ОТ ЧЕРНОГО ДО БАЛТИЙСКОГО
Над Днестром высятся курганы и древние крепости — немые свидетели давно забытых сражений.
Отстаивая независимость своего государства, мужественно и храбро сражался у Днестра против турецких и других завоевателей выдающийся государственный деятель и полководец Молдавии Стефан Великий.
Курганы, крепости и бастионы над Днестром видели, как русские воины, под водительством Кутузова и Суворова, бились здесь за освобождение дружественных народов ст турецкого рабства.
Ожесточенные бои кипели на берегах Днестра в 1919 году. Румынские отряды переправлялись на советскую сторону, стремясь захватить как можно больше земли для румынских помещиков. А на тот, правый берег, нередко прорывались красные партизанские отряды и отдельные смельчаки-партизаны.
…27 марта 1918 года в Кишиневе была разыграна комедия «присоединения» Бессарабии к боярской Румынии. Румынские жандармы потребовали, чтобы делегаты «Сфатул Цэрий», которых никто не выбирал, выразили «волю народа». В здании, окруженном со всех сторон войсками, кучка предателей проголосовала за присоединение Бессарабии к румынской короне. Тем, кто отказывался присягать, оккупанты выкалывали глаза, отрубали руки. Тысячи бессарабцев были брошены в тюрьмы за отказ петь гимны в честь «победителей». Молдавские бедняки, получившие землю, должны были вернуть ее помещикам. Начался жесточайший террор.
Оккупанты взорвали мосты через реку. Двумя бесформенными громадами повис железнодорожный мост у Бендер. Борьба за Бендеры, крупный железнодорожный узел, связывавший два берега, была особенно ожесточенной. Город переходил из рук в руки. В темные ночи переправлялись через Днестр у бендерской крепости партизаны-бессарабцы на рыбацких лодках, обвязывая весла тряпками.
5 мая 1919 года, совершив переправу, в Бендеры ворвалась небольшая группа бессарабских повстанцев. Вот как они доносили об этой операции: «Пять часов утра. Переправа совершена удачно. Румынская застава взята без выстрела. Часовые других постов спали и также сняты. Цепь из сорока штыков, направившаяся в сторону Бендерской крепости, заставила последнюю выкинуть белый флаг о сдаче. Другой небольшой отряд захватил вокзал, откуда без всякого боя бежали жандармы и румынские солдаты».
Но недолго продержались смельчаки в Бендерах. Противник сосредоточил войска; подошло подкрепление, в которое входили и французские роты. Снова выбили захватчики горсточку храбрецов из Бендер.
Румынские и французские батареи часто обстреливали Тирасполь. В это время там находился Котовский. Штаб его кавалерийского отряда помещался в гостинице «Швейцария».
Красные конники охраняли в Тирасполе советский берег. Котовский ждал дня, когда ему разрешат впереди своего конного отряда переправиться через Днестр.
Ежедневно в отряд прибывали добровольцы. Были среди них и перебежчики-бессарабцы, и бывалые кавалеристы-фронтовики… В хату молдаванина Лозинского ворвался румынский офицер. Он потребовал, чтобы хозяин отдал ему свою лошадь. Лозинский долго не раздумывал. Он убил захватчика, а сам с конем переправился на советскую сторону. Он слышал, что советская власть стоит за бедных.
На нашей стороне Лозинский встретился с земляками, которые указали ему дорогу к Котовскому.
…Дошла до крестьянина Костенюка весть о том, что Котовский собирает бессарабцев, и он решил перебраться к нему. Румыны стреляли по реке из артиллерийских орудий. Лед на ней тронулся, как во время паводка. Костенюк бросился в реку; льдины мешали ему плыть, он замерзал. Пули, преследуя его, ложились рядом. Выйдя в заиндевевшем белье на советский берег, он постучался в одну из хат. Его впустили, оттерли спиртом, накрыли одеялом.
Несколько недель бродил Костенюк по селам, пока не встретился с конниками-котовцами. С тех пор он стал котовцем.
…В 1919 году солдат Чорба, бывший чабан и виноградарь, стоял на посту, охраняя румынскую границу по Днестру. Во время обхода офицер ударил его по лицу шомполом. Чорба, бессарабец, насильно мобилизованный румынами, знал, что на том берегу «офицеры» не бьют «солдат». Он схватил винтовку, выстрелил в упор в офицера, вскочил на его коня и пустился вплавь через Днестр. Он тоже нашел себе место в отряде Котовского.
Григорий Иванович радушно принимал перебежчиков-бессарабцев. И сразу же завоевывал их симпатии. Люди доверяли ему свою жизнь. Он рассказывал им о партии коммунистов-большевиков, о Ленине, говорил о том, что придет день, когда Бессарабия снова станет советской. Он говорил о красной Москве, и бойцы безгранично верили своему командиру, имя которого уже давно прославилось в Бессарабии, как имя борца против помещиков и угнетателей.
Среди бессарабцев-молдаван, пополнявших отряд Котовского, особенно много было хотинских повстанцев.
В морозные январские дни, на севере Бессарабии, бедняки-молдаване, доведенные до отчаяния оккупантами, решили сбросить с себя ненавистное иго. Чаша терпения переполнилась.
Восстание быстро охватило весь Хотинский уезд и перекинулось в Сорокский. В местечке Атаки, в Окнице, в молдавских селах Сталинешты, Динауцы, Коленкоуцы восставшие с вилами и топорами набрасывались на захватчиков, снимали румынские заставы и арестовывали жандармов. Но повстанцы не были подготовлены к длительной партизанской борьбе. У них не было должного руководства, не было оружия, снарядов и патронов.
На нашем берегу орудовали петлюровцы. На словах поддерживая повстанцев, они на деле содействовали их поражению. Хотинцы были предоставлены самим себе.
Румынские войска, изгнанные из Хотинского уезда, получив подкрепление, перешли в наступление. Они жестоко расправлялись с повстанцами. Каратели сравнивали с землей восставшие деревни, устраивали массовые расстрелы; оми пороли людей нагайками, изрубали шашками, закапывали живыми в землю.
Во время подавления хотинского восстания от рук боярских палачей погибло одиннадцать тысяч бессарабцев. Больше пятидесяти тысяч хотинцев бежало из Бессарабии. Румынские власти заочно приговаривали участников восстания к смертной казни. Множество людей было брошено в тюрьмы.
В дни, когда на правом берегу Днестра ярко горели села, сотни бессарабцев под пулеметным огнем отступали через Днестр.
