.
– Знаешь, Си, добавилъ онъ, когда они тронулись, – я рѣшилъ, что мы не будемъ теперь терять времени попусту. Я не только буду поджидать тебя вечеромъ, но и поутру я буду вставать нарочно раньше и съѣзжать на тебѣ внизъ. Ма-Лію говорила, что ты скоро уйдешь и никогда уже не вернешься. Какъ же тогда я буду играть въ слона? Вѣдь не смогу я влѣзть тебѣ на спину, если тебя не будетъ… Посуди самъ!..
Рука Си, придерживавшая за щиколку ногу братишки, дрогнула.
– Когда же это она говорила?
– Да вотъ сегодня утромъ…
– Ну, и что еще говорила?
– Да ничего… А только послали Вучаня къ дядямъ, на край деревни.
– И дяди уже пришли? – спросилъ идущій впереди Ю-Лянгъ.
– Нѣтъ, но сказали, что придутъ вечеромъ.
Парни ускорили шаги. Дома встрѣтили ихъ обычнымъ образомъ: невѣстки подали имъ тазы съ теплой водой и тряпками для умыванія передъ ужиномъ, затѣмъ вся семья усѣлась за столъ: взрослые мужчины отдѣльно, женщины и дѣти отдѣльно.
Тѣмъ не менѣе Ю-Лянгъ и Си сразу замѣтили во взглядахъ старика отца и старшихъ женщинъ, что свершилось уже то страшное, жестокое, что ихъ глубоко волновало, но о чемъ они не смѣли спросить.
Вскорѣ явились дяди Шангъ-Шо и Шангъ-Лафъ; передъ алтаремъ предковъ были зажжены свѣчи и курильницы; Шангъ-Хаи-Су открылъ семейный совѣтъ краткой молитвой.
Тщательное и подробное изслѣдованіе положенія семьи привело собравшихся къ очень грустнымъ заключеніямъ.
– Ю-Лангъ и Си, подойдите сюда! – проговорилъ, наконецъ, медленно, Шангъ-Хаи-Су. – Вы слышали и, надѣюсь, поняли, что нѣтъ другого исхода, какъ уйти вамъ за пищей и заработкомъ въ богатыя, южныя провинціи. Пребываніе ваше здѣсь всѣмъ намъ въ тягость, хотя, надо сознаться, вы и послушные и прилежные труженики. Но для того, чтобы работать – нужна работа, для того, чтобы ѣсть – нужна пища. Грѣхи людей оскорбили Небо. Вызвавшіе его высокій гнѣвъ должны уйти отсюда. Но кѣмъ или чѣмъ онъ вызванъ, – никто не знаетъ. Не сомнѣваюсь, что грѣшники давно бы сами удалились, чтобы избавить своихъ присныхъ отъ мученій. Но чувства Неба никому неизвѣстны. Поэтому должны уйти многіе, чтобы ушли вмѣстѣ съ ними никому невѣдомые виновники. Впрочемъ, тотъ, кто будетъ трудолюбивъ, малотребователенъ, скроменъ, почтителенъ къ старикамъ, кто будетъ соблюдать законы и поученія мудрецовъ, тотъ сохранитъ неприкосновеннымъ свое лицо и вернется къ намъ… Надѣюсь, сыновья мои, что вы вернетесь и принесете съ собою достаточно денегъ, чтобы купить мнѣ гробъ и прилегающее къ намъ поле Ніао-Теи… Тогда заживемъ на славу!.. Мнѣ бы очень хотѣлось увидѣть все это своими глазами, но я старъ и боюсь, что прощаюсь съ вами навѣки… Не курите опіума и избѣгайте судовъ и полиціи!
– Зачѣмъ, отецъ, говорить о смерти? Куда бы судьба ни забросила насъ, мы будемъ посылать оттуда деньги, необходимыя для поддержанія твоего драгоцѣннаго здоровья. Изъ южныхъ-ли провинцій, или изъ сѣверной столицы, или изъ земель рыжихъ, заморскихъ чертей, – мы будемъ посылать деньги… Будемъ ихъ копить, будемъ работать… – бойко заговорилъ Ю-Лянгъ, выступая немного впередъ.
Шангъ-Си не двигался. Сильныя плечи его повисли, полные слезъ глаза тупо смотрѣли въ землю. Онъ чуть прислонился къ стѣнкѣ, чтобы не выдать своей слабости. Родная, бурая лощина съ бушующимъ на днѣ потокомъ Гуань-Хэ, узкіе карнизы домашнихъ площадокъ, лѣпящихся точно ласточкины гнѣзда у утеса, нагорныя пажити, гдѣ каждая горсть земли прошла сквозь его пальцы… братья, товарищи, сосѣди, молодыя дѣвушки, – все мелькало передъ нимъ въ прощальномъ хороводѣ, уходило въ золотую безвозвратную даль… Впереди открывалось будущее, туманное и неизвѣстное…
Но Си былъ юноша, воспитанный въ строгихъ, старинныхъ правилахъ. Поэтому, когда глаза присутствующихъ обратились къ нему, онъ медленно поднялъ вверхъ большой палецъ… Но онъ молчалъ.
– Хао! – Хорошо! сказалъ бойко за него и за себя Ю-Лянгъ.
Вѣсть о томъ, что сыновья старика Шангъ-Хаи-Су уходятъ на югъ, съ быстротою молніи облетѣла, деревню. Сосѣди стали являться къ нимъ съ посильными приношеніями и выраженіемъ сочувствія, тѣмъ болѣе искреннимъ, что многіе подумывали о скоромъ, можетъ быть, прощаніи и со своими близкими. Къ тому же Шанговъ любили за ихъ тихій нравъ, услужливость и трудолюбіе. Подарки односельчанъ были все дешевые, но нужные предметы: тотъ принесъ нѣсколько паръ соломенныхъ подошвъ, другой – горсточку риса, третій – бичевочную шлею для котомки, иной, наконецъ, – мелкую монету. Сіенъ-Тсеи, который, какъ это всѣ знали, былъ настолько же бѣденъ, насколько ученъ, не могъ принести никакого подарка. Но и онъ не явился съ пустыми руками, – онъ сказалъ прекрасную напутственную рѣчь, оцѣненную всѣми по достоинству.
– Человѣку свойственно заблужденіе, – началъ онъ стариннымъ изреченіемъ, – но вы остерегайтесь его. Когда пройдете „Страну Цвѣтовъ“ и очутитесь на берегу Голубого Моря, избѣгайте пуще всего рыжихъ заморскихъ чертей. Они нелюди, они плодъ преступнаго брака мартышки съ гусемъ, чему лучшее доказательство – ихъ длинный птичій носъ и растущая на лицѣ шерсть. Они варвары, не поклоняющіеся Небу, отрицающіе семью и предковъ, чему не должны мы удивляться, разъ знаемъ о ихъ позорномъ происхожденіи. Они ловко строятъ корабли, машины, дома, приготовляютъ замѣчательныя желѣзныя и мѣдныя вещи… Но лучше всего они выдѣлываютъ орудія убійства. Это понятно: вѣдь они въ тайнѣ питаются человѣческими мозгами и тѣломъ убитыхъ… Оттуда они черпаютъ свои чудодѣйственныя знанія и свою жестокость… Пища всегда соотвѣтствуетъ нравамъ. Мы, питающіеся рисомъ и пшеницей, знаемъ, какъ воздѣлывать ихъ. Охотникъ изловчается въ охотѣ за звѣрями, рыбакъ изучилъ нравы рыбы. Понятно, почему ужасные бѣлые людоѣды являются лучшими солдатами и искуснѣйшими убійцами людей. Правда, я самъ ихъ не видалъ, но всему этому я вѣрю, такъ какъ я читалъ это въ объявленіи, расклеенномъ въ городѣ Синань по приказанію вице-короля. Я въ это время, въ числѣ прочихъ, держалъ тамъ государственный экзаменъ; по этому поводу туда стекались люди со всѣхъ концовъ государства, и много было такихъ, которые видѣли лично, рыжебородыхъ дьяволовъ. Всѣ увѣряли, что они ужасно дерзки, скверно пахнутъ, что глаза у нихъ пронзительные, горятъ точно глаза хищнаго тигра, и что они совсѣмъ не знаютъ правилъ вѣжливости… Обѣщайте мнѣ остерегаться ихъ! Обѣщаете?..
– Обѣщаемъ… обѣщаемъ, добрѣйшій Сіенъ-Тсеи! – воскликнули дружно всѣ присутствующіе.
– Слышишь, милый старшій мой братъ! – заговорилъ тихонько маленькій Хонгъ-Ю, обнимая шею Шангъ-Си. – Обѣщай мнѣ что ты удерешь, хотя бы и было тебѣ любопытно!
Шангъ-Си посадилъ мальчика себѣ на шею, и они спустились въ обществѣ съ другими малышами къ руслу потока, чтобы тамъ въ послѣдній разъ сыграть въ слона. „Слонъ“ въ тотъ разъ сильно ревѣлъ и хваталъ хоботомъ всѣхъ, кто недостаточно скоро убѣгалъ прочь отъ него.
