— Какой он ветреный и сумасшедший, этот Поль, но какой он забавный! — думала Сюзи, пуская опять своих пони. — Я убеждена, что он очень любит Симону… А она… покраснела, когда я ее спросила, думает ли она изредка о своем будущем муже?… Вот еще двое, которые любят друг друга, поженятся и будут счастливы, как Жак и Тереза!..
Лошади остановились сами собой.
Сюзанна знала, что Мишель должен был вернуться накануне с вечерним поездом; однако она была немного поражена, видя, что он ждал у под езда Кастельфлора, к тому же с довольно суровым лицом.
— Здравствуйте, — сказала она, после минутного удивления, беря руку, которую ей подавал Тремор, чтобы помочь спуститься, и так весело, что он не осмелился тотчас же дать волю своему дурному настроению.
В гостиной, куда он последовал за мисс Северн, он вознаградил себя за эту сдержанность.
— Когда откажетесь вы от этой привычки выходить одной, которая мне ненавистна?
— Ну, а мне дорога! — возразила она с большим спокойствием, снимая перед зеркалом свою хорошенькую белую шляпку.
— И вы к тому же запоздали, Колетта беспокоилась.
Сюзи повернулась, еще растрепанная, со своей шляпой в руке.
— А вы?
— Я также, конечно. Я здесь уже три четверти часа.
Молодая девушка не ответила и прошла в столовую, где г-н Фовель, Колетта и дети сели уж за стол.
— Прошу извинения, — сказала она, идя на свое место.
— Это мы должны перед вами извиниться, — воскликнул г-н Фовель; Низетта стонала от голода. Вы опоздали всего на 10 минут. Теперь без двадцати час.
— Что тебя так задержало, милочка? — спросила Колетта, между тем как Мишель принялся молча и нехотя за еду.
Сюзанна смеялась.
— Сначала я немного увлеклась и забыла время, нужно в этом сознаться. А затем, это целое приключение. Я подобрала на дороге Поля Рео и отвезла его к г-же де Лорж… Он там завтракал.
Мишель резко положил свою вилку.
— Вы посадили Поля Рео в ваш экипаж?
— Конечно, в мой экипаж.
— Ах! Вы находите естественным, чтобы молодая девушка разъезжала в сопровождении молодого человека.
Плохо сдерживаемый гнев дрожал в его голосе.
— В Америке это постоянно делается, и репутация молодой девушки там вещь настолько серьезная и священная, что не зависит от более или менее точного соблюдения идиотских условностей! — ответила Сюзанна тем же тоном.
— Мы не в Америке.
— Послушайте, успокойтесь же! — сказал г-н Фовель, который, однако, не мог удержаться от смеха.
— Говорить спокойно, — воскликнула Сюзи, — когда он…
— Не сердитесь, моя дорогая кузиночка, — продолжал адвокат. — В теории вы правы, но на практике Мишель тоже не неправ… Если вы поразмыслите немножко, вы согласитесь со мной.
Сюзи успокоилась, и Мишель смотрел в сторону окна с видом жертвы.
— Ну, что же, Рео приедут? — спросила Колетта, чтобы переменить разговор.
— Рео не приедут. Вот уже 4 дня, что они поздно ложатся, и Жак боится, чтобы Тереза не очень утомилась.
— Это бессмысленно, — отрезал Мишель, которому в этот час решительно недоставало снисходительности.
— Бессмысленно! — повторила Сюзи, гнев которой, едва успокоившийся, вновь вспыхнул. — Бессмысленно, что муж думает о здоровье жены?
— Да, в данном случае, бессмысленно.
— Это голубки, что ж ты хочешь! — заметил г-н Фовель, накладывая себе салат.
— Уже шесть месяцев, как они женаты, уже время мне кажется…
— Перестать ворковать? — продолжал г-н Фовель, принявшийся мирно есть свой салат. — Я жду твоего испытания, мой милый. Посмотрим, не будешь ли и ты ворковать, как другие.
— Я не думаю, нет… — возразил Мишель себе в бороду.
Кровь залила все лицо Сюзи, и две слезы ярости наполнили ее глаза, но усилием воли она их удержала и голосом преувеличенно спокойным сказала:
— Деплан был у Рео.
— Вы не можете сказать: господин Деплан? — сказал еще Мишель.
— О! как хотите! я только что сказала: Жак, не приводя вас, кажется, в негодование.