Основная масса хотинских повстанцев перешла Днестр в районе Каменец-Подольска — Могилев-Подольска.
Петлюра рассчитывал пополнить свои банды, поредевшие в боях с Красной Армией.
Но бессарабцы не поддались на агитацию петлюровцев. Они организовались в отряды и с боями пошли от Каменец-Подольска на соединение с Красной Армией.
Среди хотинцев выделялся рабочий-каменщик Михаил Нягу. Он знал, что большевики борются за мир, за землю, за бедняков, против угнетателей. В партизанских рядах Михаил Нягу командовал отрядом бессарабских всадников.
Нягу, жизнерадостный человек исполинского роста, отличался смелостью. Его черные глаза горели отвагой, когда он летел в бой впереди своих конников, увлекая их за собой.
В темные ночи партизаны под предводительством Нягу переправлялись через Днестр на родной берег. Внезапно появлялись они у помещичьих конюшен и угоняли лучших лошадей.
…В то время, как Котовский со своими кавалеристами воевал против румын и отбивал натиск петлюровцев, в Одессе формировались части Южной группы. Из разрозненных партизанских отрядов и частей 3 Украинской армии создавались полки регулярной Красной Армии.
В Одесском комитете партии большевиков для новых частей подбирали преданных и умелых командиров.
Григорий Котовский — легендарный бессарабец, организатор и доблестный командир красногвардейского отряда, выделялся из всех партизан, оперировавших в Приднестровье. Этот человек сумеет повести людей в бой. Большевики, встречавшиеся с Котовским, знали, как он вырос политически.
3 июля 1919 года Котовский был назначен командиром 2 пехотной бригады вновь сформированной 45 дивизии.
В состав второй бригады входили 400, 401, 402 стрелковые полки, кавдивизион из трех эскадронов и артиллерийский дивизион. Во вторую бригаду был влит отряд Нягу, именовавшийся тогда Первым кавалерийским бессарабским полком.
У станций Рудница произошла первая встреча Котовского с Нягу.
Комбриг второй стрелковой бригады хотел как можно лучше и торжественней встретить своих земляков-кавалеристов.
На поляне был выстроен духовой оркестр. Под звуки марша Котовский на коротком галопе помчался навстречу новоприбывшим.
Нягу ехал впереди своих всадников на серой в пятнах кобылице.
Кони поровнялись. Нягу отдал рапорт. Командиры пожали друг другу руки и, наклонившись с коней, поцеловались.
— Здравствуйте, орлы! — радостно крикнул Котовский бессарабцам.
Не слезая с коня, он обратился к ним с короткой речью:
— Товарищи бойцы и командиры, с сегодняшнего дня вы входите в состав бригады своих земляков-бессарабцев, где вместе будете бороться, рубить белогвардейскую и всякую сволочь, которая хочет разгромить Красную Армию и задушить Советскую власть. Этого не будет! — говорил Котовский. — Пусть не думает буржуазия, что ей удастся уничтожить Советскую власть, власть рабочих и крестьян. Власть Советов дала рабочим фабрики и заводы, а крестьянам — землю. Да здравствует Советская власть и товарищ Ленин! Ура!
После торжественной встречи Котовский и Нягу долго беседовали. Так началась их дружба.
Отряд Нягу полностью вошел в кавалерийский дивизион стрелковой бригады. Михаил Нягу был назначен командиром этого дивизиона.
Вторая бригада занимала большой участок по Днестру. Напротив, за Днестром, были расположены петлюровские и румынские части. В тылу орудовали банды.
Котовский то и дело переходил в наступление, не давая покоя противнику.
Командуя впервые таким соединением, как стрелковая бригада, Котовский быстро обнаружил свои выдающиеся военные способности. Особенно умело использовал он кавалерийский дивизион, достигая при его помощи большой подвижности. Котовский вводил кавдивизион в бой для неожиданных ударов по флангам противника и как основную ударную силу. Разрабатывая план каждой операции, он тщательно продумывал взаимодействие пехоты и артиллерии.
Вторая стрелковая бригада должна была выровнять фронт от Днестра до железной дороги. Кавалеристы удачным маневром захватили Песчанку и выбили петлюровцев из Каменки на Днестре. И только, когда соседние части отошли, обнажив фланги второй бригады, Котовский перешел к обороне.
В августе 1919 года началось наступление деникинской армии. Англо-французская эскадра стояла у Тендровой косы, под Одессой.
Со стороны Днестра действовали диверсионные отряды румын, переправлявшиеся на советскую сторону. Севернее разгуливали петлюровские банды, их поддерживали галицийские части. Петлюровцы разрушали мосты, нападали на местечки, убивали коммунистов и активистов.
Здесь же разбойничали банды Махно.
В Одессе со дня на день ждали высадки десанта.
В селах начались кулацкие мятежи. Немцы-колонисты организовали по дорогам заслоны, не пропуская в город продовольствия. Восстали кулаки в старообрядческом селе Плоском, близ Тирасполя, и в немецких колониях — Страсбург, Баден и Зельц. Они жестоко расправились с пойманными коммунистами и красноармейцами.
Стрелковый полк партизан наступал на Плоское. Среди бойцов было много плосковских уроженцев. Они дрались не на жизнь, а на смерть со своими же «земляками».
После ликвидации кулацкого мятежа в Плоском партизанский полк отошел к станции Кодыма и влился во вторую стрелковую бригаду, части которой стояли в близлежащих селах.
При встрече с партизанами, расцеловавшись с одним из них, Котовский, обращаясь к бойцам, сказал:
— Целую вас всех в лице вашего товарища и надеюсь, что завтра с вашей помощью мы погоним помещичью сволочь, которая хочет загородить дорогу революции.
В боевой обстановке бригада Котовского продолжала пополняться.
Однажды Котовский взял в плен петлюровский отряд, возглавляемый сельским учителем. Пленных привели в штаб. Комбриг расспрашивал каждого, что толкнуло его на борьбу с большевиками. Потом он начал разъяснять пленным, кому они служат своим оружием.
— Неужели вы не понимаете, что Петлюра вас дурачит? Он защищает помещика, фабриканта и кулака. Эта свора будет вас давить, как давила раньше.
Потом Котовский остался наедине с командиром-учителем. Побеседовав с ним, Котовский предложил ему вернуться со всем отрядом к Петлюре, разгромить его тылы и ровно через сутки привести своих людей обратно. Одновременно Котовский выделил несколько бойцов, которым приказал незаметно наблюдать за петлюровцами.
