Аnatol: Arthur Schnitzler (1892)

Вопрос судьбы

Лица : Анатоль, Макс, Кора Комната Анатоля

Макс. Право, Анатоль, я завидую тебе…

Анатоль усмехается.

Макс. Да, признаюсь, я остолбенел. До сих пор я ведь считал все это за басни, но когда я увидал…, как она на моих глазах уснула… как она танцевала, когда ты ей сказал, что она балерина, и как она плакала, когда ты ей сказал, что ее возлюбленный умер, и как она помиловала преступника, когда ты ее сделал королевой…

Анатоль. Да, да!

Макс. Ты просто волшебник.

Анатоль. Как и всякий другой!

Макс. Страшно!

Анатоль. Этого я не нахожу… Не страшнее, чем сама жизнь. Не страшнее, чем многое другое, к чему пришли только после столетних исканий. Как, думаешь ты, нашим предкам весело было, когда они вдруг узнали, что земля вертится? У них у всех, должно быть, закружилась голова!

Макс. Да… но это касалось всех!

Анатоль. И если бы вновь открыли весну!.. И в нее бы также не поверили! Несмотря на зеленые деревья, цветущие цветы и любовь.

Макс. Ты ошибаешься, все это пустословие. Вот магнетизм…

Анатоль. Гипнотизм…

Макс. Нет, это другое дело. Никогда и ни за что я не позволил бы себя гипнотизировать.

Анатоль. Ребячество! Что в том, если я тебя заставляю спать, и ты спокойно ложишься.

Макс. Да, и затем ты говоришь мне: «Вы — трубочист», и я лезу в камин и пачкаюсь в сажу.

Анатоль. Ну, это все шутки… Великое в этой вещи— научное применение. Однако, увы! далеко мы еще не ушли.

Макс. Как так?…

Анатоль. Видишь-ли… я, который мог сегодня переселить эту девушку в сотни других миров, как я могу самого себя ввести в другой мир?

Макс. Разве это невозможно?

Анатоль. Я уже пытался сделать это, если сказать правду. Я минутами сосредоточенно смотрел на этот бриллиантовый перстень и внушал самому себе идею: Анатоль! усни! Когда ты проснешься — мысль о той женщине, которая сводит тебя с ума, исчезнет из твоего сердца.

Макс. Ну, и когда ты проснулся?

Анатоль. О, я вовсе и не засыпал.

Макс. Той женщине… та женщина? Значит все еще..

Анатоль. Да, мой друг!.. все еще! Я несчастлив, я просто безумец.

Макс. Итак, все еще… тебя мучит сомнение?

Анатоль. Нет… сомненья нет. Я знаю, что она меня обманывает! И в то время, когда наши губы сливаются, когда она гладит мои волосы… когда мы испытываем блаженство… я знаю, что она меня обманывает.

Макс. Фантазия!

Анатоль. Нет!

Макс. Какие у тебя доказательства?

Анатоль. Я догадываюсь… я чувствую это… поэтому — я знаю!

Макс. Странная логика!

Анатоль. Женщины всегда обманывают нас. Это для них вполне естественно… они даже не знают этого… Так, как мне нужно читать сразу две или три книги, так женщины должны иметь одновременно два, три любовных приключения.

Макс. Ведь она же любит тебя.

Анатоль. Бесконечно… Однако, это безразлично. Она меня обманывает.

Макс. А с кем?

Анатоль. Разве я это знаю? Может быт с каким-нибудь князем, который пошел однажды за ней на улице, может быть с каким-нибудь поэтом из домика в предместье, который приветливо улыбнулся ей из окна, когда она рано утром проходила мимо!

Макс. Ты говоришь глупости!

Анатоль. Да и какое имела бы она основание быть верной мне? Она, как и всякая другая — любит жить и не думает об этом. Когда я ее спрашиваю: любишь ты меня? — она говорит да — и говорит правду; и когда я ее спрашиваю — верна ли ты мне? — она опять говорит да — и опять говорит правду, потому что о других вовсе и не вспоминает — в этот момент, по крайней мере. И затем, разве хоть одна ответила тебе когда-нибудь: мой милый друг, я тебе неверна? Откуда же почерпнуть уверенность? И если она мне верна —

Макс. Стало быть все-же!

Анатоль. То это чистая случайность… Она ничуть не думает: о, я должна быть верна моему дорогому Анатолю… ничуть…

Макс. Но если она тебя любит?

Анатоль. О, мой наивный друг! Если бы это было основанием.

Макс. Почему же нет?

Анатоль. Почему я ей не верен?… Ведь я же несомненно ее люблю.

Макс. Ну, да! Мужчина!

Анатоль. Старая глупая фраза! Ведь мы хотим убедить себя, что женщины в этом отношении устроены иначе, чем мы! Да, некоторые… те, которых запирает на замок мамаша, или те, которые не имеют темперамента… Мы совсем одинаковы. Когда я говорю женщине: я люблю тебя, только тебя, — я вовсе не думаю, что я ее обманываю, даже если я предыдущую ночь провел на груди у другой.

Макс. Да… ты!

Анатоль. Я… да! А ты, может быт, нет! И она, моя обожаемая Кора, может быть, нет? О! И это доводит меня до бешенства. Если бы я на коленях пред нею сказал ей: мое сокровище, мое дитя, — все я прощаю тебе вперед — только скажи мне правду. — Что это мне помогло бы? Она лгала бы, как прежде — и я остался бы при том же, что знал и прежде. Сколько женщин умоляли меня: «Ради Создателя! скажи мне… ты в самом деле верен мне? Ни слова упрека, если ты неверен; но правду! я должна знать ее»… Чем я на это отвечал? Лгал… спокойно, с блаженной улыбкой… с чистейшей совестью. Зачем мне огорчать тебя, думал я про себя? И я говорил: Да, мой ангел. Верен — до смерти. И она верила мне и была счастлива!

Макс. Ну и следовательно!

Анатоль. А я не верю и не счастлив! Я был бы счастлив, если бы существовало верное средство заставить говорить эти глупые, милые, презренные существа или узнать истину какими бы то ни было иными способами… но такого не существует, кроме случая.

Макс. А гипноз?

Анатоль. Как?

Макс. Ну… гипноз… Я так рассуждаю: ты усыпляешь ее и говоришь: ты должна сказать мне правду.

Анатоль. Гм!

Макс. Ты должна… слышишь ты…

Анатоль. Странно!

Макс. Ведь это должно бы удаться. И вот ты спрашиваешь ее дальше… Любишь ты меня?… Другого?… Откуда ты?… Куда ты идешь?… Как зовут того, другого?… И так далее.

Анатоль. Макс! Макс!

Макс. Ну!..

Анатоль. Ты прав!.. Можно было бы сделаться волшебником! Можно было бы извлечь правдивое слово из женских уст…

Макс. А следовательно? Ты имеешь выход из затруднения! Ведь Кора несомненно подходящий медиум… уже сегодня вечером ты можешь узнать обманутый ли ты любовник или…

Анатоль. Или Бог… Макс!.. Дорогой мой!.. Я чувствую себя как бы освобожденным… я стал совсем другим. Я держу ее в своей власти…

Макс. Право, мне очень любопытно…

Анатоль. Как? Разве ты хоть каплю сомневаешься?

Макс. Ах, так, другие не смеют сомневаться, только ты…

Анатоль. Конечно!.. Когда супруг вышел из дому, где он только что поймал свою жену с любовником, и встретит друга, который скажет ему: я думаю, твоя жена обманывает тебя; ведь он не ответит ему: я только что убедился в этом… он наверное скажет ему: ты — лжец…

Макс. Да, я почти забыл, что первая обязанность друга — сохранять иллюзии своего друга.

Анатоль. Тише…

Макс. Что там?

Анатоль. Разве ты не слышишь? Я узнаю шаги ее. когда они раздаются еще во дворе дома.

Макс. Я ничего не слышу.

Анатоль. Уже совсем близко!.. на лестнице… (Отворяет дверь) Кора!

Кора за сценой. Добрый вечер! О, ты не один..

Анатоль. С другом Максом!..

Кора (входя). Добрый вечер! У-у! в темноте?…

Анатоль. Ах, ведь еще сумерки… Ты знаешь, я люблю это.

Кора (гладит ему волосы). Мой маленький поэт!

Анатоль. Моя милейшая Кора!

Кора. Но я все же зажгу свет… ты позволишь. (Она зажигает свечи в подсвечниках).

Анатоль (к Максу). Разве она не восхитительна?

Макс. О!

Кора. Ну, как вам живется? Тебе Анатоль… Вам, Макс?… Вы уже давно болтаете?

Анатоль. Полчаса.

Кора. Так. (Снимает шляпу и накидку). И о чем?

Анатоль. О том, о сем.

Макс. О гипнозе.

Кора. О, уже опять гипноз! Совсем вы помешались на нем.

Анатоль. Ну…

Кора. Слушай, Анатоль, я хотела бы, чтобы ты меня как-нибудь загипнотизировал.

Анатоль. Я… тебя?…

Кора. Да, это мне представляется прекрасным. То есть, — чтобы именно ты.

Анатоль. Спасибо!

Кора. Чтобы кто-нибудь чужой… нет, нет — этого бы я не хотела.

Анатоль. Итак, мое сокровище… если хочешь, — я тебя загипнотизирую.

Кора. Когда?

Анатоль. Теперь! Сейчас же, на этом месте.

Кора. Отлично! Что я должна делать?

Анатоль. Ничего другого, дитя мое, как сидеть спокойно в кресле и иметь желание — заснуть.

Кора. О, у меня есть желание!

Анатоль. Я становлюсь перед тобой, ты смотришь мне в глаза… ну… смотри же мне в глаза… я провожу руками по твоему лбу и глазам… Так…

Кора. Ну да, и что же тогда…

Анатоль. Ничего… ты должна только желать заснуть.

Кора. Слушай, когда ты мне проводишь по глазам, мне становится так странно…

Анатоль. Смирно… не говорить… спать. Ты уже очень устала.

Кора. Нет.

Анатоль. Да!.. немного устала.

Кора. Немного, да…

Анатоль. Твои веки становятся тяжелыми… страшно тяжелыми, ты едва можешь поднять свои руки…

Кора (слабо). В самом деле.

Анатоль (продолжая проводить руками по ее лбу и глазам, однотонно). Устала… ты совсем устала… ну теперь засни, мое дитя… усни. (Обращается к Максу, который с удивлением смотрит, делает победоносную мину). Спать… Теперь глаза сомкнулись… Ты не можешь более открыть глаз…

Кора хочет открыть глаза.

Анатоль. Не удастся… ты спишь… спи только спокойно… так…

Макс (хочет что-то спросить). Послушай…

Анатоль. Не мешай. (К Коре). Спать… крепко, глубоко спать. (Стоит некоторое время перед Корой, которая дышит спокойно и спит). Так… теперь можешь спрашивать.

Макс. Я хотел только спросить, действительно ли она спит.

