В ТОМИЦКОМ ЛАГЕРЕ № 5
Котов Иван Иванович, уроженец деревни Плахтино, Серебрянского района, Смоленской области, показал:
«В финских лагерях для советских военнопленных я находился с 4 ноября 1941 г. по 5 сентября 1942 г. За это время я побывал в Петрозаводском и Томицком лагерях для военнопленных. Условия жизни советских людей в этих лагерях невыносимы. Военнопленные содержались в жутких антисанитарных условиях. В баню нас почти не водили, бельё не меняли. Спали мы по 10 человек в комнате, имеющей площадь в 8 квадратных метров. Вследствие этих жутких жилищных условий у военнопленных было множество вшей. В сутки военнопленным выдавалось по 150 граммов недоброкачественного хлеба. Питание было таким, что военнопленным приходилось летом тайком от администрации лагерей ловить лягушек и этим поддерживать себе жизнь. Люди питались травою и отбросами из помойных ям. Однако за срыв травы, ловлю лягушек и сбор отбросов из помойных ям военнопленные жестоко наказывались.
На работу выгонялись все — и раненые и босые военнопленные. В лагерях был введён рабский труд. Зимой военнопленных запрягали в сани и возили на них дрова. И когда обессилевшие люди не могли тянуть воза, то финские солдаты нещадно избивали их палками, пинали ногами. Всё это пришлось испытать мне лично в Петрозаводском лагере, когда я работал на погрузке дров в вагоны.
На военнопленных финны также возили воду и другиг тяжести. Ежедневно мы работали по 18 часов в сутки. Военнопленные в этих лагерях не имели никаких прав, кто из финнов хотел, тот их и избивал. Без всякого суда и следствия в лагерях расстреливали ни в чём неповинных людей. Живых, но обессилевших, выбрасывали на снег. Я был очевидцем таких фактов:
1. В январе 1942 г. красноармейца Чистякова перед строем избили за то, что он нашёл где-то рваный сапог и принёс в расположение лагеря. По распоряжению начальника лагеря Чистяков был раздет и избит прутьями до бессознательного состояния. Начальник лагеря и исполнители-солдаты после каждого удара посматривали друг на друга и улыбались. Удары делались строго по времени. В каждую минуту наносился один удар.
2. 29 апреля 1942 г в Томицком лагере № 5 военнопленный Бородин был забит финскими живодёрами до смерти.
3. В первых числах февраля 1942 г. в Петрозаводском лагере одного из военнопленных расстреляли на глазах у всех военнопленных за то, что он, будучи в уборной по естественным надобностям, задержался, как показалось начальнику лагеря, слишком долго. После расстрела труп военнопленного отвезли на свалку и бросили его там.
4. В первой половине февраля 1942 г. я работал на погрузке дров на станции Петрозаводск. В это время мимо дровяного склада из Деревянского лагеря провозили двух обессилевших красноармейцев. Не доезжая до склада, этих военнопленных, ещё живыми, финский солдат выбросил с саней на снег и оставил их замерзать.
5. В июле 1942 г. на сенокосе в Томицком лагере № 5 за срыв щавеля финский солдат натравил собаку на военнопленного Суворова, которая изгрызла Суворова до неузнаваемости.
6. В конце июля 1942 г. в этом же лагере военнопленный Морозов во время сенокоса солил сено и взял щепотку соли. За это его финский солдат жестоко избил.
7. В первых числах августа 1942 г. по распоряжению начальника Томицкого лагеря № 5 на двух военнопленных (фамилии последних не знаю) натравили стаю собак, которые сильно искусали советских людей. Бандиты затем расстреляли военнопленных и трупы их бросили на территорию лагеря для всеобщего обозрения военнопленных. За что эти люди были подвергнуты таким чудовищным пыткам и расстрелу — никому неизвестно.
8. В этом же лагере военнопленного Чума в июле 1942 г. так избили, что он не мог подняться. Били Чума, как объявил начальник лагеря, за то, что он взял из помойной ямы шелуху от картофеля.
9. В апреле 1942 г привели в баню больных военнопленных и посадили на полок. Финский солдат зачерпнул из бочки кипятку и стал вместо каменки поливать кипятком военнопленных, в результате чего многие из них были ошпарены.
Все эти зверства над красноармейцами чинились по распоряжению начальников лагерей».
В ЛАГЕРЕ № 8062 В ДЕРЕВНЕ КОНДОПОГА
Федосова Валентина Петровна, из дер. Лисицино, Заонежского района К-Ф ССР, рассказала:
«Я хорошо помню, что в феврале 1942 г. в дер. Кондопога финны доставили русских военнопленных в количестве до 300 человек Дом, в котором мы жили, они заняли для размещения русских военнопленных. В последующем в лагерь прибыло ещё несколько партий. Лагерь числился под № 8062.
Я лично знала военнопленных: Валентина (фамилии не знаю, ранее работал в г. Медвежьегорске), Андрея (фамилии не знаю, по национальности эстонец), которые в первое время часто посещали нашу квартиру, а в последующем мылись в нашей бане. От этих лиц мне стало известно, что в лагере военнопленных существовал очень тяжёлый режим. Русских военнопленных финны морили голодом, избивали и расстреливали за самые малозначительные проступки, в частности, за невыход на работу. Я лично видела много военнопленных, которые от голода и слабости не могли двигаться и на работе, шатаясь, падали. Их потом отвозили на лошадях в лагерь и там избивали, отчего вскоре они умирали.
Советские военнопленные в лагере в Финляндии. Все пленные ходят босиком. Зимой они также оставались без обуви.
В лагере был голод. Работая на бирже, зимой 1942 г. я видела лично, как русские военнопленные, греясь у огня, ели дохлых кошек, или ходили по помойкам, ямам и брали помои, вернее всякую грязь и употребляли её в пищу. Летом 1942 г. военнопленные собирали траву и ели. Они находили на улице разные остатки мяса убитых или дохлых животных, от которых сильно воняю, и ели. Помню ещё, что летом 1942 г. советские военнопленные на двух лошадях возили в лагерь дохлое мясо павших лошадей. Я шла тогда в магазин и видела это мясо. Мне не только тогда, но и сейчас становится страшно, когда вспомнишь о том, как могли люди есть гнилое и сильно пахнущее мясо. Я спросила у военнопленных, что они везут, военнопленные ответили, что везут падаль и будут её кушать.
Мясо советские военнопленные везли в сопровождении охранников лагеря, которые дорогой смеялись над тем, что русские военнопленные везут дохлое и страшное мясо для пищи. Охранники говорили: «Русские всё съедят».
Я видела много раз, как на бирже финские охранники Лайне и Алатало, сержант и другие систематически избивали до смерти советских военнопленных.
Однажды у лагеря лежал советский. военнопленный, который сам не мог дойти до лагеря. Когда я спросила у охранника Кусти Раутавуори, то он ответил, что военнопленный подстрелен. Это было зимой 1942 г. Через некоторое время я лично видела, как трупы трёх расстрелянных советских военнопленных на лошади везли по дороге на дер. Новинка.
Массовым уничтожением советских военнопленных занималась финская администрация лагеря: младший сержант Ристо Миккола, лейтенант Вирранкоски, старший сержант Яакко Алатало, старший сержант Сааристо и другие».
Копылов Яков Григорьевич, уроженец дер. Анфантово, Пришекснинского района Вологодской области, рассказал, что он 5 декабря 1941 г. с разрешения финских властей поселился в деревне Старая Кондопога. К этому времени в деревне уже существовал лагерь № 8062, в котором помещались советские военнопленные.
«Как мне стало известно от военнопленных, — говорит Копылов, — в указанном лагере находилось 750 человек. Второй небольшой лагерь военнопленных, примерно в 50 человек заключённых, существовал с 1941 г. в городе Кондопога, в доме Сунастроя, по Коммунальной улице. Военнопленные из лагеря № 8062 финскими властями использовались на самых тяжёлых работах: на выкатке, разделке, погрузке и отправке древесины и дров в Финляндию. Военнопленные из лагеря по ул. Коммунальной финскими властями использовались только на ремонте полотна железной дороги.
В течение существования лагеря № 8062 я был знаком с военнопленными за № 22 и 596 (фамилий и имён их не знаю). От этих лиц мне стало известно, что в лагере № 8062 властями был установлен режим террора и истребления советских военнопленных. Кормили в лагере людей кусочками галет и водой, а работать заставляли много. Советские военнопленные с каждым днём теряли силы и не могли работать, большинство их ходило с помощью палок. Много, очень много советских людей умирало от голода, а тех, кто пытался есть дохлых собак, кошек и павших лошадей, финские фашисты расстреливали. Я своими глазами видел сотни истощённых советских военнопленных, которые падали на ходу. Тех, кто лежал и не. мог подняться, финские фашисты убивали. После долгих мучений умерли от голода: Борькин Александр Васильевич, бывший председатель Кондопожской артели «Игрушка», Лапин Василий (отчество не знаю), уроженец дер. Устьяндома, Заонежского района; фамилий и номеров других умерших военнопленных я не знаю. К июню 1942 г. из 750 человек в лагере всего осталось 194 военнопленных, остальные все умерли от голода или были расстреляны.