Многие товарищи возражали Котовскому — как это можно отпустить пленных, тех, кто вчера еще сражался против нас!
Прошли сутки. Бывший петлюровец в точности выполнил приказание Котовского. Он вернулся не только со всем своим отрядом, но и с добычей, взятой в бою у недавних соратников. Этот учитель вскоре стал одним из командиров Красной Армии.
Котовский умел побеждать в боях, умел он убеждать и большевистским словом.
На подкрепление второй бригады из Одессы прибыл так называемый «матросский полк Стародуба». Он состоял, главным образом, из деклассированных завсегдатаев Одесского порта, авантюристов и любителей легкой наживы.
В день, когда вторая бригада должна была пойти в бой, полк Стародуба вдруг снялся с позиции. Командиры полка заявили, что их «ребята» устали и хотят вернуться в Одессу. Они захватили санитарный состав и пытались отправиться в город отдыхать на пляжах. Дезертиры звали красноармейцев перейти на их сторону, но не нашлось ни одного человека, который поддался бы их агитации.
Бойцы Котовского окружили и обезоружили предателей.
Наступали тревожные дни… Империалисты, при помощи белогвардейского генерала Деникина, вновь пытались удушить революцию, восстановить капиталистический строй в России. «Добровольческая» армия Деникина захватывала левобережную Украину, Донскую область и Крым. В каждом районе появлялись свои «батьки» и «атаманы».
23 августа, под прикрытием артиллерийского огня с моря, на Большом Фонтане в Одессе высадился белогвардейский десант.
В городе шла эвакуация. Губком партии перешел на нелегальное положение. Но многие коммунисты не успели скрыться. Они попали в руки белогвардейцев и были расстреляны.
Советская власть второй раз оставляла Одессу. Оперативная сводка в этот день сообщала: «…в районе Одессы противник высадил десант… Одесса обстреливается с моря, связь прервана, наши южные части, видимо, оставили Одессу».
Из отступавших из-под Одессы войск была организована группа в составе 45 и 58 советских дивизий. Вместе с Красной Армией следовали также коммунисты и советские работники из занятых белыми южных городов.
Армии белых и кулацким бандам удалось замкнуть в кольцо южную группу 12 армии: на севере и востоке — армия Деникина и банды Махно; на западе — румыны и петлюровцы. Одесса занята десантом. Далеко на севере основные силы 12 армии, с ними нет никакой связи. Силы противника намного превосходят слабо вооруженные дивизии, оставшиеся в расположении Южной группы. Что делать? Сомкнуться всем вместе и, несмотря на затруднения, двинуться на север, на соединение с частями 12 армии? Хватит ли сил пробиться сквозь кольцо окружения? Враг ждет за каждым поворотом, в каждой ложбине, за каждым деревом… Или остаться здесь, уйти в подполье, разойтись всем в разные стороны, скрыться в хатах и ждать?
Стояли последние дни августа. В теплые ночи красноармейцы спали под открытым небом. Всю ночь горели огни на станции Бирзула. Это был небольшой островок среди разбушевавшейся кулацкой и белогвардейской стихии. Часовые напряженно прислушивались. Вот-вот загремят белогвардейские бронепоезда, враг может показаться отовсюду.
Было решено пробиваться на север, с боями проложить себе дорогу вперед.
В штабе на станций Бирзула собрались командиры полков. Большинство из них еще недавно были вожаками партизанских отрядов. В этих местах прошла их жизнь; здесь они партизанили, здесь оставались их родные. Был в штабе и Котовский, прибывший на паровозе.
Ночью он спешно выехал обратно во 2 бригаду. Он должен убедить своих бойцов-бессарабцев в необходимости уйти от берега Днестра. Бригаде предстояло прикрывать отход всей группы, сдерживая наступление петлюровцев.
Политработники, агитаторы вели беседы с бойцами. Котовский видел, как от партийного аппарата протягивались нити к каждому бойцу, как все было приведено в движение, как умно, с учетом даже самых незначительных мелочей, подготовлялась победа. Все было пронизано одной волей — волей партии, одним стремлением — победить врага. Еще недавно разрозненные части собирались в железный кулак, способный пробить любую преграду.
В эту ночь было вынесено решение пробиваться на север по проселкам, через степи и леса.
— На колеса! На телеги! По коням!..
Нужно освободиться от всего лишнего и обременяющего. То, чего нельзя было взять с собой или раздать, уничтожалось на месте.
Над бирзульской пристанционной площадью поднимались жлубы черного дыма. Это горели вагоны, штабные бумаги. На площади выстроился штабной оркестр.
Части Красной Армии уходили под марш, держа равнение в рядах. Пулеметы громыхали на телегах. Потянулись обозы… И над ощетинившимися штыками, ввысь, к безоблачному южному небу понеслась песня бойцов… Бойцы шли на подвиг, они знали, что должны победить во что бы то ни стало…
Вторая бригада занимала участок Попелюхи — Песчанка. Она должна сдержать наступление петлюровцев и затем присоединиться к Южной группе.
Штаб бригады разместился в местечке Песчанка. Нужно было любой ценой удержать на несколько дней занятые позиции и дать возможность нашим эшелонам выйти из вражеского кольца.
Петлюровцы знали, что 2 бригада оторвана от других колонн группы, и готовились нанести ей сокрушительный удар.
В местечке Песчанка расположились пехотные полки бригады. У одного из местных богачей нашли много мануфактуры и забрали ее на нужды армии.
Котовскому преподнесли новую форму, сшитую из вельвета. Командиры решили, перед тем как переодеться, пойти в баню. Когда они усердно намывали друг друга, в баню вдруг вбежал ординарец.
— Товарищ Котовский! В местечке петлюровцы! Уже слышны были выстрелы.
Котовекий надел новые красные галифе. Из окна видно было, как по улице пронеслись всадники.
— Ничего, еще не такое бывает, — успокаивал Котовский товарищей.
Распахнулась дверь. Петлюровцы ворвались в баню. Раздались один за другим два выстрела. Котовский уложил двух петлюровцев и, перепрыгнув через их трупы, быстро выскочил на улицу. За ним последовали и другие командиры. Ординарцы с лошадьми бежали им навстречу.
По Песчанке строчил пулемет. Застигнутые врасплох, красные части начали спешное отступление.
Как только отошли за Песчанку, Котовский собрал своих людей. Он повернул коня и помчался обратно, увлекая за собой бойцов.