––––
Когда братья Шанги, послѣ нѣсколькихъ дней усиленной ходьбы, выбрались, наконецъ, изъ лабиринта родныхъ ущелій – узкихъ и дикихъ, – то очутились неожиданно на краю обширной слабо взволнованной равнины, прорѣзанной широкой рѣкой. Теплый южный вѣтеръ несъ къ нимъ запахъ воздѣланной земли и цвѣтовъ. Все пространство, вплоть до горизонта, замкнутаго цѣпью высокихъ горъ, было сплошь усѣяно садами, полями, деревнями и отдѣльными бѣленькими, хорошенькими фанзами. Посрединѣ долины у рѣки виднѣлся большой городъ съ зубчатыми стѣнами и остроконечными крышами храмовъ и дворцовъ. Братья никогда въ жизни не видѣли высокихъ многоэтажныхъ каменныхъ построекъ, не знали красиво выгнутыхъ черепичатыхъ крышъ, блестящихъ и разноцвѣтныхъ, какъ спины сказочныхъ чудовищъ. Они стояли удивленные и очарованные. Къ тому же они впервые увидѣли здѣсь рощи крупныхъ деревьевъ, о которыхъ они только слыхали кой-что на своей безлѣсной родинѣ. На дорогѣ, по которой они робко пошли впередъ, двигалось множество прохожихъ, брели мулы и ослы, отягченные вьюками, на поляхъ вездѣ копошились рабочіе.
– Вотъ ужъ здѣсь такъ навѣрное найдемъ работу! сказалъ весело Ю-Лянгъ. Шангъ-Си, который зазѣвался и отсталъ отъ брата, быстро настигъ его, какъ бы опасаясь, что работа уйдетъ отъ него. Больше всего удивляли братьевъ оросительные каналы, въ которыхъ вода струилась высоко по откосамъ холмовъ.
– Откуда только она берется? Смотри, Си: она какъ будто течетъ въ гору! восклицалъ Ю-Лянгъ.
Братья заспорили, и только, когда они набрели на водокачку, работавшую недалеко у дороги, они поняли, въ чемъ дѣло. Три рослыхъ парня, придерживаясь руками за перекладину, ловко нажимали ногами ступени быстро вращавшагося ворота.
– Добро пожаловать! весело крикнули работавшіе зазѣвавшимся на нихъ братьямъ.
Тѣ подошли.
– Не позволите ли намъ, престарѣлые люди… началъ Ю-Лянгъ заученную имъ еще дома фразу, – замѣнить васъ малую толику времени въ вашемъ трудномъ занятіи! закончилъ Си, подталкиваемый въ бокъ братомъ.
– Мы сами люди бѣдные, насилу заработываемъ пропитаніе. Поработать вамъ можемъ позволить очень мало, не больше, чѣмъ на трубку опія…
– Не куримъ!
– Да вы откуда?
– Мы дальніе.
– Слышимъ, говоръ вашъ не здѣшній! А можетъ, быть, вы дикіе Ло-Ло!?
– Нѣтъ. Мы изъ страны „Желтой Глины“.
– Хосъ! Знаемъ ее по слухамъ. Это тамъ, гдѣ сѣютъ пшеницу, и гдѣ стоитъ славный городъ Лянъ-Чжоу. Что-жъ, это хорошая страна, страна древнихъ китайцевъ. Что же погнало васъ сюда, къ вашимъ презрѣннымъ сосѣдямъ?
Братья разсказали вкратцѣ о постигшемъ ихъ провинцію бѣдствіи. Во время разговора одинъ изъ рабочихъ уступилъ свое мѣсто Си. Парень радостно ухватился за перекладину и повисъ въ воздухѣ, стараясь попасть ногою на движущіяся педали, но оступился и шлепнулся въ грязь у корыта. Рабочіе засмѣялись.
– Должно быть, нашъ дальній братъ никогда не топталъ воды. Ихъ страна вѣрно не нуждается въ такомъ нелѣпомъ учрежденіи?.. Тамъ вѣрно всегда во-время падаютъ дожди? Мы совѣтуемъ нашимъ дальнимъ братцами пока что, пристроиться къ носильщикамъ… Тамъ легко, тамъ нужны только крѣпкія руки да проворныя ноги…
Имъ отказали въ новомъ испытаніи изъ опасенія, чтобы они не испортили водокачку, но напоили ихъ холоднымъ чаемъ изъ большого фарфороваго чайника, спрятаннаго отъ лучей солнца въ соломенномъ чехлѣ.
Братья оттуда направились прямо въ городъ. Чѣмъ ближе подходили они къ высоко подымающейся, многоэтажной башнѣ воротъ, тѣмъ гуще становилась толпа движущихся по дорогѣ прохожихъ. Гуськомъ, другъ за другомъ шли вереницей продавцы съ корзинами цвѣтовъ, плодовъ или овощей, рыбаки съ чанами живой, плещущейся въ водѣ рыбы, булочники съ лотками горячихъ лепешекъ; возчики ловко катили передъ собою маленькія, ручныя одноколесныя телѣжки, нагруженныя доверху товаромъ; тутъ же громыхали большія, неуклюжія телѣги, запряженныя мулами, ослами и буйволами. Люди всевозможныхъ возрастовъ проходили, сгибаясь подъ тяжестью разнообразныхъ грузовъ. Шумъ шаговъ, постукиваніе колесъ и говоръ человѣческихъ голосовъ возрастали по мѣрѣ приближенія къ городу. Въ городскихъ воротахъ, высокихъ и темныхъ, потокъ людей сталъ еще гуще и стремительнѣе. Когда же оттуда братья проскользнули въ узкія улицы города, головы у нихъ отъ сутолоки совсѣмъ закружились. По обѣимъ сторонамъ прямой, безконечно длинной улицы тянулась сплошная лента пестрыхъ, узорчатыхъ лавокъ. Ихъ темные, широко открытые входы, окруженные рѣзными, ярко раскрашенными бордюрами, заманчиво звали прохожихъ со знойной, пыльной улицы въ прохладную глубину, гдѣ среди товаровъ покупатели и торговцы во время торга дружно распивали чаи. Вверху, надъ лавками высились ажурныя галлереи и вычурные карнизы красивыхъ кровель. Безконечное множество цвѣтныхъ торговыхъ знаковъ, вывѣсокъ съ золотыми буквами, цвѣтныхъ фонарей, флаговъ, лентъ, пучковъ красной бумаги колыхалось вдоль улицы надъ головами прохожихъ, точно причудливая воздушная бахрома, развѣшенная тамъ ради усиленія блеска затопляющихъ улицу солнечныхъ лучей. Внизу гудѣлъ человѣческій прибой. Всадники, пѣшеходы, торговцы и покупатели, ремесленники и прохожіе, – всѣ кричали точно на перебой, всѣ суетились, горячились, размахивали руками, уходили прочь или вѣжливо присѣдали другъ передъ другомъ, изображая одинъ изъ восьми общеупотребительныхъ поклоновъ. Ю-Лянгъ и Си знали ихъ только четыре, а всѣ восемь въ Тянъ-Гуанѣ зналъ, пожалуй, только одинъ учитель. Братья то и дѣло останавливались, пораженные чѣмъ-либо до сихъ поръ ими невиданнымъ. Си постоянно о чемъ-то спрашивалъ болѣе бойкаго Ю-Лянга, но тотъ не могъ разобрать вопросовъ, оглушенный непривычнымъ для него жужжаніемъ человѣческаго улья. Самые разнообразные звуки, которыми продавцы оповѣщали публику о своемъ присутствіи или приближеніи, дребезжаніе колокольчиковъ, насвистываніе свирѣлей, звонъ мѣдныхъ тарелокъ ло, стукъ кухонныхъ ножей, удары молотовъ въ кузницахъ, скрипъ жернововъ, журчаніе веретенъ и тысячи другихъ звуковъ смущали дикихъ горныхъ поселянъ. Они жались другъ къ другу и постоянно сторонились, но не въ ту сторону, невпопадъ, наступали на ноги прохожимъ, толкали ихъ и сами взамѣнъ получали ругань и толчки. Изрѣдка проходили по направленію къ воротамъ похоронныя процессіи въ бѣлыхъ одѣяніяхъ, съ музыкой во главѣ или свадебные кортежи въ красныхъ платьяхъ, съ красными носилками, гдѣ за задернутыми занавѣсками робко пряталась невѣста. Тогда въ узкихъ проходахъ народъ прижимался къ стѣнкамъ и затихалъ на мгновеніе. Изрѣдка встрѣчались два паланкина, и носильщики затѣвали невѣроятную ругань, споря о томъ, кому подымать вверхъ свою тяжесть.
Братья, привыкшіе ходить по простору, сильно устали. Они все торопились и все высматривали уютное мѣстечко, гдѣ бы имъ остановиться, присѣсть и отдохнуть. Но такого мѣста не оказывалось. Каждый уголокъ былъ уже занятъ, вездѣ были люди, – чужіе, равнодушные къ нимъ люди, громко разговаривавшіе о своихъ дѣлахъ.
