Думы о начальнике генерального штаба
А. Свечин об «интегральном полководце». – Ум Конрада – «односторонне изучающий». – Конрад -политик. – Самостоятельная политика Конрада. – Отсутствие «политического чутья» у Конрада. – Политика и стратегия в современном освещении. – Военные познания Конрада: – Конрад – «интеллектуалист». – Значение «боевого опыта». – Соразмерность цели со средствами. – Отсутствие у Конрада способности разбираться в людях. – Сильный характер, горячность и упрямство Конрада. – Отсутствие у Конрада «квадрата» Наполеона. – Работоспособность Конрада. – Его замкнутость и причины таковой. Работа в массах. – Конрад – «обыкновенный человек», член «коллектива», управляющего войной в делом.
В предыдущей главе мы более или менее подробно останавливались на теории о «полководце», так как положения ее нам будут необходимы не только, чтобы разобраться в личности Конрада) но и при дальнейшем исследовании службы генерального штаба вообще.
Мы не будем утруждать читателя изложением своей теории о полководце, ибо считаем, что классики за нас сказали все и гораздо авторитетнее, нежели бы мы стали излагать, вернее, пересказывать их мысли. Нами будут лишь отмечены некоторые мысли современности.
Вернемся к бывшему начальнику австрийского генерального штаба. Наше первое с ним знакомство не может, конечно, быть исчерпывающим, но полученное впечатление позволяет дать Конраду некоторую оценку.
Мы рассматриваем начальника генерального штаба, как «полководца», но не в старом понимании, а лишь как «мужа государственного», как члена «коллектива», который руководит войной. Набросанное нами выше свидетельствует, что мы далеки от передачи «полной свободы» в руки «полководца» в руководстве войной.
Нужно сказать, что в нашей военной литературе по этому вопросу уже имеются вполне здоровые мысли. А. Свечин в «Стратегии», говоря об «интегральном полководце», приходит к выводу, что «войну ведет верховная власть государства; слишком важны и ответственны решения, которые должно принимать руководство войной, чтобы можно было доверить его какому-либо агенту исполнительной власти».
«Наши представления о руководстве извращаются применением термина «верховный главнокомандующий», – продолжает он, – мы связываем его с лицом, которому подчиняются действующие армии и флот и которое объединяет всю власть на театре военных действий. В действительности такой главнокомандующий не является верховным, так как ему не подчинено руководство внешней и внутренней политикой и всем тылом действующих армий, поскольку ему не принадлежит вся власть во всем государстве. Стратег-главнокомандующий представляет лишь часть руководства войной… Полная мощь избранному полководцу – это устаревшая, впрочем, никогда не отражавшая какой-либо действительности формула».
Признавая необходимость объединения руководства войной на фронтах «политической, экономической и вооруженной борьбы», А. Свечин находит, что «такая задача по плечу лишь руководящий головке господствующего класса, олицетворяющей в себе наивысшую в государстве политическую компетенцию, осуществляющую верховную власть… Коллектив этой головки является интегральным полководцем».
Мы слышали, что и Клаузевиц видел в главнокомандующем полководца без приставки «верховный», а потому нами начальник генерального штаба и рассматривается как «стратег-главнокомандующий, представляющий лишь часть руководства войной».
Теория с непреложностью говорит о необходимости у полководца равновесия ума и характера, при чем как тот, так и другой должны быть и высокой степени развиты, выделяя полководца среди прочих военных деятелей.
Что касается умственных способностей Конрада, то они, безусловно, отличали его не только среди генералов австро-венгерской армии, но и начальников генеральных штабов других армий Европы. Ум полководца, по мнению Клаузевица, должен быть более пытливым, объемляющим, нежели творческим и односторонне изучающим. В первом свойстве ума – в пытливости, мы не можем отказать Конраду, но что касается широты его, то, схватывая более или менее верно военные явления, начальник австрийского генерального штаба в постановке политического прогноза не поднимался выше остальных бюрократов Дунайской империи. В этом отношении ум Конрада был именно «односторонне изучающим», мало соответствовавшим той высокой должности, которая занималась героем нашей повести.