Котовцы снова заняли Песчанку. Командиры вернулись в баню и, домывшись, поздравляли друг друга с «легким паром».
Скоро под натиском петлюровцев 2 бригаде вновь пришлось покинуть Песчанку. Требовалось пробиться через железнодорожную магистраль, догнать колонны, уходившие на север.
Петлюровцы перерезали бригаде путь. Куда бы ни высылалась разведка, отовсюду она возвращалась с сообщением, что такое-то местечко или станция заняты врагом. Прорваться можно было только боем.
Сентябрьская ночь. Бригада остановилась в степи между Песчанкой и селом Студеным. Дороги отрезаны. Связи нет. На несколько верст по дороге растянулся обоз…
Котовский только что вернулся из разведки. Уставшие бойцы дремали — кто сидя, кто лежа под телегой. По обеим сторонам дороги паслись лошади.
— Котовский приехал, — передавали друг другу конники и пехотинцы. Все ждали, что скажет командир. Все зависит от его решения.
Котовский собрал бойцов. Никогда еще так внимательно не слушали его красноармейцы. Впервые командир сказал, что положение исключительно тяжелое.
«Кто трус — пусть уйдет от нас. Те же, кто верит в силу рабочего класса, кто верит мне, кто хочет победить, кто хочет пробиться на соединение с красными войсками, — остаются со мной!».
— Ты вел нас из Бессарабии, веди нас до победного конца, — отвечали бойцы.
Котовский решил пробиваться к станции Попелюхи.
Всю ночь объезжал комбриг на «форде» свои части и обоз, растянувшийся на много километров.
На рассвете петлюровцы заметили движение котовцев. Началась перестрелка.
Котовский принял решение: сосредоточив силы, крепким ударом прорвать вражеское кольцо и, продолжая бой, первым пропустить в образовавшуюся брешь обоз, построенный в две колонны.
Было приказано освободиться от подвод на волах и выбросить лишний груз. Всех людей, способных сражаться, поставили в строй.
Три раза котовцы бросались в атаку. Комбриг дрался впереди всех. Он кидался в самую гущу боя. В одной из схваток пал его конь. Петлюровцы были уже совсем близко от комбрига, но не стреляли, желая взять его живым. Он сдернул с коня седло, вскинул его на плечи и, отстреливаясь, побежал вперед.
— Кото! Остановись! — кричали петлюровцы. Но Котовский уже вскочил на другую лошадь. К нему подбежал боец:
— У меня тоже убили лошадь…
— А седло твое где?
— Осталось на лошади…
— Ну, ты больше не конник!
И тогда красноармеец, не обращая внимания на пули, побежал обратно к убитой лошади за седлом.
Наконец враг был сломлен. Котовский первым вырвался на опушку леса у станции Попелюхи. Лес шумел, словно охваченный ураганом. По лесным тропам, ломая ветки, мчались котовцы вслед за своим командиром. Красные лучи заходящего солнца пробивались сквозь чащу.
В предвечерний час красноармейцы прорвались на станцию. Станция Попелюхи — в их руках. В это время обоз уже подходил к полотну железной дороги.
На станции противник оставил много пулеметов и снаряжения. На путях стояли длинные составы и бронепоезда.
Захватив Попелюхи, вторая бригада прорвала петлюровский фронт. Обоз проходил через железную дорогу под прикрытием стрелков и конников.
Котовский отдал приказание уничтожить на станции все, что нельзя забрать с собой, особенно боеприпасы. Вагоны облили керосином. Бронепоезда набили снарядами и ручными бомбами. Два паровоза, стоявшие на путях, пустили один навстерчу другому. Далеко было слышно, как на станции раздавались взрывы.
Зарево пожара освещало путь бригаде, продвигавшейся по дороге к Чечельнику. На станции снова хозяйничали петлюровцы. Вдруг оттуда послышались пушечные выстрелы. Это оказавшиеся поблизости деникинцы приняли петлюровцев за красных и открыли по ним огонь.
Всю ночь не прекращались взрывы и выстрелы… Бойцы шли по колючей стерне. Многие были босые… Люди шли вперед, преодолевая усталость и сон. На коротких привалах Котовский беседовал с бойцами.
По дороге к Чечельнику котовцы в пешем строю разбили шайку Заболотного.
У местечка Бершадь вторая бригада догнала красноармейские части, тоже пробивавшиеся на север, и присоединилась к ним.
На следующее утро, еще до восхода солнца, бригада Котовского — девятьсот пехотинцев, двести кавалеристов, три батареи и обоз — форсировала широкий Буг.
Поход на север продолжался… Южная группа двигалась тремя колоннами. Левой колонной, в которую, кроме второй бригады, входила и первая, командовал Котовский.
Конница охраняла движение пехоты и артиллерии. Люди шли по проселочным дорогам в жару, по раскаленным пескам, покрытые серой пылью, измученные жаждой. Винтовки оттягивали плечи. Днем делали передышки; передвигались большей частью ночью. На ночлеге не разводили костров.
Было запрещено пить воду из колодцев, так как большинство их было отравлено. С нетерпением ждали утренней росы, чтобы хоть каплями влаги утолить жажду. Проходили мимо местечек, разоренных петлюровцами, превращенных в кладбища.
Шли по полям и лесам Подолии. Большинство красноармейцев были в этих местах в первый раз. Колонны проходили мимо сел, где перед этим был пущен провокационный слух, что идет «коммуния», которая вывозит с Украины деньги и ценности и уничтожает все на своем пути.
В эти трудные дни Котовский отдает по колонне характерный для него приказ:
«В связи с большими переходами, совершаемыми вверенной мне колонной, конский состав во многих частях пришел в негодность и подлежал замене. Так как мы находимся в исключительных условиях, когда из центра не можем ждать пополнения и должны добывать все на месте, мною разрешено было негодный конский состав заменить годным, беря таковой в помещичьих имениях и у кулаков. Взять коня у помещика, который добыл его не собственным трудом, не составляет преступления»[18].
И одновременно с этим Котовский жестоко обрушивается на отдельных несознательных бойцов, кто «позволяет себе отбирать лошадей у первого встречного, не исключая и бедных крестьян…».
Он предупреждает в этом приказе, что замеченные в грабеже и мародерстве будут расстреливаться без суда.
Во вражеском кольце, среди огня и разбушевавшейся кулацко-бандитской стихии, он свято оберегал честь защитников рабоче-крестьянской власти.