Наконецъ, въ пролетѣ одной улицы блеснула рѣка. Шанги направились туда, такъ какъ имъ показалось, что тамъ больше воздуха и больше простора. Выбравшись изъ темныхъ переулковъ на солнечный свѣтъ, они вздохнули съ облегченіемъ, хотя набережная тоже полна была движущагося люда. По рѣкѣ густо сновали суда – большія и маленькія, нарядныя и убогія.
Проплывали ярко-раскрашенные, убранные цвѣтами „чайные дома“, гдѣ весело играла музыка и мелькали разодѣтыя женскія фигуры. Простяки зазѣвались на эти „Сады благовонныхъ цвѣтовъ“ и получили ударъ палкою отъ полицейскаго съ желтымъ дракономъ на спинѣ, который разгонялъ народъ впереди ѣдущаго верхомъ мандарина. Братья въ испугѣ бросились къ мосту, перекинутому дугою на тотъ берегъ. У подъема на мостъ стояли кучками уличные повара съ жестяными кухонными ящиками на тонкихъ бамбуковыхъ подставкахъ. Запахъ горячей пищи напомнилъ братьямъ, что они съ утра не ѣли, и они робко приблизились къ важному толстяку съ черпакомъ въ рукѣ, чтобы условиться о цѣнѣ, какъ вдругъ Ю-Лянгъ почувствовалъ легкое, какъ-будто случайное прикосновеніе къ тому мѣсту, гдѣ онъ носилъ связку монетъ, подаренныхъ односельчанами на дорожные расходы. Онъ сейчасъ же пощупалъ поясницу и, не найдя денегъ, заоралъ во всю глотку:
– Воръ!.. укралъ!.. мои сапеки!
Говоръ притихъ на мгновеніе; затѣмъ поднялся переполохъ, и кто-то бросился бѣжать. Братья кинулись за нимъ, но бѣглецъ оказался ловчѣе ихъ; онъ умѣло миновалъ препятствія, смѣло нырялъ среди прохожихъ и скоро выбрался на мостъ. Братья гнались за нимъ, кричали, но запыхались и все дальше отставали отъ него. Тогда Ю-Лянгъ вспомнилъ старинный обычай и, спасая свое достояніе, заревѣлъ во всю мочь:
– Стой, стой! Или я брошусь въ рѣку… и… кровь моя пусть падетъ на тебя.
Онъ рѣшительно направлялся къ периламъ. Воръ оглянулся и замедлилъ шаги. Ю-Лянгъ уже вздѣвъ на каменный бортъ, но не кидался, наблюдая за хищникомъ.
– Постой… подожди!.. закричалъ тотъ, останавливаясь и поворачиваясь къ нему. – Поговоримъ!..
Оба Шанги стали къ нему быстро приближаться.
Мои сапеки!.. Мои сапеки!.. отдай мои сапеки!.. повторялъ грозно Ю-Лянгъ. Шангъ-Си уже готовился схватить вора за шиворотъ, но между ними вдругъ встали неизвѣстно откуда явившіеся люди. Они молча, хмурно глядѣли въ лицо братьямъ и мѣшали имъ наброситься на вора. Тотъ медленно отступалъ къ берегу.
– Это всѣ наши деньги… Не умирать-же намъ съ холоду!!
– И мнѣ не умирать-же съ голоду… Я вотъ добровольно возвращу моему старшему брату половину связки, и пусть мой старшій деревенскій братъ поблагодаритъ за науку… Я не желаю ничьей гибели, и кидаться въ воду не за чѣмъ… Но я воръ и живу затѣмъ, чтобы люди берегли свое добро и не зѣвали зря по сторонамъ… Пусть мой деревенскій братъ помнитъ это и пусть избѣгаетъ судовъ и полиціи…
– Пусть избѣгаетъ судовъ и полиціи… О да! согласились окружающіе…
– Бери свою половину… бери и благословляй великодушіе побѣдителя!..
Лицо Ю-Лянга побагровѣло, онъ собирался крикнуть обидчикамъ въ упоръ грубое проклятье, но Шангъ-Си придержалъ его за рукавъ.
– Бери свои сапеки и уходи, а то вѣдь и мы можемъ раздумать… Къ тому же ты обратилъ уже на себя вниманіе желтаго дракона на томъ концѣ моста, и мы тебя оставимъ ему въ добычу, дабы ты былъ наказанъ за глупость! Воръ ловко разорвалъ ремень, всунулъ въ руку Ю-Лянга его долю и незамѣтно исчезъ въ толпѣ. Братья замѣтили, что полицейскій дѣйствительно направляется къ нимъ, и тоже постарались улизнуть.
Таково было первое знакомство сыновей почетнаго Шангъ-Хаи-Су съ кипучей жизнью „Страны цвѣтовъ“.
Впослѣдствіи они наловчились, прошли не одну густо населенную и роскошно воздѣланную долину, посѣтили не одинъ многолюдный городъ и бродили по селамъ и отдѣльнымъ фанзамъ въ поискахъ работы. И вездѣ отказывали имъ, вездѣ они чувствовали себя лишними среди занятой, озабоченной толпы. Какъ только заговаривали они о работѣ, лица людей каменѣли, взгляды ихъ дѣлались враждебны, точно просящіе совершили преступленіе. Сапеки братьевъ таяли, точно воскъ подъ лучами лѣтняго солнца. Мало-по-малу они привыкали довольствоваться ежедневно горстью риса, затѣмъ они научились ѣсть черезъ день, спать, гдѣ придется, и не брезговать ничѣмъ, что только способенъ переварить желудокъ. Они исхудали, платье ихъ превратилось въ лохмотья, они извѣрились въ свое счастье и свои силы. Они спускались все ниже, въ тѣ круги, гдѣ встрѣчались только съ такими же, какъ они, алчущими труда и ѣды существами. И вездѣ они слышали въ отвѣтъ:
– Много своихъ у насъ, такихъ-то… Не надо!..
– Своихъ?! Развѣ мы не сыны Неба! Шангъ-Си, неужели ты такой сильный и ничего… не можешь подѣлать?! простоналъ какъ-то Ю-Лянгъ.
– Подожди, братъ, попробуемъ пройти къ морю: тамъ, говорятъ, въ городахъ много работы и денегъ!
– Къ морю? Дойдемъ ли туда?.. У насъ вѣдь ничего нѣтъ!
Онъ показалъ брату ремешокъ, на которомъ не болталось уже больше ни одной бляшки сапекъ.
– Проклятые воры! Вѣдь хватило бы какъ разъ!
– Не проклинай, братъ: и они… тоже… какъ мы… Что будетъ еще… не знаемъ!.. тихо замѣтилъ Шангъ-Си.
И вдругъ счастіе улыбнулось имъ. Недалеко отъ города Ченъ-Ту-Фу, на крутомъ перевалѣ, осклизломъ отъ выпавшаго дождя, они повстрѣчали группу носильщиковъ, отдыхавшихъ сидя на корточкахъ съ трубками въ зубахъ. Два паланкина стояли тутъ же на камняхъ. Около одного изъ нихъ лежалъ, вытянувшись на спинѣ, страшно исхудалый рабочій, у другого стояли и разговаривали двое мужчинъ, одѣтыхъ получше.
– Сіенъ-сенъ (господа)! заговорилъ заученнымъ голосомъ Ю-Лянгъ. – Мы два дня уже ничего не заработали, – не позволите ли намъ заступить васъ, чтобы тѣмъ временемъ вы могли отдохнуть въ желательной вамъ степени!?
– Вы хорошо попали, – одинъ изъ нашихъ умираетъ… Обратитесь вонъ туда! отвѣтили ему носильщики.
Рабочіе кивнули головами по направленію къ разговоривающимъ господамъ. Братья стали подходить туда, учащенно кланяясь. Вдругъ тотъ, что стоялъ къ нимъ спиною, повернулся. Парни обомлѣли: они очутились лицомъ къ лицу съ рыжеволосымъ, голубоглазымъ, косматымъ дьяволомъ, „потомкомъ гуся и обезьяны“…
Европеецъ вопросительно глядѣлъ на нихъ.
– Чего вамъ нужно? спросилъ разговаривавшій съ нимъ китаецъ-подрядчикъ.
Парни пришли въ себя и вспомнили о своемъ безысходномъ положеніи.
– Сіенъ-сенъ! заговорилъ стоящій впереди Шангъ-Си. – Мы два дня уже ничего не…
– Мы замѣтили, что знатные путешествинники находились въ затрудненіи, быстро перебилъ его Ю-Лянгъ. – И хотя мы очень торопимся по своимъ дѣламъ въ Чен-Ту, но мы рѣшили остаться и выручить знатныхъ путешествинниковъ изъ бѣды, согласно изреченію „Хлопоты легки и пріятны для друга!“
– Развѣ вы носильщики?!. спросилъ подрядчикъ.