Советские военнопленные в Финляндии. В пересыльном лагере.
Расстрелы советских военнопленных производились внутри лагеря. Умерших вывозили за 1,5–2 километра от дер. Кондопога по дороге на Мянсельгу, или хоронили около кладбища. Когда зимой 1941-42 гг. производилось массовое истребление советских людей, то мёртвых вообще не хоронили, а вывозили и бросали в снег. И только весной 1942 г., когда от мёртвых стал распространяться трупный запах, финны убрали трупы в окопы и засыпали землёй. Из многих окопов торчали руки и ноги мертвецов. В 1943-44 гг. всех мёртвых финны хоронили на кладбище дер. Кондопога.
Военнопленные Борискин, Лапин, Орехов Александр, за № 22 и 596 и многие другие у меня лично много раз просили не только хлеба или картошки, но и дохлых кошек, собак и т. д. Я лично поймал собаку и две кошки военнопленному за № 596, Борькину Александру нашёл и дал голову павшей лошади. В мае 1942 г я нашёл павшую лошадь около кладбища деревни Кондопога. От этой лошади пахло падалью, по мясу ползали черви, но всё же я решил о находке сказать военнопленным, которые в то время буквально умирали с голоду. Военнопленные № 22 и 596, вместе со своими товарищами, всего до 15 человек, вынесли мясо и потроха дохлой лошади и ели их.
Осенью 1941 г. жители деревни Кондопога забивали скот, а потроха от животных закапывали в землю. Весной 1942 г. (примерно в мае) я лично видел, как группа советских военнопленных откапывала эти потроха из земли, размывала и ела. Должен сказать, что потроха были совсем гнилые и от них разило падалью. Таких случаев было много. Дело доходило до того, что военнопленные шарили по помойным ямам и ели отбросы без всякого мытья и варки.
От военнопленных за № 22 и 596 мне известно, что старшина лагеря и старший переводчик лагеря избили до смерти 30 человек военнопленных, которые утром не могли подняться с досчатых нар на работу. Каждого, кто не поднимался, финны брали и бросали на пол, а потом добивали. Хорошо помню, как каждое утро военнопленные шли на работу, все они еле двигались, а вечером, держась друг за друга, возвращались обратно. Зимой большинство военнопленных выходило на работу с санями, чтобы подтащить друг друга. Много людей умирало на дороге. Их финны отвозили за деревню и бросали. Почти каждый вечер ходили три лошади по вывозке мёртвых военнопленных. Военнопленных нередко финские фашисты пристреливали или избивали до смерти. Однажды один из военнопленных попытался бежать, но его задержали. Этого человека били резиновой палкой так, что вся кожа у него лопнула, и он через короткое время умер. Военнопленного Сафонова Ивана в декабре 1942 г мы обнаружили мёртвым голого в цементном складе. Его убили фашисты, так как он не мог ходить на работу.
Виновниками массового истребления советских военнопленных являются начальник лагеря сержант Тикканен, который часто лично расстреливал, избивал и мучил военнопленных, мастер леса по имени Вирта и др.
Все эти палачи выехали в Финляндию и насильно угнали остатки военнопленных с собой».
21 июля 1944 г.
В ПЯЖИЕВОЙ СЕЛЬГЕ
В деревне Пяжиевой Сельге, освобождённой нашими подразделениями, находился лагерь советских военнопленных. В одном из бараков было обнаружено такое письмо бойцам Красной Армии, которое переслал в редакцию старший сержант Коробейников:
«Здравствуйте, дорогие товарищи! Пишут вам страдальцы Пяжиевой Сельги. Вот уже третий год, как вокруг нас враги. Хотелось бы кровью описать всё, что пришлось нам пережить. Снова проходят перед нами ужасные сцены расстрелов и избиений. Всё это было здесь в лагере.
Для человека, испытавшего муки плена в проклятой Суоми, не страшен ад со всеми его мучениями. Финны ставили людей на горячую плиту, равняли строй обессиленных людей при помощи очереди из автомата.
Рана на руке или на ноге считается у нас величайшим счастьем, она даёт иногда избавление от непосильной работы, за которую, кроме избиения, ничего не получишь. Но беда, если болезнь внутренняя. Таких больных за руки и за ноги вытаскивали из барака на мороз и ударами гнали в лес. Были случаи, когда несчастные больше не вставали с земли.
Приходится кончать письмо, чтобы не вызвать подозрений у финнов. Товарищи, милые, дорогие, выручайте немногих, оставшихся в живых. Мы не можем бежать из плена. Все попытки бегства, которые были до сих пор, кончились расстрелом. А с тех пор, как фронт двинулся, мы сидим безвыходно за проволокой, под усиленной охраной. Надеемся на вас и ждём вас, дорогие товарищи!»
Красноармейская газета «Во славу Родины» за 2 августа 1944 г. Раненный в ногу Силантьев попал в плен к финнам. После удачного побега он рассказал:
«В холодные, дождливые дни ноября пленных держали под открытым небом. Так мучительно тянулась неделя. Затем одну группу перегнали в лагерь для военнопленных на реке Шуя. Здесь всех разместили в полуразрушенных сараях.
Рано утром, когда полупьяный финский капрал с двумя солдатами явился в сарай, всех пленных подняли ударами прикладов с земли и велели построиться. Тех, кто подняться не мог, вытащили из сарая и под хохот и крики толпившихся снаружи солдат-конвоиров прикончили штыками.
С оставшихся сняли красноармейское обмундирование, отобрали сапоги и все вещи. Взамен выдали ветхую рвань и погнали на работу прокладывать дорогу, рыть канавы, таскать огромные камни. По пояс в холодной воде, в грязи заставляли работать по пятнадцать часов в день. Питание состояло из одной чёрной сухой лепёшки финской галеты весом в 100 граммов, и нескольких ложек тёпленькой бурды.
Каторжный режим — 15 часов изнуряющего труда в невыносимых условиях — соблюдается ежедневно. Когда заканчивался рабочий день и пленных пригоняли в бараки, конвоиры устраивали себе перед сном «развлечение». У входа в барак становился капрал и производил перекличку. Каждый, кого выкликали, обязан был подойти к дверям. Обратно на своё место он должен был ползти на четвереньках. Тех, кто не подчинялся, избивали прикладами и прутьями. Ругань и крики конвоиров, побои и другие издевательства сопровождали каждый шаг русских пленных.
Наступила зима. В сорокаградусные морозы и пургу пленных гнали на работу в ветхой одежонке, которая была выдана в ноябре. Питание оставалось прежним, с той только разницей, что часто вместо лепёшек давали горсть муки с отрубями и кружку горячей воды. Спали на земляном полу, на прогнившей соломе, в грязи и тесноте.
За всю зиму нас ни разу не водили в баню. Не было дня, чтобы в лагере не погибал кто-нибудь из пленных. Гибли от болезней, от побоев надсмотрщика, от удара штыком какого-нибудь шюцкоровца, которому не понравилось выражение лица пленного. Гибли от истощения и издевательств фашистских палачей.
Однажды пленный Беликов обратился к офицеру с жалобой на одного из конвоиров. Тот в лютый мороз отобрал у него тряпку, которой Беликов обматывал себе руки вместо рукавиц. Офицер подозвал солдата, рассказал ему о жалобе и велел тут же «извиниться» перед пленным. Всё это заставили переводчика перевести всей группе пленных. Они слушали, не веря ушам своим. Когда ухмылявшийся офицер закончил это очередное глумление, он повторил приказание солдату «извиниться», и солдат, размахнувшись, так ударил Беликова прикладом в висок, что тот свалился замертво.
Среди военнопленных были и карелы. Финские бандиты на первых порах пытались с ними заигрывать. Назначали старостами, требуя, чтобы они выполняли роль надсмотрщиков и шпионов. Но ни один карел не захотел быть предателем, и вскоре их постигла участь остальных пленных. С ними обращались с такой же звериной жестокостью, как и с русскими, так же издевались над ними, так же избивали.
С группой других пленных нас перегнали в лагерь Пяжиева Сельга. Здесь работа оказалась ещё тяжелее, конвоиры ещё более злобными. За каждое медленное движение — удар железным прутом, за каждое слово, сказанное товарищу, — побои, за малейшее невыполнение заданного «урока» — лишение пищи. Здесь «развлекались» повара, выдававшие раз в день жидкую вонючую похлёбку. Каждый, подходивший с кружкой к кухне, получал удар ложкой по лбу».
ЛАГЕРЬ СМЕРТИ В МЕДВЕЖЬЕГОРСКЕ
Окраина Медвежьегорска. На противоположной стороне города в районе санатория и военного городка ещё идёт бой. А здесь уже тихо. Перед нами раскинулся громадный лагерь — здесь томились русские военнопленные, здесь убивали и пытали советских людей.
Два высоких, густо переплетённых колючей проволокой забора отделяли военнопленных от внешнего мира. Много, очень много тонн проволоки израсходовали финны на этот лагерь.