Когда части вступали в села, они находили пустые, точно вымершие, улицы. Двери и ставни были всюду закрыты. Селяне ожидали грабителей, но, увидев, что красноармейцы за все расплачиваются деньгами и относятся к населению хорошо и внимательно, сами начинали вступать с ними в разговоры, выносили бойцам кувшины с молоком.
Многие бедняки добровольно вступали в Красную Армию. Так организовалось несколько резервных отрядов.
Кулаки же старались вредить Красной Армии как только могли: ломали спицы в колесах телег, подрезали лошадям сухожилия, обстреливали из засад отставших бойцов…
Красноармейцам приходилось бороться и с петлюровскими бандами, и с кулаками, и с раскаленным песком, который хрустел на зубах, засыпал глаза, мешал двигаться людям и коням.
Шли крепкие, шли и слабые. На подводах и тачанках в обозе следовали больные и раненые.
На стоянках в средней колонне разворачивалась маленькая палатка. Полевая радиостанция выбрасывала в небо высокие стальные мачты. Начинал работать мотор. Радист напрягал слух, пытаясь нащупать связь с 12 армией. Тысячи людей в эти минуты только и думали о том, какую весть принесет радио. Но эфир молчал.
Командиры передавали по радио приказы несуществующим частям: занимать высоты, двигаться в таком-то направлении, поздравляли с победами и трофеями. Это делалось для того, чтобы ввести противника в заблуждение.
…Радиостанция 44 дивизии в Овруче, приютившаяся в крестьянской избе, уже давно «ловила» Южную группу.
Иногда доносились какие-то едва уловимые звуки, радист оживлялся. Но звуки снова исчезали, а вместе с ними исчезала и надежда связаться с другими колоннами Южной группы.
В штабе 12 армии в Новозыбкове не было никаких известий о Южной группе. А без этого трудно было встречным ударом с севера пробить вражеское кольцо. Судьба десятков тысяч бойцов зависела от того, будет ли через голову противника установлена связь. Радиослухачи 44 дивизии охотились в эфире за позывным сигналом 45 дивизии — 7РД. Южную группу вызывала Москва.
С рассветом на радиостанции 44 дивизии затихал мотор. А за десятки верст от нее бойцы свертывали палатку радиостанции Южной группы, и ее колонны снова продолжали отступление, которое одновременно являлось и наступлением.
Так на карте с каждым днем увеличивалась черта, обозначавшая путь отхода колонн — многоверстный, тяжелый путь…
Одиннадцать дней радиостанции безуспешно пытались связаться друг с другом; наконец, 11 сентября в Овруче услышали едва уловимый писк далекой радиостанции. А потом была принята первая радиограмма:
— Будем держать путь на Житомир!
Весть об этой встрече в эфире дошла до всех бойцов Южной группы. Теперь они не чувствовали себя оторванными. 12 армии также стало известно, что войска Южной группы сохранились и с боем продвигаются вперед.
Колонны Южной группы подошли к полотну железной дороги между станциями Бровки — Попельня. На станции Бровки укрепились петлюровцы. Деникинцы и петлюровцы согласовали свои действия, чтобы остановить движение красных частей.
Каждый командир, каждый боец Красной Армии знал, что настал решающий момент.
…Вторая бригада расположилась в местечке Поволочь. Бойцы, несколько суток не знавшие сна, как только был получен приказ об остановке, сразу же повалились спать. Спали под телегами, на ступеньках домов и скамейках.
Командир бригады заснул, не вылезая из брички, облокотившись на кузов. Но очень скоро начальник штаба разбудил его. Где-то близко началась артиллерийская стрельба. Сразу отлетел сон. Разведка донесла, что противник укрепился по всей линии железной дороги. Котовский стал готовиться к наступлению, но начать его решил при подходе главных сил Южной группы.
Это был первый случай, когда 2 бригада слышала шум близкого боя и не бросилась, как всегда, на помощь своим.
Котовский ходил от одной группы красноармейцев к другой, объясняя создавшееся положение. Вынужденные часы бездействия были невероятно тяжелы. Дальше двигаться нельзя. Если наступать по ровной местности, то противник уничтожит всю бригаду артиллерийским огнем. Надо ждать. Главные силы должны быть уже в десяти-двенадцати километрах от Поволоча. День выдался знойный. От нестерпимой жары изнемогали бойцы и кони.
Котовский ходил по улицам Поволоча, подбадривая бойцов. Он организовал доставку воды. С нетерпением ждал он подкрепления, глядя в полевой бинокль. В обозе не выпрягали лошадей. В любую минуту надо было быть готовыми.
Наступили сумерки. Противник начал артиллерийский обстрел. Снаряды рвались у самого Поволоча. Ждать больше было нельзя. Котовский отдал приказ о выступлении.
Он разбил кавалерийский дивизион на две группы. Командование первой группы принял на себя, а командиром второй назначил Нягу. Второй отряд должен был напасть на артиллерию противника, расположенную вдоль полотна железной дороги. Свой отряд Котовский повел в тыл врага, к бронепоездам, поддерживавшим петлюровцев.
Обе группы с двух сторон зашли в тыл противнику. Подрывная команда взорвала рельсы, отрезав бронепоездам путь отхода. Петлюровцы бросили бронепоезда и скрылись в лесу.
В это время разгорелся ожесточенный бой на станции Бровки. С крыши мельницы по наступающим красноармейцам строчил петлюровский пулемет. Командир пехотной роты послал Котовскому донесение с просьбой сбить пулемет с мельницы. От комбрига посыльный принес короткую записку: «Держитесь, сделаем все, что надо».
Командир роты приостановил наступление. Через несколько минут замолкли пулемет и артиллерия противника. Бойцы снова бросились в атаку. Наперерез им от станции выехала группа всадников. Раздалось мощное «ура!»… Бойцы узнали своего командира.
Котовский занял станцию Бровки внезапным ударом с тыла.
В эту ночь были полностью уничтожены два петлюровских полка — Полтавский и Кубанский.
Голодным и измученным красноармейцам предстояло продолжать дальнейший путь — к Житомиру.
Колонны вышли на широкое шоссе. Последние привалы. Кое-где продолжают орудовать петлюровцы. Но теперь они не страшны.
На подступах к Житомиру котовцы вступили в последний беспощадный бой с гайдамаками.
Кавалерийский дивизион второй бригады первым ворвался в Житомир. Это было столь внезапно и неожиданно, что местная буржуазия, решив, что в город вступили ожидавшиеся с юга деникинцы, под трезвон колоколов преподнесла Котовскому хлеб с солью.