– Нѣтъ. Но мы очень способны къ носкѣ. Мой братъ повертываетъ самымъ тяжелымъ человѣкомъ, точно мячикомъ. Мы выносливы и потащимъ, но покачивая и не спотыкаясь, не хуже самыхъ лучшихъ носильщиковъ, такъ какъ худоба наша происходитъ не отъ внутреннихъ нашихъ недостатковъ, а отъ продолжительнаго поста въ честь пяти боговъ…
Шангъ-Си слушалъ и удивлялся краснорѣчію брата. Оно превосходило даже краснорѣчіе Сіенъ-Тсеи и способно было, по его мнѣнію, устранить самыя отчаянныя сомнѣнія. Тѣмъ не менѣе подрядчикъ не торопился съ предложеніемъ.
– Хорошо! сказалъ наконецъ онъ. – Я согласенъ представить вамъ возможность поучиться. Я вамъ дамъ питательную пищу, но платы я вамъ не могу назначить, пока вы не научитесь въ достаточной мѣрѣ, чтобы удостоиться пріема въ нашу славную корпорацію…
– Хитрый Ю-Лянгъ скрылъ свою радость и незамѣтнымъ кивкомъ руки удержалъ двинувшагося было съ мѣста брата.
– Достаточно ли вамъ будетъ день пробы?
– Не сомнѣваюсь въ вашихъ способностяхъ, но ваши достоинства наврядъ ли опредѣлятся раньше Ченъ-Ту…
Переговоры продолжались бы, по всей вѣроятности много дольше, если бы не прервалъ ихъ болѣзненный стонъ, раздавшійся внутри ближайшаго паланкина. Европеецъ торопливо нагнулся къ окошку носилокъ. Тогда только братья замѣтили тамъ блѣдное восковое лицо покоящейся на подушкахъ женщины.
– Ну, принимайтесь! крикнулъ на рабочихъ подрядчикъ.
– Я думаю, что вы можете насъ сейчасъ же покормить, такъ какъ нашъ человѣколюбивый поступокъ освобождаетъ насъ отъ обѣта пяти богамъ! быстро заговорилъ Ю-Лянгъ.
Подрядчикъ кивнулъ головою; братья тутъ же получили нѣсколько пшеничныхъ лепешекъ, изъ общихъ запасовъ, часть груза, и кортежъ двинулся дальше.
Шанги чрезвычайно быстро усвоили всю премудрость почтенной корпораціи носильщиковъ. Ю-Лянгъ черезъ день покрикивалъ не хуже другихъ въ тактъ движеніямъ:
– Охъ-охъ-о!
– Э-хе-хе!
– Э-хо-ли!
– А-хо-ли!
– И-хи-хи!
А дня черезъ два уже онъ обмѣнивался пѣвучими совѣтами:
– Хуа-ды-хынь! (очень скользко).
– Цай-ды-вынь! (ступаю твердо).
– Цзо-тоу-као! (лѣвой стороной задѣнешь).
– Цай-ю! (ступаю вправо).
– Цянь-кунъ, лянь-шоу-као! (впереди ровъ, съ обѣихъ сторонъ препятствіе).
– Го-цюй-тао! (перепрыгивай, валяй).
Благодаря зоркости глазъ и смѣтливости, онъ лучше другихъ замѣчалъ неудобства пути, и носильщики стали посылать его впередъ.
Молчаливый Шангъ-Си обнаруживалъ зато другія качества. Онъ настолько плавно двигался, твердо ступалъ, ловко удерживалъ равновѣсіе и ритмъ покачиванія въ самыхъ разнообразныхъ условіяхъ, что подрядчикъ немедленно назначилъ его въ носильщики къ больной иностранкѣ. Сначала Шангъ-Си пугливо озирался при малѣйшемъ восклицаніи, даже движеніи „преданныхъ дьяволу варваровъ“, но затѣмъ привыкъ и даже полюбилъ грустное лицо „стараго длинноносаго господина гуся“, больную же „гусыню“ несъ бережно, точно яйцо благодѣтельнаго дракона. Ея слабые стоны гулко отзывались въ добромъ сердцѣ парня, вызывая въ немъ укоры совѣсти за всякій неловкій шагъ.
– Хорошо! Ловкачи!.. – подбадривали ихъ товарищи.
– Осталось вамъ только вкупиться въ носильщики… Вотъ получите деньги въ Чен-Ту и сейчасъ же внесете сборъ въ кассу и устроимъ пирушку.
– Да еще слѣдуетъ вамъ выучиться курить опій!.. Безъ этого нельзя. Зачастую носильщику ни поѣсть некогда, ни согрѣться негдѣ; одно утѣшеніе, поддержка и подкрѣпленіе – трубочка хорошаго опія!.. поучалъ ихъ старый носильщикъ.
Но Шангъ-Си не нуждался ни въ какой поддержкѣ; онъ даже на тощихъ хлѣбахъ подрядчика сталъ быстро поправляться, и крѣпкія его мышцы опять закруглились и залоснились, точно бронза. Ю-Лянгъ не прочь былъ попробовать интереснаго снадобья, но строгій взглядъ брата всегда удерживалъ его во-время.
– Подожду, когда вкупимся!.. отвѣчалъ онъ искусителямъ.
Братья вправду предполагали, что, наконецъ, нашли пристанище для своихъ жаждущихъ труда рукъ. Подрядчикъ – онъ въ то же время и староста ихъ маленькой артели – помалкивалъ, но, казалось, былъ ими доволенъ.
Путешественники оставили горы и двигались по довольно населенной, плодородной долинѣ. Имъ навстрѣчу частенько попадались толпы носильщиковъ, здоровались съ ними и проходили мимо, но ни одна партія не нагнала ихъ. Подрядчикъ все ихъ поторапливалъ.
– Ребята! если эта заморская чертиха умретъ въ пути, насъ еще, пожалуй, притянутъ къ суду за неподачу своевременно помощи путешественникамъ… Ну, ну… трогайте!.. Вытягивайте ноги!..
Носильщики напрягали остатки силъ и неслись какъ птицы. Иностранка стонала все жалобнѣе, а „старый гусь“ замирающимъ голосомъ говорилъ подрядчику:
– Слушайте, скажите имъ, что за всякій лишній день, если прибудутъ до срока въ Чен-Ту, я заплачу имъ ланъ серебра!..
– Эй, ребята, вытягивайте ноги! Опять этотъ заморскій чортъ грозилъ мнѣ судомъ, если жена его умретъ въ пути. Имъ обычай запрещаетъ умирать въ пути! переводилъ, грозно хмурясь, подрядчикъ.
Носильщики не ѣли и не спали, все вытягивали ноги. Нѣкоторые высказывали надежду, что „старый гусь“ наградитъ ихъ за небывалые труды. Но „старый гусь“, повидимому, сошелъ съ ума; онъ все требовалъ больше скорости и утверждалъ, что они движутся тише черепахи.
– Слушай, подрядчикъ! Ты имъ скажи, что я добавлю два лана за каждый лишній день, что я добавлю, сколько они захотятъ…
– Хорошо, знатный господинъ! я имъ скажу!..
И опять подрядчикъ расписывалъ носильщикамъ въ самыхъ яркихъ краскахъ гнѣвъ и мстительность „иноземнаго гуся“ и его намѣреніе „ударить въ большой барабанъ правосудія“, если его „гусыня“ умретъ въ пути.
Носильщики пыхтѣли, выбивались изъ силъ, ругались, наконецъ, взбунтовались:
– Мочи нѣтъ! Довольно!.. Мы не согласны дальше бѣжать… Кво упалъ, чтобы больше не встать, Гіангъ остался, Чуей не можетъ двигать ногами… Воѣ мы скоро подохнемъ…
– Хорошо! рѣшилъ, послѣ нѣкотораго раздумья, подрядчикъ. – Вы останьтесь и приходите съ грузомъ въ Чен-Ту возможно скоро. Це-Канъ замѣнитъ меня вамъ. А Ю-Лянгъ и Шангъ-Си понесутъ больную дальше. Силы ихъ не истощались, и, по правдѣ, они бы отвѣтили тяжелѣе другихъ, если бы иностранка умерла въ пути изъ-за нерадивости носильщиковъ… Правда, они не носильщики, но они согласились заступить ихъ…
– Вѣрно! одобрили присутствующіе.
До Чен-Ту-Фу осталось всего три дня ходьбы. Какъ ни старались Ю-Лянгъ и Шангъ-Си, силы измѣняли имъ, и маленькій кортежъ ихъ двигался тише, чѣмъ слѣдовало. Больная стонала все жалобнѣе, и иностранецъ частенько останавливалъ носилки, чтобы поправить ей подушки или подать напиться. Только на четвертый день къ вечеру они очутились на перевалѣ, съ котораго виденъ былъ на днѣ долины красивый, многолюдный городъ.
– Теперь все дѣло въ томъ, чтобы попасть въ городъ до закрытія воротъ. Въ городѣ пусть умираетъ, не наше дѣло. Торопитесь, ребята!.. Тутъ все подъ гору!.. Тутъ легче… ободрялъ братьевъ подрядчикъ.