Вот отдельный барак. Вокруг него на два человеческих роста забор, оплетённый колючей проволокой. За забором ещё несколько рядов проволоки. Это лагерь в самом лагере. В бараке — маленькие темницы. Здесь пытали и убивали советских людей.
Колючая проволока на каждом шагу. Ею оплетены бараки и камеры, дорожки и уборные. Проволока и массивные железные решётки на окнах. Проволока на кухне, в «столовой», где кормили гнилой картофельной шелухой. Проволока везде!
Из бараков несёт вонью. Длинные ряды совершенно голых и грязных нар. Здесь, в невероятной тесноте и мучительных условиях, томились советские люди. Но сейчас никого нет. Мы ищем свидетельств об этой страшной жизни. Не может быть, чтобы наши люди ничего не сообщили о себе. И находим.
Вот на грязных нарах, в щели между досками, торчит маленькая бумажка. Ока написана кровью и слезами:
«Дорогие братья русские! Нас угоняют из Медвежки под конвоем в неизвестном направлении. Русские пленные…»
Переворачиваем листок. Продолжение записки. Удаётся разобрать: «Мстите, родные, за нас: Орлов, Алексеев, Никитин, Юнов, Кулнускин.
Ленинград, Моховая, дом 45, кв. 13».
Это, очевидно, адрес одного из тех, кто угнан в рабство.
В другой камере, где нет ни луча света, находим старый конверт. На нём написано:
«Петрозаводская область, Медвежьегорск. Здесь проживал в плену русский военнопленный Попов Фёдор Иванович, 1942 г., 16 декабря».
В темнице, где, видимо, ожидали своей страшной участи смертники, на дверях сохранилась такая надпись:
«Я не вынес мук и убил фельдфебеля, Финны пытали. Вот здесь жил и приговорён к смерти за убийство фельдфебеля. Николай Каширин».
Обходим камеру за камерой. Вот одна из них в полуподвале. В неё не проникает луч света. Потолок и стены оплетены колючей проволокой. Это карцер-одиночка.
Мучения и страдания русских военнопленных не знали границ. Финны заковывали «непослушных» в цепи. Вот они лежат — кандалы для сковывания рук и ног.
Медвежьегорск. Лагерь для военнопленных и мирных граждан.
Маннергеймовские мерзавцы убивали и вешали русских военнопленных. Они построили для этого передвижную виселицу. Она появлялась то в одном, то в другом пункте в районе Медвежьегорска. Наши офицеры капитан A.M. Крыласов, капитан. Л. И. Мелентьев, лейтенант В. А. Лукин обнаружили эту виселицу в рабочем посёлке Пиндуши.
Мы не видели ни одного мученика этого лагеря. Все угнаны. Только вещи, документы и обстановка рассказывают о том, как томились наши братья в финском плену. Майор Л. Саксонов.
Из красноармейской газеты «В бой за Родину».
АКТ
13 июля 1944 года. Мы, нижеподписавшиеся, зам. командира 63 отд. штурмового инженерно-сапёрного батальона по политчасти майор Тарасов И. Г., парторг батальона старший лейтенант Захаров Н. Г., врач батальона капитан медслужбы Ижбирдиева 3. А., оперуполномоченный старший лейтенант Моргунов В. П., санинструктор ефрейтор Гасанов К. С, рядовой Адаменко Г. Ф., составили настоящий акт о нижеследующем:
Сего числа при размещении батальона в районе концлагеря для военнопленных нами был обнаружен сожжённый финнами при отступлении дом, в пепле которого валялись обгоревшие человеческие кости: позвоночники, копчиковые кости, рёбра, бедренные кости, надколенная чашечка и другие.
Кроме этого, в концлагере обнаружена связка розг, видимо служившая для истязания военнопленных.
В одном из помещений лагеря на стенах имеются надписи: «Мы ждём вас, воины Красной Армии. Гоните быстрее финнов, выручайте нас. Нам тошно, просим мы — ваши братья военнопленные. 22.6.44 г.», и другие — «Привет нашим освободителям, которые в ближайшее время освободят нас от фашистско-финского ига».
Лагерь военнопленных обнесён колючей проволокой в два кола, высотой 2 метра. На окнах помещений — решётки из колючей проволоки.
Финские захватчики, отступая под ударами наших войск, в бессильной злобе творят кровавые злодеяния на нашей земле, — зверски расправляются с военнопленными.
(Подписи)
ЧЕЛОВЕК ПОД НОМЕРОМ
О жизни в лагерях, за проволокой, рассказал вырвавшийся из фашистского плена красноармеец Сафронов:
«В лагере человек должен забыть своё имя. На каждом — номер. Мой номер был 15-й. Для финских фашистов мы не люди — порядковые номера. Когда кого-либо расстреливали, комендант так и говорил:
«Зачеркните номер». И это происходило часто… Зимой гонят на лесозаготовки полураздетых, в худой обуви, без рукавиц. Обморожение, голод делали своё дело — люди сваливались на дороге обессиленные. После в лагере их уже не видали — эти номера вычёркивали. Убежать из лагеря трудно. Но всё же наши убегали. При мне двое совершили побег. После этого финны особенно лютовали. Соседей бежавших военнопленных, тех, что спали рядом, расстреляли перед всем лагерем. Приказали им — «бегите!» — и открыли огонь по бегущим».
ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ В ФАШИСТСКОМ ЗАСТЕНКЕ
Вырвавшийся из финского плена красноармеец В. рассказал о пытках и надругательствах над советскими военнопленными, находившимися в лагере № 74:
«В лагере все пленные имеют клеймо. Я и мои товарищи не имели права снять железный номер, который мы носили на груди.
На плечах краской были намазаны косые полосы, а на спине буква «В», что означает — военнопленный. На шароварах также были намазаны белые полосы. Ходили разутые. Кормили очень плохо. В сутки выдавали три галетки и кружку похлёбки. Иногда доставалось по кусочку гнилой конины. Зловонная похлёбка — и то не всегда доставалась. Если не успел сразу сказать по-фински «кийтос», что означает «спасибо», то повар выливает похлёбку на голову.
Над нами издевались все. Били начальники, распорядители работ, кухарки, переводчики, старшина, полицейские. Существовала система плёток и розог.
Нет того дня, чтобы перед строем не отстегали 10–20 пленных. Начальник лагеря Пюккяля — настоящий зверь. Советский пленный, когда его подвергают мучительным пыткам, не издаёт ни единого звука. Это приводит в бешенство и ярость Пюккяля. Он бросается на свою жертву, топчет ногами, избивает кулаками. Если он услышит голос пленного, крик о помощи, тогда Пюккяля доволен. Он хохочет во всю.
Обычно финские полицейские строй наш выравнивали при помощи автомата. Если кто-нибудь выдвинулся, то финны дают очередь. На моих глазах были расстреляны многие. Фамилии помню лишь некоторых. Был у нас в лагере украинец по фамилии Бернада. Его застрелили за то, что он попросил у финна закурить. Поводом для расстрела красноармейца Ивана Михайловича Крячкова послужило то, что он осмелился попросить на кухне чего-нибудь поесть. Перед строем по приказу военного коменданта Медвежьегорска рассгреляли Симонова и Шишкова. Они в каком-то доме попросили кусок хлеба.
Однажды мы работали на сплаве леса. Шюцкоровец выстрелил и убил одного пленного. Все солдаты рассмеялись, будто стреляли в животных.
В лагере был старшина по фамилии Суомалайнен. Помню, как-то однажды он крикнул направляющему: «Шире шаг!» Обессиленный красноармеец не мог исполнить его приказание. Суомалайчен подошёл и пустил в него очередь из автомата.
Жили мы в бараках. Они обнесены вокруг колючей проволокой. Охрана сильная. По ночам выпускают собак. Двери закрывают на замок. Пленные испражняются тут же в бараке. Теснота, зловоние, голод и изнурительный 14-16-часовой труд приводит к массовым заболеваниям. Пленным не оказывают никакой медицинской помощи. Ежедневно умирают несколько пленных.
За время плена я хлебнул много горя, побывал в нескольких лагерях. Десять месяцев я был в фашистском плену. Сейчас я вырвался из этого ада».
Газета «Боевой путь» от 12 октября 1942 г.
В ЛАПАХ ВРАГА
Красноармеец Тараканов Павел Васильевич был в лапах врага. Тараканов рассказал:
«Пленных поселили в шалашах. Постелью им служит мёрзлая земля. Утром им дают кружку кипятку и 200 граммов хлеба. Хлеб на целый день. Вечером приносят жидкий суп: ложка крупы в миске воды.
Они работают 14–15 часов в сутки. Каждый день одно и то же: расчищают немецкое солдатское кладбище, таскают тяжёлые камни, выравнивают дорогу.
Недалеко от кладбища сохранились какие-то землянки. Несколько человек, улучив момент, бегут туда пошарить, нет ли чего съедобного. Их выволакивают из землянки и избивают. Один из пленных — рослый, широкоплечий артиллерист, забрался в канаву, где лежала убитая лошадь и пытался отрезать кусок мяса. Часовой ударил его прикладом. Артиллерист упал, потом поднялся и, шатаясь, пошёл. Его догнал унтер-офицер, столкнул в овраг и застрелил.