Анатоль. Ты же видишь… Ну, мы подождем несколько секунд. (Стоит перед ней и смотрит на нее спокойно. Большая пауза). Кора! Теперь ты мне будешь отвечать… отвечать! Как тебя зовут?

Кора. Кора.

Анатоль. Кора, — мы в лесу.

Кора. О… в лесу… как чудно! Зеленые деревья… и соловьи.

Анатоль. Кора… теперь ты мне скажешь сущую правду… Что ты будешь делать, Кора?

Кора. Я скажу правду.

Анатоль. Ты ответишь мне правдиво на все вопросы и когда ты проснешься — ты все забудешь! Ты меня поняла?

Кора. Да.

Анатоль. Теперь спи… спи спокойно. (К Максу) Итак, теперь я буду ее спрашивать.

Макс. Спроси, сколько ей лет?

Анатоль. Девятнадцать… Кора, столько тебе лет?

Кора. Двадцать один год.

Макс. Ха, ха!

Анатоль. Тсс!.. вот это необыкновенно!.. из этого видишь…

Макс. О, если бы она знала, что она такой хороший медиум.

Анатоль. Внушение подействовало. Я буду ее дольше спрашивать. — Кора, ты любишь меня?… Кора… любишь ты меня?

Кора. Да.

Анатоль. (торжествуя). Ты слышишь?

Макс. Ну, теперь главный вопрос, верна ли она?

Анатоль. Кора! (оборачиваясь). Вопрос глупый.

Макс. Почему?

Анатоль. Так нельзя спрашивать.

Макс. — ?…

Анатоль. Я должен поставить вопрос иначе.

Макс. Я думаю все же, он достаточно точно поставлен.

Анатоль. Нет, в том то и ошибка, он недостаточно точен.

Макс. Как так?

Анатоль. Если я ее спрошу — верна ли ты, то она поймет это, может быть, в самом широком смысле.

Макс. Ну?

Анатоль. Вопрос обнимает, быть может… все прошлое… Она вспомнит, быть может, о времени, когда она любила другого… и ответит: нет.

Макс. Это было бы также очень интересно.

Анатоль. Спасибо… Я знаю, Кора встречала других до меня… она сама мне однажды сказала: да, если бы я знала, что когда-нибудь встречусь с тобой… тогда…

Макс. Но она этого не знала.

Анатоль. Нет.

Макс. Что же касается твоего вопроса…

Анатоль. Да… этот вопрос… я нахожу, что он неудачно поставлен, по крайней мере.

Макс. Ну так задай его в такой форме: Кора, была ли ты верна мне с тех пор, как ты меня знаешь?

Анатоль. Гм… Это было бы недурно! (Перед Корой) Кора! Была ли ты… и это бессмыслица!

Макс. Бессмыслица?!

Анатоль. Послушай… только представь себe, как мы познакомились. Мы ведь даже не подозревали, что будем когда-нибудь так безумно любить друг друга. Первые дни мы оба смотрели на всю эту историю, как на нечто преходящее… Кто знает…

Макс. Кто знает… что?

Анатоль. Кто знает, не начала ли она только тогда любить меня, — когда перестала любить другого? Что пережила эта девушка в один прекрасный день, прежде чем я ее встретил, прежде чем мы сказали друг другу одно слово? Была ли она в состоянии оторваться так просто от своего прошлого? Не пришлось ли ей долгое время влачить за собой старую цепь, не пришлось ли ей, говорю я.

Макс. Гм!

Анатоль. Я пойду даже дальше… Ведь первое время это была прихоть, как с ее — так и с моей стороны. Мы оба не смотрели на это иначе, мы не требовали ничего другого друг от друга, кроме быстротечного, сладкого счастья. Если она в это время допустила что-нибудь неладное — что я могу ей поставить в упрек? Ничего — решительно ничего!

Макс. Ты удивительно снисходителен.

Анатоль. Нет, вовсе нет, я только нахожу неблагородным использовать таким образом выгоды случайного положения.

Макс. Пожалуй, твои суждения об этом полны благородства. Но я выручу тебя из затруднения.

Анатоль. …?

Макс. Ты задашь ей вопрос в следующей форме: Кора, с тех пор как ты любишь меня… верна ли ты мне?

Анатоль. Это действительно очень ясно.

Макс. …Ну?

Анатоль. И вместе с тем это вовсе не так ясно.

Макс. О!

Анатоль. Верна! Что значит собственно: верна? Вообрази себе… вчера она ехала в вагоне железной дороги, и сидящий напротив господин прикоснулся своей ногой к кончику ее ноги. Теперь, в состоянии сна, с этой до бесконечности повышенной способностью восприятия, с этой утонченной способностью чувствовать, которой, несомненно, обладает медиум в гипнозе, вовсе не лишено возможности, что она даже и это уже признает нарушением верности.

Макс. Однако послушай!

Анатоль. Тем более, что в наших разговорах на эту тему, которые мы иногда вели, она узнала мои, быть может, немного преувеличенные требования на этот счет. Я сам говорил ей: Кора, если ты даже посмотришь только на другого мужчину, это уже неверность по отношению ко мне.

Макс. И она?

Анатоль. И она, она высмеивала меня и говорила: Как мог ты только поверить, чтобы я смотрела на другого.

Макс. И все же думаешь ты?

Анатоль. Бывают случаи — вообрази себе, что какой-нибудь нахал пошел бы за ней вечером и на улице поцеловал бы ее в шею.

Макс. Ну — это…

Анатоль. Ну — это все же не совсем невозможно!

Макс. Итак, ты не хочешь спрашивать ее.

Анатоль. Конечно, хочу… но…

Макс. Все, что ты здесь наговорил, — чепуха. Поверь мне, женщины понимают нас прекрасно, когда мы спрашиваем об их верности. Если ты ей теперь прошепчешь нежным, влюбленным голосом: верна ли ты мне… она не будет вовсе думать о кончике ноги какого-нибудь господина или о нахальном поцелуе в затылок — а только о том, что мы обыкновенно понимаем под неверностью, притом же ты имеешь еще то преимущество, что при неудовлетворительных ответах можешь поставить дальнейшие вопросы, которые должны все разъяснить.

Анатоль. Итак, ты хочешь непременно, чтобы я ее спросил…

Макс. Я? Ведь ты хотел же!

Анатоль. Мне сейчас кое-что пришло в голову.

Макс. Что еще тебе пришло в голову?

Анатоль. Бессознательное!

Макс. Бессознательное?

Анатоль. Я верю в несознаваемые обстоятельства.

Макс. Так.

Анатоль. Такие обстоятельства могут возникнуть сами из себя, они могут быть также вызваны искусственно… оглушающими, опьяняющими средствами.

Макс. Не объяснишь ли ты точнее?

Анатоль. Представь себе сумеречную, полную настроения комнату.

Макс. Сумеречную… полную настроения… представляю себе.

Анатоль. В этой комнате она… и кто-нибудь другой.

Макс. Да, как же она попала бы туда?

Анатоль. Это я оставлю пока открытым. Ведь бывают же предлоги… Достаточно! Подобное может случиться. И вот — две рюмки рейнвейна… необычайно душный воздух, который давит тяжестью на все, запах от папирос, раздушенных обоев, свет от матовой стеклянной люстры и красные занавески — уединенность — тишина — только шепот упоительных слов…

Макс!..

Анатоль. Уже не одна женщина при этом сдавалась! Лучшие, более уравновешенные, чем она.

Макс. Ну да, только я все же никак не могу соединить с понятием о верности, чтобы с другим мужчиной можно было очутиться в подобного рода покоях.

Анатоль. Бывают столь загадочные вещи…

Макс. Ну, мой друг, вот ты имеешь решение одной из тех загадок, над которой ломали себе голову умнейшие люди до тебя; ты должен только говорить, чтобы узнать все, что ты хочешь знать. Вопрос — и ты узнаешь, принадлежишь ли ты к тем немногим, которых любят одних, можешь узнать, где твой соперник, узнать, почему он одержал над тобой победу — и ты этого слова не выговариваешь! Ты можешь свободно поставить вопрос судьбе! И ты его не ставишь! Дни и ночи ты мучишься, ты дал бы пол жизни за истину и вот она лежит перед тобой и ты не хочешь нагнуться, чтобы поднять ее. И почему? Потому что может оказаться, что женщина, которую ты любишь, в действительности такова, какими они ведь все должны быть по твоему мнению — и потому что тебе твоя иллюзия тысячу раз дороже истины. А потому довольно забавы, разбуди эту девушку и удовлетворись гордым сознанием, что ты хотел совершить чудо.

Анатоль. Макс!

Макс. Ну, разве я не прав? Разве ты не знаешь сам, что все, о чем ты мне раньше говорил, были — отговорки, пустые фразы, которыми ты ни меня, ни себя не мог обмануть.

Анатоль (быстро). Макс… Позволь сказать тебе только; я хочу, да я хочу спросить ее!

Макс. Ах!

Анатоль. Но не сердись на меня — не при тебе!

Макс. Не при мне?

Анатоль. Если я должен услышать это, ужасное, если она мне ответит: нет, я не была тебе верна — то я должен быть один, один услышать это. Быть несчастным — еще половина несчастья — возбуждать сожаление: это все. Этого я не хочу. Ты ведь мой лучший друг, потому именно я и не хочу, чтобы твои глаза с тем выражением сострадания покоились на мне, которое говорить несчастному, как он жалок. Быть может, есть еще что-нибудь другое — быть может я стыжусь тебя. Истину все же ты узнаешь, ты видел эту девушку сегодня у меня в последний раз, если она меня обманывала. Но ты не должен услышать этого вместе со мной; этого я не мог бы перенести. Понимаешь ты это?…

Макс. Да, мой друг, (жмет ему руку) и я оставляю тебя с ней наедине.

Анатоль. Мой друг! (Проводя его к двери) Меньше чем через минуту я позову тебя назад! (Макс уходит).

Анатоль (Стоит перед Корой… долго смотрит на нее) Кора!.. (качает головой, ходит вокруг) Кора! (Перед Корой на коленях) Кора! Моя дорогая Кора! — Кора! (Встает. Решительно). Проснись… и поцелуй меня!

Кора (Поднимается, трет себе глаза, бросается Анатолю на шею) Анатоль! Долго ли я спала?… Где же Макс?

Анатоль. Макс!

Макс (выходит из соседней комнаты). Вот и я!

Анатоль. Да… ты спала — и сравнительно долго, во сне ты говорила.

Кора. Ради Бога! Надеюсь ничего нехорошего?

Макс. Вы отвечали только на его вопросы.

Кора. О чем же он спрашивал?

Анатоль. О тысяче вещей!..

Кора. И я на все отвечала? На все?

Анатоль. На все.

Кора. А о чем ты спрашивал — нельзя узнать?

Анатоль. Нет — этого нельзя! Завтра я опять буду гипнотизировать тебя!