Южная группа подходила к Житомиру. У переправы через реку Буйва, у самого города, 18 сентября 1919 года встретились части Южной группы с 44 Щорсовской дивизией, входившей в Северную группу.
Бойцы обнимали друг друга. Кончился многоверстный переход! На полях Одессщины и Подолии, в борьбе за власть рабочих и крестьян, погибло немало славных и храбрых героев. Встретились братья-красноармейцы — непобедимые бойцы.
В Житомире котовцы расстались с бирзульскими коммунистами, с которыми вместе прошли весь трудный путь и породнились в боях.
Котовский от имени бригады обратился к ним с письмом: «Товарищи! Вы стойко шли вперед, невзирая на опасность, которая угрожала нам со всех сторон, когда из всех углов появлялись агенты Петлюры и Деникина с Колчаком, когда все контрреволюционеры уже поднимали голову…
С искренным сожалением расстаемся с коммунистическим отрядом Бирзульской районной организации, перенесшей столько лишений и испытаний… Выражаем свою искреннюю товарищескую благодарность за, то, что Вы решили в критическую минуту умереть или победить во имя Великой революции, за завоевание права всем униженным и угнетенным рода человеческого.
С коммунистическим приветом Комбриг 2 сорок пятой стрелковой советской дивизии Котовский».
Через несколько дней после взятия Житомира происходил, смотр частей, награжденных почетным знаменем революции за героический переход и соединение с частями 12 армии. Было оглашено приветствие политуправления и реввоенсовета 12 армии:
«Красные орлы! С восхищением смотрит на вас рабоче-крестьянская армия. В момент грозной опасности, окруженные со всех сторон врагами, вы, красные орлы, дети рабочих и крестьян, не колебались ни на минуту. Крепче сжав в руках винтовки, дав, клятву победить или умереть за Советскую власть, вы прошли огромный путь, сражаясь, как львы, как герои. Попытки врага уничтожить вас не привели ни к чему. Вы победили все — страшный огонь, бешеные атаки и подлую провокацию!..».
Недолго продолжался отдых. В сентябре бригада Котовского участвовала в ожесточенных боях с деникинцами, занявшими Киев.
В ночь с 3 на 4 октября 1919 года бригаде было приказано сменить Интернациональный полк, занимавший позиции перед деревней Новая Гребля. Полк должен был отойти на отдых и на пополнение. Большинство его бойцов погибло в жестоких схватках с врагом.
Новую Греблю занимал белогвардейский стрелковый батальон в 800 штыков, при 12 пулеметах «Максим». Село было сильно укреплено.
Котовцы незаметно подползли к окопам и сменили уставших бойцов. Этой же ночью противник возобновил атаку. Красноармейцы берегли патроны. Белогвардейцы же не скупились на выстрелы.
Целый день раздавались ружейные залпы, трещали пулеметы. Красноармейцы соблюдали большую осторожность. Нужно было вести наблюдение за противником так, чтобы самим остаться незамеченными.
Котовский решил, что фронт белых нужно прорвать именно в Новой Гребле. Кавалеристы спешились. Коней отвели в сторону.
Ночью один за другим, сдерживая дыхание, вылезали бойцы из окопов и медленно, ползком, добирались к намеченному рубежу — мостику через — реку Здвиж, приток Тетерева.
Несколько дней стояли друг против друга у берегов болотистого Здвижа бессарабские, херсонские бедняки, босые, раздетые и отборные, хорошо вооруженные офицерские роты. На каждого советского бойца приходилось не больше 1–4 патронов.
Так настало 7 октября. Ночью противник одиннадцать раз атаковал горсточку наших бойцов, которые в одних нательных рубахах, а многие только в кальсонах, босиком (октябрь месяц) отбивали сильного, хорошо вооруженного противника из своих окопчиков и баррикад, наскоро построенных из бревен и песка.
«Много изумительного, легендарного героизма было проявлено в эту ночь как отдельными бойцами, так и целиком обоими полками.
…На рассвете, без артиллерийской подготовки, два маленьких полчка при поддержке спешенного эскадрона перешли в контратаку, бросившись на противника в штыки.
Никогда до этого и после этого во все время гражданской войны мне не приходилось видеть такого жестокого боя, поистине смертельной схватки.
Обойденные и отрезанные со стороны болотистой речки спешенными кавалеристами, занявшими единственный переход через нее у них в тылу — мостик, белогвардейские стрелки — офицеры понимали, что спасения нет, и дрались с психологией отчаяния. В результате боя они были уничтожены до одного человека, частью убиты, частью потоплены в речке.
Взошедшее утром солнце осветило жуткую картину…
Трупы лежали грудами, иногда группой в 4–6 человек, и видно было, как двое, схватишись в последней смертельной схватке, еще не убив друг друга, были пронзены штыками своих врагов, а те в свою очередь были убиты другими.
Маленькие полчки после этого боя еще больше поредели, но задача была выполнена, противник совершенно уничтожен.
Поредевшие ряды легендарных и вместе с тем скромных незаметных героев рвались к Киеву. „Даешь Киев!“ — вот что было в устах каждого отдельного и всех бойцов бригады и дивизии…»[19]. Так писал об этом сражении Котовский.
Утром 7 октября 1919 года он доносил командованию:
«В 6 часов сего 7 октября лихой атакой совместно со спешившимся первым эскадроном кавалерии выбил противника из села Новая Гребля. Захвачено три пулемета Максима, 10 000 русских патронов и 60 винтовок. Противник отброшен за реку. Переправа занята нами. Части остановились и укрепляются»[20].
…Конная разведка донесла, что на берегу реки Ирпень, около кладбища, расположены белогвардейская тяжелая батарея и много пехоты. Прислуга батареи до того увлеклась игрой в карты, что не заметила, как перед самым ее носом появились красные кавалеристы и тачанка с пулеметом. Красные конники открыли огонь. Артиллеристы подняли руки вверх.
Захват батареи обрадовал бойцов 2 бригады. Были взяты шестидюймовые артиллерийские орудия, их везли низкорослые мулы в добротной запряжке.
Эта батарея только недавно прибыла из Англия и, разгруженная в Киеве, шла на позиции. Белогвардейцы не успели выпустить из нее ни одного снаряда.
Во время боя несколько мулов было убито, поэтому не все орудия удалось вывезти с поля. Забрали два, а одно оставили, взяв с собой замок. Теперь 2 бригаду сопровождало еще новое подразделение — тяжелая артиллерия. Батарея громыхала за обозом по песчаной дороге.