С молодых лет Конрад усиленно занимается изучением военного дела. Широкое знакомство с историей последних войн, вплоть до посещения полей сражений, извлечение из этих войн опытных данных, постоянное размышление о войне – все это способствовало развитию умственных способностей начальника австрийского генерального штаба. Нельзя сказать, что Конрад понял и предугадал характер будущей мировой войны, – нет, в этом он не дошел до величия полководца, но что и здесь он был не ниже остальных начальников генеральных штабов иных армий, а может быть и превосходил их, сомнений быть не может.
Конрад признается нам, что он с неохотой втянулся в политическую жизнь, предварительной подготовки к которой у него не было. В этом, конечно, мы видим естественное последствие воспитания военных деятелей конца XIX века, подкрепленных к тому же взглядами Мольтке. Но, раз вступив на путь политики, Конрад смело шел вперед, выявляя в своих суждениях мысли знаменитого германского фельдмаршала. Для Конрада политика, «к сожалению», также была неотделима от стратегии, поэтому все стремления начальника генерального штаба направлялись к обезвреживанию политики. Получая указания свыше о работе в контакте с политикой, сам об этом часто повторяя, Конрад фактически стремился вести самостоятельную политику, наиболее отвечающую, по его понятиям, военному положению государства.
Мы не можем засвидетельствовать, что политические взгляды начальника австрийского генерального штаба верно схватывали, как «государственную жизнь, господствующее направление, затронутые интересы и насущные вопросы» Австро-Венгрии, так и «государственные сношения» ее с остальными государствами. Они не поднимались выше понятий убежденного монархиста, пугавшего крайностями во внутренней политике даже Франца-Иосифа и не менее смущавшего всех политических деятелей не только в Австрии, но и за границей своим воинственным настроением.
Как у Мольтке, так и у Конрада вся жизнь сосредоточивалась только в войне и в армии. Понимание войны Клаузевица было чуждо этим милитаристам. Мы не можем найти этому оправдания даже в известной политической безграмотности начальника австрийского генерального штаба, признаваемой им самим, так как философ войны не требовал от полководца учености, но верного политического чутья. Это не было дано Конраду, почему он в политических суждениях оказывался простым подголоском правых партий, а не истинным государственным деятелем, каковым должен быть полководец.
Нам могут сказать, что этого можно было не требовать от Конрада, так как по системе триумвирата политическая жизнь должна представляться не полководцем, а канцлером или министром иностранных дел, или же самим монархом. Как апостол Мольтке, Конрад верно следовал его ученью о триумвирате и толковал его в том же духе, как и германский фельдмаршал. За ширмой триумвирата у Конрада скрывалась широкая военная власть над политикой. Мы видели, как все теоретики германского толка, начиная с Мольтке, преподносят нам это могущество полководца, и лишь Клаузевиц опережал их, признавая коллективное управление войной и выставляя монарха, как необходимый атрибут успешного ее ведения. От монарха Клаузевиц требует только: «крепкую, светлую голову и сильным характер».
Не приходится говорит, что триумвират решительно провалился, как система управления войной, в империалистическую войну. Уже в течение ее на сцену выступил «коллектив» руководства войной.
Указанный нами философ войны определял и функции главнокомандующего в этом «коллективе». Признавая, что полководец должен быть «мужем государственным», Клаузевиц требовал, чтобы нее же прежде всего он оставался «полководцем», т.е. военным деятелем. Характер его работы должен быть направлен к познанию военной сущности войны, не упуская из вида и остальных се сторон. Истолковывая это положение; потомки Клаузевица по крови, немцы с берегов Шпрее, а за ними и Конрад, дошли до толкования военной диктатуры в ведении войны, так показательно провалившейся на нашей памяти. «Мандарины генерального штаба» были далеки от истинного познания высшей стороны войны и расплатились за это своими головами.
А. Свечин в своей «Стратегии» объясняет это тем, что «господство политики над стратегии»… «всегда вызывает сомнение в тех государствах» которые представляют организованное государство уже отживающего класса, находящегося в положении исторической обороны, режим которого подгнил и который вынужден вести нездоровую политик жертвовать интересами целого для сохранения своего господства… Стратегия естественно стремится эмансипироваться от плохой политики, но без политики, в безвоздушном пространстве, стратегия существовать не может; она обречена расплачиваться за все грехи политики».
По мнению автора, «господство политики над стратегией» «не подлежит никакому сомнению, когда творцом политики является юный класс, идущий к широкому будущему, историческое здоровье которого отражается и в форме преследуемой им здоровой политики».