Кора. О нет! никогда больше! Ведь это колдовство! Тебя спрашивают и, проснувшись, ты не знаешь даже о чем. Наверное, я болтала один вздор.

Анатоль. Да… например, что ты меня любишь…

Кора. В самом деле!

Макс. Она не верит этому! Это очень хорошо!

Кора. Но видишь ли… Это я могла бы сказать тебе и наяву!

Анатоль. Мой ангел! (Обнимаются).

Макс. Господа!.. До свидания!

Анатоль. Ты уходишь уже?

Макс. Мне пора.

Анатоль. Прости, что не провожу тебя.

Кора. До свидания.

Макс. Ничуть! (У дверей). Одно мнe ясно: что женщины даже в гипнозе лгут… Но они счастливы — и это главное. До свидания, дети мои. (Они не слушают его, так как страстно обнимают друг друга).

Рождественские покупки

Лица : Анатоль, Габриэла Сочельник, шесть часов вечера. Падает легкий снег. На улице Вены.

Анатоль. Сударыня!

Габриэла. Как вы?… Ах, это вы!

Анатоль. Да!.. Я давно уже следую за вами! — Я не могу видеть равнодушно, как вы такую массу вещей сами тащите! — Дайте мне нести ваши пакеты!

Габриэла. Нет, благодарю вас! — Я сама снесу!

Анатоль. Прошу вас, дайте мне возможность оказать вам любезность…

Габриэла. Ну — вот вам один пакет…

Анатоль. Но ведь это пустяк… Давайте-ка вот… этот… и этот…

Габриэла. Довольно, довольно — вы слишком любезны!

Анатоль. Раз позволяется быть любезным — это так приятно!

Габриэла. Вы доказываете это, однако, только на улице и к тому же — когда еще идет снег.

Анатоль. …и когда поздний вечер — и когда случится сочельник — не так ли?

Габриэла. Ведь это настоящее чудо — увидать вас в лицо!

Анатоль. …Да, да… Вы имеете в виду, что я еще ни разу в этом году не сделал вам визита.

Габриэла. Да, что нибудь в этом роде.

Анатоль. Видите ли — я в этом году вовсе нигде не бываю — вовсе! Как же поживает ваш супруг? И что поделывают ваши милые малютки?

Габриэла. Эти вопросы можете оставить при себе! — Ведь я же знаю, что все это очень мало вас интересует!

Анатоль. Становится не по себе, когда встретишь такого сердцеведа, как вы.

Габриэла. Вас то — я знаю!

Анатоль. Не так близко, как бы мне того хотелось!

Габриэла. Вы оставите ваши замечания! Да?

Анатоль. Сударыня, этого я не могу!

Габриэла. Отдайте мне назад мои пакеты!

Анатоль. Ну не сердитесь — только не сердитесь!! — Я уже опять готов повиноваться вам… (идут рядом молча).

Габриэла. О чем-нибудь вы все же можете говорить!

Анатоль. О чем-нибудь — да — но ваша цензура так строга…

Габриэла. Расскажите-ка мне что-нибудь. Мы ведь уже так давно не видались… Чем вы теперь занимаетесь?

Анатоль. Я ничего не делаю, по обыкновению!

Габриэла. Ничего?

Анатоль. Совершенно ничего!

Габриэла. В самом деле, это очень жаль!

Анатоль. Ну… Вам то это решительно безразлично!

Габриэла. Как можете вы это утверждать?

Анатоль. Почему я зря гублю свою жизнь? Кто виноват в этом? — Кто?

Габриэла. Отдайте мне мои пакеты!

Анатоль. Я же никого не обвиняю… Я ведь только поставил вопрос так себе, в пространство…

Габриэла. Вы все время гуляете?

Анатоль. Гулять! Вы произносите это столь презрительным тоном! Да разве есть на свете что-нибудь лучшее! В этом слове заключается нечто прекрасное, нечто такое без всякого предумышленного плана! К данному случаю это, впрочем, мало подходит, — сегодня я занят, сударыня— точь в точь, — как вы!

Габриэла. Как так?

Анатоль. Я также делаю рождественские покупки!

Габриэла. Вы!?

Анатоль. Только я не нахожу ничего подходящего! — Поэтому вот уже целые недели по вечерам я стою пред всеми витринами во всех улицах! Но продавцы — люди без всякого вкуса и без всякой изобретательности.

Габриэла. Этим качеством должен обладать сам покупатель! Кто так мало занят, как вы, тот придумывает, изобретает сам — и заказывает свои подарки еще осенью.

Анатоль. Ах, для этого я не гожусь! Разве знаешь осенью, кому к Рождеству будешь делать подарки? А теперь вот уже осталось два часа до елки, — а я не имею ни малейшего понятия, ни малейшего понятия!

Габриэла. Могу я вам помочь?

Анатоль. Вы ангел, сударыня, только не отнимайте у меня ваших пакетиков…

Габриэла. Нет, нет..

Анатоль. Итак, «ангел», разрешается. — Это прекрасно — «ангел»!

Габриэла. Замолчите, пожалуйста!

Анатоль. Я опять совсем послушен!

Габриэла. Итак — дайте мне какой-нибудь намек… кому предназначается ваш подарок?

Анатоль. Это однако… трудно сказать…

Габриэла. Ведь он предназначается, само собой разумеется, даме?

Анатоль. Ну, да — что вы сердцевед — это вам уже сказал сегодня однажды!

Габриэла. Но что это… за дама? Настоящая дама?!

Анатоль. …Здесь мы должны еще условиться! Если Вы подразумеваете даму большого света, — то это не совсем так…

Габриэла. Значит… малого света.

Анатоль. Ладно — скажем — малого света.

Габриэла. Следовало бы мне и догадаться!..

Анатоль. Только без сарказмов!

Габриэла. Ведь я знаю ваш вкус… Опять что-нибудь в том же жанре, худая и блондинка!

Анатоль. Блондинка — это верно!..

Габриэла. …Да, да… блондинка… замечательно, что вы вечно водитесь с этими дамами из предместья, — ну всегда!

Анатоль. Не моя это вина, сударыня.

Габриэла. Перестаньте! Впрочем это даже похвально, что вы остаетесь при своем жанре… было бы крайне несправедливо, если бы вы покинули поле своих триумфов…

Анатоль. Что же прикажете мне делать — только там меня любят…

Габриэла. А понимают ли вас… там?

Анатоль. Ничуть! — Но видите ли… только в малом свете любят меня; в большом свете — только понимают — вы ведь знаете же..

Габриэла. Я ничего не знаю… и не хочу больше ничего знать. — Пожалуйста… вот как раз подходящий магазин… Здесь мы купим что-нибудь вашей маленькой подруге…

Анатоль. Сударыня!

Габриэла. Видите… там… вон ту маленькую шкатулочку с тремя различными сортами бус… или вот эту с шестью кусками мыла… пачули… шипр… жокей — клуб — что-нибудь в этом роде не подойдет?

Анатоль. Сударыня, не хорошо это с вашей стороны!

Габриэла. Или, погодите-ка, вот!.. Да смотрите-же… эта маленькая брошка с шестью фальшивыми бриллиантами— шесть! — Как это блестит! Или этот восхитительный, маленький браслет с дивными брелоками… ах, — один из них в виде головы негра! — ведь это должно произвести огромное впечатление… в предместье!..

Анатоль. Вы ошибаетесь, сударыня! Вы не знаете вовсе этих девушек — они вовсе не такие, какими вы их себе представляете…

Габриэла. А там… ах, какая прелесть! Подите же поближе — ну — что скажете вы об этой шляпке?! Фасон два года эму назад был очень в моде! И перья — посмотрите как они вздымаются — нет?! Это произвело бы сильное впечатление где-нибудь в Гернальсе.

Анатоль. Не в Гернальсе дело, сударыня… а впрочем вы, вероятно, слишком низко цените даже гернальские вкусы…

Габриэла. Да… с вами, право, не легкая задача — так помогите же мнe — дайте мнe намек.

Анатоль. Как же мнe право?… Вы только смущенно улыбнулись бы во всяком случае!

Габриэла. О нет, о нет! — Только объясните мне!.. Она тщеславна — или скромна? — Большого роста или маленького? — Нравятся ли ей пестрые цвета?…

Анатоль. Мне не следовало бы принимать вашего любезного предложения! — Вы только высмеиваете!

Габриэла. О нет, я серьезно слушаю вас! Расскажите мнe о ней что-нибудь!

Анатоль. Я не смею этого.

Габриэла. Отважьтесь однако!.. С каких пор?…

Анатоль. Оставим это!

Габриэла. Я настаиваю! — Давно вы познакомились с нею?

Анатоль. Давно уже!

Габриэла. Не заставляйте себя выпытывать!.. Расскажите мне всю историю!..

Анатоль. Это вовсе не история!

Габриэла. Однако же: где вы с ней познакомились, и как, и когда, и вообще что это за особа — мне хотелось бы знать!

Анатоль. Хорошо — но это скучно — я вас об этом предупреждаю!

Габриэла. Меня это наверное заинтересует. Мне в самом деле хотелось бы узнать что-нибудь из этого миpa! Что это вообще за мир? Ведь я его вовсе не знаю!

Анатоль. К тому же вы вовсе не поняли бы его!

Габриэла. О!

Анатоль. У вас такое общее презрение ко всему, что вне вашего круга. И вполне несправедливо.

Габриэла. Но ведь я же так понятлива! Ведь мне же ничего не рассказывают об этом мире! Откуда мне знать его?

Анатоль. Но… у вас, видите ли, такое неясное ощущение, будто — там у вас что-то отнимают. Скрытая враждебность!

Габриэла. Оставьте, пожалуйста — у меня ничего не отнимут — если я что-либо захочу удержать для себя.

Анатоль. Да… но, если вы сами даже ничуть не хотите… Вас сердит все-же, если это получит другой?

Габриэла. О!

Анатоль. Сударыня… это только лишь чисто женская черта! И так как это свойственно женщине, то это, вероятно, и в высшей степени благородно, и прекрасно, и полно глубокого смысла!

Габриэла. Откуда у вас однако столько иронии?!

Анатоль. Откуда она у меня? Я вам сейчас скажу. Я также был когда-то добрым — и полным доверия — и не было яда в моих словах… И я молча перенес не одну рану.

Габриэла. Только не впадайте в романтику!

Анатоль. Честные раны — да! «Нет» — сказанное во время, даже сорвавшееся с наиболее дорогих уст — я мог его перенести. Но «нет», когда глаза сто раз говорили «может быть», когда губы сто раз усмехались: «возможно», когда интонация голоса сто раз звучала: «наверное» — такое «нет» делает нас…

Габриэла. Мы хотим ведь купить что-нибудь!

Анатоль. Такое «нет» сводит нас с ума или делает озлобленными!

Габриэла. Вы хотели ведь рассказать мне.

Анатоль. Хорошо — если вам угодно…

Габриэла. Конечно, я хочу!.. Как вы с ней познакомились?