— Да, но это было не то же самое, — заметил г-н Фовель своим добрым, отечески примирительным голосом.
— Итак, я видела господина Деплана, говорившего мне о бале.
— Ах! в самом деле! — воскликнула Колетта, в высшей степени заинтересованная.
— Это будет восхитительно, Колетта!
Они начали разговор о платьях „мов“ и зеленых, между тем как г-н Фовель занялся Восточным вопросом.
После завтрака, когда Сюзанна взялась за шляпу, объявляя Колетте о своем намерении пойти посидеть на берегу реки, Мишель, который чувствовал некоторое угрызение совести, не столько из-за упреков, сделанных им, сколько из-за формы, в которую он их облекал, попросил почти любезно позволения у молодой девушки сопровождать ее.
Медленно спустились они под деревьями к Серпантине. Мишель, казалось, забыл свое неудовольствие; он рассказывал о квартире, осмотренной им в квартале Марбеф и которая, казалось, соединяла все желанные условия для их будущего жилища, о разговоре, бывшем у него с его обойщиком, о скульптурных украшениях для столовой, виденных им у Бенг. Разговор страстно интересовал Сюзанну. ее природный, но мало развитой художественный вкус, любовь к изящным и тонким вещам, направлялся до сего времени чем-то в роде инстинкта; ей доставляло удовольствие следить за Мишелем в области общих суждений, понимать то, что она чувствовала, изучать то, что она угадывала, и подкреплять свои личные вкусы его познаниями.
На краю спуска они уселись на скамейку. От Серпантины, протекавшей с шумом у их ног, веяло свежестью. Камыши с коричневыми метелками, зеленовато-серые ивы окаймляли противоположный берег.
В очень прозрачной воде, дававшей возможность видеть дно, покрытое булыжником молочно белого, как жемчуг, цвета, плавали во всех направлениях рыбы, спускавшиеся до дна или подымавшиеся на поверхность воды; изредка та или иная появлялась в солнечных лучах, и тогда они сверкали серебром. Сюзанна рисовала кончиком зонтика узоры на песке, а Мишель с рассеянным и хмурым взглядом уставился прямо перед собой. Молодая девушка прервала на минуту свое занятие и стала смотреть по направлению его взгляда. Ей видимо было нужно что-то сказать, но она колебалась. Может быть, Мишель был единственным человеком, к которому она не всегда осмеливалась обратиться с приходившими ей на ум словами, не обдумав заранее их значения.
— Мишель, — сказала она наконец, — думаете ли вы иногда о той особе… той женщине, которая причинила вам столько горя?
Мишель вздрогнул, но вскоре ответил с большим спокойствием.
— Нет, я больше о ней не думаю. Я вам уже сказал, что эта любовь была большим безумием и что я от нее излечился.
Она замолчала, затем, также застенчиво:
— Мишель, она была очень хороша?
Мишель посмотрел на свою невесту с насмешливой улыбкой.
— Почему вы мне задаете этот вопрос?
— Так себе, из любопытства.
— Если бы я вам ответил, что она уступала вам, что бы вы от этого выиграли?
— Я уверена, что она была очень хороша, гораздо лучше меня, — пробормотала Сюзанна, не подымая глаз. — И вы ее любили страстно, не так ли?
— Да, страстно, — повторил он неопределенно. — Я вам буду очень благодарен, если вы забудете эту историю, как я сам ее забыл.
И после минуты молчания, стараясь улыбнуться, он продолжал:
— Так как вы делаете намеки на мое прошлое, у меня почти является желание расспросить вас немного о вашем; вы сами не романтичны, не сентиментальны, это установлено, но я убежден, что ваша помолвка привела в отчаяние много людей.
— Этих двух господ, сделавших мне предложение эту зиму? Помните, я вам рассказывала. Я вижу только их. И право, я не особенно доверяю постоянству этого отчаяния.
— Но, в Америке, ведь за вами ухаживали?
Он смеялся, но его внимательный взгляд не соответствовал шутливому тону.
— Ах! натурально, флирты, но вовсе не так много, как вы думаете! У меня были друзья детства, обходившиеся со мною скорее, как с товарищем, чем как с возлюбленной.
— И никто не делал вам предложения?
Лицо молодой девушки осветилось и прозвенела целая гамма смеха, отражаясь в воде.
