Кошка и хорек

Сам опять предпринял «набег», чтобы достать хлеба. Гай попался в плен к своему врагу и отбывал принудительную работу. Ян один остался на бивуаке. Он осмотрел все грязевые альбомы, но не нашел ничего нового, только число следов увеличилось. Среди больших отпечатков теперь попадались маленькие следы хорька и выдры. Дойдя до живой изгороди в конце меченой тропинки, Ян увидел хорошенькую желтую малиновку, кормившую неповоротливого молодого птенца кукушки, которого она, повидимому, взрастила. Он часто слышал, что кукушка кладет яйца в гнезда других птиц, но в первый раз видел это собственными глазами. Он смотрел, как неуклюжий серый птенец расправлял молодые крылья и пробовал летать, опираясь на малиновку, которая была вдвое меньше его ростом. Ян не мог понять, действительно ли нежная мать считает его, собственным птенцом или же заботится о нем только из сострадания.

Он вернулся к реке, чтоб посмотреть на нижний грязевой альбом, и нашел новый след. Срисовывая его, он сообразил, что это должен быть след молодой черепахи. Он видел также ряд знакомых отпечатков, между прочим, следы обыкновенной кошки, и удивился, как они сюда попали. Правда, эти животные были большею частью ночные, но странно, что они не боялись мальчиков, которые постоянно расхаживали вокруг бивуака. Он прилег на берегу речки, которая в этом месте прорезала себе, русло с крутыми глиняными берегами, глубиною в шесть футов и шириною в двенадцать. Воды теперь было совсем мало: она извивалась узкой лентой по тинистому дну «каньона»,[1] как Ян любил называть эту часть речки. Полосы ила по обеим сторонам воды представляли удобное место, чтоб следить за отпечатками четвероногих. Старые и новые следы виднелись там в большом количестве.

На берегу росла густая трава, в которой трещали кузнечики и сверчки. Трава пестрела яркими цветами. Ян с удовольствием смотрел на них. Теперь он знал их названия, и они перешли из списка мучительных тайн в число милых и приятных друзей. Лежа на берегу, Ян мысленно перенесся к тем временам, когда он не знал названий цветов и птиц, когда все это было для него чуждо, и он был одинок со своей жаждой знания. Жизнь в Боннертоне с особенной силой воскресла в его памяти. Отец, мать, братья и товарищи по школе один за другим проходили перед его глазами. Все это казалось бесконечно далеким, хотя с тех пор прошло не больше двух месяцев. Ян написал своей матери тотчас по приезде, а затем еще раз, чтоб сообщить, что он здоров. Он получил ласковое письмо от матери с парою священных текстов и приписку от отца, пересыпанную добрыми советами и тоже священными текстами. После того он уж больше не писал… Ему самому непонятно было, как он так отдалился от семьи, но это объяснялось тем, что он нашел в Сенгере источник, которого давно жаждал.

Желтоцвет.

От дум его отвлекло легкое движение около речки. Там лежала большая американская липа, опрокинутая грозою. Подобно многим деревьям этой породы, она представляла сплошное дупло. Ствол весь скрывался в густой летней траве, но один сучок был отломан, и на его месте осталось отверстие. В глубине этого темного отверстия показалась голова с блестящими зелеными глазами, затем оттуда выскочила серая кошка. Она села на солнышке, стала умываться лапкой, потянулась, прошла до конца бревна и спустилась по откосу на дно каньона; там она напилась, отряхнула капли воды со своих лап и немножко пригладила шерстку. Яна очень забавляло, что она принялась осматривать следы, как он сам их осматривал незадолго перед тем, хотя, очевидно, кошка руководилась не столько зрением, сколько обонянием.

Она пошла вдоль воды, оставляя интересные отпечатки, которые Ян решил при первом же случае непременно срисовать. Внезапно она остановилась и оглянулась вокруг. Со своими горящими зелеными глазами она была необыкновенно изящна и грациозна. Она прыгнула на берег и исчезла.

Красный плакун.

Все это было очень обыкновенно, но то обстоятельство, что домашняя кошка жила в лесу, представлялось интересным. Ян трепетал, словно при виде дикого зверя, и любовался красивыми движениями кошки. Он ждал несколько минут, не появится ли она опять. В это время за рекой послышался легкий шорох. Ян оглянулся и увидел не кошку, а какое-то другое животное, побольше ростом. В приземистом, коренастом зверке блестящего черного цвета с белыми пятнами и огромным пушистым хвостом Ян сразу узнал хорька, хотя живого до тех пор никогда не видел. Хорек шел вперевалочку, принюхиваясь то тут, то там. Он остановился почти против Яна; три крошечных хоречка ковыляли вслед за ним. Хориха-мать освидетельствовала следы, как и кошка. Ян почувствовал, что его соединяют братские узы с животными, которые изучают то же самое, что и он.