Анатоль. Бог мой — как обыкновенно с кем-нибудь знакомятся! На улице, во время танцев — в омнибусе — под зонтиком.

Габpиэла. Но — вы знаете ведь — меня интересует специальный случай. Мы же намерены купить что-нибудь специальному случаю!

Анатоль. Там… в «малом свете» нет вовсе специальных случаев — да собственно и в большом свете тоже… Вы ведь все так типичны!

Габриэла. Милостивый государь! Теперь вы начинаете.

Анатоль. В этом нет ничего обидного — ничуть не бывало! Ведь я тоже тип!

Габриэла. Какой же вы тип?

Анатоль. Легкомысленный меланхолик!

Габриэла. А… а я?

Анатоль. Вы?… — Вы просто: светская женщина!

Габриэла. Так!.. А она!?

Анатоль. Она?… Она… — милая девица!

Габриэла. Милая! Сейчас «милая»? А я — «светская» и только.

Анатоль. Злая светская женщина — если уже хотите…

Габриэла. Итак… расскажите мне наконец о… милой девице.

Анатоль. Она не раздражающе прекрасна… она не особенно элегантна… и она вовсе не остроумна…

Габриэла. Я ведь вовсе не хочу знать, чего в ней нет…

Анатоль. Но она обладает мягкой прелестью весеннего вечера… и грацией заколдованной принцессы… и умом девушки, которая умеет любить!

Габриэла. Этот род ума должно быть очень распространен… в вашем маленьком свете!..

Анатоль. В этот мир вы не можете проникнуть мыслью!.. от вас слишком многое замалчивали, когда вы были молодой девушкой — и слишком много говорили, с тех пор, как вы стали молодой дамой!.. От этого пострадала простота ваших воззрений…

Габриэла. Но ведь вы слышите же — я хочу, чтобы меня научили… Я ведь верю уже в вашу «заколдованную принцессу»! Только расскажите мнe, что представляет из себя заколдованный парк, в котором она спит…

Анатоль. Вы не должны, конечно, воображать себе блестящего салона с ниспадающими тяжелыми портьерами — с Маккартовскими букетами по углам, с безделушками, канделябрами, с матовым бархатом… и аффектированной полутьмой умирающего послеполудня…

Габриэла. Я ведь не хочу знать, чего я не должна воображать…

Анатоль. Ну — так представьте себе маленькую сумеречную комнатку — такую маленькую — с выкрашенными краской стенами — к тому же в слишком яркую краску— пару старых, плохих гравюр с полинявшими подписями на них. — Висячую лампу с колпаком. — Из окна, когда вечереет — вид на утопающие в темноте крыши и трубы!.. Зато — когда наступит весна и зацветет сад, что напротив и будет распространять свой аромат…

Габриэла. Нужно же быть счастливым, чтобы о Рождестве начинать думать в мае!

Анатоль. Да — там и я иногда бываю счастлив!

Габриэла. Довольно, довольно! — Уже поздно… мы хотели купить ей что-нибудь!.. Может быть что-нибудь для комнаты с выкрашенными стенами…

Анатоль. Туда ничего не нужно!..

Габриэла. Да… ей! — охотно верю! — Но мне хотелось бы для вас — да, для вас! Украсить комнату по вашему вкусу!

Анатоль. Для меня?…

Габриэла. Персидскими коврами…

Анатоль. Вот уж — туда?!

Габриэла. Лампу из красно-зеленого матового стекла?…

Анатоль. Гм!

Габриэла. Пару ваз с живыми цветами?

Анатоль. Да… но ведь я хочу ей что-нибудь принести…

Габриэла. Ах, да… верно — мы должны решиться на что-нибудь — она ведь ждет уже вас?

Анатоль. Наверное!

Габриэла. Она ждет? — Скажите… как же она вас встречает?…

Анатоль. Ах — ну как встречают!..

Габриэла. Она слышит ваши шаги уже на лестнице… неправда ли?

Анатоль. Да… иногда…

Габриэла. И стоит у дверей?

Анатоль. Да!

Габриэла. И бросается вам на шею… и целует вас… и говорит… Что она говорит?…

Анатоль. Ну что говорят в таких случаях…

Габриэла. Ну… например!

Анатоль. Я не знаю никакого примера!

Габриэла. Ну что она сказала вчера?

Анатоль. Ах — ничего особенного… здесь это звучит так банально, если при этом не слышна интонация голоса!..

Габриэла. Интонацию я уже представлю себе: итак— что она сказала?

Анатоль. «Я так рада, что ты опять мой!»

Габриэла. «Я так рада» — как?!

Анатоль. «Что ты опять мой!»…

Габриэла. Это красиво — очень красиво!..

Анатоль. Да… это сказано от души и правдиво!

Габриэла. И она всегда… одна? Вы можете видеть друг друга беспрепятственно!?

Анатоль. Ну да — она живет себе — одна одинешенька— ни отца, ни матери… даже нет тетки!

Габриэла. И вы для нее… все?…

Анатоль. Возможно!.. Сегодня… (Молчание).

Габриэла. Уже поздно — смотрите, как уже пусто на улицах…

Анатоль. О, я вас задержал! Ведь вам пора домой!

Габриэла. Да, конечно! Ничего, подождут. Как же нам быть с подарком?…

Анатоль. О — я уж найду какой-нибудь пустяк!..

Габриэла. Кто знает, кто знает! — А мне уж как взбрело в голову, что я вашей… что я этой… девице — что нибудь выберу…

Анатоль. Ну, пожалуйста!

Габриэла. Больше всего мне хотелось бы присутствовать при том, когда вы принесете ваш рождественский подарок!.. Мне так ужасно захотелось увидеть маленькую комнатку и милую девицу! — Ведь она вовсе не сознает, как она счастлива!

Анатоль!..

Габриэла. Теперь однако дайте сюда мои пакетики! Уже так поздно…

Анатоль. Да, да! Вот они — но…

Габриэла. Прошу вас, позовите извозчика, который идет нам навстречу.

Анатоль. Откуда вдруг эта поспешность?!

Габриэла. Пожалуйста, прошу вас! (Она кивает извозчику).

Анатоль. Благодарю вас!.. Но что же нам делать с подарком?… (Извозчик подает; они останавливаются, он хочет открыть дверцу экипажа).

Габриэла. Погодите!.. Я хотела бы сама послать ей что-нибудь!

Анатоль. Вы?!.. Вы сами…

Габриэла. Но что же?! — Вот… возьмите… эти цветы… только всего, эти цветы!.. Пусть это будет только приветом, больше ничего… но… вы должны же что-нибудь объяснить ей.

Анатоль. Сударыня вы… так милы…

Габриэла. Обещайте мне передать ей… но теми же словами, которые я вам скажу.

Анатоль. Конечно.

Габриэла. Вы мне обещаете?…

Анатоль. Да… с удовольствием! Почему же нет!

Габриэла. (Открывает дверцу экипажа). Так скажите ей…

Анатоль. Ну?

Габриэла. Скажите ей: «Эти цветы, моя… милая девица, посылает тебе женщина, которая может быть умеет любить так же как и ты, но которой на это не хватило храбрости…»

Анатоль. Что я слышу… сударыня!?…

Она садится в экипаж… извозчик трогает, улицы стали почти безлюдны.

Он долго смотрит вслед экипажу, пока он не исчезает на повороте… Стоит неподвижно еще несколько мгновений затем смотрит на часы и быстро уходит.

Эпизод

Лица: Анатоль, Макс, Бьянка Комната Макса в совершенно мрачных тонах: темно-красные обои, темно-красные портьеры. В глубине сцены посредине дверь. Другая дверь налево от зрителя. Посреди комнаты большой письменный стол; на столе лампа с абажуром; тут же книги и рукописи. Направо впереди высокое окно. В углу направо камин, в котором пылает огонь. Перед камином два низких кресла. Возле них темно-красные ширмы.

Макс (сидит перед письменным столом с сигарой, читает письмо). «Дорогой Макс! Вот я и опять здесь. Наша труппа остается здесь на три месяца, как вы это уже знаете из газет. Первый вечер посвящается друзьям. Сегодня вечером я у вас. Биби»… Биби… значит Бьанка… Буду ждать ее. (Стучат). Неужели это она?… Войдите!

Анатоль (входит с большим пакетом под мышкой, в мрачном настроении). Добрый вечер!

Макс. А — что ты принес?

Анатоль. Ищу убежища для моего прошлого.

Макс. Как это прикажешь понимать?

Анатоль. (Держит пред ним пакет).

Макс. Ну?

Анатоль. Вот я принес тебе все мое прошлое, всю мою юношескую жизнь: приюти ее у себя.

Макс. С удовольствием. Но не объяснишь ли ты мне, в чем дело?

Анатоль. Можно присесть?

Макс. Конечно. Отчего, кстати, ты такой торжественный?

Анатоль (Уселся). Ты разрешишь закурить сигару?

Макс. Возьми вот там, они свежие, нынешнего года.

Анатоль (зажигает предложенную сигару). О — чудная!

Макс (указывая на пакет, который Анатоль кладет на стол). Итак?…

Анатоль. Этой юношеской жизни нет больше места в моем доме. Я покидаю этот город.

Макс. А… аа!

Анатоль. Я начинаю новую жизнь на неопределенное время. Для этого я должен быть свободен и одинок, а потому я и освобождаюсь от прошлого.

Макс. У тебя, стало быть, новая любовница.

Анатоль. Нет — пока у меня только нет прежней… (быстро обрывая и указывая на пакет) — у тебя, дорогой друг, пусть покоится вся эта дрянь.

Макс. Ты говоришь дрянь!.. Почему же ты не бросишь ее в печку.

Анатоль. Я не могу.

Макс. Это ребячество.

Анатоль. О нет: в этом выражается моя верность. Я не могу забыть ни одной из тех, кого я любил. Когда я роюсь в этих листках, цветах, локонах — ты должен мне позволить приходить иногда к тебе только с тем, чтобы в них покопаться — тогда я опять с ними, тогда они опять оживают, и я опять молюсь на них.

Макс. Ты хочешь, стало быть, в моей квартире устроить себе место свиданий с прежними любовницами?…

Анатоль (едва слушая его). Иногда мне приходит в голову… Если бы существовало такое слово, чтобы они могли вновь появиться! Если бы я посредством колдовства мог вызвать их из небытия!

Макс. Получилась бы, пожалуй, пестрая компания!

Анатоль. Да, да… вообрази, я произнес бы это слово…

Макс. Быть может, ты найдешь такое, которое подействует… например: единственно-любимая!

Анатоль. Итак, я призываю: единственно-любимая!.. И вот они приходят; одна из маленького домишка в предместье, другая из пышного салона ее благоверного супруга — одна из гардероба своего театра…

Макс. Несколько!

