Совсем в лесу
— Вы, кажется, много времени тратите даром, расхаживая взад и вперед. Отчего вы совсем не переселитесь на бивуак? — спросил однажды Рафтен тем бесстрастным тоном, который для всех представлял загадку, так как окружающие не могли понять, говорит он серьезно или шутит.
— Мы не по своей воле ходим домой, — ответил ему сын.
— Нам ничего лучше не надо, как ночевать в лесу, — сказал Ян.
— За чем же дело стало? Если б я был мальчиком и играл в индейцев, я бы туда переселился.
— От-лич-но! — протянул Сам (у него восторг выражался тем, что он тянул слова больше обыкновенного). — И мы это сделаем!
— Ладно, мальчики, — сказал Рафтен, — но смотрите, чтобы свиньи и коровы были каждый день накормлены!
— Значит, ты позволяешь нам уйти на бивуак с тем, чтобы по-прежнему приходили домой работать?
— Нет, нет, Вильям, — вмешалась м-сис Рафтен. — Так не годится. Надо дать им настоящие каникулы или вовсе не давать. Кто-нибудь из батраков мог бы заменить их на месяц.
— На месяц? Я такого срока не назначал.
— Отчего ж бы не на месяц?
— К этому времени уборка хлеба уж будет в полном разгаре.
У Вильяма был вид совершенно обескураженного человека.
— Я буду работать за Яна две недели, если он отдаст мне свой рисунок фермы, — отозвался Майкель с другого конца стола.
— Кроме воскресений, — добавил он, спохватившись.
— А я возьму на себя воскресенье, — сказал Си Ли.
— Вы все против меня, — ворчал Вильям с шутливым замешательством. — Но мальчики должны быть мальчиками. Ступайте!
— Гоп-гоп! — крикнул Сам.
— Ура! — воскликнул Ян, проявлявший еще больше восторга, хотя меньше необузданности.
— Постойте, я не кончил…
— Папа, ты дашь нам свое ружье? Мы не можем жить на бивуаке без ружья.
— Послушай, дай же мне кончить! Вы можете уйти на две недели, но совсем. Домой чтобы вы не возвращались ночевать. Спичек и ружья вам не надо. Я не хочу, чтобы дети баловались с ружьем, говорили, как клоун: «я не знал, что оно заряжено», и подстреливали птиц, белок и друг друга. Берите с собой луки и стрелы, по крайности, вреда никому не причините. Можете взять хлеба и провизии, сколько хотите, но готовить должны сами. Если окажется, что вы подожгли лес, то я приду с плетью, и пощады вам не будет.
Все утро посвящено было приготовлениям, которыми руководила м-сис Рафтен.
— Кто ж у вас будет поваром? — спросила она.
— Сам… Ян… — одновременно ответили мальчики.
— Гм! Вы, кажется, друг на друга сваливаете? Нужно установить очередь по дням. Пусть Сам начнет.
Она научила их, как приготовлять утром кофе, как варить картофель и поджаривать ветчину. Мальчики должны были взять с собою запас хлеба, масла и яиц.
— За молоком вы лучше приходили бы домой каждый день или хоть через день, — заметила мать.
— А не доить ли нам коров на пастбище? — придумал Сам. — Это в духе индейцев.
— Если я вас увижу около коров, то вам влетит, — заворчал Рафтен.
— Можно нам воровать яблоки и вишни? — спросил Сам и в объяснение добавил: — Для нас годятся только краденые.
— Фруктов берите, сколько хотите.
— А картофель можно?
— Да.
— А яйца?
— Тоже, если будете брать не больше, чем вам нужно.
— А пряники из кладовой? Индейцы это делают.
— Нет, довольно! Пора уже и честь знать. Как вы доставите свои пожитки на бивуак? Кажется, тяжесть изрядная. Вот вам сложили постель, кастрюли, сковородки и провизию.
— Мы довезем их на телеге до болота, а там понесем на своих спинах по меченой тропинке, — сказал Сам.
— Дорога идет вдоль ручья. Давайте, сделаем плот, — предложил Ян, — и на плоту свезем все к запруде. Это будет совсем по-индейски.
— Из чего же вы сделаете плот? — спросил Рафтен.
— Из кедровых досок, сбитых гвоздями, — ответил Сам.
— Нет, на гвозди я не согласен, — возразил Ян. — Это не по-индейски.
— А я кедровых досок для этого не дам, — сказал Рафтен. — По-моему легче и лучше перенести все на себе, не рискуя, к тому же, замочить постелей.
Мысль о плоте была оставлена. Мальчики в телеге отвезли пожитки на берег речки. Рафтен тоже пошел с ними. Он еще был юн душою и очень сочувствовал их затее. В его замечаниях сквозил неподдельный интерес, хотя он и не желал его открыто высказывать.
— Дайте и мне что-нибудь нести, — сказал он, к удивлению мальчиков, когда они пришли на берег.
Он взвалил на свои могучие плечи добрую половину ноши. Меченая тропинка имела не более двухсот шагов длины, и в два приема они все перенесли и сложили около типи. Саму очень понравилось неожиданное участие отца.
— Ты такой же как и мы, папа! Я думаю, ты не прочь был бы войти в нашу компанию.
— Я вспоминаю, как мы здесь жили первое время, — ответил Рафтен с грустью в голосе. — Сколько раз мы с Калебом Кларком ночевали у этой самой речки, когда на месте полей был еще густой лес… Вы умеете сделать кровать?
— Нет! — сказал Сам, подмигивая Яну. — Научи нас.
