Опять Михаил Иванович
— Тропинина, начальница зовет! — сказала восьмиклассница, заглянув в опустелый класс.
Мурочка замешкалась, потому что была дежурная. Услышав такое приказание, она всполошилась. Что еще случилось?
Второй класс был в третьем этаже, а канцелярия и библиотека находились внизу, в первом этаже, направо. Мурочка быстро сбежала по широкой лестнице, где еще спускались вниз запоздавшие ученицы, и с сильным сердцебиением остановилась у дверей канцелярии.
Она осторожно постучала, но там разговаривали и не слышали её стука. Она отворила тяжелую дверь и вошла.
Катерина Александровна сидела за письменным столом и что-то писала. Тут же были два учителя: рисования — Иван Иваныч, физики — незнакомый Мурочке высокий господин в золотых очках.
Катерина Александровна, увидев Мурочку, откинулась к спинке кресла и посмотрела внимательно на вошедшую. Но, к счастью, и волосы, и платье, и воротничок Мурочки были в порядке.
— Отец ваш говорил мне, что вы играете на скрипке.
— Да.
— Кто с вами занимался?
— Михаил Иваныч.
— Какой Михаил Иваныч?
— Старичок. Фамилии не знаю, — сказала смущенно Мурочка.
— Хотите продолжать учиться?
Мурочка покраснела и утвердительно кивнула головой.
— Скрипка ваша при вас?
— В общежитии.
— Так вот сегодня вечером пусть Степанида проводит вас ко мне. Захватите скрипку; я хочу послушать, как учит ваш Михаил Иваныч.
До самого вечера Мурочка повторяла пьесы, которые учила раньше. Валентина аккомпанировала ей на плохоньком рояли общежития. Тея была так добра, не беспокоила их, не брала на гулянье.
— И не стыдно тебе, Мурка, что до сих пор держала свою скрипку в секрете? — сказала Валентина, захлопнув крышку рояля.
Вечером Степанида повела Мурочку к начальнице.
Квартира её была налево, против канцелярии. Мурочка нерешительно вошла в прихожую, сняла шубку и взяла у Степаниды футляр со скрипкою. В комнатах бегали и шалили маленькие дети Катерины Александровны — два мальчика и девочка. Они бегали в столовой вокруг стола и догоняли друг дружку. Маленькая девчурка, лет трех, толстая и забавная, подбежала к дверям и во все глаза смотрела на Мурочку и на черную вещь в её руках. Мальчики тоже прибежали, и все втроем, разинув рты, глядели на Мурочку. Потом старший вдруг круто повернул и помчался с криком:
— Мама! гимназистка пришла с черным ящиком.
Тогда вышла Катерина Александровна, поцеловала Мурочку и пригласила войти.
Она подняла свою крошку на руки и сказала:
— Пойдемте все к дедушке.
Дома Катерина Александровна была совсем не та строгая начальница, которая наводила такой страх на гимназисток. Она была, наоборот, очень ласкова и проста.
Дедушка, седой и худощавый старик, сидел в большом кресле у горящего камина. В комнате его все стены были заняты полками для книг. Они громоздились от пола до самого потолка. Никогда еще в жизни Мурочка не видела такого огромного собрания книг. Только одна стена была свободна от них, и там стоял рояль и большой кожаный диван зеленого цвета; над ним висели картины и круглые большие часы. У самого кресла дедушки стоял стол. На столе горела лампа под широким зеленым колпаком.
Когда прибежали мальчики, дедушка раскладывал на столе пасьянс.
— Черный ящик пришел с гимназисткой! — закричал старший мальчик и повалился на ковер. За ним бросился на ковер и другой, и, как маленькие медвежата, они развалились у самого огня.
Дедушка собрал и смешал карты, и поверх зеленого колпака лампы взглянул на Мурочку.
— А! — сказал он.
Катерина Александровна передала свою крошку Старику и сказала:
— Если вы будете сидеть смирно, то услышите музыку… Это — Тропинина. Она пришла со скрипкой.
Дедушка, держа на руках Лилю, подозвал к себе Мурочку и протянул ей свою большую, морщинистую и заросшую волосами руку. При этом он улыбнулся.
— Здравствуй, — сказал он. — Как тебя зовут?
— Мария.
— Маня, или Маруся?
— Мурочка.
Оба мальчика покатились со смеху, а старший закричал:
— Курочка! Курочка!
— Тише, — сказал дед. — Тише, шалуны… Если тебя дома звали Мурочка, то и у нас будешь Мурочка.
При этом дедушка провел рукою по её волосам.
— Что же, Catherine, — сказал он дочери, — сначала чай будем пить или музыку слушать?
— Я думаю, пусть она поиграет.
Мурочка вынула скрипку и смычок, положила на левое плечо сложенный белый платочек и стала пробовать струны.
Мальчики и Лиля смотрели во все глаза; мальчики хихикали, и дед погрозил им пальцем.
— А рояль?.. — спросила смущенно Мурочка.
— Я буду аккомпанировать, — отвечала начальница. Она зажгла свечи, открыла рояль и села.
Мурочка настроила скрипку и стала играть.
Она старалась играть как можно лучше. Ей так хотелось, чтобы дедушка похвалил ее.
Когда она кончила, дед ничего не сказал, а только спросил, нет ли у неё еще нот.
Мурочка переиграла все, что знала, а дедушка все молчал. Наконец Катерина Александровна закрыла рояль, по гасила свечи.
— Будем пить чай! — сказала она. — Всего забавнее, что она не знает, как зовут учителя, — обратилась она к отцу. — Михаил Иваныч… Как его найти?
Мурочка, которая приуныла, потому что дед не похвалил её игры, встрепенулась и сказала:
— Если он вам нужен, можно послать к Дольниковым и спросить.