Нет сомнения в том, что «здоровая политика» ведет за собой и «здоровую стратегию, но «эмансипация» таковой вызывалась иными причинами. Если мы возьмем войну 1870 года, то нельзя отрицать, что Бисмарк проводил «здоровую политику», что война способствовала развитию производительных сил Германии, что немцы в своем стремлении к объединению были до некоторой степени «юным классом». Однако, нам хорошо известно, как Мольтке стремился «эмансипироваться» от этой политики, которая, по-видимому, почиталась им «больной», и очень «сожалел», что стратегу приходится считаться с политикой. Мы будем недалеки от истины, если скажем, что генеральный штаб считал единственно «здоровой» политикой – «его» политику и ничью иную, что речь шла о подчинении политики стратегии, что вообще «политика-опиум для стратегии», как об этом заявлял Леваль.
Если ныне буржуазные государства находятся в состоянии «исторической обороны», то они ни одной минуты не хотят передать политику и руки стратегов, взяв в шоры мировоззрение генерального штаба и если последний под видом «сверхгенерального штаба» стремится удержать свои прежние позиции, то это его последние усилия.
Таким образом, к сожалению, мы не в праве зачислить Конрада, как поклонника теории Мольтке, в ряды «государственных мужей», среди которых должен был бы находиться полководец.
Теперь обратимся к военным познаниям бывшего начальника генерального штаба. Выше отмечено, что он путем долголетнего изучения военной истории, путем своего малого боевого опыта и продолжительной строевой службой старался уяснить себе сущность современной войны.
В этой области мы наблюдаем работу его пытливого ума, стремившегося объять характер будущей войны в целом, пытавшегося найти полые пути к ведению войны и боя.
Поверяя добытые познания из книг на опыте, делая сам необходимые выводы, выступая с пером в руках на защиту своих положений, проповедуя их с кафедры в Военной академии, Конрад старался не только расширить свои познания, не только развить свой ум, но и перенести эти знания в толщу армии. Иными словами, он готовил «свое собственное войско».
Было ли это только по силам начальнику генерального штаба – это вопрос другой.
Так или иначе, но приведенные нами выше взгляды Конрада на войну, на ее ведение государством, на современную боевую подготовку войск, на необходимость знания армии для правильного управления ею, изобличают в нем военного деятеля с широкой теоретической подготовкой, стоявшего на правильном пути мышления. Некоторые из его взглядов не потеряли свежести и до наших дней.
В виду этого, мы присоединимся скорее к мнению Людендорфа и других свидетелей-современников, признающих у бывшего начальника австрийского генерального штаба широкий военный ум, чем согласимся с мнением Краусса, считающим его узким тактиком.
Нет слов, что кафедра тактика, а за ней строевая служба, оставили след в Конраде и он действительно более увлекался тактической стороной боя, по здравого стратегического мышления его лишить нельзя. Тактика также должна быть в обиходе у полководца, как и высокие стратегические замыслы. Мы слышали горячую проповедь Левалем позитивной стратегии и думаем, что знание полководцем «геометрии» военного дела – тактики, далеко не бесполезно.
Отстаивая и широко проповедуя прикладной метод изучения военного дела, Конрад, однако, более был склонен к развитию в военном деятеле знаний, нежели характера. В этом начальник австрийского генерального штаба не оказался в силах побороть, а скорее даже углублял царившее в армии стремление к широкому развитию военных познаний в ущерб выработке сильной воли и характера. Теоретически необходимость последних им безусловно признавалась и даже сам прикладной метод должен был бы послужить к укреплению их, но побороть сложившийся уже уклад в армии было трудно. Конрад плыл по течению…
Это предпочтение знания в военном деле у начальника генерального штаба Дунайской армии, несмотря на преклонение его перед германской военной мыслью, перед видными ее авторитетами, дает нам повод зачислить его в ряды «интеллектуалистов», безраздельно властвовавших к западу от Рейна.