— Хорошо. Где топор?
— Топора у нас нет, — сказал Ян. — Вот большой томагаук, а вот маленький.
Рафтен усмехнулся, взял «большой томагаук» и, указывая на низенькую пихту, заметил:
— Вот хорошее дерево для кровати.
— Оно и горит хорошо, — сказал Ян, любуясь, как Рафтен двумя ударами срубил его и ловко отделил плоские зеленые ветки. Затем Рафтен выбрал стройный, молодой ясень и повалив его, разрубил на четыре части: две по семи футов длины, две по пяти. В довершение он сделал из побегов белого дуба четыре заостренных колышка по два фута длиною.
— Ну, мальчики, где вы поставите кровать? — спросил он и, соображая что-то, добавил: — Может быть, вы не желаете, чтобы я вам помогал? Хотите сами все делать?
— Уф, хорошая сквау! Продолжай дальше! — сказал его сын и наследник, спокойно сидя на бревне с выражением «индейского» высокомерного одобрения.
Отец вопросительно взглянул на Яна, который ответил:
— Мы вам очень благодарны за помощь. Где поставить кровать, мы не знаем. Кажется, я где-то читал, что самое подходящее место — против двери, немного наискось. Давайте, устроим ее здесь.
Рафтен сколотил из четырех бревен раму для кровати и вбил в землю четыре кола, которые должны были ее поддерживать. Ян принес несколько охапок веток, и Рафтен стал укладывать их подряд, начиная от изголовья, при чем загибал концы книзу. На это ушли все ветви пихты, но зато получился плотный слой мягкой, зеленой хвои в фут толщины.
— Вот вам индейская перина, мягкая и теплая, — сказал Рафтен. — На земле спать очень опасно, а здесь хорошо. Теперь стелите постель.
Рама для кровати.
Покрышка из ветвей.
Когда Сам и Ян справились с этим, Рафтен сказал:
— Я сказал маме, чтобы она уложила вам маленький брезент. Вы его натянете на шестах, как полог над кроватью.
Ян стоял молча с недовольным лицом.
— Посмотри на Яна, папа, у него такой вид бывает, когда нарушаются правила.
— Что случилось? — спросил Рафтен.
— Насколько мне известно, индейцы не делают пологов, — сказал Маленький Бобер.
— Ян, ты когда-нибудь слышал о «подкладке типи» или «покрышке от росы»?
— Да, — ответил Ян, удивленный, что фермер обладает такими познаниями.
— А ты ее видел?
— Нет… по крайней мере… нет.
— А я видел. Вот это она самая и есть. Я знаю, потому что у старого Калеба была такая штука.
— Теперь припоминаю. Я читал, что индейцы рисуют на ней свои подвиги. Вот занятно! — воскликнул он, когда Рафтен водрузил внутри типи два длинных шеста, которые поддерживали покрышку, словно балдахин.
— Я не знал, папа, что ты когда-нибудь охотился вместе с Калебом. Я думал, что вы всегда были врагами.
— Гм! — проворчал Рафтен. — Мы когда-то были приятелями и ни разу не ссорились, пока не поменялись лошадьми.
— Жаль, что ты теперь не дружишь с ним, он хорошо знает лес.
— А зачем он пытался сделать тебя сиротою?
— Разве ты уверен, что это был он?
— Если не он, так кто же? Ян, принеси сюда сосновых сучьев.
Ян пошел за сучьями, которые были сложены в лесу, неподалеку от типи. Вдруг, к своему удивлению, он увидел за деревом какого-то высокого человека.
Он моментально узнал Калеба. Старик приложил палец к губам и покачал головой. Ян кивнул в знак понимания, собрал сучья и вернулся на бивуак, где Сам в это время говорил:
— …Старый Бойль рассказывает, что ты обобрал его до последней нитки.
— Почему же нет, когда он тоже пробовал меня обобрать? Прежде я всегда помогал ему. А как он вел себя после того, как мы поменялись лошадьми? Это все равно, что он пригласил бы меня играть в карты, а потом поднял бы шум, зачем я выиграл. Соседское дело своим порядком, а мена лошадей — своим. Здесь все допускается, и даже друзья, меняясь лошадьми, не могут не сплутовать. Это своего рода игра. Я помогал бы ему и дальше, потому что он парень хороший, если б он не вздумал стрелять в меня в тот вечер, когда я возвращался домой. Поэтому, конечно…
— Хотелось бы мне, чтобы у вас была собака, — сказал фермер, переходя на другой разговор. — От бродяг всегда надо беречься, и лучшее лекарство против них — собака. Вряд ли ваш старый Кеп захочет остаться здесь. Впрочем, ваш бивуак довольно близко от дома, и надеюсь, что они вас здесь не потревожат. А теперь бледнолицему пора итти. Я обещал маме присмотреть, чтоб у вас постель была в порядке. Если вы будете спать в сухости и тепле и есть досыта, то с вами никакой беды не случится.
Он отошел на несколько шагов, но потом остановился. Лицо его изменило выражение, голос утратил веселость, и своим обычным повелительным тоном он крикнул:
— Эй, мальчики! Вы можете стрелять сурков, так как они портят поля. Вы можете убивать ястребов, ворон и, соек, потому что они уничтожают других птиц, а также кроликов и енотов, потому что это хорошая дичь. Но я слышать не хочу, чтобы вы убивали белок или певчих птичек. Если вы это будете делать, то я вам не позволю здесь жить и верну вас домой на работу, да еще вдобавок вы отведаете моей плетки.