Пленным говорят, что всех немцев и финнов они должны называть господами: господин офицер, господин унтер-офицер, господин конвоир, господин переводчик. Перед ними нужно вставать во фронт, им запрещено задавать вопросы.
Господин переводчик — это русский белогвардеец. Он вызывает к себе пленных и разбивает их на группы: отдельно евреев, отдельно украинцев, русских, карел. Каждого он спрашивает: где «замполиты», кто коммунист, кто комсомолец. И если господину переводчику покажется, что кто-либо из пленных коммунист или «замполит», — этот человек вскоре исчезает из лагеря.
Русские, евреи, украинцы, белоруссы, карелы помещаются порознь. Сразу же, как только появляются пленные, немцы спешат их разъединить, друг с другом поссорить. Их загоняют группами в клетки. Украинцам и белоруссам они говорят: «Мы освобождаем вас от русских». Русских они «освобождают» от евреев. Карел «освобождают» от тех и других.
Бывают в лагере кровавые дни, дни диких расправ. Когда над местечком Н. проносятся советские самолёты, идущие на бомбёжку складов с боеприпасами, пленных подвергают наказаниям, На них вымещают злобу. Недавно прилетело 12 самолётов. Бомбы попали в большой склад. Всю ночь полыхал пожар. Всех пленных избивали палками и прикладами и показывали при этом на зарево: «Ваша, рюсс!».
К кладбищу, на котором день-деньской таскают невольники пни и глыбы камня, привозят иногда особенно много новых трупов. Все понимают, что идёт бой и ещё один немецкий полк разгромлен. Немцы со злобой обрушиваются на пленных: «Это ваша, рюсс!».
Финский техник, работающий на дорожном строительстве, подошёл как-то тайком к красноармейцам и шопотом сказал: «Они негодуют, когда прибывает много новых трупов. Они никогда ещё так не воевали…»
Послышались шаги и финский техник замолчал, отвернулся, сделав вид, что занят своим делом.
Каждый день выносят по пять, по шесть трупов умерших. Десятки больных и измученных лежат в изнеможении в шалашах. Полуживых, их поднимают с земли и гонят на работу. К умирающему подбегает «господин переводчик» и кричит, чтобы он шёл работать. Но человек лежит пластом. Тогда его добивают, чтобы сэкономить продукты питания»…
ЛАГЕРЬ В ЭЛЬВАРЕСЕ
Алексей Рябухин, бежавший из Эльваресского лагеря, рассказал:
«Пленных погрузили в закрытую машину и отправили в Паркина. Здесь, на небольшой площадке, обнесённой проволочными заграждениями, размещались военнопленные. На подстилке из веток, устроенной товарищами, несколько раненых тщетно ожидали медицинской помощи. Трое не выдержали каторжного режима и скончались.
Погода в Заполярье была ещё относительно сносной, однако, ночи были уже холодными, и к мукам голода присоединялись мучения от холода. Согреваться было нечем. Огонь разводить запрещали. Побои и окрики сопровождали каждый шаг пленных. С раннего утра до позднего вечера всех, даже больных, у которых была высокая температура, заставляли работать, переносить тяжёлые ящики, строить дорогу, очищать от камней большие площадки.
Через несколько дней военнопленных перегнали в Эльварес. Здесь у больших ворот стоял немецкий солдат с ведёрком в руках. Когда пленных по одному впускали в калитку, гитлеровец обмакивал кисть в ведёрко с краской я проводил по груди и спине каждого проходящего широкую белую полосу. Вот таким «меченым» становился каждый пленный. Такого меченого каждый из солдат мог безнаказанно избивать, мог и застрелить.
Попав в лагерь в Эльваресе, человек терял имя, право называться человеком и приобретал номер. По номерам выкликали, когда отправляли на работу, по номерам вызывали к унтеру, когда подвергали наказаниям, номером обозначали труп, выносимый из зловонного барака.
Барак — бывшая конюшня с дырявой крышей — служил жильём. Сюда обессиленные, после 17-часового каторжного дня, приходили пленные, чтобы опуститься на прогнившую солому и забыться в недолгом сне. Здесь их ранним утром поднимала плётка унтер-офицера.
В бесчеловечном отношении к пленным все немцы в Эльваресском лагере дошли до предела. Когда солдат на кухне выдавал миску вонючей похлёбки, ему надо было низко кланяться и снимать шапку. Однажды один из пленных, протянув руку за миской, забыл снять шапку. Солдат прикрикнул и выплеснул похлёбку в лицо пленному.
Весь режим питания был жестокостью. По утрам перед отправлением на работу давали «чай» — кипяток, настоянный на какой-то траве. Никакого обеда не полагалось. Только вечером выдавали миску похлёбки.
Изголодавшиеся, истощённые люди иногда пытались, работая на переноске грузов, взять горсть муки или крупы. За это их нещадно били палками по установленной унтером процедуре. Сам унтер зажимал голову пленного между своих колен, а два солдата наносили удары палками по спине до тех пор, пока унтер их не останавливал. Крики истязуемых не трогали унтера, — он аккуратно отсчитывал положенное число ударов, разжимал колени и, повернувшись, уходил, даже не взглянув на пленного.
Именно от такого наказания и погиб Чибисов. Работая на складе по разгрузке машин, он подобрал несколько щепоток табака. Этот табак у него при обыске нашли. Унтер-офицер выстроил всех пленных на дворе и перед строем учинил расправу над Чибисовым. Когда отсчитали последний — 30-й удар, истязуемый уже был без чувств. На другой день, не приходя в сознание, он умер.
Это был не единственный случай смерти от наказания. И не единственный был пленный Дьяконов, которого расстреляли только за то, что он осмелился заявить унтер-офицеру, что он заболел.
Когда наступила зима, одежда на пленных износилась и висела клочьями. Однажды пришёл в барак солдат и швырнул на пол груду рваных мешков. Из этой мешковины заключённые сами сшили себе одежду. делали заплаты. Рваных мешков нехватало и «сердобольный» унтер велел принести дополнительное «обмундирование». Это были солдатские штаны и куртки, изорванные, вымазанные в крови, снятые с убитых и раненых. На штанах проводили краской белую полосу а на спинах курток вырезывали большой треугольник и взамен него вшивали большой кусок белой тряпки. В Лахтинском пересыльном лагере финны ходили по баракам, и больных, которые не могли не только работать, а подняться, сбрасывали с нар вниз головой. Затем они приносили вёдра с холодной водой и обливали свои жертвы.
В местечке Муустио майор Мармула превратил лагерь в застенок, где планомерно истребляются военнопленные. Заключённых красноармейцев, подавляющее большинство которых попало в плен ранеными, — морят голодом, избивают, а затем истощённых и обессиленных заставляют выполнять каторжные работы. Как-то раз пленные красноармейцы Степан и Андрей не выполнили работу, так как они были истощены и больны. Майор Мармула выстроил всех обитателей лагеря, и перед строем два ни в чём неповинных советских человека были публично избиты. Один из них тут же скончался».
В ЛАГЕРЯХ ФИНЛЯНДИИ
Рожин Павел Александрович, уроженец Архангельской области, Вельского района, деревни Трофимовской, бежав из финского лагеря военнопленных, 3 декабря 1943 г. рассказал:
«… В пути следования из Германии в Финляндию с 14 по 17 ноября 1942 г. корабль, на котором нас везли, подорвался на мине. Во время катастрофы фашисты расстреляли около 20 военнопленных за то, что они пытались спастись. Сами же конвоиры пересели на соседние корабли и уехали, оставив одних военнопленных на тонувшем корабле.
Мы пробыли на тонувшем корабле целый день, ожидая ежесекундно смерти. Потом прибыл финский пароход с баржей, и всех пленных финны пересадили на баржу и привезли 19 ноября 1942 г. в порт Турку. Через 2 дня прибыли немцы, некоторые с винтовками, некоторые с палками, и начали производить обыски. Как озверевшие псы, они избивали военнопленных прикладами и дубинками. Немцы заводили нас в барак и там при обыске зверски избивали. Военнопленным не давали есть 4 дня. В лагере Турку советские люди пробыли 7 дней, после чего всех нас направили в лагерь Хирвисальми. В этом лагере оставили 100 человек, остальных же военнопленных распределили по другим пунктам.
Лагерь Хирвисальми расположен около железной дороги в лесу.
Нас поместили здесь в картонные палатки по 25 человек. Жизнь в лагере представляла сплошную муку: теснота, вшивость, 2 раза жидкий картофельный суп и 400 граммов черного хлеба в обед, чай (суррогат). Работали на разных работах. Обул» нас в комбинированные ботинки на деревянной подошве.
Двое русских военнопленных в больничной палате одного финского лагеря. Каторжными работами и голодом пленные доведены до крайней степени истощения.
При построении на работу провинившихся военнопленных подвешивали к сосне (руки и ноги привязывали веревкой). На морозе люди висели по нескольку часов.