Такому переходу Конрада в ряды ученых «головастиков», по образному выражению А. Свечина, способствовал тот малый боевой опыт, который выпал на его долю, и к тому же на низших командных должностях. Два незначительных похода – вот и весь боевой стаж, которым мог руководствоваться Конрад, продвигаясь по служебной лестнице в полководцы. Оставался один путь познания высшей стороны войны – ее изучение на исторических образцах, которым и последовал начальник генерального штаба, не избежав при этом увлечения научностью. Правда, боевой опыт – еще не все. Драгомиров характеризовал Мольтке в 1867 году: «генерал Мольтке принадлежит к числу тех сильных и редких людей, которым глубокое теоретическое изучение военного дела почти заменило практику». Можно не иметь последнюю, но правильно понимать сущность войны и уметь ее вести, доведя до победного конца. Многие из сверстников Конрада оказывались еще в худшем положении, например, Людендорф, но все же победа выпадала и на их долю. Поэтому мы отнюдь но намерены вводить непременной данной для будущего полководца – опыт войны, но считаем его полезным, регулирующим книжное изучение такого явления, как война. Тому, за кем этого опыта нет, гораздо труднее удержаться на правильном пути к познанию высшей стороны войны, но все же для него эти пути не заказаны.
Как из положений теории, так и рассуждений Конрада мы видели, что современный полководец должен «знать армию» и даже «создавать» ее. Такое познание не основывается, конечно, на одном ближайшем знакомстве с войсками, а достигается: 1) непосредственной службой в строевых частях и 2) личным объездом войск, инспектированием их и руководством на маневрах. Нами отмечалось, что строевая служба должна входить обязательными ступенями в служебную лестницу кандидата в начальники генерального штаба. Конрад с гордостью отмечает свое долголетнее пребывание в строевых частях, которое должно было дать ему возможность изучить армию Габсбургов. Однако, как свидетельствует Краусс, а также другие современники Конрада, именно у него отсутствовало это знание инструмента войны, так как все его оперативные замыслы, великолепные по идее, разбивались прежде всего о собственную армию. Сам начальник генерального штаба теоретически требовал соразмерности замыслов с силой войск и никто другой, как он же, нарушал это, увлекаясь романической стороной ведения войны. Если полководец обязан соразмерять цель со средствами, то в этом мы не можем усмотреть у Конрада качеств, приближающих его к сонму великих людей.
Клаузевиц указывал, что «нет надобности, чтобы он (полководец) был большим наблюдателем, способным разбирать человеческие характеры до мельчайшей тонкости; но он должен знать нрав, способ мышления, достоинства и недостатки тех, коим ему придется приказывать». Другие теоретики повторяют это, добавляя необходимость уменья разбираться и в характерах неприятельских вождей. Бывший начальник австрийского генерального штаба, по мнению современников, не был знатоком людей, и впоследствии горько разочаровывался в выдвигаемых им кандидатах, не оправдавших себя на полях сражений. Нами отмечалось, что личные симпатии, родственные связи и привязанности играли не последнюю роль в оценке людей у Конрада, что, с одной стороны, объясняется особыми чертами характера его, а с другой, и той разлагающей обстановкой среды.
господствующего класса и верхов армии, каковая была в Дунайской империи. Если философ войны не требовал от полководца мелочного познания характера подчиненных, а лишь определения их основных качеств, рисующих их пригодность к военной деятельности, то в Конраде мы скорее найдем именно стремление основываться на мелочных свойствах людей, нежели, учитывая основные положительные черты, мириться с человеческими слабостями.
До сих пор мы исследовали умственное развитие бывшего начальника генерального штаба, но таковое не есть еще патент в полководцы, так как последнему должен быть свойственен и сильный характер. Теория предъявляет к последнему высокие требования, выявляя необходимость энергии, твердости, уверенности, смелости и силы.
При знакомстве с бывшим начальником австрийского генерального штаба была отмечена его самостоятельность в суждениях и действиях. Он сам говорил о необходимости энергии и инициативы в работе, что и было присуще ему. Настойчивый в своих докладах и требованиях к подчиненным, Конрад обладал необходимой смелостью и силой характера, но эта смелость порой стесняла свободу ума, соображений и намерений. Ведя на своей должности «непрерывный бой», Конрад настолько увлекался самым процессом его, что готов был драться ради искусства, но не целесообразности. Болезненное чувство «престижа» проникало все существо начальника генерального штаба, и только перед Габсбургами этот преданный им слуга сгибал шею, вынося терпеливо раны, наносимые его самолюбию. Только эти властители заставляли Конрада заглушать в себе болезненное самолюбие, которое в отношении к остальным выявлялось настолько резко, что мы выше отмечали наличие тех двух лагерей, на которых начальник генерального штаба разделял окружающих его – друзей и врагов.