Спускъ былъ длинный, неудобный, похожій на громадную каменную лѣстницу. Мѣстами онъ шелъ краемъ пропасти и былъ до того узокъ, что путешественникамъ приходилось постоянно кричать и дожидаться на особыхъ площадкахъ, чтобы разминуться со встрѣчными обозами. Идущихъ и ѣдущихъ на дорогѣ, какъ вездѣ вблизи городовъ, все прибывало, все затруднительнѣе было избѣжать съ ними столкновеній, и неопытные братья-носильщики постоянно наскакивали или задѣвали кого-нибудь изъ прохожихъ. Напрасно они кричали имъ:
– Дорогу, дорогу знатнымъ иностранцамъ!
Это привлекало только вниманіе зѣвакъ и еще болѣе затрудняло движеніе. Больная перестала стонать; желтая, исхудалая ея голова безсильно моталась изъ стороны въ сторону по подушкамъ, сообразно тому, куда наклонялись носилки.
Братья съ ужасомъ посматривали на нее и вздыхали съ чувствомъ облегченія, замѣчая, что она дышитъ. Видъ города временно пріободрилъ ихъ, но не надолго. Спускъ былъ черезчуръ длиненъ и труденъ, мышцы носильщиковъ черезчуръ истощены.
Солнце закатывалось. Красный его дискъ уже коснулся своимъ краемъ вершинъ темнофіолетовыхъ холмовъ. Путешественники достигли дна долины и тихо двигались противъ густой толпы поселянъ, торговцевъ, извозчиковъ, возвращавшихся изъ города. По сторонамъ мелькали постройки начинающихся пригородовъ.
– Еще, еще немного усилій, – сейчасъ будетъ конецъ!.. Тсоу! Трогай!.. трогай!.. – Дорогу умирающей иностранкѣ! покрикивалъ подрядчикъ впереди. Толпа разступалась. Братья старались итти шибче, но не могли. Они пятнадцать часовъ сряду почти не покидали коромыселъ. Все тѣло ихъ горѣло, точно поджариваемое на медленномъ огнѣ; мышцы шеи и плечъ невыносимо ныли, ноги шевелились, правдо, мѣрно, но носильщики уже не отдавали себѣ отчета, ступаютъ ли они впередъ или топчутся на одномъ мѣстѣ. Глаза ихъ заволакивалъ красный туманъ.
– Тсоу!.. тсоу!.. Уже видны ворота… кажется, ихъ собираются запирать!.. Что же вы, лѣнтяи, замедляете шаги!.. Скорѣе! Вотъ… несчастіе, сигналъ!.. – хрипѣлъ подрядчикъ.
Въ тотъ же мигъ мощный ревъ мѣдныхъ трубъ потрясъ вечерній воздухъ. Носильщики встрепенулись и открыли глаза.
Впереди, въ концѣ улицы, выше движущагося народа подымались темныя зубчатыя стѣны; на нижней галлереѣ ихъ огромной башни стояла стража и, сверкая въ лучахъ красной зари мѣдью инструментовъ, наигрывала сигналъ. Подрядчикъ вскрикнулъ и побѣжалъ къ воротамъ, чернѣвшимъ шагахъ въ трехстахъ. Носильщики рванулись за нимъ. Знатный иностранецъ побѣжалъ рядомъ, придерживая рукой колыхающійся отъ движенія паланкинъ.
– Дорогу!.. Дорогу умирающей иностранкѣ!.. Прохожіе сторонились и безъ оглядки уходили прочь. Неровенъ часъ: демонъ, покидавшій покойную, могъ пристать даже къ самому солидному китайцу.
Носильщики неслись безпрепятственно по чистому проходу. Разстояніе между ними и чернымъ пролетомъ воротъ быстро уменьшилось. Вдругъ они замѣтили, что подрядчикъ ихъ вылетѣлъ оттуда, и они закричали неистово, закричалъ и онъ, но все покрылъ грохотъ запирающихся воротъ. Оба брата разомъ покачнулись и присѣли. У нихъ хватило, впрочемъ, выдержки, чтобы носилки мягко поставить на землю. Затѣмъ они легли навзничь и, страшно вращая глазами, выдыхали съ трудомъ воздухъ, накопившійся въ ихъ расширившихся до боли легкихъ. Они уже не разбирали, что говорилъ имъ подрядчикъ, почему онъ толкалъ ихъ въ бокъ ногою; они потонули въ мучительномъ забытьѣ.
Когда они проснулись, кругомъ было тихо, а вверху надъ ними сверкали молчаливыя звѣзды. Ихъ, очевидно, оттащили въ сторону отъ дороги, такъ какъ они лежали не тамъ, гдѣ упали, а недалеко отъ какихъ-то нежилыхъ, запертыхъ наглухо балагановъ. Вдали мелькали красные огоньки, и глухо гудѣли отрывистые ночные звуки: человѣческіе возгласы, ржаніе муловъ, стукъ досокъ, позвякиваніе удилъ и бубенцовъ. По временамъ плавный звонъ гонговъ и окрики ночныхъ сторожей, точно удары кимвала, разбивали на мѣрныя части эту музыку затихающей жизни.
Братья поднялись и направились къ ближайшему къ нимъ огоньку. Это былъ постоялый дворъ, полный извозчиковъ, погонщиковъ и носильщиковъ. Тамъ прекрасно знали о случившемся событіи и указали домъ, гдѣ остановились европейцы.
– Подрядчикъ тутъ же на улицѣ нанялъ свѣжихъ молодцовъ… – объясняли имъ сочувственно такіе же, какъ они, бѣдняки.
– Не хотите ли чаю?
Братья съ жадностью проглотили предложенный имъ напитокъ и разсказали о своихъ бѣдствіяхъ, слушатели покачивали головами.
– Конечно, подрядчикъ долженъ заплатить вамъ… Онъ не проститъ и чоха иностранцамъ. Тѣ, хотя и варвары, но платятъ до глупости щедро… – утѣшали они братьевъ.
– Отдохните здѣсь въ городѣ и отправляйтесь на югъ, къ морю… Тамъ всегда есть работа. Тамъ пріѣзжаетъ народъ со всего міра на огнедышащихъ, водяныхъ драконахъ иноземцевъ, – совѣтовали другіе.
Подкрѣпившись чаемъ, братья отправились отыскивать своего подрядчика. Они застали его у входа въ указанномъ постояломъ дворѣ.
– Я васъ ждалъ, шепнулъ онъ таинственно; – она умерла! Братья попятились назадъ.
– Умерла?! Совершенно умерла ли?
– Вы, вижу, сомнѣваетесь. Если у васъ хватитъ смѣлости дернуть тигра за усъ, я, пожалуй, покажу вамъ ее!
Братья задумались.
– А все-таки… пусть достопочтенный нашъ предводитель лучше покажетъ ее намъ, сказалъ Ю-Лянгъ.
– Предостерегаю васъ: онъ не слезами плачетъ, а кровью…
– А все-таки… мы посмотримъ. Иди впередъ, Шангъ-Си! – настаивалъ Ю-Лянгъ.
Черезъ темный дворъ, полный муловъ, повозокъ, тюковъ клади, староста повелъ ихъ къ низенькому одноэтажному зданьицу со множествомъ низенькихъ дверей. Сквозь окна тамъ и сямъ блестѣлъ внутри строенія тусклый свѣтъ. Въ одномъ концѣ зданія изъ открытыхъ дверей летѣлъ гулъ смѣшанныхъ голосовъ, ежеминутно выходилъ оттуда слуга и выкрикивалъ блюда, которыя тутъ же на плитѣ подъ навѣсомъ приготовлялъ поваръ въ бѣломъ передникѣ; въ другомъ концѣ того же зданія, тоже у открытыхъ дверей, толпилась кучка любопытныхъ, молчаливо и осторожно заглядывавшихъ внутрь помѣщенія.
– Что?!
– Все сидитъ! Не шевелится!
Братья заглянули въ комнату. На столѣ тускло горѣли двѣ свѣчи древеснаго воску, тутъ же на кровати лежала иностранка, а около сидѣлъ иностранецъ и глядѣлъ неподвижно на потемнѣвшее, заострившееся лицо покойницы. Шангъ-Си вздохнулъ, ему жалко стало косматаго варвара. Вдругъ тогъ поднялъ свои страшные, острые глаза и обратилъ ихъ на открытыя двери. Китайцы шарахнулись въ сторону.
– Что? видѣли?! – торжествующе шепнулъ подрядчикъ. – Что-же вы намѣрены теперь дѣлать?..
– Пусть достопочетный предводитель отдастъ намъ деньги, и мы уйдемъ? – покорно отвѣчалъ Ю-Лянгъ.
– Что такое? Какія деньги? Я съ вами не договаривался… Я ничего не говорилъ о деньгахъ…
– Какъ не говорили? Вы говорили, что вы въ видѣ опыта… Изъ всѣхъ носильщиковъ вы вѣдь выбрали насъ… значитъ, мы стоимъ… значитъ, мы лучшіе… – кипятился Ю-Лянгъ.