— Негоциант из Нового Орлеана. О! Какая у него была смешная голова, Мишель! Он не нравился ни дяде Джону, ни мне… А затем, когда мне было 8 или 10 лет, кажется, я знала одного очень миленького маленького мальчика, желавшего быть всегда моим мужем, потому что его занимало играть с моими куклами.
— И это все?
Сюзанна подняла свой ясный взгляд.
— Ну, да, — сказала она. — Как вы только что сказали, я не сентиментальна, как все американки.
Мишель слегка нахмурил брови.
— Может быть об этом следует жалеть! — сказал он.
— Да!
— Если бы вас кто-нибудь там нежно любил, может быть вы были бы тронуты этим чувством? Освобожденная от вашего обещания, так как ваша бабушка желала только вашего счастья, вы вышли бы замуж в Филадельфии и… это было бы лучше.
Сюзи выпустила неожиданно зонтик, упавший, задев деревянную скамейку.
— Почему? — спросила она, задыхаясь.
— Вы были бы более счастливы, я думаю и…
— И вы также, не правда ли?
— Я этого не говорил! — воскликнул он горячо.
Она поднялась, не отвечая.
— Здесь солнце, — сказала она, наклоняясь, чтобы поднять зонтик, который Мишель и не думал поднимать, — я ухожу.
Но он последовал за ней, взволнованный.
— Клянусь вам, что я не хотел вам этого сказать, — повторял он. — Я думал только о вас.
Он заставил ее остановиться, и схватив ее обе руки:
— Сюзанна, — сказал он повелительно, — я хочу, чтобы вы мне верили!
— Я вам верю, — ответила она холодно. — Пустите меня, Мишель; Колетта ждет гостей, мне нужно одеться.
Будуар Колетты, отделявший в 1-м этаже комнату молодой женщины от комнаты Сюзанны, был пуст, но Сюзанна и не искала своей кузины. Чувствуя тяжесть в голове, она быстро вынула черепаховые шпильки, придерживавшие прическу, и ее волосы рассыпались по плечам.
Когда она машинально бросила взгляд в зеркало, она увидела две слезинки, катившиеся вдоль ее щек, и вытерла их со злобой.
— Мне это безразлично, впрочем!.. Он несправедлив, зол, пуст!.. Я смеюсь над этим!.. Разве я ему говорила, что я несчастлива? просила меня сопровождать в сад?.. И эта гордость! Он счастлив, я нет! это возмутительно; бывают дни, когда это выше моих сил, я его ненавижу!
Слезинки следовали одна за другой, более частые и вместе с этим возрастало раздражение Сюзи. Иметь красные глаза, когда нужно принимать гостей, это никогда не бывает особенно приятно; затем Колетта будет спрашивать объяснения, а Мишель будет торжествовать, затем скоро может явиться горничная. И при этой мысли бедная жертва закрылась своими волосами и терла ими свои глаза до боли.
— Злой, злой, злой! — повторяла она.
Но постучали в дверь.
— Могу я войти, Колетта?
Боже! голос Мишеля! У Сюзанны явилось желание убежать, но гордость пригвоздила ее к месту; и бросив свой маленький носовой платок на стол:
— Войдите, — ответила она с совершенным спокойствием, забыв о своих растрепанных волосах.
— Я думал найти Колетту, — объяснил молодой человек. — Я хотел с ней попрощаться, я ухожу, и затем я хотел взять одну из новых книг.
Сюзанна приняла непринужденный вид:
— Вот тут на столе, смотрите.
— Читали ли вы которую-нибудь из них?
— О! я, — я читаю так мало романов!
Мишель взял наудачу книгу.
— До свидания, — сказала молодая девушка, — у меня осталось только время переодеться.
Уже она была у двери, когда Мишель произнес вопрос, банальность которого его почти стесняла:
— Какое наденете вы платье?
Сюзанна казалась удивленной.
— …Мое платье „мов“.
Он колебался немного, затем:
— У вас сегодня немного утомленные глаза… немного красные…
— Красные глаза? ничуть! Почему вы хотите, чтобы у меня были красные глаза?
— Я не знаю, я констатирую факт. Может быть у вас покраснели глаза от пыли. Вы ведь правили сегодня утром по пыльной дороге.
— Конечно! Я безобразна, значит? Это забавно!
У Мишеля появилась невольная улыбка.