— А кто такие Дольниковы?
— Наши жильцы… Они там и живут, в нашем доме, наверху.
Лицо Мурочки омрачилось. Все прошлое вдруг вспомнилось, жизнь у себя дома, среди родных и друзей. Она почувствовала себя такой одинокой в этой чужой семье.
Нa глазах ее навернулись слезы, но она спохватилась и постаралась овладеть собою, чтобы эти чужие люди не заметили её волнения.
Она долго возилась со скрипкой, пока, наконец, уложила ее в футляр и успела немножко успокоиться.
— Василек, скажи, чтоб подали чай сюда, — сказала Катерина Александровна.
Оба мальчика вскочили и побежали взапуски. Мурочку пригласили сесть к столу.
— Я думаю, нет причины колебаться, — сказала начальница отцу. — Мы всегда желали, чтобы были уроки скрипки. Чего же лучше.
— Шш! Шш! — сказал дед, отнимая у Лили бронзовый колокольчик, который она схватила со стола. — Ты звонишь так, что ничего не слышно. Мурочка возьмет да и уйдет. Что мы тогда с тобою поделаем?.. Что же, пригласи его. Пошли завтра к этим Дольниковым.
— Он не пойдет! — проговорила Мурочка и грустно покачала головой. Она живо вспомнила смешную фигуру учителя в старом заштопанном сюртуке. — Я знаю, он ни за что не пойдет.
Дедушка и Катерина Александровна удивились.
— Почему не пойдет?
— Он бедный, он будет стыдиться!
И так как на нее смотрели с любопытством, она расхрабрилась и стала рассказывать все, что знала о Михаиле Ивановиче: о его богатстве и бедности, о его брате и маленькой дочке, которая умерла в приюте, потому что там небрежно ходили за детьми.
Мальчики слушали, и Лиля тоже слушала, хотя ничего не понимала. Катерина Александровна заварила чай и разлила его по чашкам, налила отцу в его стакан в серебряном подставце, взяла к себе свою девчурку и стала ее кормить булочкой, а Мурочка все еще рассказывала про своего учителя; потом вдруг сконфузилась и замолкла.
И все молчали и пили чай.
Потом дед закурил папиросу и сказал:
— Съездить к нему надо, непременно. Лучше всего, попрошу мужа, — промолвила Катерина Александровна. — Он познакомится с ним и переговорить.
Мурочку угощали печеньем, но ей не хотелось есть, она выпила чай и стала прощаться.
— Уроки надо готовить.
Дедушка подозвал ее и поцеловал в лоб.
— Не откажешь в другой раз поиграть мне?
— Я с радостью, — сказала Мурочка.
— Когда разыщем твоего Михаила Ивановича, будешь опять у него учиться, — продолжал он. Не следует бросать начатого. Ну, а теперь прощай, Мурочка. Иди с Богом, учись.
Мальчики побежали провожать ее до передней. Явился сторож Лаврентий, подхватил под мышку футляр со скрипкою и повел Мурочку в общежитие.
Через неделю Михаил Иванович в новом отличном сюртуке уже давал урок Мурочке и другим желающим гимназисткам.
Когда он появился в коридоре, общий взрыв смеха и острот встретил его. Девочки, не смея смеяться ему в лицо, хохотали в классах, прячась за классные доски.
— Гриб! Сморчок!
Мурочка, сверкая глазами, налетела на Лизу Шарпантье.
— Если ты… при мне… еще осмелишься, я прибью! Не сметь… Слышишь? Бессовестные!
В эту минуту она была ужасно похожа на Диму.
Никто не ожидал от Тропининой такого азарта, и все притихли.
А Мурочка помчалась вниз по лестнице к швейцарской, где преподаватели оставляли пальто и калоши.
Пока она летела по лестнице, возмущение её улеглось, и она уже только стремилась поговорить с Михаилом Иванычем.
— Михаил Иваныч! — воскликнула она, вбегая в швейцарскую.
Он надевал свое старенькое ватное пальто, обернулся, заморгал глазами и отечески обнял и поцеловал Мурочку.
Как странно было видеть ее в этом казенном платье. Да ведь она похудела и побледнела!..
А Мурочка, спеша, говорила:
— А Кутик мой, Кутик у вас, Михаил Иваныч?
— Нет. Того… скучал больно у меня. Так я его к Дольниковым отнес.
— Вот и хорошо и отлично, — пробормотала Мурочка. — Ну, а Дольниковы по-прежнему живут?
— Как же. Все по-старому.
— Они меня знать не хотят! — сказала Мурочка, поднимая печальный взгляд. — Да, да, Михаил Иваныч, не говорите. Я очень хорошо вижу.
Голос её дрогнул.
— Вот уже которое воскресенье жду-жду, а никто не приходит. И Диму, верно, инспектор не пускает.
— Он там не нашалил ли? Надо справиться, — проговорил Михаил Иваныч, надевая калоши. — А мои-то, гм… Дольниковы, они придут, погодите. И Гриша придет.
— Ну, а в нашей квартире кто живет?
— Новые хозяева. Да. Кому же и жить?
— Новые хозяева?.. — протянула Мурочка.
Чужие люди ходят и живут в тех комнатах, где жили они, веселятся, смеются, хлопочут и не знают, что пережила Мурочка, покидая свое разоренное, родное гнездо.
Михаилу Ивановичу было так жалко видеть Мурочку в этой казенной обстановке, в форменном платье, среди множества чужих людей, что он прекратил разговор, сказал ей очень строго, чтоб она получше готовила ему урок, так как стала играть гораздо хуже прежнего, и поскорее простился с нею и ушел.
А Мурочка стояла на лестнице и смотрела ему вслед.