Все сказанное говорит о том, что перед нами энергичная, настойчивая натура с достаточно сильным характером, но в то же время пылкая и упрямая. Эти последние черты настолько были развиты, что затемняли иногда ум Конрада, делая его рабом своих чувств. Одним словом, это была «горячая» голова, которой Клаузевиц у истинного полководца противополагал «голову холодную».
Верный учению Мольтке, бывший начальник генерального штаба не боялся никакой судебной ответственности, по-видимому, так же, как германский фельдмаршал, считая себя в ответе лишь «перед богом и собственной совестью». Не хотим прививать современным полководцам боязнь ответственности за свои действия. Наоборот, утверждаем, что в этом ими должна проявляться смелость и готовность дать всегда отчет в своих действиях, что у них должна быть любовь к ответственности, что ответственность должна вызывать в них лишь чувство радости, но мы решительно отрицаем тех кумиров, перед которыми они, по мнению Мольтке, должны отчитываться. Они ответственны исключительно перед правительством, их поставившим.
Итак, равновесие ума и характера, которое должно изобличать полководца, мы не замечаем в бывшем начальнике австрийского генерального штаба в той мере, какая необходима была ему по его высокой должности. Если мы последуем теории Бернгарди, выше нами очерченной, то увидим, что в замыслах, где должен господствовать ум, там Конрад был силен, но и то порой страстность врывалась в его расчеты. Что же касается проведения замыслов в жизнь, то здесь «горячая» голова начальника штаба частенько заносила его выше меры – полководцу Габсбургов не хватало надлежащей выдержки, и он был далек от того «квадрата», который рекомендовал маленький капрал для великих генералов.
Я всегда работаю», говорил Наполеон; то же с полным правом может сказать про себя и Конрад, всецело отдавшийся своим тяжелым обязанностям.
Мы начали бы ломиться в «открытую дверь», если бы приступили к доказательствам необходимости у начальника штаба большой работоспособности. Современное военное дело настолько усложнилось, настолько быстро шагает вперед, что необходимость идти нога в ногу с ним вынуждает к усиленной работе. Сутки современного начальника генерального штаба не имеют излишествующих часов, а, наоборот, в них чувствуется недостаток, ибо нагрузка велика. Слов нет, что от такой нагрузки не далеко и до перегрузки, а затем переутомления и неврастении, а поэтому для начальника штаба очень важно нормализовать свою работу, может быть прибегнув и к системе НОТ, необходимо поддерживать свое тело и дух, не доводя их до истощения. Мы не хотим давать рецептов нормальных дней начальника генерального штаба, ибо у таких «высоких» людей должен быть свой «жанр» не только вести войну, но и работать.
Нам не хотелось бы вторгаться в личную жизнь начальника генерального штаба и мы остановимся только на одном – это на его замкнутости от окружающих. Как видели выше, эта замкнутость была свойственна не ему одному, ее признавал в себе Людендорф, такими же ушедшими в себя людьми были Жоффр, Фалькенгайн и другие современные Конраду полководцы, не говоря уже про Мольтке (старшего) и Шлиффена.
Это указание на замкнутость характера у современных вождей, пожалуй, можно признать, как необходимое свойство «военных мандаринов» только что пережитой эпохи, если бы не было к нему естественного о6ъяснения. Людендорф откровенно заявил, что к замкнутости его вынуждали сами окружающие, которым он «знал цену». Клубок интриг, сплетен, вечная склока-вот та атмосфера, в которой приходилось жить полководцам недавнего прошлого. Незачем напоминать про интриги Мольтке и Бисмарка и описывать те, кои царили в различных армиях перед мировой войной и во время ее-они отлично известны без нас. «Военный мандарин», кроме выполнения своих прямых обязанностей, оказывался вынужденным еще оберегать свое высокое место, во время парировать интригу, справляться о здоровье кандидатов на его место, дабы также их во время удалить со своего пути, как это проделывал Жоффр, да и иные из современных ему вождей обоих лагерей. Одним словом, самая прозаическая действительность накладывала печать молчания на уста великих мандаринов наших дней.