Со своими распущенными волосами, не особенно длинными, но вьющимися, обрамлявшими ее молодое лицо, у нее был вид очаровательного маленького пажа.
— Ах, нет! — возразил он лаконически.
И он вернулся к ранее прерванному разговору.
— Сюзи, я хотел бы вам объяснить то, что я только что сказал.
Она притворилась очень удивленной.
— Только что?
— Да, вы меня поняли Бог знает как, будто я жалею, что… тогда, как я думал только извиниться за свой дурной характер… Я очень требовательный, очень вспыльчивый, я вас огорчил…
У него был смущенный или несчастный вид, и нужно сознаться, что Сюзи наслаждалась этим замешательством или страданием.
— Вы меня не огорчили, дорогой, — сказала она решительно, — только немного оскорбили… Затем, вы тотчас же подтвердили, что не хотели сказать ничего оскорбительного, и я вам поверила… я забыла эту безделицу.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Я очень счастлив, — сказал Мишель тоном, как бы он уверял ее в противном. — До свидания, Сюзи.
Он удалился, как бы с сожалением.
Вид этих бедных, покрасневших от пыли глаз его опечалил. Кроме того, он заметил маленький мокрый платок, валявшийся на круглом столике.
— Ну, — говорил он себе, — мы переходим от недоразумения к недоразумению. А я, я раздражаюсь, становлюсь грубым, неучтивым… Большею частью она бесспорно неправа, и между тем, в конце концов я всегда оказываюсь виноватым. Это просто невыносимо!
Час спустя, когда Колетта читала в гостиной, в ожидании своих гостей, Сюзанна села у ее ног в позе ласкового ребенка, которую она любила принимать подле своей кузины.
— Колетта, спросила она, мне бы хотелось знать… эта женщина, которую… которую Мишель любил… как тебе кажется, думает он еще о ней?
Колетта воскликнула:
— Вот так идея!
— Как ты думаешь?
— Я убеждена, что нет.
— Виделся он с нею после?
— Нет, уже в продолжение многих лет!
— Она очень хороша, не правда ли?
Колетта сделала гримасу. Она легко отрекалась от своих богов и очень искренно.
— Дело вкуса, знаешь. Она была эффектна, да.
— Она не любила Мишеля. Почему?
— Это очень удивительно, не так ли? — сказала смеясь Колетта, в устах которой этот вопрос был чисто риторическим.
— О! я совсем не это хочу сказать, — живо запротестовала молодая девушка, — но так как он так сильно ее любил…
— Она была недостойна его, вот и все.
— Колетта, — продолжала еще Сюзанна, прижимаясь головой к коленям молодой женщины, — думаешь ли ты, что я его достойна?
Этот раз г-жа Фовель взяла обеими руками головку кузины и нежно ее поцеловала.
— Маленькая глупышка! неужели бы я желала вашего брака, если бы ты не была достойна его?
— Мне хотелось бы знать имя той женщины, Колетта?
Сначала Колетта восстала против этого: она совершенно отказывалась говорить об этой старой истории и об этой отвратительной личности, затем она уступила и рассказала пространно все.
— Я вновь увидела эту прекрасную графиню в Канне этой весной, но, разумеется, не разговаривала с ней; тебя и мисс Стевенс тогда уже не было.
Сюзи, казалось, занимала какая-то мысль.
— Следовательно, они были помолвлены! — сказала она.
Один вопрос жег ей губы: „Мишель был очень нежен со своей невестой?“ Но она не решалась его произнести.
— Они были женихом и невестой, — сказала смеясь Колетта, но не ревнуй особенно, ты знаешь… они вели себя „по-французски“.
Сюзи невольно улыбнулась, затем вновь начала с задней мыслью:
— Она была вдовой, когда… одним словом, в апреле, и Мишель это знал?
— Конечно, он это знал, — воскликнула Колетта, внимательнее смотря на Сюзанну. — Какие нелепые мысли лезут тебе в голову? Если бы Мишель мог думать, что ты мучаешься такими ребячествами…
Молодая девушка быстро поднялась.
— Колетта, дай мне слово, что ты не скажешь Мишелю, что я тебе задавала эти вопросы… Я рассержусь, ужасно…
У нее глаза были полны слез.
