Все танцуют
Мурочка сидит наверху у Дольниковых и, положив голову на сложенные на столе руки, смотрит исподлобья, как быстро мелькает вверх и вниз игла машинки.
Аня обшивает кружевами голубую юбку, Леля ушла в кухню разогревать паровой утюг. Агнеса Петровна зашла со своей воспитанницей только на минутку, — позвать молодежь танцевать. Но оказывается, что Гриша еще не вернулся с урока.
У них так хорошо, что не хочется уходить. Прибегает Аннушка.
— Варвара Степановна зовут!
Нечего делать. Собираются, одеваются, уходят.
— Так вы придете?.. Сейчас? — спрашивает Мурочка.
— Как только Гриша вернется.
И через полчаса все уже в сборе внизу, и начинаются суета и танцы.
Ведь, собственно говоря, никто ничего не умеет. Аня немножко танцует, но самоучкой. Гриша стыдится, его длинный ноги не слушаются, он удирает сконфуженный из гостиной. Но от тети Вари не так-то легко отделаться. Его ловят, ведут в гостиную, и Варвара Степановна сама показывает ему, как надо танцевать.
Ник и Мурочка смотрят во все глаза и стараются подражать тете Варе. Но выходит одна чепуха. Агнеса Петровна вскакивает из-за рояля, бежит к ним, показывает. Всем жарко и смешно и немножко совестно учиться танцевать. Гриша конфузится больше всех, потому что он такой долговязый, весною в шестой класс перейдет, знает алгебру и латынь и сам дает уроки, а тут тетя Варя ему поправляет ноги!
Но в общей суматохе все, наконец, налаживается, и в гостиной все танцуют, — хорошо ли, худо ли, а танцуют. Кресла сдвинуты в кабинет отца, столы убраны, места много.
Ани и Леля учатся новым танцам и оказываются гораздо понятливее Гриши. Аня такая стройная, просто загляденье, как она ловко танцует с тетей Варей. Аннушка выскочила из кухни и, подперев голову рукою, стоит в дверях и в восхищении смеется.
— Что же ты, Мурочка?
Мурочка, вся красная, сидит и обмахивается платочком. Гриша с важностью приглашает ее, и они идут танцевать под критическими взглядами Варвары Степановны, и путают и сбиваются от смущения, и она кричит им:
— Не так! Не так! Левая нога не так.
Наказанье с этой левой ногой!.. Но вот, наконец, пошло, и все кричат:
— Вот теперь хорошо!
Приходит Николай Степанович смотреть, тогда начинают стесняться барышни Дольниковы, и опять тетя Варя их разыскивает по темным комнатам и приводит беглянок назад и нарочно заставляет танцевать перед Николаем Степановичем.
Так, среди шума и смеха, понемножку все подучились и сами стали уже вертеться и вы ступать как следует. После целого дня работы для Гриши и для его сестер этот урок танцев был приятным развлечением. Уже тетя Варя охотно танцевала с Гришей, а Мурочка и Леля были неразлучной парочкой, Ник отплясывал один на общую потеху; но лучше всех и танцевала Аня.
Потом все разойдутся. Грише надо уроки готовить, а как жалко уходить! Но детям пора спать, и вот уже все толпятся в прихожей, где наскоро накидывают на себя платки, пальто и бегут домой.
Все они готовятся к свадьбе Варвары Степановны, потому что будет бал. На вырученные за работу деньги в мезонине барышни шьют себе платья, белые платья. В них Аня и Леля пойдут причащаться на Страстной неделе, в них же будут на свадьбе.
Уже Великий пост незаметно подошел. Побурел, размяк, раскис и съежился снег на тихой улице, а на дворе гора уже вся потекла, И сшит только остов её, даже жалко смотреть. По улицам ездят и на санях и в пролетках. Дни стали длиннее, чему особенно радуется Марья Васильевна, которая работает у себя наверху, не разгибая спины.
Мурочка, накинув платок на зябкие плечи, стоит на дворе, у крыльца кухни, и смотрит на великолепный алый закат, на голубые не беса над невысокими деревянными домами и за борами, и слушает, как воробьи чирикают совсем по-весеннему, и смотрит, как черная галка осторожно и деликатно выступает своими тонкими черными ногами вдоль лужиц и что-то клюет в воде. И такая нежная, легкая свежесть в воздухе! Как хорошо, — ведь весна идет! Её нет еще, но она идет. Весна теплая, душистая и зеленая, — ведь придет же и её черед!
Мурочка заглядывает через забор в сад; но в саду еще царствует неподвижная зима. Снег лежит высокий, рыхлый и белый, сверху образовался слой наста, и в нем отражается и сверкает яркое пламя зари. И ветки еще отягчены снегом, и только ледяные сосульки на крыше дома уже тают, худеют и обламываются, редеет их блистающая бахрома.
А на дворе дерутся и резво чирикают воробьи, как будто их первых известили о том, что весна идет.
Мурочке весело смотреть и слушать, и если бы не мороз, она так и осталась бы стоять, все глядела бы на небо, на сад, на заборы, на черную галку и воробьев. Но у неё озябли ноги. Она с сожалением уходит в дом и греется у Аннушки в теплой кухне.
— Аннушка, а скоро, ты думаешь, снег растает?
— Таперича уж к тому идет, — отвечает Аннушка.
— Ну, а к Пасхе сойдет?
— Отчего не сойти? Сойдет.
Мурочка идет к себе. Надо вышивать полотенца для тети Вари. Все в доме готовят ей подарки. Дима усердно выпиливает шкатулку, которую он затеял по совету Гриши и с его помощью. Только Ник блаженствует в ничего-неделаньи: с него взятки гладки, он ничего не умеет, только бы чужого не испортил! Дима Все покрикивает на него:
— Не подходи к столу, — там моя работа!
И удивительно скоро летит время, занятое и тем, и другим, и третьим. Никогда еще так хорошо не работалось. Танцы выучены; теперь по воскресеньям повторяют все под ряд, и, к общему удовольствию, и правая и левая нога отлично знают свое дело.
Но потом и для танцев уже не оставалось времени, и все только работали, учились и опять работали.
Подошла Страстная неделя с унылым, протяжным перезвоном колоколов. Снег совсем уже исчез на улицах, только в саду и кое-где на дворе остались его хрупкие, серые груды. В воздухе веяло теплом.
Подошла Страстная неделя и пролетела, и уже наступила суббота, уже Аннушка стоит в кухне в новом розовом платье и в новой ко сынке, и тетя Варя в последний раз помогает ей увязывать на подносе белые пасхи с роза нами и румяные, пышные, пахучие куличи, и уговаривает Аннушку нести все осторожно и не поломать в тесноте и давке.
Аннушка ушла святить куличи, а тетя Варя, Алексей Алексеевич и отец поехали в церковь, и Агнеса Петровна погнала детей спать.
И так весело засыпать в комнате, где все блестит чистотою, где пахнет немножко из кухни горячим сдобным хлебом, где теплится лампадка перед сияющим образом, — хорошо заснуть и сквозь первый сон слышать густой, торжественный и неумолкающий звон где-то далеко-далеко, за окнами, над домом, в ночном весеннем воздухе, в свежей, темной высоте…