Вторая бригада перебрасывалась на другой участок фронта. Путь лежал в глубь России.
В конце октября 1919 года вторая бригада прибыла в город Рославль, Смоленской губернии.
Бойцы разместились в деревянных бараках на окраине Рославля.
Недавним партизанам трудно было привыкнуть к казарменному положению. Кавалеристы мечтали о новых, сильных конях, о седлах и об обмундировании. Они умели лихо рубить, но немногие из них знали военный устав и материальную часть своего оружия. По утрам командиры объясняли красноармейцам устройство винтовки.
На первые строевые занятия красноармейцы вышли кто в ботинках, кто босиком, в брюках навыпуск; у большинства ноги были просто замотаны в какие-то тряпки.
Уже начинали готовиться к зиме, ремонтировать и утеплять бараки.
В красноармейских частях проходила партийная неделя. Отважные бойцы вступали в коммунистическую партию.
Бойцы понимали, что они защищают от помещиков и панов не только собственный дом и клочок земли, но всю советскую родину, сердце которой — Москва.
Прибыло пополнение. Его распределили по ротам между старыми бойцами.
Во всех частях бригады Котовский вводил усиленные учебные занятия и политические беседы. Заготовлялись мишени для учебной стрельбы. Красноармейцы же только и говорили между собой, что скоро придет обмундирование, и бригада опять отправится на поля Украины.
Кавалеристы из дивизиона Нягу мечтали о том, как они снова поскачут к берегам Днестра, как доберутся вплавь до родного берега, до садов и виноградников, и с помощью бессарабских крестьян навсегда прогонят румынских бояр.
Старые бойцы-южане тяжело переносили наступление холодов. Ветры продували бараки. Печурки обогревали плохо. Под каждой шинелью спало по два-три красноармейца.
Было холодно и голодно; к тому же начался тиф. Скорее бы обратно на Украину, к боям, прикончить врага! 1 ноября, в 5 часов утра, комбрига вызвали к аппарату. — У аппарата Котовский.
— Принимайте приказ. В двадцать четыре часа погрузить в вагоны весь личный состав, лошадей, артиллерию и обоз. Готовьтесь к немедленному выступлению. Грузитесь на Петроградский фронт. Распоряжение о подаче вагонов дано. Аппарат замолчал.
Котовский видел перед собой голодных и раздетых бессарабцев, рвавшихся как можно скорее обратно на родину отобрать у румынских захватчиков родную землю. Он видел бойцов, тоскующих по этой земле, да и сам он вместе с ними рвался к Днестру. Сколько раз представлял он в своих мечтах, как летит во главе кавалерии по дороге на Кишинев…
Но полученный приказ нужно выполнить во что бы то ни стало. Оправдать доверие и честь, оказанную бригаде, идти на защиту красного Питера.
Котовский собрал совещание командиров. Он призывал их повести за собой бойцов, объяснить им, какую опасность переживает Советская республика, и доказать необходимость идти к Балтийскому морю.
Бойцам давно опротивели бездействие и холод, но неожиданный приказ уйти еще дальше на север, за сотни верст от родных краев, вначале испугал их.
— А как же Бессарабия? — спрашивали бойцы друг друга. Через несколько часов в казармах читали приказ о том, что красный Петроград, маяк мировой пролетарской революции, в опасности, что петроградские рабочие, лучшие из лучших бойцов социалистической революции, храбро, как львы, защищают свой великий город и что надо поспешить им на помощь.
Командиры полков пришли в казарму. Один из плосковских партизан выступил с горячей речью — он звал украинцев и молдаван идти защищать красный Питер и завоеванную свободу!
От крика «ура» задрожали стекла. Бойцы кидали вверх шапки.
— На помощь красному Питеру!
— На Лугу, на Гачтину, на Гдов, на Ямбург!
— Смерть Юденичу!
— Смерть гадам!
Грозные возгласы раздавались один за другим. Теперь уже не остановить бойцов! Отдохнули достаточно. На север или юг — только вперед! К победе!
Всю ночь перед этим Котовский провел у прямого провода. Он вызывал Вязьму, говорил с дивизией, запрашивал начальников снабжения.
— Ночью нами получен срочный боевой приказ о немедленной отправке наших частей на фронт. Все красноармейцы голы и босы, большинство простужено. Необходимо тотчас же снабдить нас хотя бы обувью и шинелями. Нам приказано сегодня же в 14 часов грузиться. Если не будет предоставлена обувь — валенки, шинели и полушубки, мы не сумеем выполнить боевой приказ. Я отвечу жизнью за невыполнение приказа, и ваша совесть будет нечиста, — говорил Котовский губвоенкому.
— Выдать просимое не могу, — услышал он в ответ.
Утром он составил акт о том, что части его бригады не могут приступить к погрузке «ввиду отсутствия обмундирования у красноармейцев, которые совершенно раздеты и босы». Одновременно писарю штаба он приказал вычислить, сколько пар сапог имеется в каждом полку.
Погрузка началась ровно в 14 часов. Котовский лично руководил отправкой бригады.
Обуви и шинелей хватило только на один батальон. Одели один батальон и отправили в заранее натопленные вагоны. Как только бойцы разместились, с них сняли сапоги и шинели, чтобы отправить на подводах обратно в бараки и одеть следующую партию. Это задерживало отправку эшелона. Бойцы, которых должны были отправить в последнюю очередь, так и не дождались сапог. Они шли по снегу босиком.
В эти дни коммунисты, тысячи рабочих и работниц защищали родной Петроград. Сотни красных курсантов гибли в схватках с полками Юденича. Вся страна Советов поднялась на защиту Петрограда.
Со станций Рославль и Вязьма тронулись эшелоны, наполненные раздетыми, разутыми бойцами, будущими отважными защитниками Питера.
На одной из станций во время стоянки красноармейцы втащили в вагоны огромные тюки. Это прибыло обмундирование: сапоги, портянки, белье, шинели, гимнастерки, ремни. Буквально за час бригада преобразилась. Под стук колес переодевались бойцы. Теперь им не страшен холод! В вагонах командиры и «бывалые» ребята рассказывали о Петрограде, о чудесном городе дворцов, фонтанов и мостов, которые по ночам раздвигаются, чтобы пропустить пароходы…
Ленин в письме «К рабочим и красноармейцам Петрограда» писал:
«Помощь Питеру близка, мы двинули ее. Мы гораздо сильнее врага. Бейтесь до последней капли крови, товарищи, держитесь за каждую пядь земли, будьте стойки до конца, победа недалека! Победа будет за нами!»[21].