— Ты сегодня нервна, моя бедняжка, — сказала удивленная Колетта. — Будь спокойна, я ничего не скажу Мишелю; к тому же он меня стал бы бранить, что я тебе говорила об этих вещах. Только напрасно ты так озабочена вашей маленькой ссорой за завтраком; я убеждена, что Мишель жалеет о своих упреках; не нужно на него сердиться.
— Я на него не сержусь, — ответила Сюзи не особенно решительно.
И она страстно поцеловала свою кузину.
Она чувствовала свое сердце облегченным.
Колетта, немного взбалмошная, совсем не заметила значительную перемену в настроении своего брата; ни она, ни г-н Фовель не подметили скрытого разногласия, разделявшего Сюзанну и Мишеля.
Первое время после помолвки Роберт удивлялся, видя Тремора, настроенного так насмешливо, мало услужливого, так мало влюбленного, но сам довольно флегматичный, он приписал хорошо известной застенчивости молодого человека эту странную холодность, и когда установившиеся товарищеские отношения незаметно сблизили жениха и невесту, он счел себя удовлетворенным.
Легкомысленное равнодушие Сюзанны еще менее занимало ум г-на Фовеля; рожденная, подобно Колетте, для изящной и приятной жизни, эта прелестная сиротка спасалась, благодаря замужеству, от мучительной, горестной борьбы одиноких.
Ничего более естественного. Она уважала своего жениха; от Мишеля зависело заставить себя полюбить. Верно то, что он неловко за это принимался, г-н Фовель мог в этом убедиться сегодня утром; однако, нельзя было отрицать, что Сюзанна не всегда облегчала эту задачу,
В продолжение четырех или пяти дней Мишеля не было видно в Кастельфлоре. Когда Колетта послала осведомиться что с ним, он ответил, что беспрерывно работает, чтобы кончить на этой неделе свои пресловутые путевые заметки. Но г-н Фовель высказал намерение сходить самому в голубятню Сен-Сильвера и спросил Сюзанну, не хочет ли она его сопровождать. Мишель был немного смущен, увидев неожиданных гостей, хотя стол, перед которым он сидел, загроможденный бумагами, заранее опровергал всякое обвинение в том, что его работа только отговорка.
В действительности он попробовал вырваться от этой жизни, полной беспокойства, глухой борьбы, утомившей его уже с некоторого времени. Он пробовал собраться с силами, уйти в себя, убедившись еще лишний раз, что шум и движение Кастельфлора плохо на него действуют.
Избегать Кастельфлора это значило лишить себя всякой возможности следовать болезненной потребности, которой он чересчур поддавался, — порицать Сюзанну, задевать, огорчать ее. Мишель мог также, не погрешая против правды, сослаться на вторую причину своего нового припадка дикости, — на те головные боли, которыми он действительно сильно страдал последние несколько дней.
— В конце концов, я нахожу, что Рео правы, — заключил он; — эти повторные бессонные ночи вредны.
— Дело привычки! — заявила Сюзанна. — Меня это совсем не утомляет.
— Однако, вы немного бледны, — заметил Тремор, глядя на нее.
Она очень быстро тряхнула головой своим привычным движением, которое могло обозначать все, что угодно.
— Вы не больны?
— Нет же, я очень веселюсь.
— До каких пор будет продолжаться эта жизнь картезианского монаха? спросил г-н Фовель.
— По крайней мере до конца этой недели.
— Вы будете на балу у Сенвалей? — воскликнула Сюзанна.
— Вероятно, мне этого не избежать.
Однако Мишель не забывал своих обязанностей хозяина. Он провел мисс Северн и г-на Фовеля в комнату нижнего этажа, где была поставлена мебель нормандского стиля, предназначавшаяся для комнаты и для маленькой гостиной его жены. Затем Жакотта подала под деревьями закуску, которую Сюзанна ела исправно с видом хозяйки дома.
Молодой девушке казалось, что она вновь видит милого товарища, оплакиваемого ею, и этот же милый товарищ появился в Кастельфлоре в начале следующей недели. До вечера бала Мишель избегал всех посторонних и даже самых лучших своих друзей, но он катался верхом со своей невестой, как раньше, прочел ей свою оконченную работу и обсуждал снисходительно вопрос о квартире и о покупке мебели и подарил шесть кур Марсьенне Мишо.
Сюзанна повторяла себе с утра до вечера, что золотой век вернулся и что она счастлива, вполне довольна своей судьбой; от постоянного повторения она наконец стала этому верить.