– Мы честно трудились, – вставилъ Шангъ-Си. – Подошвы у насъ до сихъ поръ горятъ, точно обожженныя, и кости ноютъ!..
– Хороши носильщики, нечего сказать!.. Трехсотъ шаговъ добѣжать не смогли, упали, не поставивши даже, какъ слѣдуетъ, носилокъ… Да васъ и даромъ никто не возьметъ… Иностранецъ васъ въ судъ потащитъ… Я васъ защищать не стану! Не думайте!..
– Пусть тащитъ, все равно намъ нечего терять… мрачно сказалъ Ю-Лянгъ. – Садись, братъ, мы не уйдемъ отсюда безъ денегъ…
– Сидите, сидите!.. – разсмѣялся подрячикъ, – а я пойду спать!
Онъ притворился, что уходитъ, но сквозь незапертыя двери безпокойно наблюдалъ за присѣвшими среди двора братьями. Тѣ сидѣли неподвижно, понуря головы и протянувши впередъ ноги. Шангъ-Си сталъ вскорѣ дремать.
– Слушайте! – раздался неожиданно за ними вкрадчивый голосъ подрядчика. – Васъ жалѣючи, прихожу… Не натягивайте черезъ чуръ лука… Боюсь подумать, что будетъ, когда проснется иностранецъ. Онъ озлобленъ, какъ одинъ изъ семи тысячъ подземныхъ, демоновъ… Вотъ вамъ 50 сапекъ и уходите! Это такъ много, такъ много, что вамъ всю жизнь не заработать столько…
– Дай… двѣсти! – сказалъ, подумавши Ю-Лянгъ.
– Двѣсти?!. Вы съ ума сошли! Откуда я возьму такую уйму денегъ?.. Получайте 75… вотъ они лежатъ здѣсь! сказалъ подрядчикъ, кладя передъ ними связку монетъ. Онъ постоялъ немного и, не дождавшись отвѣта, ушелъ.
– Что же, братъ, возьмемъ деньги, что ли? – спросилъ погодя Шангъ-Си.
– Мало! – отвѣтилъ мрачно Ю-Лянгъ. – Слѣдуетъ намъ по меньшей мѣрѣ 500!..
– Мало, а все-таки лучше, чѣмъ ничего. Съ этими деньгами мы можемъ найти подходящую работу. Вѣдь носильщиками не стоитъ быть. Въ носильщикахъ мы ничего не скопимъ и, значитъ, никогда не вернемся въ нашъ милый Тунъ-Гуань! Знаешь, братъ, я бы хотѣлъ найти занятіе гдѣ-нибудь въ деревнѣ. Я предпочитаю копать гряды и поливать растенія. Здѣсь все такъ буйно растетъ, столько цвѣтовъ, золотистые плоды висятъ на деревьяхъ, они, должно быть, вкусные… Овощи въ огородахъ громадные… Я бы ихъ ростилъ, холилъ, защищалъ отъ вѣтра и червей… – мечталъ въ слухъ Шангъ-Си.
– Такъ тоже не наживешься. Деньгу добыть можно только торговлей. Но съ семьюдесятью пятью сапеками не разгуляешься! Еслибъ было сто, то мы могли бы купить арбузъ и распродать его по ломтикамъ… но семьдесятъ пять!.. Этихъ денегъ не хватитъ на дощечку и ножикъ. Гдѣ же арбузъ?.. – разсуждалъ Ю-Лянгъ.
– Пойдемъ просить добавки! Разскажемъ ему о нашихъ намѣреніяхъ, – совѣтовалъ Шангъ-Си.
– Пойдемъ! – согласился Ю-Лянгъ.
Братья встали и направились къ открытой двери, красный четыреугольникъ которой рѣзко выдѣлялся въ густой тьмѣ ночи. Они осторожно взглянули внутрь. Тамъ по прежнему свѣчи горѣли на столѣ у изголовья покойницы, а около на стулѣ сидѣлъ неподвижно иностранецъ; подрядчикъ храпѣлъ въ углу на землѣ.
Братья не осмѣлились войти внутрь. Они потоптались немного у порога, затѣмъ ушли молча, выбрались незамѣтно за ворота и побрели къ городскимъ стѣнамъ. Тѣ подымались высоко во тьмѣ ночи надъ домами и деревьями, подобно утесамъ. У ихъ подножья они отыскали укромное мѣстечко, гдѣ мирно проспали до зари.
––––
И опять братья стали вести прежнюю безцѣльную, скитальческую жизнь. Ихъ торговое предпріятіе прогорѣло чрезвычайно быстро. Купленныхъ ими для торговли лепешекъ никто не бралъ, и они съѣли ихъ сами, когда тѣ затвердѣли и покрылись достаточнымъ слоемъ пыли. Попрежнему Шанги шатались по дорогамъ, все направляясь къ югу и тщательно разыскивая работу да пищу. Они исподволь утеряли остатки стыда, дрались изъ-за костей съ собаками, продали почти все платье и голые, исхудалые, ложились ницъ у дороги на ужасномъ припекѣ, чтобы вымолить вѣрнѣе подаяніе. Мимо нихъ неустанно двигалась бойкая, говорящая толпа, но рѣдкій бросалъ имъ кусокъ съѣстного, и никто никогда не давалъ имъ денегъ. Впрочемъ, имъ нигдѣ не приходилось долго засиживаться. Лишь только ихъ замѣчали такіе же, какъ они, оборванцы, сейчасъ же прогоняли ихъ прочь.
– Здѣсь наши мѣста!.. Мы здѣсь раньше васъ… Вы кто такіе? Вы не нашего союза!.. – кричали имъ разсвирѣпѣвшіе Кощеи, размахивая передъ ихъ лицами тонкими, какъ плети, руками.
Такъ они брели голодные, озвѣрѣвшіе среди роскошныхъ полей и цвѣтущихъ садовъ, миновали обширныя деревни, богатые города и изящныя одинокія усадьбы. Населеніе становилось все гуще, воздухъ теплѣе, цвѣты ярче и ароматнѣе, небеса темнѣе и выше. Наконецъ, братья увидѣли на краю земли такую же синюю, какъ небо, пропасть и поняли, что они у цѣли своихъ скитаній – у моря. Дорога, которая вела туда, упиралась въ большой торговый городъ, окруженный обширными предмѣстьями. На рѣкѣ, протекавшей мимо, братья увидѣли огнедышащихъ иноземныхъ драконовъ, которые, вспѣнивая неистово воду, плавали тамъ взадъ и впередъ. Иные изъ нихъ стояли на причалахъ въ рѣчномъ устьѣ у морскихъ пристаней; сонмы рабочихъ грузили на нихъ товары. Гамъ, говоръ, суета носились вмѣстѣ съ пылью и всплесками моря въ соленомъ, влажномъ воздухѣ.
– Тутъ ужъ мы навѣрно найдемъ работу! – сказали весело братья.
Они страшно удивились и огорчились, когда подошли къ первой артели грузчиковъ и получили отказъ.
– Какъ же, вѣдь тутъ… море!
– Что такое море?.. Да у насъ довольно своихъ!.. Къ тому же вы давно, должно быть, не ѣли…
– Да, мы давно не ѣли, и поэтому мы и должны заработать! Не опасайтесь: мой братъ Шангъ-Си очень крѣпокъ!..
– Пусть раньше пойдетъ поѣсть, пусть поѣстъ!.. – шутили подрядчики.
Весь день братья шатались по городу, узнали хорошенько его грязные, вонючіе закоморки и осмотрѣли издали его богатые кварталы. Особенно поразили ихъ кварталы иностранцевъ, гдѣ вдоль широкихъ, гладко мощеныхъ улицъ подымались высоко некрасивые, но высокіе какъ башни дома. Туда ихъ не пустили: полицейскій посерединѣ моста зорко слѣдилъ за такими, какъ они, бѣдняками и прогонялъ ихъ прочь ударами бамбука. Вечеромъ братья пошли къ морю и провели ночь у одной изъ многочисленныхъ пристаней, гдѣ тихо плескали волны.
Дня два проблуждали Шанги по городу, преслѣдуемые враждебными возклицаніями людей, точно бѣшеныя собаки. Имъ даже подаянія здѣсь подавали меньше, и не будь здѣсь такого обилія всякихъ отбросовъ, они навѣрно померли съ голоду. Равнодушіе ближнихъ казалось имъ теперь самой обыденной вещью, и возмущала ихъ только ненужная жестокость сытыхъ, воспрещавшихъ имъ подбирать даже объѣдки…
– Уходите, уходите… убирайтесь!.. Послѣ васъ ни птицѣ, ни собакѣ не останется ни крошки! А то своруете что-нибудь! кричали лавочники и сторожа при ихъ появленіи.
– Вы откуда? – спрашивали болѣе сердобольные, заинтересованные ихъ сѣвернымъ выговоромъ.
– Мы изъ страны Желтой Глины.