Анатоль. Несколько — ладно… одна из модного магазина…

Макс. Одна из объятий нового любовника…

Анатоль. Одна из могилы… Одна оттуда… другая отсюда — и вот они все здесь…

Макс. Не говори лучше этого слова. Эта компания могла бы быть не из приятных. Ибо они все, быть может, перестали любить тебя, но ни одна не перестала ревновать.

Анатоль. Очень мудро сказано… следовательно, покойтесь с миром!

Макс. Теперь дело идет о том, чтобы найти подходящее место этому солидному пакету.

Анатоль. Ты должен будешь разделить его. (Вскрывает пакет: в нем видны изящные, связанные ленточками пачки).

Макс. Ах!

Анатоль. Все в идеальном порядке.

Макс. По именам?

Анатоль. О нет. Каждая пачка имеет какую-нибудь надпись: стихи ли, какое-нибудь слово, заметку, которые вызывают в моей памяти все пережитое. Никаких имен, ибо Mapией или Анной могла быть, в конце концов, каждая…

Макс. Дай прочитать.

Анатоль. Узнаю ли я вас всех? Иное лежит здесь уже годами, и я ни разу не взглянул даже на него.

Макс (взяв в руки сверток, читает надпись).

«Ты чудно-прекрасная, нужная, дикая

Дай свою шейку мне страстно обнять,

Целую безумно, о женщина милая,

Матильда прекрасная, еще раз… опять!»…

Ведь это же имя? Матильда!

Анатоль. Да, Матильда. Но ее звали иначе. Я все беспрестанно целовал ее шею.

Макс. Кто она была такая?

Анатоль. Этого не спрашивай. Она была в моих объятьях — этого достаточно.

Макс. Ну, долой Матильду. Кстати тоненький пакетик.

Анатоль. Да, в нем только локон.

Макс. Вовсе нет писем?

Анатоль. О… от нее! Это стоило бы ей колоссальных усилий. Да и куда бы мы зашли, если бы нам все женщины писали письма! Ну, долой Матильду!

Макс (по-прежнему читает): «В одном отношении все женщины равны: они становятся дерзкими, когда их поймают на лжи».

Анатоль. Да, это верно!

Макс. Кто была эта? Тяжелый пакетик!

Анатоль. Только ложь на восьми страницах! Долой и эту!

Макс. Эта тоже была дерзка?

Анатоль. Когда я ее поймал. Долой ее!

Макс. Долой дерзкую обманщицу!

Анатоль. Пожалуйста без ругательств. Она была в моих объятьях: — она святая.

Макс. Это еще недурное основание! Ну, дальше (читает):

«Чтоб от себя прогнать хандру — я думаю:

Где твой жених теперь, дитя?

Тогда, мой милый друг, смеюсь:

Ведь есть же вещи! — ха, ха, ха!»

Анатоль (улыбаясь). Ах да, то была она.

Макс. А что там внутри?

Анатоль. Фотография. Ее с женихом.

Макс. Ты знал его?

Анатоль. Понятно, иначе бы я не мог смеяться. Это был дурень.

Макс (серьезно). Он был в ее объятьях: он святой.

Анатоль. Довольно!

Макс. Долой веселое милое дитя вместе со смешным женихом! (Берет новый пакетик). А это что? Всего одно слово?

Анатоль. Какое?

Макс. «Оплеуха».

Анатоль. О, это то я помню!

Макс. Это было заключение?

Анатоль. О нет, только начало!

Макс. Ах так! А это… «Легче изменить направление пламени, чем воспламенить его». Что это значит?

Анатоль. Да, направление пламени изменил я, воспламенил ее другой.

Макс. Долой пламя… «Вечно она со щипцами». (Смотрит вопросительно на Анатоля).

Анатоль. Ну да; она всегда таскала за собой щипцы — на всякий случай. Но она была очень красива. Впрочем, от нее у меня только кусочек вуали.

Макс. Да это чувствуется по… (Читает дальше). «Как я потерял тебя?»… Ну расскажи, как ты ее потерял?

Анатоль. Этого как раз — не знаю: Ее не стало вдруг — внезапно она исчезла с моего горизонта. Уверяю тебя, это иногда бывает. Представь себе, что ты где-нибудь оставишь зонтик и только несколько дней спустя вспомнишь….. но не помнишь больше, когда и где.

Макс. Прощай, потерянная! (Читает). «Была ты милым, прекрасным созданием» —

Анатоль (мечтательно продолжает) «Дева с исколотыми пальцами».

Макс. Это была Кора, — нет?

Анатоль. Да — ведь ты был знаком с ней.

Макс. Знаешь ты, что с нею потом сталось?

Анатоль. Потом я ее опять встретил — она была женою столяра.

Макс. Правда!

Анатоль. Да, так кончают девицы с исколотыми пальцами. В городе их берут в любовницы, в предместьи на них женятся… Это было сокровище!

Макс. Добрый путь!.. А это что такое?… «Эпизод» — внутри ничего нет?… Тут одна пыль!

Анатоль (берет в руки конверт). Пыль?… Когда-то это был цветок!

Макс. Что это значит: эпизод?

Анатоль. Пустое! Так случайная мысль. Это был только эпизод, двухчасовой роман… больше ничего!.. Да, пыль! А все же печально, что от такого блаженства ничего другого не остается. — Правда?

Макс. Конечно, это печально… Но почему ты избрал здесь это слово? Ведь его ты мог бы написать везде?

Анатоль. Конечно; но никогда это так ясно не доходило до моего сознания, как именно здесь. Часто, когда я проводил время с той или другой женщиной, в особенности в прежнее время, когда я еще многое о себе воображал, я все повторял себе: бедное, бедное дитя!

Макс. Почему так?

Анатоль. Я представлялся себе великаном духа. Эти девушки и женщины — я растаптывал их своими мощными шагами, которыми я шествовал по земле. Закон природы, думалось мне — я должен идти через вас вперед.

Макс. Ты был бурным ветром, который сдувает лепестки… не так ли?

Анатоль. Да! Я шумно несся вперед. Поэтому-то я и думал: бедное, бедное дитя. Теперь оказывается, что я ошибся. Теперь я знаю, что я не принадлежу к великим миpa и, что особенно грустно, — я помирился с этим. Но тогда!

Макс. Ну, а где же эпизод?

Анатоль. Это и был именно такой случай… Она была именно такое существо, я нашел ее на своем пути.

Макс. И растоптал.

Анатоль. Знаешь, если я хорошенько подумаю, то мне кажется: эту я действительно растоптал.

Макс. Ну!

Анатоль. Да, послушай только. Это, собственно говоря, лучшее из всего того, что я пережил… Я право не могу даже рассказать тебе.

Макс. Почему?

Анатоль. Потому что история эта столь обычна, как только можно вообразить себе… это — ничто… Прекрасного в ней ты и не восчувствуешь. Тайна всей вещи в том, что я в ней пережил.

Макс. Ну?…

Анатоль. Вот я сижу перед роялем… Это было в маленькой комнате, которую я тогда занимал… Вечер… Я познакомился с ней два часа тому назад… Горит мой фонарь с красными и зелеными стеклами — я упоминаю о красно-зеленом фонаре; это прямо относится к делу.

Макс. Ну?

Анатоль. Ну! Я у рояля. Она — у моих ног, так что я не мог взять педали. Ее голова у меня на коленях и ее растрепанные волосы отливают красным и зеленым тонами от фонаря. Я фантазирую на клавишах, но одной левой рукой; к правой руке она прильнула своими губами…

Макс. Ну?

Анатоль. Вечно ты со своими многоожидающими «ну»… Больше собственно ничего… Я знаком с ней, всего лишь два часа, я знаю также, что я ее после сегодняшнего вечера, вероятно, никогда больше не увижу — это она мне сказала — и при этом я чувствую, что в те мгновения я ее безумно любил. Все это так обволакивает меня — весь воздух был напоен и благоухал этой любовью… понимаешь ты меня? (Макс кивает.) — И опять у меня мелькнула эта глупая, премудрая мысль: ты бедное, — бедное дитя! Эпизодический характер всей истории стал так ясно в моем сознании. Еще ощущая теплое дыхание ее уст на своей руке, я уже переживал всю эту историю в воспоминании. Она тоже была одной из тех женщин, через которую я должен был перешагнуть. Тут это слово пришло мне в голову, черствое слово: эпизод. И при этом я сам воображал себя чем-то вечным… Я знал прекрасно, что «бедное дитя» никогда более не вычеркнет этого часа из своего сознания — в ней именно я был вполне уверен. Ведь часто чувствуешь: завтра утром тебя забудут. Здесь было нечто другое. Для той, которая здесь лежала у моих ног — я был весь мир; я чувствовал какой святою, непреходящей любовью окружала она меня в этот момент. Это чувствуется; этого сознания нельзя у меня отнять. Наверное, в это мгновенье она ни о чем другом думать не могла, — только обо мне. А она была уже для меня прошлое, мгновенное, эпизод.

Макс. А кто она была такая?

Анатоль. Кто она была?… Ну, ты знал ее. Мы познакомились с ней как-то вечером в веселой компании; ты знал ее уже и раньше, как ты мне тогда сказал.

Макс. Да кто же она была? Я ведь многих раньше знал. Ты в своих изображешях при свете твоего фонаря даешь какой-то сказочный образ.

Анатоль. Да — в жизни она была не то. Знаешь ты, кто она была? Я разрушу сейчас, наверно, весь ореол.

Макс. Итак, она была?

Анатоль (ухмыляясь). Она была — из…

Макс. Из театра?

Анатоль. Нет — из цирка.

Макс. Возможно ли!

Анатоль. Да — это была Бьянка. До сегодняшнего дня я не рассказывал тебе, что я ее опять встретил — после того вечера, когда я на нее вовсе не обращал внимания.

Макс. И ты думаешь в самом деле, что Биби тебя любила?

Анатоль. Да, именно эта! восемь или десять дней спустя после того вечера мы встретились на улице… На следующее утро она уехала со всей труппой в Россию.

Макс. Это было как раз вовремя.

Анатоль. Я ведь так и знал; вот для тебя все в этой истории разрушено. Ты еще не дошел до понимания истинного таинства любви.

Макс. В чем же разрешается для тебя загадка женщины?

Анатоль. В настроении.

Макс. Ах — тебе нужна полутьма, твой красно-зеленый фонарь… твоя игра на рояле.

Анатоль. Да, пусть так. Но это делает мне жизнь такой разнообразной и переменчивой, что одна краска изменяет весь мир. Чем была бы для тебя, для тысячи других эта девушка с искрящимися волосами; что для вас тот фонарь, который ты высмеиваешь! Цирковая наездница, красное и зеленое стекло со свечою за ним! Тогда, конечно, исчезает волшебное; тогда можно, конечно, жить, но так ничего не переживешь. Вы бросаетесь в какое- нибудь приключение грубо, с открытыми глазами и замкнутой душой — и оно остается бесцветным для вас. Из моей же души, да, из моего нутра блестят тысячи огней и красок, и я могу чувствовать там, где вы только — вкушаете!

