Зело умилительно!

Шла лисица из-за девяти пустынь. Не пила и не ела, тошнехонько есть захотела. Увидала петуха на древе высоком, взвела на него ясным оком и рекла таковы словеса:

Гой еси, возлюбленное мое чадо, петел! Сидишь ты на высоком месте и держишь на уме недоброе.

...Ох, петухи: живете вы на миру бесстрашно, любите жен помногу — кто десять, кто двадцать, кто тридцать!.. Где вместе сойдетесь — там из-за своих жен и деретесь... А я-то, постница и молитвенница, иду ныне из дальних пустынь. Не пила и не ела, много труда претерпела, все тебя, мое чадо, исповедать хотела! Сойди, чадо, на земельку да покайся.

ПЕТУХ

— Ох, мати духовная, я еще не постился и не молился, придите в иное время.

ЛИСА

— Золотые твои словеса, возлюбленное чадо! Надобно нам поститься и молиться. Токмо я, духовная ваша мати, не могу на всяк час здесь пребывати. А в иное время, кто тя покает?

ПЕТУХ

— О, мати духовная, лисица! Сахарны твои уста, ласковы словеса, льстивый твой язык... Боюсь я тебя. Как да в молодых годах съеден буду от тебя напрасно.

ЛИСА

— Терпел Моисей, терпел Елисей, терпел Илия— потерплю же и я... Не горазды речи выговариваешь, чадо духовное! За гордость будешь погублен, аки фараон. Фараон-от возгордился, в море утопился, а мы возгордимся — куда годимся?! Последнее время близко, концы к концам приходят... Сойди, чадо духовное, пониже, будешь ко спасению поближе, прощен и разрешен и во царство небесное допущен!

Петух умилился и прослезился. Стал спускаться с ветки на ветку, с сучка на сучок, с пенька на пенек. Сел перед лисицей:

— Благослови, мати духовная...

— Ух! — взвилась лисица, как ястреб-птица, скрипит острыми зубами, зрит свирепыми глазами. Крылышки, перышки на стороны расклала: — Я те благословлю!.. Что, попался, вор-разбойник?!

ПЕТУХ

— Ох, о-о-ох, мати духовная!.. Так-то ты меня спасаешь,жития меня решаешь,цветное мое платье рвешь?!

ЛИСА

— Плюю я на твое цветное платье, а плачу тебе давнишнюю обиду! Помнишь ли, вор-бездельник, шла я, постница и молитвенница, приворотила к мужику, хотела малого куренка съесть. А ты, пасть худая, ногами затопал, крыльями захлопал, запел, заревел истошним гласом... Куры заговорили, гуси загоготали, собаки залаяли, кони заржали, коровы замычали, прибежали мужики с топорами, бабы с помелами, меня, постницу и молитвенницу, из-за малого куренка чуть живота не лишили! Не быть тебе, вору, живу!

ПЕТУХ

— О-ох, мати моя лисица! Того ты не слыхала, как вчерашнего числа звали меня, петуха, к римскому папе во дьяки. Выхваляли всем собором — хорош-де будет петух в певчих, по солям петь знает и партес понимает... Знаешь ли, мати Лисица, выхлопочу я тебя во просвирни, будешь печь пироги да шаньги, блины да оладьи с яичком да с масличном, в посты с медами да с патокой.

Лисица распустила слюни, развесила уши, расслабила когти... Ах! Взвился петух, взлетел на высокое древо, ногами затопал, крылами захлопал, запел, завопил велиим гласом:

— Сударыня Лисица — до свиданья! Велик ли у тебя, мати, доход?! Мягки ли пироги, сладки ли меды?. Да тебе ли, погана твари'на, калачи есть?! Не сломать бы тебе, стерва, на сахаре зубы!..

Ушла лиса в лес, подальше от сих мест. Сутки под колодой лежала, плакала, рыдала.

— В каких делах ни бывала, а экого сраму не примала!..