– Какъ: изъ Гань-Су? Изъ такой дали? Да вы, должно быть, убійцы, бѣжавшіе отъ правосудія?!
– Нѣтъ, мы бѣдные, честные крестьяне. У насъ засуха!..
– Ну, и лѣнтяи же вы, должно быть, изрядные, если прошли всю Поднебесную Имперію и не нашли занятія! Идите къ христіанамъ: они такихъ любятъ…
Несмотря на ужасъ и отвращеніе, внушаемые ученіемъ, приказывающимъ, по общему мнѣнію, „ѣсть человѣческое тѣло“, братья рѣшились сходить и туда.
– Можно выплюнуть! – разсуждалъ Ю-Лянгъ. – А разъ получимъ работу, такъ мы въ нее уже вцѣпимся зубами. Правда, братъ мой Си?
– О, Ю… Си совсѣмъ сталъ безъ ума… Онъ на все готовъ…
Имъ указали на красивое зданіе въ глубинѣ мощенаго двора. Позади зеленѣлъ густой, старый садъ. Братья робко проскользнули въ ворота.
– Вы куда? – остановилъ ихъ привратникъ.
– Мы къ Я–Су2) …
– Зачѣмъ?
– Мы давно не ѣли… Ходимъ безъ работы уже три мѣсяца… проговорили разомъ братья. Сердца ихъ учащенно бились, пока привратникъ осматривалъ ихъ внимательно.
– Вы откуда?
– Мы изъ Гань-Су.
– Такъ я и угадалъ по говору. Я тоже оттуда. Идите вотъ сюда въ калитку, въ садъ, тамъ найдете отца миссіонера.
Братья помчались, точно у нихъ выросли крылья.
Въ саду они безъ труда отыскали плотнаго мужчину, одѣтаго въ китайскій костюмъ, но съ лицомъ варвара. Онъ бережно подстригалъ и подвязывалъ цвѣты.
– Что нужно? – спросилъ онъ, не подымая головы.
– Мы давно не ѣли… Ходимъ безъ работы три мѣсяца… – дружно заговорили братья.
Миссіонеръ продолжалъ заниматься.
– Мы изъ Гань-Су!.. добавили братья.
– Много васъ такихъ шляется… На всѣхъ не напасешься… Идите на кухню, авось, осталось тамъ что-нибудь… – проворчалъ, наконецъ, варваръ.
Нищіе не шевелились.
– Чего еще!? Идите на кухню!.. сказалъ я…
– Мы три мѣсяца ищемъ работы… Мы готовы изъ-за нея даже креститься и съѣсть, что прикажете…
– Только… не особенно большой кусокъ. Много я не смогу… – добросовѣстно пояснилъ Шангъ-Си.
– Что такое?
– Да все, что угодно: печенку, сердце, глаза…
Миссіонеръ вскочилъ на ноги.
– Ахъ вы, мерзавцы! убирайтесь вонъ отсюда!.. Я знаю, кто васъ послалъ… Пришли насмѣхаться!.. Проклятые еретики, дѣти дьявола!.. Сознайтесь, что васъ подослали!.. – вскричалъ онъ въ изступленіи. – Что же ты ихъ сюда пустилъ?.. Вѣдь ихъ подослали католики!.. Откуда они пришли?! – Навѣрно католики!.. Развѣ не видишь!? Куда дѣлъ глаза?! – обратился онъ съ руганью и укорами къ привратнику.
Тотъ подталкивалъ братьевъ къ выходу и укоризненно качалъ головою.
– Что жъ, не выгорѣло! проговорилъ онъ сочувственно. – Уходите, а то и меня еще прогонятъ. Вотъ вамъ грошъ… Уходите съ миромъ…
Изъ ввалившихся глазъ страдальцевъ заструились слезы.
– Ну, ну… уходите! Что же я могу? Я – человѣкъ бѣдный!.. – бормоталъ привратникъ.
Братья опять направились къ морю. Они отыскали укромный уголокъ уже внѣ гавани, поѣли купленныя на поданный грошъ лепешки и прилегли погрѣться на солнцѣ.
Изумрудныя волны мѣрно зарождались на взморьѣ и шли къ берегу съ возрастающимъ шумомъ. Каждая изъ нихъ обѣщала какъ-будто сказать что-то новое; когда же безсильно расплескивалась на пескѣ, на смѣну ей шумѣли новые валы и вновь возбуждали надежды. Изъ гавани, гдѣ полукругомъ стояли неподвижно корабли, безпрерывно уходили пароходы, оставляя за собой на водѣ борозды взбаломученной пѣны, а въ воздухѣ клубы медленно тающаго дыма. Парусныя суда, точно стаи лебедей, со вздутыми вѣтромъ крыльями, неслись безшумно туда, гдѣ грань небесъ отдѣлялась отъ океана тонкой бѣлесоватой чертой. Чайки носились надъ одинокими прибрежными камнями надъ рыжей косой, глубоко врѣзавшейся въ синюю даль.
– Пойдемъ, братъ! Здѣсь немного высидишь…
Скоро сумерки! – сказалъ послѣ продолжительнаго отдыха Ю-Лянгъ. Шангъ-Си перевелъ взглядъ съ моря на брата, затѣмъ на городъ и поднялся.
– Куда пойдемъ?
– Пойдемъ по набережной: тамъ теперь собираются матросы и грузильщики…
Въ кабакахъ уже зажигали огни, звуки музыки вспыхивали тамъ и сямъ въ открытыхъ заведеніяхъ и пробивались сквозь людской говоръ. Чайныя и кухмистерскія полны были народа. Вездѣ сновали люди, преимущественно цвѣтные: желтые, мѣднокрасные, черные, полуголые или въ пестрыхъ одеждахъ, загорѣлые, потные, возбужденные водкой и лихорадкою чрезмѣрнаго, только что оставленнаго ими труда. Проститутки открыли свои окошечки, и прохожіе то и дѣло останавливались у нихъ и жадными глазами осматривали крошечныя коморки, освѣщенныя красными фонарями, и голыя фигуры женщинъ, украшенныхъ серебряными браслетами, неподвижно сидящихъ на мягкихъ циновкахъ, въ ожиданіи посѣтителей.
Братья шныряли среди горланящей, разноязычной, бурлящей толпы, но никто на нихъ не обращалъ вниманія. Тщетно они простаивали часы около пьющихъ, гуляющихъ людей, у дверей кабаковъ и увеселительныхъ заведеній, – никто не подалъ имъ куска.
– Придется заснуть безъ ужина! – замѣтилъ вслухъ Ю-Лянгъ.
На звукъ его голоса идущій впереди ихъ человѣкъ въ длинномъ синемъ халатѣ оглянулся.
– Вы откуда! – спросилъ онъ, поварачиваясь къ нимъ лицомъ.
– Мы изъ Гань-Су… ищемъ работы… поторопились сообщить братья.
Незнакомецъ подвелъ ихъ къ дверямъ лавки, откуда лился свѣтъ, и при его помощи осмотрѣлъ внимательно ихъ лица и фигуры, ощупалъ ихъ мышцы, суставы, спину и грудную клѣтку. Братья ждали его рѣшенія, затаивъ дыханіе.
– Хорошо! Идите за мной! – сказалъ наконецъ незнакомецъ.
Онъ повелъ братьевъ въ глухой проулокъ, въ небольшія ворота и оттуда сквозь рядъ мрачныхъ, окруженныхъ каменными зданіями дворовъ въ небольшой садъ. Въ саду, въ уединенномъ флигелѣ горѣлъ яркій свѣтъ и гремѣла музыка. Но раньше они направились въ небольшой домикъ, тихій и темный. Незнакомецъ постучалъ въ двери особеннымъ образомъ, и тѣ раскрылись. Братья очутились въ небольшой уютной комнаткѣ, освѣщенной европейской керосиновой лампой. На столѣ лежали европейскіе предметы, виданные ими до сихъ поръ только въ окнахъ магазиновъ, какъ то: револьверъ, часы, толстая торговая книга; но за столомъ сидѣлъ китаецъ въ очкахъ и быстро писалъ кисточкой. Онъ обмѣнялся нѣсколькими словами съ незнакомцемъ, поднялъ лампу и оглядѣлъ въ свою очередь братьевъ; затѣмъ онъ сѣлъ и сталъ разспрашивать ихъ, откуда они, сколько имъ лѣтъ, гдѣ они работали раньше и что умѣютъ дѣлать.
– Хорошо! сказалъ онъ въ заключеніе. – Вы получите 500 сапекъ3) на руки, платье и пищу, но вы должны ѣхать за море, гдѣ вы будете работать, что вамъ укажутъ и гдѣ укажутъ, пока не уплатите расходовъ за проѣздъ и содержаніе, вообще, пока не покроете всѣхъ долговъ, которые вы успѣете сдѣлать… Согласны?..