В Хирвисальми мы жили несколько месяцев. Позднее нас отправили в лагерь «Корвуа». В этот лагерь меня пригнали в феврале 1943 г.
Здесь палатки из картона были временно поставлены прямо на снег. В них военнопленные валялись без нар вповалку на полу, который был сделан ив щитов. Из-под них дул холодный ветер. Кормили отвратительно: 2 раза в день брюквенный суп и 400 граммов черного хлеба в обед, чай (суррогат). Работали военнопленные на постройке узкоколейной железной дороги. На работе военнопленных часто избивали палками. Били нередко за отдых от тяжёлой работы. Помню случай, когда, возвращаясь с работы, один военнопленный ослаб и не мог держаться наравне со всеми (отставал). Тогда один из часовых ударил его штыком в поясницу, после чего этот пленный лежал в санчасти. За малейшую оплошность пленных били по лицу до крови».
В ЛАХТИНСКОМ, КЕМСКОМ И ЛЕСНОМ ЛАГЕРЯХ
Дивнич Иван Фёдорович, уроженец села Ярославна, Северо-Казахстанской области, 21 апреля 1943 года рассказал:
«За шестимесячный период пребывания в финском плену я побывал в трёх лагерях: Лахтинском пересыльном, Кемском и Лесном, расположенном в 300 километрах севернее гор. Рованиеми по Петсамской железной дороге.
В Лахтинском пересыльном лагере военнопленные были размещены в гараже для автомашин. Гараж этот совершенно не отоплялся, люди спали на сырой земле.
В баню военнопленных совершенно не водили, вследствие чего у нас было много вшей. В Кемском лагере военнопленные были размещены в холодном бараке и спали на голых нарах в три яруса.
Зимой финские солдаты, несмотря на то, что в помещении военнопленных было и так холодно, открывали настежь двери барака и держали их открытыми примерно два-три часа. В результате таких действий, больные военнопленные погибали, а здоровые заболевали и впоследствии также погибали. В бараке было настолько холодно, что военнопленные не имели никакой возможности просушить свои портянки.
В Лесном лагере военнопленные ютились в маленькой лесной избушке. Во всех названных мною лагерях помещения для военнопленных содержались в жутких антисанитарных условиях. Бельё не менялось. Военнопленных морили голодом, На сутки выдавалось всего-навсего 250 граммов хлеба, да и те были с примесью древесных опилок.
Во всех этих лагерях существовал каторжный труд. Люди работали по 16 часов в сутки. На работу выгонялись все, в том числе обессилевшие и босые военнопленные. Не было ни одного дня, чтобы кого-нибудь из военнопленных не избивали. Военнопленных подвергали мучительным пыткам и расстреливали без всякой вины. Зимою обессилевших людей выбрасывали на снег, где они замерзали, а затем уже специальные похоронные бригады, созданные финнами при каждом лагере, раздевали их наголо и зарывали в траншею. Медицинской помощи военнопленным никакой не оказывалось.
Советские люди в финском плену были обречены на голодную смерть. Дело иногда доходило до того, что голодные люди скрытно от администрации лагерей ели трупы. Так было в ноябре 1941 г. в Кемском лагере для военнопленных.
В указанных мною лагерях шло массовое истребление советских военнопленных.
В ноябре 1941 г. в Кемском лагере в один из дней около кухни работала бригада военнопленных на распиловке дров. В состав этой бригады входил и я. Во время нашей работы из кухни вышла одна финская женщина, повидимому, работавшая на кухне, подошла к конвоиру и, взяв у него винтовку, прицелилась и выстрелила в работавших военнопленных. В результате один из военнопленных был убит, а второй тяжело ранен. Увидев результат выстрела, женщина рассмеялась, возвратила конвоиру обратно винтовку и ушла в то же помещение, из которого вышла.
В том же лагере в декабре 1941 г. военнопленного по имени Абрам финские солдаты, по распоряжению начальника лагеря, неизвестно за что вывели перед строем всех военнопленных, раздели наголо, положили вниз лицом на деревянный топчан, накрыли мокрой простынёй, а затем распаренными прутьями нанесли двадцать ударов. При избиении начальник лагеря смотрел на часы. Удары наносились строго по времени. В каждую минуту наносился один удар. После побоев финский солдат ногой столкнул военнопленного с топчана и в бессознательном состоянии волоком потащил его в барак, где он через несколько часов скончался.
В первой половине января 1942 г. в Кемском же лагере военнопленного Тимофеева (жителя города Ленинграда) живым вынесли из барака и положили на снег, где он и замёрз. Каждую ночь финны выносили на снег до 10–15 обессилевших и больных военнопленных.
В январе за попытку побега были избиты перед строем два военнопленных, фамилий которых не знаю. После избиения финские солдаты бросили военнопленных на автомашину и вывезли за зону лагеря, где расстреляли. Но, однако, один из них был только тяжело ранен и привезён обратно в помещение, где жили военнопленные. Этот раненый красноармеец без всякой помощи мучился двое суток, а потом умер. В конце января 1942 г. меня лично избили за то, что разутый я не мог итти на работу. После избиения финские солдаты предложили мне обмотать ноги тряпками и выйти немедленно на работу. Я вынужден был в таком виде выйти на распиловку дров. В Кемском лагере, в конце января 1942 г. был расстрелян военнопленный Герзмала. Поводом к его расстрелу послужило то, что он из помойной ямы взял для себя шелуху от картофеля.
Начальник Лесного лагеря в пьяном виде входил в помещение, где жили военнопленные, и открывал по ним стрельбу из пистолета. В результате подобных упражнений он одного из военнопленных убил, а второго, по имени Семён, тяжело ранил.
В августе 1941 г. в Лахтинском пересыльном лагере финские солдаты, по распоряжению начальника лагеря, обошли бараки, и больных военнопленных сбрасывали с нар вниз лицом, а затем обливали водой, приговаривая при этом: «Приводим в сознание».
Все эти зверства над военнопленными проводились с ведома и по распоряжению начальников лагерей».
В ЛАГЕРЕ БЛИЗ ГОРОДА ПИТКЯРАНТА
Вырвавшийся из финского плена красноармеец Терентьев Сергей Павлович рассказал о невыносимых страданиях советских военнопленных, томившихся в лагере близ города Питкяранта.
«В этом лагере, — сообщил Терентьев, — содержатся раненые красноармейцы. Им не оказывается никакой медицинской помощи. Всех заключённых принуждают работать по 14–16 часов в сутки. Пленных запрягали в плуги и заставляли пахать землю. В сутки нам выдавали по кружке мучной похлёбки. Финские палачи придумали для нас ужасную пытку. Они опоясывали пленного колючей проволокой и волочили по земле. Ежедневно из лагеря вывозят трупы замученных советских бойцов.
Три военнопленных, в силу крайнего истощения, не могли выйти на работу. Администрация лагеря выстроила всех военнопленных. Трёх обессилевших красноармейцев принесли и положили перед всеми на доски. После этого каждому из них нанесли по 50 ударов прутьями и бросили в подвал. На следующий день их зарыли в землю».
ЛАГЕРЬ В СЕЛЕ СЕМЁН-НАВОЛОК
Житель села Семён-Наволок, Видлицкого сельсовета, Олонецкого района, Захаров И. Г. рассказал:
«В лагерь пригнали 200 человек военнопленных красноармейцев, некоторые из них были ранены.
Медпомощи раненым никакой не оказывалось, повязки были из грязных тряпок и кровоточили, кормили пленных нечищенной полумерзлой картошкой, по 300 граммов на человека, и галетами, причём в муку подмешивали 30 % бумаги. Спали пленные на голых полах, пытали их каждый день.
За 2 года от пыток, непосильной работы, голода и холода умерло 125 человек из 200. Оставшихся 75 человек финны угнали с собой, кто пытался отдохнуть — финны избивали плётками, а тех, которые падали от истощения, финны пристреливали»
Жительница села Семён-Наволок Николаевская М. И. рассказала:
«В марте 1944 г. финны привезли в лагерную труппу около 50 собак. На второй день финский солдат вывел 2-х военнопленных за проволочное заграждение, а второй финский солдат спустил пять штук собак, которые набросились на пленных красноармейцев и начали рвать на них одежду. Несчастным военнопленным нечем было обороняться, и помочь им было некому.
В это же время группа финских солдат стояла и наблюдала за всем происходящим, и все смеялись над тем, как собаки терзали в клочья беспомощных бойцов.
Один красноармеец умер там же за проволокой от ран, нанесённых собаками.
Слёзы выступают на глазах я кровь стынет в жилах при воспоминании о том, что творили проклятые лахтари».
Записал капитан Деревяшев.
5 июля 1944 г.
село Семён-Наволок
В ОЛОНЕЦКОМ ЛАГЕРЕ
Рассказ 77-летнего Петра Евсеевича Доминова
«Много горя хлебнули мы от финнов. Но больше всего досталось красноармейцам, которые попались к финнам в плен. Своими глазами я видел, как финн ломом убил нескольких голодных красноармейцев за то, что те, ослабев, не могли работать.
В городе Олонец был лагерь для военнопленных. Там ежедневно умирали сотни пленных. Из каждых шести пленных пять умирало».