Макс. Чисто волшебный родник твое «настроение». Все, кого ты любишь, погружаясь в него, приносят тебе особый аромат приключений и редкостей, которые тебя опьяняют.

Анатоль. Принимай это так, если тебе нравится.

Макс. Что же касается до твоей наездницы из цирка, то, пожалуй, тебе труднее будет доказать мне, что она под красно-зеленым фонарем испытывала тоже, что и ты.

Анатоль. Но я же должен был чувствовать, что она переживает в моих объятьях.

Макс. Ну, ведь я ее тоже знал, твою Бьянку, и лучше тебя.

Анатоль. Лучше?

Макс. Лучше; потому что мы не любили друг друга. Для меня она не сказочный образ; для меня она одна из тысячи падших, которых фантазия мечтателей снабжает новой девственностью. Для меня она не лучше сотни других, которые скачут сквозь обручи или в коротеньком передничке стоят в последней кадрили.

Анатоль. Так… так…

Макс. Она и не была ничем другим. Не я просмотрел, что в ней было, а ты видел то, чего в ней не было. Из богатой, прекрасной жизни твоей души ты влил в ее ничтожное сердце свою фантастическую молодость и пыл и то, что блестело в ней, было отблеском от твоего света.

Анатоль. Нет. Иногда и это со мной бывало. Но тогда нет. Я ведь не хочу сделать ее лучше, чем она была. Я не был ни первым, ни последним… я был—

Макс. Ну, что ты был?… Одним из многих. Тою же она была в твоих объятьях, тою же она оставалась в объятьях других. Женщиной в ее наивысшем мгновеньи!

Анатоль. Зачем я тебя посвятил? Ты меня не понял.

Макс. О нет. Ты меня плохо понял. Я хотел только сказать, ты мог испытывать сладчайшее очарование, тогда как для нее оно значило столько же, как и многие простые приключения. Разве для нее мир имел тысячу красок?

Анатоль. Ты знал ее очень близко?

Макс. Да; мы часто встречались в том веселом обществе, куда ты однажды пошел со мной.

Анатоль. И это было все?

Макс. Все. Мы были добрыми друзьями. Она была остроумна; мы охотно болтали.

Анатоль. Это было все?

Макс. Все!

Анатоль. А все же… она меня любила.

Макс. Не прочитать ли нам дальше… (берет в руки пакетик) «О, если бы я знал, что значит твоя усмешка, о, женщина, с зелеными глазками…»

Анатоль. А знаешь ты, что вся труппа опять приехала сюда?

Макс. Конечно. Она также.

Анатоль. Может быть…

Макс. Совершенно наверное. И я даже сегодня вечером увижусь с ней.

Анатоль. Как? Ты? Ты знаешь, где она живет?

Макс. Нет. Она мне писала. Она придет сюда.

Анатоль (вскакивает с кресла). Как? И ты только теперь говоришь мне это?

Макс. Разве это тебя касается? Ты ведь хочешь «быть свободным и одиноким!»

Анатоль. Ах поди ты!

Макс. И, кроме того, нет ничего печальнее, как подогретые чары.

Анатоль. Ты думаешь?

Макс. Я полагаю, что ты должен остерегаться увидеть ее вновь.

Анатоль. Так как она вновь может стать опасной для меня.

Макс. Нет — потому что тогда это было так прекрасно. Ступай домой со своим сладким воспоминанием… Ничего не нужно желать пережить вновь.

Анатоль. Ты не можешь серьезно думать, чтобы я отказался от свидания, которое само напрашивается.

Макс. Она умнее тебя. Она тебе не писала… Быть может, впрочем, только потому, что она тебя забыла.

Анатоль. Вздор!

Макс. Ты считаешь это невозможным?

Анатоль. Я смеюсь над этим.

Макс. Не у всех воспоминание пьет жизненный эликсир настроения, которое твоему создает вечную свежесть.

Анатоль. О — этот час тогда!

Макс. Ну?

Анатоль. Это был один из бессмертных часов.

Макс. Я слышу шаги в передней.

Анатоль. Пожалуй это она.

Макс. Уходи через мою спальню.

Анатоль. Дурак бы я был.

Макс. Иди — зачем хочешь ты разрушить свое очарование?

Анатоль. Я остаюсь. (Стучат).

Макс. Иди же, ступай скорей!

Анатоль качает отрицательно головой

Макс. Так становись, по крайней мере, сюда, чтобы она сразу тебя не увидела — сюда… (отводит его к камину, так что ширма закрывает Анатоля наполовину).

Анатоль (облокачиваясь на камин). Будь что будет! (Стучат).

Макс. Войдите!

Бьянка (входя, оживленно). Добрый вечер, дорогой друг; вот и я опять!

Макс. (протягивая ей руки). Добрый вечер, дорогая; Бьянка, — это очень мило с вашей стороны, право, очень мило!

Бьянка. Ведь вы же получили мое письмо? Вы ведь, самый первый — единственный вообще.

Макс. И вы можете представить себе, как я горжусь этим.

Бьянка. А что делают другие? Наши захеровские завсегдатаи? Что еще существует наша компания? Собираются ли они по-прежнему после спектакля вместе?

Макс (помогает ей раздеться). Бывали, однако, вечера, когда, вас было не найти.

Бьянка. После представлений?

Макс. Да, вечера, когда вы исчезали куда-то сейчас же после представления.

Бьянка (усмехаясь). Ах да… правда… как это, однако, хорошо, когда этак говорят кому-нибудь — и без малейшей ревности! Нужно иметь также таких друзей, как вы…..

Макс. Да, да, это следует.

Бьянка. Которые любят тебя и не мучат!

Макс. Это вам случалось редко!

Бьянка. (Увидев тень Анатоля) Да вы не одни!

Анатоль выходит, низко кланяется.

Макс. Старый знакомый.

Бьянка (Прикладывая лорнет к глазам). А!

Анатоль (Подходя ближе). Mademoiselle!

Макс. Вы поражены, что скажете, Биби?

Бьянка (немного смущенная, очевидно ищет в своих воспоминаниях). Ах, правда, мы ведь знакомы…

Анатоль. Конечно — Бьянка!

Бьянка. Ну, да — мы знакомы, даже очень хорошо знакомы…

Анатоль (возбужденный, хватает обеими руками ее правую руку). Бьянка…

Бьянка. Где это было только, где мы встречались… где… ах да!

Макс. Вы припоминаете!

Бьянка. Конечно… не правда ли… это было в Петербурге?..

Анатоль (быстро отпускает ее руку). Это было не в Петербурге… Mademoiselle… (оборачивается чтобы уйти).

Бьянка (испуганно к Максу). Что с ним такое… обидела я его?

Макс. Вон он убегает… (Анатоль исчезает через дверь в глубине).

Бьянка. Да что же это значит?

Макс. Да разве вы его не узнали?

Бьянка. Узнала… да, конечно. Но я не помню хорошенько, где и когда?

Макс. Но, Биби, это был Анатоль!

Бьянка. Анатоль?… Анатоль?…

Макс. Анатоль — рояль — фонарь… такой красно-зеленый… здесь в городе — три года тому назад…

Бьянка (хватает себя за голову). Где же были мои глаза? Анатоль! (Бежит к двери). Я должна его вернуть… (Открывает дверь) Анатоль! (Выбегает, за сценой на лестнице) Анатоль, Анатоль!

Макс (Стоит усмехаясь, идет за ней к двери). Ну?

Бьянка (входя). Он уже должно быть на улице. (Открывает быстро окно). Вон он идет внизу.

Макс (стоит сзади ее). Да, это он.

Бьянка (зовет). Анатоль!

Макс. Он уже не слышит вас.

Бьянка (слегка топает ногой). Как жаль… Вы должны извиниться пред ним за меня. Я его обидела, этого доброго, милого малого.

Макс. Значит вы все же вспомнили его?

Бьянка. Ну, конечно. Но… он поразительно похож на кого-то в Петербурге.

Макс (успокаивая). Я ему это скажу.

Бьянка. И затем: когда три года о ком-нибудь не думаешь, и вдруг он стоит перед тобой — всего ведь сразу не припомнишь.

Макс. Я закрою окно. На дворе холодно! (Закрывает окно).

Бьянка. Я еще увижусь с ним, пока я здесь.

Макс. Быть может. А я хочу кое-что вам показать. (Берет конверт с письменного стола и держит пред ней).

Бьянка. Что это такое?

Макс. Это цветок, который вы в тот вечер… в тот вечер носили.

Бьянка. Он сохранил его?

Макс. Как видите.

Бьянка. Значит, он любил меня?

Макс. Горячо, бесконечно, вечно — как и всех этих. (Показывает на пакеты).

Бьянка. Как… всех этих!.. Что это значит? Это все только цветы?

Макс. Цветы, письма, локоны, фотографии. Мы занимались сейчас приведением их в порядок.

Бьянка (раздраженным голосом). В разные рубрики.

Макс. Да, очевидно.

Бьянка. И в какую я попала?

Макс. Я думаю… в эту! (Бросает конверт в камин).

Бьянка. О!

Макс (про себя). Я мщу за тебя, как могу, друг Анатоль… (громко). Так, а теперь не сердитесь… Садитесь сюда ко мне и расскажите что-нибудь о последних трех годах.

Бьянка. Как раз я теперь к этому расположена! Когда тебя так принимают.

Бьянка. Ведь я же ваш друг… Идите сюда, Бьянка… расскажите мнe что-нибудь!

Бьянка (позволяет усадить себя в кресло у камина). Что же вам рассказать?

Макс (опускаясь в кресло напротив нее). Например о «похожем» в Петербурге.

Бьянка. Несносный вы!

Макс. Итак…

Бьянка (сердито). Да что я должна рассказать.

Макс. Только начните… Был некогда… ну… был некогда большой, большой город…

Бьянка (с досадой). Там стоял большой, большой цирк.

Макс. И там была маленькая, маленькая артистка.

Бьянка. Она прыгала через большой, большой обруч… (легко смеется).

Макс. Видите… уже идет! (Занавес начинает медленно опускаться). В одной ложе… ну… в одной ложе сидит каждый вечер…

Бьянка. В одной ложе сидит каждый вечер один прекрасный, прекрасный… ах!

Макс. Ну… И…?

Занавес опустился.

Сувениры

Лица: Анатоль, Эмилия Комната Эмилии, убранная в меру элегантно. Вечерние сумерки. Окно открыто, вид на парк; верхушка дерева, еще с сохранившейся кое-где листвою, видна за окном.

Эмилия. А… так вот гдe ты! И за моим письменным столом?… Да, но что ты делаешь там? Ты роешься в моих ящиках?.. Анатоль!

Анатоль. Это мое право — и я был прав, как сейчас оказывается.

Эмилия. Ну — что ты нашел? Свои собственные письма!..

Анатоль. Как? — А это здесь?

Эмилия. Это?

Анатоль. Это два маленьких камня?.. Один рубин, и этот другой, темный? — Я их обоих не знаю, они не от меня!..