Мы совершенно не хотим сказать, что современный полководец должен являться развеселым малым, что называется «душа на распашку». Нет, он обязан быть сдержанным в своих суждениях и обращении с окружающими, но в то же время и но чуждаться последних, не вносить с собою ту напряженную атмосферу величия, отравленную недоверием к близстоящим людям, какую мы наблюдали всюду в империалистическую войну. Авторитет полководца должен держаться не на замкнутости, а на его внутренних качествах, выделяющих его среди окружающих. В былые времена повелители восточных стран считали необходимым возможно меньше показываться народу, дабы, создавая и поддерживая в последнем легенды о «божественном» своем происхождении, еще более укрепить свою власть. Ныне авторитет создается не отчуждением от масс, а, наоборот, широкой работой в их толще. Поэтому замкнутость не только не полезна, но, наоборот, вредна для современного военного вождя. Век военных мандаринов уже миновал…
Мы приносим извинение за наше подробное знакомство с личностью Конрада, заставившей нас вспомнить и теорию. Просим снисхождения к нашей попытке разобраться в современном полководце, которая, признаем, может быть, слаба и страдает излишними длиннотами и повторением. Мы снова повторяем, что наш труд но претендует на то, чтобы быть «заповедями» для полководца – начальника генерального штаба, что все наши рассуждения предприняты для правильной обрисовки личности Конрада.
Нами столько отмечено отрицательных сторон «военного мандарина» канувшей в историю монархии Габсбургов, что можно вынести суровый приговор этому когда-то шедшему к боевой славе человеку, а ныне недавно кончившему свою жизнь с пером в руках.
Нет слов, что если бы потребовать от Конрада всех тех качеств, которыми должен был обладать полководец в понимании его Наполеоном, то безусловно наши заключения были бы отрицательны. Но мы старались показать, что полководца в целом, как индивидуума, в наши дни не найдешь, что его существо превратилось в «коллектив», что даже прославленный триумвират и тот оказался бессилен в современной войне.
Мы не склонны искать спасения в «гениях» и старались выявить, что «гений» также нуждается и в образовании, и в силе характера, как простой смертный. Поэтому правильнее всего рассматривать Конрада, как военного члена «коллектива», который только один управляет войной и целом, как военного деятеля высокой марки. Не думаем скрывать, что такому деятелю нужны многие из тех качеств, кои теория относила к полководцу.
Из числа их иных не хватало бывшему начальнику генерального штаба, и если он не может быть поэтому зачислен в «звезды первой величины», то все же он обладал и ценными качествами военного, будучи в состоянии «блистать» на высших командных должностях, а не только «во главе кавалерийского полка».
В наши намерения прежде всего не входит выискивание «героев», а потому мы не думаем, повторяя снова все достоинства и недостатки Конрада, возводить его в высокий ранг «современного полководца».
Да и сам Конрад после мировой войны познал всю тщетность, может быть, его сокровенных дум, быть сопричисленным к лику полководцев наших дней. После войны бывший начальник генерального штаба скромно заявляет: «в основе эта (мировая) война… была более войной масс и материальных средств, чем войной полководцев, и ее следует рассматривать главным образом с этой точки зрения».
«Массы» и «материальные средства», производные современного состояния экономики, придавили Конрада, признавшего в наши дни бессилие одного полководца повернуть колесо фортуны в свою пользу. Крепкий и своих монархических устоях, далекий от сoциaлиcтичеcкoгo учения и даже враждебный ему, начальник австрийского генерального штаба поною тяжелых жертв и крушений доходит до выводов, давным-давно возвещенных Энгельсом. «Первичное» в жизни прокладывает неизменно дорогу даже в косных мозгах бюрократов бывшей Австро-Венгрии.
«Военный мандарин» окончательно сходит со сцены, сменяясь «коллективной» работой в управлении современной войной, и в наши дни здравомыслящий человек не поет «песен» и не рассказывает «сказок» про былых «полководцев-индивидуумов».
Не собирались и мы слагать хвалебных гимнов бывшему начальнику австрийского генерального штаба не потому, что он оказался в стане побежденных, а по нашему искреннему убеждению в праздности этого занятия в наше время.
Перед нами «обыкновенный» человек, знакомству с которым мы были очень рады и не думаем порывать его в последующих страницах нашего труда, целью которого является оценка военной системы Дунайской империи, а отнюдь не лирика об ее вождях. Таковые сошли с жизненной арены, и, признаться, мы рады этому!..