15 июля 1944 г.
г. Олонец
ЛАГЕРЬ № 17
На подступах к деревне несколько бараков было обнесено высокой изгородью, опутанной колючей проволокой. Кроме того, колючей проволокой окружён каждый барак. В одном из бараков найдена записка: «Привет освободителям Карелии! Русские военнопленные в количестве 100 человек увезены отсюда. Друг».
В этих бараках находился лагерь № 17 для русских военнопленных. Здесь томилось 100 человек. Наши бойцы нашли в бараках изношенные до последней степени лохмотья, в которые были одеты заключённые, шапки грязно-серого цвета с белым клеймом. Во дворе находится вышка, с которой тюремщики наблюдали за каждым движением своих жертв.
Между рядами колючей проволоки проходит тропа. По ней шагала день и ночь охрана лагеря. О зверском режиме, установленном финнами для советских военнопленных, свидетельствуют следующие выдержки из правил лагеря № 17, найденные в бараках. Пункт 15 гласит: «Военнопленный не имеет права подходить ближе, чем на три метра к окружающему забору, если будут замечены такие случаи, то их будут считать как намерение к побегу, и виновники будут строго наказаны». Каждый пункт правил заканчивается угрозой строгого наказания.
В Олонецком концлагере обнаружены нашими бойцами металлические кандалы, которые надевались на руки советским людям, и резиновая палка (дубинка) длиной 45 см.
Обнаруженный в лагере рацион питания свидетельствует о том, что финны заключённых морили голодом. Бурда, именуемая супом, и 100 граммов картофеля в день — таков рацион. А наименование работ рассказывает нам о тяжёлом изнурительном труде, который финны заставляли выполнять военнопленные на строительстве оборонительных сооружений.
Работница Анна Барникова, пробывшая свыше двух лет в финском плену, рассказывает: «Всех русских финны согнали в лагери и держали за проволокой, но особенно они издевались над военнопленными. Посмотришь, как ведут в мороз голых, разутых, измученных русских людей, прямо сердце кровью обливается. Каждый день пленные умирали от голода, от холода и болезней. Трупы финны вывозили ночью на автомашинах».
У входа в бараки можно прочесть имена и фамилии содержавшихся здесь людей: Федин А. Г., Сорокин А. А., Шаманин С. И., Петров В. С., Мастров, Бойков и др.
Лагерь № 17 — ещё одно доказательство гнусных злодеяний финнов. Беспощадно мстить лахтарям! — вот наш девиз.
Капитан С. Фельдман.
Газета «Ленинское знамя»
за 1 августа 1944 г.
АКТ
19 июля 1944 г. гор. Олонец. Комиссия под председательством тов. Карахаева Н. Ф. и членов: заместителя председателя Олонецкого Райисполкома т. Герасимова Н. И., врача-хирурга — орденоносца Студитова П. В., в присутствии представителя Чрезвычайной Государственной Комиссии тов. Макарова В. Н., с участием главного патолого-анатома Карельского фронта подполковника медицинской службы доктора медицинских наук — Ариель М. Б., главного судебно-медицинского эксперта — майора медицинской службы Петропавловского В. Н., помощника главного судебно-медицинского эксперта Карельского фронта ст. лейтенанта медицинской службы Борисова И. Н. и лейтенанта медицинской службы Комаровой В. Г., произвела обследование Олонецкого лагеря № 17, организованного финско-фашистским командованием для военнопленных советских бойцов и младших командиров, а также произвела эксгумацию и исследование трупов истреблённых финско-фашистскими захватчиками советских бойцов и командиров.
Комиссия на основе показаний свидетелей, осмотра лагеря и материалов вскрытия и исследования трупов установила:
Финско-фашистское командование в сентябре 1941 г. организовало в гор. Олонце пересыльный лагерь № 17, в котором содержались бойцы и младшие командиры Красной Армии, попавшие в плен на Свирском участке фронта.
Лагерь расположен в полукилометре от гор. Олонца, на территории военного городка в деревянных казармах. Территория лагеря обнесена двумя рядами колючей проволоки, высотой до 2 м. Все здания лагеря изолированы друг от друга колючей проволокой.
Лагерь охранялся финскими солдатами. Администрация лагеря состояла из финских военнослужащих.
Количество содержащихся в лагере военнопленных колебалось от 600 до 1000 человек единовременно.
Русские военнопленные в Финляндии. Тяжелая водянка живота вследствие истощения.
После полуторамесячного содержания в лагере № 17 — эти пленные направлялись в тыл и на лесозаготовки в лесные лагери, расположенные на оккупированной территории Карело-Финской ССР.
Каждый русский военнопленный на спине на верхней одежде должен был носить нашитую или написанную букву «V», что означало «Ванки» — пленный.
Карелов, вепсов и ингерманландцев из числа военнопленных финско-фашистская администрация лагеря разместила в отдельные помещения, выдала им бумажные матрацы и увеличила их суточную норму питания.
На тяжёлых работах финны эту группу военнопленных не использовали и создавали им привилегированное положение, тем самым сеяли национальную рознь между русскими и карелами. Они носили на левом рукаве белую нашивку с надписью «Хеймокансалайнен», что значит «соплеменник».
Администрация лагеря морила советских военнопленных голодом.
Суточная норма питания состояла из 200–250 граммов хлеба и поллитра горячей воды с жидко разболтанной в ней мукой или неочищенным картофелем. Зимой в суп добавлялась мороженая брюква.
Иногда военнопленным выдавалось мясо павших лошадей.
С 7 до 22 часов военнопленные были заняты на тяжёлых физических работах.
Голодных, истощённых советских людей администрация лагеря заставляла производить изнурительные работы по ремонту дорог и на лесозаготовках, и тех, кто не мог производительно работать, охрана избивала до полусмерти.
С занятием гор. Олонец частями Красной Армии из лагеря освобождено до 450 человек советских военнопленных.
Администрация лагеря и его охрана зверски относились к содержавшимся в лагере советским военнопленным.
Подошедших на близкое расстояние к забору советских военнопленных финско-фашистская охрана расстреливала без всякого предупреждения.
Комендант лагеря лейтенант Сойнинен, его заместители лейтенанты Ингман и Салмела, следователи лагеря — лейтенант Шепалис и военный чиновник Шмидт беспричинно жестоко избивали советских военнопленных палками, плётками.
Лейтенант Ингман постоянно ходил по лагерю с палкой, которой избивал пленных.
Следователи во время допросов зверски расправлялись с пленными, которые не давали им нужных показании.
Свидетель, — тов. Агафонов, — бывший военнопленный, рассказывает, как комендант лагеря Сойнинен избил рукояткой револьвера военнопленного Подручина — 50 лет, из добровольческой дивизии Ленинградского Народного ополчения, — и Подручин вскоре скончался от нанесённых ему побоев.
Тот же Агафонов рассказал, как помощник начальника лагеря Ингман избил до потери сознания военнопленного Котенкова, который после этого в течение 3-х суток не мог ходить.
У финского шофёра Виртанен по дороге в Мегрегу в августе 1942 г. застряла автомашина. Он позвал одного военнопленного, работавшего вблизи по ремонту дороги, помочь вытащить машину. По мнению Виртанен, советский военнопленный плохо ему помогал вытягивать автомашину, и он начал избивать пленного. Пленный упал, а Виртанен продолжал его бить. Вечером военнопленного увезли в госпиталь и дальнейшая судьба его неизвестна.
Советских военнопленных, которые, по мнению финских палачей, плохо работали, ставили на высокий пень с вытянутыми руками и заставляли стоять в таком положении от 30 минут до полутора часов. В зимнее время такие пытки приводили к обмораживанию конечностей, обмороку и простудным заболеваниям.
Финская администрация и охрана лагеря не только пытали, истязали и морили голодом советских военнопленных, но и расстреливали за малейшую «провинность».
Так, бывший военнопленный Беланти рассказал, как в сентябре 1941 г. финский часовой, охранявший лагерь, из автомата застрелил советского военнопленного за то, что тот подошёл к проволочным заграждениям. За это убийство бывший в то время комендантом лагеря лейтенант Алапиес присвоил палачу звание капрала.
Летом 1943 г. один из военнопленных заболел на работе и был оставлен в беспомощном состоянии у дороги. Проезжавшие на автомашине финны расстреляли больного тут же у дороги.
В результате. истязаний, плохого питания, антисанитарного состояния лагерей и отсутствия медицинской помощи среди советских военнопленных царила большая смертность.
Комиссия 18 и 19 июля 1944 г. произвела эксгумацию и исследование трупов, обнаруженных на кладбище возле лагеря № 17. Кладбище находится на расстоянии 50–60 метров на юго-восток от лагеря и обнесено колючей проволокой. Кресты из досок расположены правильными рядами вплотную друг к другу. На крестах указаны фамилия, имя, отчество и номер военнопленных. На части крестов, а также на длинных досках, заменяющих кресты, имеются лишь только номера.