Найдя свежие следы кошки, хориха обнюхивала их так долго, что детеныши успели ее догнать. Один из детенышей подошел к берегу, с которого спустилась кошка. Он повернул свой носик по свежему запаху. Хориха тоже заинтересовалась и взлезла на самый берег. Малыши полезли за нею, срываясь по временам с крутого откоса.

Хориха добралась до бревна и пошла по следам кошки, которые вели к отверстию дупла. Она посмотрела, понюхала и юркнула в середину, так что снаружи виден был только ее хвост. Ян услышал громкое, пронзительное мяуканье. Хориха выходила вспять и тащила за собою маленького серого котенка.

Следы кошки.

Котенок мяукал и усиленно плевался, цепляясь за дупло. Однако хориха была много сильнее и выволокла его. Придерживая котенка передними лапами, хориха крепко ухватила его зубами за шею и понесла вниз к каньону. Котенок страшно отбивался и, наконец, оцарапал ей глаз. Вонючий зверь немного отпустил свою добычу. Котенок воспользовался этим и стал оглашать воздух раздирающим мяуканьем. Ян был взволнован. Он хотел было броситься на выручку, но в это время в траве что-то зашевелилось, промелькнула серая тень, и на место происшествия выскочила кошка-мать с горящими глазами, ощетиненной шерстью и поднятыми ушами, — одним словом, воплощенная ярость. С храбростью львицы кинулась она на черную разбойницу. Невозможно было даже уследить за быстрыми движениями ее лап. Хориха, бессмысленно озираясь, отступила, но не надолго. Каждый мускул ее напрягался и дрожал от ненависти, когда кошка налетала на нее, словно коршун. Она не успевала отразить ударов и только брызгала убийственной зловонной жидкостью, заливая собственных детёнышей, которые увязались за нею.

Кошка работала зубами и когтями. Черная шерсть так и летела во все стороны. Хориха обдавала своими удушливыми брызгами не только кошку, но и самое себя. Голова и шея ее были совершенно изодраны, воздух был пропитан ее отвратительным запахом. Она бросилась искать спасения в речке. Кошка еле переводила дух, хотя не была ранена, и погналась бы за ней дальше, если б котенок, приютившийся под бревном, не стал жалобно пищать. Ярость ее сразу улеглась. Она вытащила его невредимого, но совсем мокрого, и перенесла в дупло, а сама вышла и выпрямилась, помахивая хвостом. Глаза ее горели, так как в них попали брызги. Она, как тигрица, готова была броситься на всякого, кто тронет ее котят. Однако хориха уж была достаточно наказана. Она кое-как спустилась с берега, а детеныши покатились кубарем, получив от матери случайно порцию зловонной жидкости. Хориха ковыляла, оставляя кровавый след и сильный запах, а они следовали за нею.

Кошка работала зубами и когтями.

Ян был поражен отчаянной борьбою старой кошки. С того дня он проникся уважением ко всему ее роду. Достаточно было того обстоятельства, что домашняя кошка могла поселиться в лесу и жить там охотой, чтоб Ян внес ее в свой список животных-героев.

Кошка ходила взад и вперед по бревну от дупла, где находились котята, до самого края и поглядывала на каньон. Она сильно моргала и, по-видимому, очень страдала, но Ян отлично знал, что даже самый большой и сильный зверь не мог бы согнать ее с ее сторожевого поста. Никто не может соперничать в непоколебимой отваге с матерью-кошкой, которая охраняет своих детенышей.

Наконец, убедившись, что опасность нападения миновала, она отряхнула лапки, вытерла ими глаза и полезла в дупло. Какое неприятное впечатление должны были испытать бедные котята, хотя они отчасти уж были приготовлены возвращением братца. О приходе матери всегда возвещал чудный аромат свежей мыши или птицы, смешанный с знакомым запахом кошки, который уж сам по себе сулил радость. Обоняние играет огромную роль в кошачьей жизни. Вдруг теперь в отверстии появилось существо, от которого разило вражеским запахом. Немудрено, что котята с фырканьем разбежались по темным углам. Дело было плохо. Им давно уж хотелось, есть, но волей-неволей пришлось терпеть. Дупло так и осталось зловонным, даже когда они выросли и разбрелись в разные стороны. И много гроз прошло над ним, пока окончательно не выдохся хорьковый запах.