где Сорроу обещает премию любой вечерней газете
Сорроу, пробормотала девушка, вторично приходя в себя в темной каморке и увидя наклонившееся над ней лицо со Старыми белесоватыми глазами,—что это за место? Кто его держит? Зачем вы здесь? Как вы успели сюда пристроиться?
— Ну, Минни,— сердито ответил Сорроу, приподнимая девушку и похлопывая ее по спине,— это следовало бы спросить мне, а не тебе. По твоей милости я должен прервать свою слежку, потерять место и выпустить из рук хорошую дичину, не успев даже толком разобрать, чем она пахнет.
— Не ругайтесь, дядя,—ответила Мини,— Я три дня не спала, не ела. Меня вытащив из тюрьмы сумасшедшая английская леди, по имени мистрис Кавендиш, и бросила на перекрестке, окруженную четырьмя шпиками. Эти люди, дядюшка, любят получать суточные. Они Меня гнали, как мышь. Я прикатила в Вену, чтобы не подвести наших ребят, и свалилась тут поблизости ни жива, ни мертва от голода. По правде сказать, ваше место наводит меня на| размышление. Разговор, который вели эти самые бродяжки...
— Придержи-ка балаболку,— прервал Сорроу, нахмурившись.— Английская леди Кавендиш... это, Минни, интересная история...
Валяй все, что с тобой случилось, по порядку.
Минни Гербель уселась поудобней, скрестила худенькие ручки на животике, что было ее излюбленной позой, и обстоятельно рассказала Сорроу все свой приключения.
— Гм! — разразился наконец Сорроу после долгого молчания.— Кувыркалась под потолком! А бродяги, ты говоришь, вели прелюбопытный разговор?
— Ну да, они интересовались, майором да еще какой-то собакой, про которую узнали, будто она жива.
Сорроу вскочил, как ошпаренный.
— Собака! — пробормотал он взволнованно. — Эге-ге-ге-гe, голубчики! Минни, сиди тут безвыходно и не отворяй, кто бы ни постучался. В шкафу хлеб и колбаса, в углу — корзина с бутылками. Они, положим, пустые, но если опрокинешь каждую из них в глотку, так что-нибудь перекапнет. С этими утешительными словами он схватил шапку, нахлобучил ее, заложил руки за Спину, и только направился к двери, как Минни сердито преградила ему путь.
— Эй, дядя Сорроу,— шепнула она укоризненно, — вы оставляете меня без всякого разъяснения. Что это за место ? Кто его хозяин?
Сорроу посмотрел на девушку сверху вниз, как глядят на воробья, подскочившего к самому носу, и медленно ответил:
— Что это за место? Кабачок «Кошачий глаз» в городе Вене, па углу Штумгассе, возле Гагенских оврагов. А кто его хозяин? Это, девушка, хотел бы я пожертвовать любой из наших вечерних газет, живущей на премии, в виде хорошенького вопроса своим подписчикам. Смело можно пообещать за разгадку десять Тысяч пар подтяжек, дюжину велосипедов, тринадцать зубоврачебных кресел и даже полное прекращение своей собственной газеты, без всякого страха, что бы хоть одна живая душа могла когда-нибудь разгадать.
Оставив Минни с открытым ртом не столько от смысла этого спича, сколько от необычайности подобного красноречия в его устах, он быстро выбегал из каморки.
Маленькая комсомолка задумчиво покачала головой. Положение вещей начинало ей сильно не нравиться. Прежде всего она заперла дверь, насторожила уши и убавила свету в крохотной газовой горелке. Потом полезла в шкаф и вытащила оттуда огромный кусок колбасы с крохотной корочкой хлеба. Прикинув одно к другому и философски сощурившись, Минни решительно перерезала колбасу пополам, раскрыла ее, спрятала в серединку хлебную корочку и, устроив себе тaким образом бутерброд, хотя и противоречащий всякой теории, но зато отлично согласованный с практикой, запустила, в него обе половинки челюсти. Съев бутерброд, она перешла к пивной корзине, как вдруг в дверь раздался тихий и вкрадчивый стук:
«Стучи себе, сколько влезет!» подумала Минни.
Стук повторился.
Минни преспокойно опрокидывала одну бутылку за другой над собственным ртом и, сев на кровать, слушала стук точь в точь с таким видом, как если б это была воскресная проповедь социал-демократа. Губки ее сложились в бантик, глаза прищурились, одну прядь волос она положила себе, в рот и прикусила губами.
— Тук-тук-тук!
— А ну тебя!
— Тук-тук-тук!
Неожиданно, как начался, стук прекратился. Минни! насторожилась. За дверью послышались тихие, крадущиеся шаги.
Минни взрогнула.
— Сиди смирно!—цыкнула она сама на себя и хотела было залезть на постель, как вдруг вместо этого подобрала со стола длинный ножик, которым резала колбасу. Потом шагнула к двери, скинула крючок и...
«Это западня», сказал кто-то в самой глубине ее сознанья, прежде чем она перешагнула через порог. Ножка Минни Гербель, поднятая вперед, тотчас же дернулась обратно, руки снова схватили крючок, но было поздно. Чья-то страшная, мясистая туша ввалилась в комнату, опрокинула ее на пол, затоптала ногами, отыскала горло, открыла ей рот и забила его отвратительным кляпом.
Не прошло и секунды, как Минни Гербель была связана то рукам и ногам и в светлеющем предрассветном сумраке перенесена через пустынную, грязную уличку.
— К Гонореску!— произнес бархатный голос, шныряя ее на сиденье маленького автомобиля. — Живей!
Автомобиль зашипел! и прыгнул. Последнее, что могла увидеть Минни,— был толстый, огромный человек, говоривший бархатным голосом. Он не походил ни на мужчину, ни на женщину. Лицо его обвисло складками, как у бульдога, а длинный бабий кафтан перетянут на талии кожаным поясом,. какой носят монахи капуцинских монастырей.