В Петроград котовцы прибыли, когда полчища Юденича уже были в основном разгромлены. Последние бои шли в районе Ямбурга.
Только кавалерийские эскадроны под командованием Михаила Нягу успели принять участие в ликвидации офицерских рот. Рано утром бойцы пересекли город; они шли по мостовой широкого проспекта. На каждом углу, у подъездов домов стояли рабочие, вооруженные винтовками.
Котовцы разместились в Детском селе, в казармах бывшей лейбгвардии.
В свободное время бойцы бродили по паркам и дворцам, рассматривали поместья, принадлежавшие царям и великим князьям. Они проходили по анфиладам парадных комнат, разглядывали бронзу и фарфор, гладили стены, отделанные янтарем, садились в кресла, обитые дорогими тканями.
Питер, победивший Юденича, теперь боролся с голодом. Красноармейцы питались воблой. Их спасал только сахар, который они привезли с собой с Украины. Много курили — это помогало переносить холод и голод.
Только Котовского не пугали морозы. Он ездил в город, бывал на митингах, посещал военные школы, занимался вопросами снабжения; заботился о получении подсумков, котелков, масла для смазки, разыскивал в городе ветеринарного врача, в котором так нуждалась бригада.
Одетый не по погоде, в короткой черной куртке, Котовский вскоре простудился, но не обращал внимания на кашель и недомогание, надеясь перебороть болезнь. То и дело заглядывал он в конюшни, наведывался в штаб дивизии, вызывал к (себе бойцов, отдавал распоряжения. Ежедневно Котовский просматривал десятки газет, подолгу простаивал у карты. Он провел на ней красным карандашом черту, которая начиналась у Одессы, проходила через Балту, Бирзулу, Попелюхи, Бершадь, Житомир, Киев, Рославль, Ямбург и Петроград.
Котовский не пожелал лечь в постель, когда у него обнаружилось крупозное воспаление легких.
Командование требовало от начальника штаба ежедневных сообщений о здоровье комбрига. Когда начштаба приходил к нему и спрашивал: «Как самочувствие?» — Котовский раздраженно отвечал:
— Опять о том же! Я Вам говорил, что сводки о себе давать не буду!
— У меня имеется прямое распоряжение начальства.
— Ну, тогда пишите, — и Котовский диктовал: «Встал утром, умылся, проделал гимнастику по системе Анохина, облился холодной водой, сделал обтирание, на завтрак съел две курицы. Чувствую себя хорошо, веду приемы по делам службы».
Он упорно не признавал себя больным, стремясь перенести болезнь на ногах. Но, спустя несколько дней, к вечеру он почувствовал себя очень плохо, температура поднялась, и он лег в постель. Через полчаса его почти без сознания увезли в больницу.
Котовский лежал в палате и бредил, а в это время его бойцы читали новый приказ — ехать обратно на Украину. Какая радость! Домой, на Украину! На Деникина!
25 ноября бойцы ввели истощенных коней по дощатым настилам в вагоны, на станции Гатчина. И когда раздался последний свисток, не было ни одного бойца, который не подумал бы, что здесь остается их любимый командир, страдающий тяжелым недугом.
Перед отъездом бойцы написали Котовскому письмо с пожеланием скорейшего выздоровления.
Котовский напрягал все силы, чтобы выздороветь как можно скорее. В середине декабря он вышел из больницы. Через несколько дней, похудевший и осунувшийся, в серой шинели с бобровым воротником, которую подарили ему петроградские рабочие, отправился он в путь, на Украину, догонять своих боевых друзей, свою бригаду, свою дивизию.
Под Брянском Котовский встретился с группой врачей, направлявшихся на Южный фронт. Среди врачей было много таких, которые, только что сдав последние зачеты и получив диплом и буханку хлеба, ехали добровольцами в распоряжение штабов армии, в лазареты и перевязочные отряды. Котовский ехал вместе с ними.
Медленно двигался поезд… Врачи проводили время за разговорами, пели, шутили. Котовский рассказывал врачам о недавних боях, о пережитом. Его слушали с вниманием. Он был взволнован и от этого заикался чаще обычного.
Никто из врачей никогда не слыхал о Котовском. Этот большой человек, вежливый и приветливый со всеми, быстро стал общим любимцем.
В вагоне, по дороге на Южный фронт, Котовский познакомился со своей будущей женой, другом и спутником в боевых походах — Ольгой Петровной Шакиной, молодым врачом. В день получения диплома она решила поехать добровольцем на фронт. О чем только ни говорили они под стук колес…
В Брянск прибыли поздно ночью. Предстояла пересадка. Вокзал был набит народом, и Котовскому с его спутниками пришлось дожидаться наступления утра на перроне.
Котовский, ослабевший после долгой болезни, через силу боролся со сном; слипались глаза, он чувствовал, что вот-вот заснет здесь же, на перроне, на морозе. Ольга Петровна знала, что ее спутник только что перенес крупозное воспаление легких. Она заставила его надеть теплую меховую куртку, усадила Котовского на корзину и закутала ему ноги одеялом. Он сразу же заснул.
Ольга Петровна бодрствовала. Она смотрела на приближавшиеся и исчезавшие огни поездов. До нее доносились крики людей, осаждавших вагоны, сиплые гудки и лязг буферов. Гремел я вздыхал в темноте маневрировавший паровоз. Она слушала, Как рядом глубоко и ровно дышит прислонившийся к ее плечу человек — фронтовик.
Утром красноармейцы второй бригады и из других частей 45 дивизии узнали, что Котовский на вокзале. Они обступили любимого комбрига. Обрадованные встречей, они кричали: «Ура! Котовский!».
Комбриг знакомил красноармейцев со своими новыми друзьями.
— Теперь нам болеть не страшно, везем на фронт врачей.
Котовский узнал, что вот уже больше десяти дней, как красноармейцы застряли в Брянске — ждут отправки.
Встретившись с бойцами, он как-то сразу преобразился, словно силы вернулись к нему, словно только теперь наступило полное выздоровление. Фронт нуждался в каждом бойце, а здесь такая масса красноармейцев слоняется по вокзалу без дела. Их надо как можно скорей отправить.
Весь день Котовский провел на путях, организуя эшелон на Южный фронт. К вечеру эшелон был составлен, и бойцы, врачи и командир бригады продолжали свой путь по рельсам, уходившим на юг.
Приближался 1920 год…