Братья радостно подняли вверхъ большіе пальцы. Они не намѣревались дѣлать долговъ! Китаецъ взялъ съ кипы приготовленные заранѣе бланки и сталъ систематически заполнять ихъ показаніями братьевъ относительно ихъ родины, званія, лѣтъ и проч… Такъ какъ они были неграмотны, то вмѣсто подписи положили внизу договора оттиски своихъ обмакнутыхъ въ тушь пальцевъ.
Подпись засвидѣтельствовалъ присутствующій тутъ же приказчикъ. Братьямъ немедленно выдали платье изъ грубой синей дабы и связку монетъ. Затѣмъ ихъ повели въ тотъ освѣщенный домъ въ саду, гдѣ гремѣла музыка.
Домъ былъ полонъ пирующихъ людей. Все нужное для пированія можно было купить здѣсь же на мѣстѣ, въ небольшой лавочкѣ, а блюда заказать на кухнѣ.
Присутствующіе расположились группами по всему сараю, играли въ карты, въ кости, курили табакъ и опій, пили водку, обнимали женщинъ, горланили, веселились, но большинство просто жадно закусывало. Всѣ они были такіе же кощеи, какъ только-что при-бывшіе братья. Послѣдніе тоже заказали себѣ немедленно рису, свинины и грѣтой водки. Наѣвшись и напившись, они уснули тутъ же на полу, зажавши крѣпко въ горсти остатокъ денегъ.
По утру ихъ грубо растолкали вооруженные бамбуками служителя и погнали въ другое зданіе, болѣе близкое къ улицѣ. Зданіе представляло обширный каменный сарай съ дверями на крѣпкомъ затворѣ и маленькимъ рѣшетчатымъ окномъ. На земляномъ полу вдоль стѣнъ сидѣли и лежали во множествѣ люди, исключительно мужчины. Въ окно глядѣла морская даль съ бѣгущими по ней кораблями и доносился глухой говоръ портовой жизни…
––––
Съ тѣхъ поръ въ продолженіе многихъ лѣтъ братья Шанги видѣли эту жизнь не больше, чѣмъ въ такое окошечко. Они проплыли океанъ, посѣтили сотни городовъ, проѣхали по желѣзнымъ дорогамъ тысячи миль и не меньше прошли пѣшкомъ, но все время окружали ихъ такія же стѣны, затворы, рѣшетки, надъ спинами ихъ свистѣла та же плеть. Въ то время они лучше узнали бѣлыхъ и убѣдились, что эти жестокія существа суть дѣйствительно потомки „гуся и обезьяны“. За трудъ и покорную сдержанность они при всякомъ удобномъ случаѣ издѣвались надъ желтокожими „кули“, били ихъ и оскорбляли. Братья не осмѣливались никуда отлучаться изъ своихъ грязныхъ жилищъ, гдѣ вмѣстѣ съ ними страдали такіе же черноголовые, забитые, озвѣрѣлые „сыны Поднебесья“. Отдыхомъ и утѣшеніемъ для нихъ былъ исключительно трудъ, всепоглощающій, напряженный трудъ… Только во время работы они сознавали себя людьми, и затихала немного гложущая ихъ тоска…
И труда этого имъ не жалѣли.
– Зачѣмъ жить, Ю-Лянгъ? – спросилъ какъ-то Шангъ-Си, взглядываясь въ безконечно-унылую линію желѣзнодорожной насыпи, которую они воздвигали.
– Пока мы живы, мы можемъ еще увидѣть Китай!.. – порывисто отвѣтилъ Ю-Лянгъ.
– О, да, желтыя ущелья Гань-Су… Я ихъ вижу, братъ, каждый день, когда собираюсь заснуть… Помнишь, какъ волновалась пшеница на высокихъ пажитяхъ въ хорошіе года?.. Такой пшеницы, не бываетъ нигдѣ… Помнишь, какъ мы „играли въ слона“ съ маленькимъ Хонгъ-Ю?.. Мальчуганъ вѣрно уже выросъ…
– Чего стали!?. – раздался за ними хриплый окрикъ. Братья замолкли и дружно взмахнули лопатами.
Такъ проходили дни, мѣсяцы, годы. Долги ихъ почти не уменьшались. Ю-Лянгъ пробовалъ было проникнуть въ тайны этихъ удивительныхъ расчетовъ, и ему были даже предъявлены бумаги и выкладки, изъ которыхъ онъ понялъ одно только, что они продались въ вѣчное рабство.
Разъ какъ-то въ ихъ кварталъ ворвалась толпа вооруженныхъ бѣлыхъ, колола и рубила ихъ, беззащитныхъ, пока не пришли войска и бѣлые не подрались съ бѣлыми… Вскорѣ послѣ того ихъ погнали къ морю и посадили на корабль. Прошелъ слухъ, что ихъ отправляютъ въ Китай.
– Единственная Имперія!.. Пупъ Земли!.. Страна Цвѣтовъ!…
Они все простили, все забыли… Они помнили о ней только хорошее, они разсказывали только трогательное, они смутно сознавали, что нигдѣ, нигдѣ они не чувствовали себя настолько достойными жизни, какъ тамъ… даже въ дни тяжелыхъ испытаній!
И они увидали Китай. Они заранѣе догадались о приближеніи къ нему по тяжелому, знойному воздуху, попадающимся навстрѣчу тупорылымъ „джонкамъ“ съ темными парусами. Наконецъ, затуманился плоскій болотистый берегъ, пароходъ повернулъ въ широкое устье Янгъ-Тсе. Цѣлое полчище маленькихъ лодокъ побѣжало отъ материка къ судну, и милый говоръ сыновъ Поднебесья проникъ подъ палубу къ узникамъ.
– Наши!… Родина!… – крикнули они и устремились безпорядочно къ люку. Стража была опрокинута, и потокъ истомившихся людей вылился наружу. Они смѣялись, перекликались съ соотечественниками, простирали руки къ далекой землѣ. Но къ нимъ уже бѣжали матросы съ сомкнутыми штыками. Вскорѣ на палубѣ остались только окровавленные трупы, живые были безжалостно сброшены обратно въ открытый трюмъ. Ихъ провезли мимо Китая, но не въ Китай: вѣдь они еще не уплатили долговъ!
Впрочемъ, старикъ Тайфунъ замѣтилъ продѣлки рыжебородыхъ варваровъ и рѣшилъ освободить черноголовыхъ дѣтей своихъ. Онъ мощнымъ дыханіемъ опрокинулъ небо на океанъ и смѣшалъ его пѣну съ туманомъ воздуха. Нѣсколько дней ревущія волны перекидывались безпомощнымъ кораблемъ точно дѣтской игрушкой.
Даже безстрашные бѣлые матросы ужаснулись и перестали бороться. Заключенные на днѣ трюма кули превратились въ чудовищный клубокъ тѣлъ живыхъ и мертвыхъ, задохшихся и задыхающихся отъ рвоты и воды.
Наконецъ, буря прекратилась. Надъ взбаломученнымъ, но затихающимъ моремъ взошло золотое солнце. Судно безсильно скользило по длиннымъ, пологимъ валамъ. На горизонтѣ зачернѣла земля. На палубѣ появились люди и принялись починять поломы. Робко застучалъ умолкнувшій временно винтъ парохода. Зазвучали отрывистыя слова команды, а изъ подъ палубы сквозь открытый матросами люкъ вырвались сдавленные стоны. Пароходъ выпрямился и пошелъ. Но бѣгъ его продолжался недолго. Вскорѣ онъ вздрогнулъ, треснулъ, остановился и даже пересталъ покачиваться.
Несчастные кули стали приходить въ себя послѣ страшной морской болѣзни. Шангъ-Си среди разбросанныхъ тѣлъ отыскивалъ брата.
– Ю-Лянгъ!.. Ю-Лянгъ, гдѣ ты!?. – тихо стоналъ онъ.
– Я здѣсь! Слушай, они уходятъ… – прокричалъ сверху голосъ. Шангъ-Си поднялъ глаза и увидѣлъ брата на лѣстницѣ у рѣшетки люка. Шангъ-Си немедленно взобрался туда же, и за нимъ поспѣшили остальные. Въ то же время внизу раздались пронзительные крики:
– Вода!.. вода!..
Десятки рукъ потянулись вверхъ. Люди полѣзли другъ на друга.
– Откройте! Пустите!..
На палубѣ было совершенно тихо, такъ тихо, что прильнувшіе къ рѣшеткѣ выхода люди явственно слышали плескъ веселъ удалявшихся лодокъ и рокотъ волиъ, ударяющихся въ бока судна4). Внизу подъ ними все выше и выше подымалась съ характернымъ шипѣніемъ черная блестящая вода. Тѣла китайцевъ плавали въ ней, какъ потопленныя мухи, распластавшись, распустивши косы, кто ничкомъ, кто навзничь или бокомъ. Вода тихо, неустанно глотала все новыя жертвы изъ живой гирлянды несчастныхъ, уцѣпившихся у лѣстницы и перилъ. Послѣднимъ погибъ Шангъ-Си, повисшій на своихъ стальныхъ рукахъ у самой рѣшетки, съ лицомъ, обращеннымъ къ небу…