При раскопке могил установлено, что в некоторых из них трупы отсутствуют. Так например, в могилах, обозначенных тремя рядом расположенными крестами с фамилиями Холманский А. П. № 4943, Малышев С. М. № 5113, Петунин С. А. № 4273 — трупы вовсе не обнаружены.
Точно также комиссия не обнаружила трупов и в других местах кладбища, отмеченных крестами, либо пронумерованными досками. Наоборот, комиссия установила, что трупы захоронены в ямах как на территории кладбища, так и вне его, причём эти места не были обозначены ни крестами, ни другими надмогильными знаками.
Судебно-медицинская экспертиза установила, что трупы захоранивались без гробов, без верхнего платья и без белья. По положению трупов и расположению костей скелетов видно, что захоронение производилось беспорядочно, частью в полусидячем, частью в полусогнутом положении. Глубина могил колеблется от 0,35 до 1,2 метра. При судебно-медицинском исследовании трупов установлено, что подкожная жировая клетчатка, а также клетчатка внутренних органов резко истончена или полностью отсутствует, что свидетельствует о резком истощении, развившемся вследствие длительного голодания. У других трупов обнаружены следы огнестрельных ранений — головы и грудной клетки, нанесённых огнестрельным оружием калибра 9 миллиметров. У одного из исследованных трупов обнаружено пропитывание кровью (кровоизлияние) мягких тканей волосистой части головы, что явилось следствием ударов, нанесённых каким-либо тупым предметом.
Комиссия считает, что в Олонецком лагере № 17 финская администрация и охрана лагеря систематически применяли пытки и истязания по отношению к содержавшимся в лагере советским людям. Суточная норма питания военнопленных в лагере была настолько мала, что влекла за собой развитие резкого истощения, обычно кончавшегося смертью.
В лагере имели место беспричинные расстрелы советских военнопленных финско-фашистской администрацией и охраной лагеря.
Истязанием, голодом — и расстрелами финско-фашистские захватчики истребили в Олонецком лагере № 17 свыше 700 попавших в плен бойцов и младших командиров Красной Армии.
Истреблённые советские военнопленные хоронились беспорядочно, в общих могилах, а вблизи них финской администрацией лагеря устанавливались кресты, либо доски с номерами и надписями, создававшие видимость порядка и правильного хоронения трупов.
(Подписи)
ИЗ ДНЕВНИКА
Советского военнопленного А. Галибина
[3]
Адрес: Марийская АССР, Юричский район, Юринское почтовое отделение, Липовский сельсовет, л. Горкасина, Галибин Анатолий Иванович.
1941 год
2 июля. Приехал в город Медвежьегорск Карело-Финской ССР утром, разместились в военном городке во временном лагере 113 формировочного полка.
17 июля. Выехал на фронт. Едем 40 человек на автомашинах. Настроение у ребят приподнятое, я чувствую себя спокойно, даже весело. Поживём — увидим.
18 июля. Прибыл на самую передовую линию фронта. Время 11 часов вечера. Итак, начинается…
23 июля. С утра началась перестрелка, лес кругом горит. Вероятно финны решили под прикрытием огня и дыма наступать. Но потом произошло что-то невообразимое. Стрельба усилилась, но не в нашу сторону, а в сторону противника. Слышатся голоса удаляющихся финнов. Выяснилось, что нам на выручку пришёл 15 мотострелковый полк, который и вывел нас из окружения. Наш взвод назначен в разведку. В разведке убили из отделения Курбанова. Убит двумя разрывными пулями.
24 июля. Нас зачислили во вновь прибывший полк, с которым отошли на более выгодную позицию, — заняли новую оборону на Поросозерском направлении.
15 августа. Живётся хорошо, питания лучшего нечего и желать. Хотя перестрелка бывает каждый день, но серьёзных потерь нет. Разнообразно проводим время.
Ходил в баню, получил из дома письмо (первое за время отъезда). Жена пишет: «Чует моё сердце, что нам не встретиться с тобой больше в жизни». Но это пустяки.
20 августа. Во время ночной перестрелки ранен из нашего отделения боец. Послал жене открытку и деньги.
25 августа. В 11 часов 30 минут ночи получен приказ отходить. Всю ночь двигались к Поросозеру.
26 августа. Прибыли в Поросозеро. Сделали остановку, к вечеру получили кашу. С наступлением темноты тронулись на Петрозаводское направление. По дороге нас догнала колонна автомашин, на них мы и поехали дальше. Только что тронулись, как над нами появились вражеские самолёты. Пришлось разбегаться по обочинам дорог. Всё обошлось благополучно. Ночью ходил в дозор.
28–29 августа. Утром вышли к какому-то населённому пункту. Получили сухой паёк: по полкило хлеба, банке консервов и 1 коробке галет. Закусили и тронулись дальше по болоту, по колено в воде. 29-го встретили местных партизан, и они вывели нас в деревню. Мокрые, голодные, а ночь холодная. Огня разводить нельзя. Все члены деревянеют. Положение не из приятных. Придётся ночевать на улице. Утром наше отделение вышло в дозор на окраину деревни.
2 сентября. Вышли на Петрозаводское шоссе. К вечеру подошли к месту боя (в 65 километрах от г. Петрозаводска). 3-й день стоят здесь наши части. Сделали остановку. Тут же открыт перевязочный пункт. Раненые прибывают. Из-за леса боя не видно. Далеко слышна перестрелка. Только успели покушать, как один за другим стали сыпаться снаряды в наше расположение.
Получен приказ наступать, идём развёрнутым фронтом. Получены сведения, что враг окружает. Заняли оборону. Всю ночь отстреливались. Жертвы есть.
3 сентября. Утром стали наступать. Вновь отрезаны. Заняли сопку. Приказано укрепляться, копать окопы. Бой разгорается всё сильнее. Чаще требуется заменять выбывших бойцов. Рвутся снаряды, мины. Кругом товарищи выбывают.
4 сентября. Все оставшиеся решили итти на прорыв… Всё шло благополучно, как вдруг одна за другой упали 3 гранаты. Меня сшибло воздухом. Подполз под корягу, ощупываю себя — всё в порядке. Оказалось, натолкнулись на оборону. Метрах в 10 стреляют по нам из автоматов, а я лежу в воде, не шевелясь.
5 сентября. Рассветало. Стрельба утихла, а я лежу в воде. Все члены одеревянели. Решили встать, но только стал подниматься, раздались голоса: «Руки вверх!». Вот и поворот в жизни. Сделал преступление перед Родиной. Сдался в плен. Финны окружили со всех сторон, кто выворачивает карманы, кто снимает звёздочки.
Привели в палатку. Здесь оказалось ещё 6 человек наших. Повели на дорогу, посадили на машину и повезли. Кругом трупы и следы разрушений. Приехали на командный пункт. После допроса нам дали ржаной болтушки и чай. Финны подходят и смотрят на нас. Наших собралось более 100 человек. Нас выстроили, повели на стоянку в деревню Сямозеро. Дорогой финны расстреляли одного политрука.
6 сентября. На утро просыпаюсь с неприятным ощущением. Все члены болят. Ноги распухли, невозможно шагать. К 12 часам нас накормили баландой из отрубей. Дали 200 граммов галет.
11 сентября. Сегодня в 12 часов повели на станцию, посадили в вагоны и повезли в Финляндию навстречу неизвестности.
13 сентября. Прибыли во 2-й пересылочный… 8 бараков из бумаги. В них четырёхъярусные нары. Поместили 250 человек. Набиты, как сельди. Дрожим от холода. С питанием хуже. Утром 0,25 литра остывшей в0ды и соли 0,005 граммов. В обед 0,5 литра баланды и 50 граммов хлеба. Вечером 0,5 литра супа и 50 граммов хлеба. Всё.
30 сентября. В таких условиях прожил 17 дней. Существенных изменений никаких. Ходим работать… 5 человек умерло и одного расстреляли за побег.
1 октября. Наконец дождались очереди на отправку в рабочие лагери. 100 человек отправили, но без продуктов.
3 октября. Приехали в город Раума, на берегу Ботнического залива. Встретили хорошо. Накормили досыта. Приступили к работе. Обносим колючей проволокой помещение, где будем жить. Помещение культурное, кругом чисто, всё покрашено.
23 октября. Всё это время работали на погрузке и выгрузке пароходов по 10–12 часов в сутки. На сегодня отобрали нас 50 человек и со всеми вещами погрузили в транспорт и пароходом повезли по заливу.
28 ноября. Вернулись обратно в Раума. Всё это время мы находимся в полуголодном состоянии, используем в пищу всё, что находим: грибы, ягоды.
1942 год
27 января. Весь период нахождения в Раума работали в порту. Отношение охраны значительно ухудшилось. Пленные борются за своё существование кто как может, — где попросят, а где и украдут. Все помойки посещаются ежедневно, несмотря на запрет.
28 января. К вечеру прибыли в новый лагерь. Получили по куску галеты, закусили всухомятку и стали устраиваться спать на трёхъярусных нарах, Спали чуть ли не друг на дружке. Но и то всем места не хватило. На утро готовились к отъезду.
29 января. Вечером пересели на машину и поехали. Отобрали все мешки, оставив только самое необходимое и по паре белья.