Эмилия. Нет… я… забыла…

Анатоль. Забыла? Так хорошо они были спрятаны; там, в углу этого самого нижнего ящика. Сознайся лучше сразу, вместо того, чтобы лгать, как все… Так… ты молчишь?… О, дешевое негодованье… Легко молчать, когда ты виновата и уничтожена! Теперь, однако, я поищу дальше. Где ты спрятала другие украшения?

Эмилия. У меня нет других.

Анатоль. Ну — (с силою вытягивает ящики).

Эмилия. Не ищи — клянусь тебе, у меня ничего нет.

Анатоль. А эти — почему эти здесь?

Эмилия. Я была неправа… быть может!..

Анатоль. Быть может!.. Эмилия! Мы накануне того дня, когда я хотел жениться на тебе. Я искренно верил, что все прошлое забыто… Все… Письма, веера, тысячи безделушек, которые напоминали мне то время, когда мы не знали друг друга… все это мы вместе с тобой бросили в огонь… Браслеты, кольца, сережки… все это мы раздарили, разбросали — они полетели с моста в воду, через окно на улицу… Здесь на коленях предо мной ты клялась мне… «Все, все прошло — только в твоих объятьях я постигла, что такое любовь…» Я естественно поверил тебе… потому что мы верим всему, что нам говорят женщины, от первой лжи, которая нас делает блаженными…

Эмилия. Что же мне вновь клясться?

Анатоль. К чему это?.. Все кончено… кончено между нами… О, как искусно ты играла! Как в лихорадке, будто с намерением отмыть всякое пятнышко от твоего прошлого, ты стояла здесь пред камином, когда листки, связки и разные безделушки пылали в огне… А как ты рыдала в моих объятьях, когда мы прогуливались по берегу реки и бросили тот драгоценный браслет в мутную воду, где он тотчас и потонул… как ты там плакала, — эти слезы просветления, слезы раскаяния… глупая комедия! Видишь теперь, что все это было напрасно? Что я все же не доверял тебе? Что я имел основание порыться там у тебя?.. Почему ты не говоришь?… Почему не защищаешься?..

Эмилия. Потому что ты хочешь покинуть меня.

Анатоль. Но я хочу знать, что значат эти два камня… Почему именно их ты сохранила?

Эмилия. Ты меня больше не любишь?..

Анатоль. Правду, Эмшия… я хочу знать правду!

Эмилия. К чему, раз ты меня больше не любишь?

Анатоль. Может быть, в правде заключается нечто —

Эмилия. Ну, что?

Анатоль. Нечто такое, что мне все это дело… объяснит… Слышишь — Эмилия, мне вовсе не доставляет удовольствия считать тебя негодной!

Эмилия. Ты мне прощаешь?

Анатоль. Ты должна мне сказать, что обозначают эти камни!

Эмилия. И тогда ты мне простишь?

Анатоль. Этот рубин, что он обозначает, зачем ты его сохраняешь?

Эмилия. И ты спокойно будешь слушать?

Анатоль. Да… но говори же наконец!..

Эмилия. Этот рубин… из одного медальона… он… выпал…

Анатоль. От кого был этот медальон?

Эмилия. Не в этом дело… Он был на мне… в один памятный день… на простой цепочке… на шее.

Анатоль. От кого ты его получила!

Эмилия. Это безразлично… кажется, от моей матери… Видишь ли, если бы я была такая негодная, как ты думаешь, я могла бы сказать тебе: я сохранила его потому, что он был от моей матери — и ты поверил бы мне… Я же сохранила этот рубин потому… что он выпал из моего медальона в тот день, воспоминание о котором… мне дорого…

Анатоль. Дальше!

Эмилия. Мне становится так легко, что я могу рассказать тебе это. — Скажи, ты не высмеял бы меня, если бы я вздумала ревновать тебя к твоей первой любви?

Анатоль. Это к чему?

Эмилия. И все же воспоминание о ней — нечто обаятельное, одно из тех страданий, которые нам кажутся — лаской… и затем… для меня имеет большое значение тот день, в который я узнала ощущение, которое связывает меня — с тобой. О, нужно научиться любить, чтобы любить так, как я тебя_ люблю!.. Если бы мы встретили друг друга в то время, когда для нас любовь была чем-то новым, кто знает, не прошли ли бы мы без внимания один мимо другого?… О! не качай головой, Анатоль, это так, и ты сам говорил однажды.

Анатоль. Я сам?

Эмилия. Быть может, это хорошо, так говорил ты, мы оба должны были созреть сначала для этой высоты страсти.

Анатоль. Да… у нас всегда наготове какое-нибудь утешение этого рода, когда мы любим падшую.

Эмилия. Этот рубин, я совсем откровенна с тобой, означает воспоминание об этом дне…

Анатоль. Так скажи… скажи же…

Эмилия. Ты знаешь уже… Да… Анатоль… воспоминание о том дне… Ах!.. я была дурочка… шестнадцати лет!

Анатоль. А он двадцати — и большой, и брюнет!..

Эмилия (невинно). Не помню уже больше, мой дорогой… Помню только лес, который вокруг шумел, помню весенний день, который улыбался над деревьями… ах, помню солнечный луч, который проникал сквозь кусты и блестел на ковре из желтых цветов —

Анатоль. И ты не проклинаешь дня, который похитил тебя у меня, прежде чем я узнал тебя?

Эмилия. Быть может, он дал мне тебя!.. Нет, Анатоль, как бы там ни было, я не проклинаю того дня и не хочу лгать тебе, что я когда-нибудь проклинала его… Анатоль, что я тебя люблю как никого никогда — и как тебя никогда не любили — ты знаешь это… Но если каждый час, который я когда-нибудь переживала, потерял бы всякое значение от первого твоего поцелуя, — всякий, кого бы я ни встретила, исчезал всегда из моей памяти — могу ли я ради этого забыть минуту, которая сделала меня женщиной?

Анатоль. И ты утверждаешь, что ты меня любишь?

Эмилия. Я едва могу припомнить черты лица того человека; я не помню уже его взгляда —

Анатоль. А того, что ты в его объятиях пережила первые стоны любви… Что из его сердца впервые влилось в твое сердце то теплое чувство, которое из исполненной предчувствия девушки сделало тебя знающей женщиной, этого ты не можешь забыть в нем, благодарная душа! А того ты не видишь, что признание твое доводит меня до бешенства, что ты сразу вновь растревожила все дремавшее прошлое!.. Да, теперь я опять знаю, что ты можешь грезить еще о других поцелуях, кроме моих, и когда ты закрываешь глаза в моих объятиях, перед тобой стоит другой образ, а не мой!

Эмилия. Как неверно ты меня понимаешь!.. Ты, конечно, прав, когда говоришь, что нам следовало бы разойтись…

Анатоль. Ну — как же я должен понимать тебя?..

Эмилия. Как хорошо женщинам, которые умеют лгать. Нет… Вы не выносите ее, не выносите правды!.. Скажи мне только еще одно: зачем ты меня постоянно умолял? «Я все бы простил тебе, только не ложь!..» Я еще слышу, как ты говорил мне это… А я… Я, которая призналась тебе во всем, которая такой униженной, такой жалкой стояла пред тобой, я прямо в глаза тебе крикнула: «Анатоль, я падшая, но я люблю тебя!» Ни одна из уверток, которые у других всегда готовы на устах, не пришла мне в голову. — Нет, я высказала прямо: Анатоль, я любила веселую жизнь; Анатоль, я жаждала ощущений, — у меня пылкая кровь — я продавалась, отдавалась — я недостойна твоей любви… Помнишь ли ты также, что это все я сказала тебе перед тем, как ты в первый раз поцеловал мою руку?… Да, я хотела бежать от тебя, потому что я тебя любила, но ты преследовал меня… ты, как милостыни, просил моей любви… и я не хотела тебя, потому что я боялась загрязнить человека, которого я больше, которого я иначе, — ах, первого мужчину, которого я любила!.. И ты взял меня, и я стала твоею!.. Как я трепетала… дрожала… рыдала… И ты поднял меня так высоко, ты возвратил мне вновь все, одно за одним, что они у меня взяли… в твоих страстных объятиях я стала тем, чем не была никогда: чистой и счастливой… ты был так велик… ты мог простить… а теперь…

Анатоль. А теперь?..

Эмилия. А теперь ты гонишь меня прочь именно потому, что я все же похожа на других.

Анатоль. Нет… нет, на других ты не похожа.

Эмилия (нежно). Что же ты хочешь… Чтобы я его выбросила… этот рубин?…

Анатоль. Я не велик, нет… наоборот, я очень мелочен… брось его прочь, этот рубин… (рассматривает его). Он выпал из медальона… Он лежал в траве — под желтыми цветами… солнечный луч упал на него… и он заблестел… (длинное молчание) — Пойдем, Эмилия, на дворе темнеет, мы прогуляемся в парк…

Эмилия. Не слишком ли холодно будет?…

Анатоль. О нет, уже пахнет просыпающейся весною…

Эмилия. Как хочешь, мой дорогой!

Анатоль. Да — а этот камень…

Эмилия. Ах этот…

Анатоль. Да, этот темный — как с ним обстоит дело — что он?!..

Эмилия. Знаешь ты, что это за камень?…

Анатоль. Ну —

Эмилия (с гордым, алчным взглядом). Это черный бриллиант!

Анатоль (поднимается). А!

Эмилия (взгляд ее сосредоточен на камине). Редкость!

Анатоль (С скрытым бешенством). Почему… гм… зачем ты его… сохранила?..

Эмилия (все смотрит на камень). Потому что… он стоит двести тысяч…

Анатоль (вскрикивает). А!.. (Бросает бриллиант в камин).

Эмилия (кричит). Что ты делаешь!.. (нагибается, берет кочергу, разгребает пылающие угли, чтобы найти камень).

Анатоль (смотрит на нее секунды две; она с пылающими щеками стоит на коленях перед камином затем произносит спокойно). Продажная тварь! (Уходит).

Прощальный ужин

Лица: Анатоль, Макс, Анна, лакей Отдельный кабинет у Захера. Анатоль, стоя у дверей, отдает приказания лакею. Макс сидит в кресле.

Макс. Слушай — скоро ты кончишь?

Анатоль. Сию секунду! — Понял все? (лакей уходит).

Макс (Анатоль в это время возвращается к средине комнаты). А вдруг она совсем не придет!?

Анатоль. Почему же «совсем»! Теперь — теперь всего десять часов! Она и не может еще быть здесь!

Макс. Балет уже давно кончился!

Анатоль. Оставь, пожалуйста — нужно же ей снять грим — и переодеться! — Я, впрочем, пробегу напротив — подожду ее!

Макс. Смотри, не избалуй ее!

Анатоль. Избаловать?! — Если бы ты знал…

Макс. Я знаю, я знаю, ты обращаешься с ней грубо… Если бы только это не было своего рода баловством.