30 января. Познакомился с обстановкой и бытом нового местожительства, куда забросила судьба. Лагерь называется изолятором, т. е. живущие в нём люди подлежат изоляции с этого света в полном смысле этого слова. В бараке, по сравнению с другими лагерями, значительно чище, но всё же вши и клопы гуляют в открытую. Спим на жёстких деревянных койках, на голых досках. Стража находится в коридоре. На волю выпускают на полчаса в сутки для того, чтобы пройти по тропинке вокруг барака от 8 до 12 кругов. Делается до 1700 шагов. Питание: хлеба выдаётся 150 граммов в сутки, один раз на весь день. Причём хлеб не чистый, а суррогат. Утром в 11 часов получаем 1 литр супа, если его только можно так назвать, потому что готовится он из мёрзлого нечищенного картофеля без соли. Вечером мы получаем 1 литр баланды из ржаных отрубей. Причём густоты 2–3 ложки. Вот и всё, чем поддерживается дух военнопленных.
5 февраля. Да, такое питание за 7 дней даёт о себе знать, и вообще чувствуется такая слабость, что чуть-чуть поворачиваешься.
10 февраля. Не проходит и одного дня, чтобы одного-двух товарищей не отправили в «Могилевскую».
20 февраля. Царит полный произвол. Запретили пользоваться даже белым светом. За сутки на окнах открывают ставни на 2 часа, а остальные 22 часа сидим при еле мигающем свете. Причитающиеся продукты полностью не получаем.
3 марта. Из 8 товарищей, приехавших со мной, в живых осталось трое. 5 человек уже умерли. Сегодня в 3 часа дня умер Чернов Андрей Николаевич. Его адрес: Горьковская область, Лысковский район, сельсовет Чернауха, д. Аблонка. Жена — Чернова Анна Михайловна. Просил сообщить, но, пожалуй, не придётся, так как сам уже кандидат в могилу. Да, и жить-то, братцы, очень хочется, но жизнь здесь не мила.
10 марта. Появилась голодная опухоль. Опухли ноги и лицо. Обращался к доктору. Говорит: «Живи за счёт собственной энергии, т. е. больше лежи». Но лежать на голых досках тоже не сладко. На боках появились пролежни.
15 марта. Положение немного улучшается. Начальство лагеря стало относиться более сносно. Хлеб несколько лучше.
Обменяли нижнее бельё, которое носил в течение 8 месяцев. Получено ещё на фронте.
30 марта. Смертность всё увеличивается. Люди помирают один за другим, Начальство лагеря решило, наконец, что-то предпринять. Отводят отдельный барак, в котором помещают больных и «доходяг». Я тоже попал как «доходяга». Посмотрим, что будет дальше. Оттянется ли на несколько дней моё существование?
10 апреля. Положение несколько улучшилась. Суп закладывают гораздо гуще, хлеба дают до 300 граммов, но хлеб состоит наполовину из мякины.
28 апреля. Есть факты заболевания сыпным тифом.
9 мая. Помер Гончаров Борис Сергеевич. Адрес: Москва, Красная Пресня, 6. Декабрьский проспект д. 26, кв. 3.
18 мая. Заболевания, смертность от тифа растёт. Положение критическое, так что шансов на выход из этого лагеря не остаётся никаких.
25 мая. Вот уже более недели, как получаем хлеб, совершенно непригодный к употреблению в пищу. Весь прозеленевший насквозь. Записываю адрес товарища: Вологодская обл., Череповецкий район, п/о. Дмитриево, дер. Плюскино, Трифонов Василий Алексеевич. Жена — Трифонова Александра.
31 мая. Да, проводили и май, а ужасы нашей тифозной жизни продолжаются. Исполнилось 4 месяца, как ежедневно встаю с одной мыслью: как бы покушать, — лишённый общения с внешним миром и даже света и вольного воздуха, и без малейших шансов на скорое освобождение. Положение не из приятных.
4 июня. Сегодня Суоми отмечает 75-летие Маннергейма, но для нас, военнопленных, этот день ничем хорошим не отмечен. Наоборот, с самого подъёма начались неприятные, хотя с виду и пустяшные, беды. Сегодня хлеб получили более гнилой, чем в предыдущие дни, причём оказалось меньше на 50 граммов. Потом обед получили на 2 часа раньше. До следующего дня ждать обеда 20 часов, не особо приятное времяпрепровождение.
7 июня. Для кого весна отрадная, а для меня отрады нет. Да, говорят, что человек 2 раза в жизни бывает глуп: в младенчестве и в старости. Но оказывается, он ещё может глупеть и на почве голода… Ух, если бы привести сюда свежего человека и поместить в нашем помещении, наверное он первое время совершенно бы находился в полном недоумении. Да и немудрено, так как каждый из нас скорее походит на живой труп, на мумию, чем на нормального человека.
9 июня. Сегодня хороший день. За четыре с половиной месяца впервые получили хороший хлеб и, кроме того, получили 0,5 литра очередной добавочной баланды, так что желудок более или менее наполнен.
12 июня. Сегодня переведён в барак здоровых и лишён добавочного пайка.
16 июня. Первый раз получил приказ о выходе на очистку зоны от мусора. Это за четыре с половиной месяца существования в этом лагере. Но дело обстоит крайне плохо. Ни руки, ни ноги не поднимаются. День ото дня всё падаешь и духом и физически.
19 июня. Ходили в баню, получили свежее бельё. В общем, наконец, отдыхаю от вшей и клопов, которые систематически нас съедали зимой.
22 июня. Прошёл ровно год со дня, который остался и будет помниться, как день несчастий и бедствий для всего русского народа, год не принёсший мне каких-либо надежд на лучшее будущее, год, который многие из нас, не задумываясь, согласились бы вычеркнуть из жизни. Год разлуки со всеми живыми и дорогими мне людьми.
23 июня. Ровно год настал, как я получил повестку о явке в Райвоенкомат. Сравниваю два периода жизни — тогда и теперь. Тогда я был жизнерадостный человек с мечтаниями о лучшей жизни впереди А что стало теперь, через год, год несчастий. Вмести нормального человека, только облик человеческий (скелет — ни больше, ни меньше), без всяких надежд на лучшую жизнь в скором времени.
26 июня. Ровно год, как покинул свой любимый дом, родных и близких мне друзей. Но кажется всё это далеко минувшим временем.
30 июня. Умерли Киевский и Лузин, оба в расцвете лет; первый неженат, а у второго остались жена и ребёнок. Да, холод и голод — страшные вещи.
6 июля. Исполнилось 10 месяцев плена.
7 июля. Умер Красной Николай Иванович, — Горьковская обл., Воротынский район, п/о Белявка, пос. Шкириха. Умер в 4 часа дня от поноса.
11 июля. Часовым с вышки в 8 часов дня застрелен из автомата в голову военнопленный Пикин, уроженец Ленинграда, «за нарушение правил внутреннего распорядка лагеря».
17 июля. Итак, все надежды на отправку из этого лагеря рухнули. Сегодня отправят очередную партию. Но я не попал. Вероятно придётся «доходить».
17 августа. Нахожусь в состоянии полной апатии. Ни на что не хочется обращать внимания. Шевелиться нет сил. На отправку в скором времени нет никакой надежды.
20 августа. День рождения любимой дочки Люси. Я не могу даже взглянуть на своего первенца.
24 августа. Сегодня совершил глупость — во время прогулки подобрал мухомор и съел его сырым. От этого весь день кружилась голова и расстроился желудок.
1 сентября. Оказывается, нет той глупости, на которую был бы неспособен голодный человек. В пятницу ходил в баню и по дороге набрал грибов, причём не грибов, а разной дряни. Но так как сварить негде, то съел их сырыми, от чего получил боль, расстройство желудка, понос. Хорошо ещё, что всё прошло через одни сутки.
Да, пролетело и лето 42 года, а нашему полуголодному существованию не предвидится конца.
3 сентября. Зуйкова перевели в барак больных. Изолирован от остальных военнопленных.
5 сентября. Исполнилось год нашему существованию в Суоми, лучше было бы не жить этот год, так как ничего, кроме лишений и страданий, он не принёс. Даже какой-либо надежды на нормальную человеческую жизнь мы не имеем.
Сегодня в последние дни жизни произошло нечто необыкновенное. Силами военнопленных провели вечер самодеятельности Что-то год грядущий нам готовит?
6 сентября. Воскресенье. Получили хорошие пайки чистого хлеба. В 12 часов получаю сообщение, что умер Зуйков. Итак, — вечная память ещё одному военнопленному, перешедшему в мир неведения.
9 сентября. Умерли Зайцев Василий Григорьевич и Баринов Игнат, Горьковская обл., Пильновский район, станция Княжины, д. 20. Отец Баринова — Потап Алексеевич. Город Горький, ул. Коммунальная, д. 14.
13 сентября. Положение с питанием, да и вообще отношение к военнопленным, изменилось в сторону ухудшения.
Примечание. В конце блокнота-дневника имеется календарь, в котором вычеркнуты прожитые в лагере дни до 13/IX 1942 г.