Анатоль. Я хотел сказать совсем другое! — Да… если бы ты знал…

Макс. Так скажи же наконец…

Анатоль. Я в очень торжественном настроении!

Макс. Ты хочешь, пожалуй, сделать ей предложение?

Анатоль. О нет — гораздо торжественнее!

Макс. Ты женишься на ней завтра?

Анатоль. Нет, какой ты, право, непроницательный! — Не бывает разве торжественных настроений души, которые со всей этой грязью, окружающей нас извне, не имеют ничего общего?

Макс. Стало быть — ты открыл доселe тебе неизвестный уголок в мире ощущений — не так ли? Как будто бы она что-нибудь смыслит в этом!

Анатоль. Ты плохо угадываешь… я праздную просто… конец!

Макс. Ах!

Анатоль. Это — прощальный ужин!

Макс. Ну — а я то в таком случае здесь причем?

Анатоль. Ты должен закрыть глаза нашей любви!

Макс. Пожалуйста, оставь безвкусные сравнения!

Анатоль. Я откладываю этот ужин уже восемь дней.

Макс. У тебя будет, по крайней мере, хороший аппетит сегодня…

Анатоль. То есть… мы ужинали каждый вечер вместе… эти восемь дней, но я не находил слова… настоящего! Я не решался… ты не можешь себе представить, как все это дергает нервы!

Макс. Зачем же я тебе, наконец?! Должен я подсказать тебе это слово?

Анатоль. Ты должен присутствовать на всякий случай — ты должен помочь мне, когда это будет необходимо — ты должен смягчить — успокоить — заставить понять.

Макс. Не можешь ли ты прежде сообщить мне зачем все это должно произойти?

Анатоль. С удовольствием!.. Потому что мнe с ней скучно!

Макс. Тебя, стало быть, занимает другая?

Анатоль. Да!..

Макс. Так… так!..

Анатоль. И что это за женщина!

Макс. Тип?

Анатоль. Ни мало!.. Нечто новое — нечто единственное!

Макс. Ну, да… О типе говорят уже всегда к концу.

Анатоль. Представь себе девушку — как бы тебe сказать… три четверти такта.

Макс. Ты все же еще под впечатлением балета!

Анатоль. Да… Я, однако, ничем не могу помочь тебе… она напоминает мне нечто вроде модного венского вальса — сентиментальное веселье… улыбающаяся, лукавая грусть такова ее сущность… Маленькая, милая, белокурая головка, знаешь… так… ну, это трудно описать… тебе становится тепло у ней, ты чувствуешь себя удовлетворенным… Когда я приношу ей букет фиалок — у нее набегает слезка на глаза…

Макс. А ты попробуй поднести ей браслет.

Анатоль. О, голубчик — это сюда не годится — ты заблуждаешься — поверь… С нею я и не ужинал бы здесь… В ее вкусе — трактирчики предместья, простенькие — с безвкусными обоями, с парою мелких чиновников за соседним столиком. Последнее время я проводил с нею вечера в таких трактирчиках.

Макс. Как? Ты ведь только что сказал, что ты проводил вечера с Анни.

Анатоль. Да, и это тоже верно. Последнюю неделю мне приходилось ужинать каждый день два раза: с одною, чтобы ее увлечь — с другой, чтобы от нее отделаться… К сожалению мне еще не удалось ни то, ни другое…

Макс. Знаешь что? Сведи-ка как-нибудь Анни в подобного рода кабачок, а новую с белокурой головкой к Захеру… Быть может тогда дело пойдет на лад!

Анатоль. Ты не понимаешь сути дела, так как ты не знаешь еще моего нового увлечения. Она — сама скромность! — О, поверь — это девица — посмотрел бы ты, что она делает, когда я хочу заказать вино подороже…

Макс. Слезка на глазах — не так ли?

Анатоль. Она не соглашается ни под каким видом!..

Макс. Значит, ты пьешь дешевенькое винцо последнее время?

Анатоль. Да… — с десяти часов — потом — разумеется, шампанское… Такова жизнь!

Макс. Ну… прости однако… жизнь не такова!

Анатоль. Представь себе только этот контраст! Что же меня касается, то я им сыт по горло! Это опять один из тех случаев, которые говорят мне, что в основе я чрезвычайно честная натура.

Макс. Так!.. Ах подумаешь!

Анатоль. Я не могу дальше вести эту двойную игру. Я теряю всякое уважение к себе!..

Макс. Послушай, Анатоль! — Ведь пред тобою я, я… Предо мной право же не стоит разыгрывать комедию!

Анатоль. Отчего же — раз ты кстати здесь… Однако, серьезно… Я не могу притворяться любящим, когда я ничего больше не ощущаю!

Макс. Ты притворяешься только там, где ты еще что-нибудь чувствуешь…

Анатоль. Я это прямо так и сказал Анни — сейчас же, в самом начале знакомства… когда мы клялись друг другу в вечной любви: знаешь, дорогая Анни, кто из нас в один прекрасный день почувствует, что дело идет к концу — тот скажет это другому прямо…

Макс. Ах, это было в тот момент, когда вы клялись друг другу в вечной любви… Это прекрасно!

Анатоль. Я ей часто повторял: — мы не имеем ни малейших обязательств друг перед другом — мы свободны! Мы спокойно разойдемся, когда наше время пройдет — только никакого обмана — обман мне противен!..

Макс. Ну, в таком случае все пойдет как по маслу — сегодня!

Анатоль. Увы!.. теперь, когда я это должен произнести— я не доверяю себе… ведь это принесет ей страдания… Я не могу выносить слез. — В конце концов, я вновь влюблюсь в нее, когда она заплачет — а тогда ведь я обману другую!

Макс. Нет, нет — только никакого обмана — обман мне противен!

Анатоль. В твоем присутствии все сойдет непринужденнее!.. От тебя веет холодом, здоровьем, весельем, от которого замерзнет сентиментальное настроение, связанное с разлукой!.. Перед тобой не плачут!..

Макс. Ну — я, словом, на всякий случай — это, значит, все, чем я могу служить тебе… Но только не говорить с ней… только не это… это было бы против моего убеждения… ты слишком добрый малый…

Анатоль. Слушай, дорогой Макс — до некоторой степени ты мог бы все же, пожалуй даже… ты мог бы сказать ей, что она во мне не Бог знает что теряет.

Макс. Ну — это, пожалуй, можно будет.

Анатоль. Что она найдет сотню других — и лучше, и богаче.

Макс. И умнее.

Анатоль. Нет, прошу тебя, без преувеличений — (лакей открывает дверь. Анни входит в накидке и в белом боа; у нее в руках желтые перчатки; — широкополая шляпа приколота небрежно).

Анни. Здравствуйте!

Анатоль. Здравствуй, Анни!.. Извини.

Анни. Ну, можно ли на тебя положиться! (Сбрасывает накидку) — я вышла — смотрю во все стороны — направо — налево — никого.

Анатоль. Тебе, к счастью, недалеко, всего через улицу!

Анни. Нужно все же держать свое слово! — Добрый вечер, Макс! (Анатолю) — Пожалуй — ты мог бы велеть подавать…

Анатоль. (Обнимает ее). Ты без корсета?

Анни. Что мне наряжаться в grande toilette для тебя? — Извини.

Анатоль. Для меня сойдет — но ты должна просить извинения у Макса!

Анни. Вот еще. — Это его наверное ничуть не стесняет, к тому же он не ревнив!.. Теперь… теперь… есть — (лакей стучит). Войдите! — Сегодня он стучит — обыкновенно ему это не приходит в голову (лакей входит).

Анатоль. Подавай! (Лакей уходит).

Анни. Ты не был сегодня на представлении?

Анатоль. Нет — мне нужно было…

Анни. Немного потерял! — Сегодня все было так сонно!..

Макс. Какая опера шла сегодня?

Анни. Не знаю… (Все садятся к столу). Я пришла в свою уборную — потом на сцену — ни о чем не думая… ни о чем!.. Впрочем, у меня есть что сообщить тебе, Анатоль.

Анатоль. Да, дитя мое? — И что-нибудь очень важное?

Анни. Да, сравнительно!.. Это, быть может, поразит тебя… (лакей подает).

Анатоль. Мне в самом деле интересно… я в свою очередь…

Анни. Ну… погоди немного… это не касается…

Анатоль. (Лакею) ступай… мы позвоним! (лакей уходит) Итак…

Анни. Да, мой милый Анатоль… это поразит тебя… а впрочем почему! Это вовсе не должно поразить тебя…

Макс. Вы получили прибавку жалованья?

Анатоль. Не перебивай ты ее…

Анни. Неправда ли дорогой Анатоль… Скажи — это остэндские или… другие какие…

Анатоль. Теперь она говорит об устрицах! Это остэндские!

Анни. Я так и думала… я обожаю устрицы. Это ведь… единственное блюдо, которое можно есть ежедневно.

Макс. Можно?! — Должно бы! — Должно!

Анни. Неправда ли? Я ведь и сказала.

Анатоль. Ты хотела сообщить мне что-то очень важное?

Анни. Да… Важно то оно во всяком случае — даже очень! — Припоминаешь ли ты одно условие?

Анатоль. Какое? — Не могу же я знать, что ты имеешь в виду!

Макс. Он совершенно прав!

Анни. Ну, я имею в виду следующее… Погоди как оно было только — Анни, сказал ты… мы никогда не будем обманывать себя…

Анатоль. Да… Да… ну!

Анни. Никогда не обманывать!.. Лучше сейчас говорить всю правду…

Анатоль. Да… я думаю…

Анни. Но если это уже слишком поздно?

Анатоль. Что ты говоришь?

Анни. О — еще не поздно! — Я говорю тебе во время — как раз во время… Завтра было бы, может быть, уже слишком поздно!

Анатоль. Ты одурела, Анни?!

Макс. Почему?

Анни. Анатоль, ты должен есть свои устрицы… иначе я ничего не скажу… ничего!

Анатоль. Что это значит? — «ты должен»!

Анни. Есть!

Анатоль. Ты должна говорить… я не переношу подобного рода шуток!

Анни. Помнишь — мы же условились, что мы должны сказать совсем спокойно, — если дело дойдет до того… а теперь дело именно подходит к тому.

Анатоль. То есть?

Анни. То есть: что я сегодня, к сожалению, в последний раз ужинаю с тобою.

Анатоль. Будь любезна — объяснись яснее…

Анни. Между нами все кончено — нужно покончить…

Анатоль. Да… скажи.

Макс. Вот прекрасно!

Анни. Что вы видите в этом прекрасного? — Ну, прекрасно или нет— но это так!

Анатоль. Мое дорогое дитя — я все еще не совсем понял… Тебе, вероятно, сделано предложение?…

Анни. Ах, если бы это было так! — Это не было бы достаточным основанием дать тебе отставку.

Анатоль. Дать отставку!?

Анни. Ну, пора раскрыть карты. — Я влюблена, Анатоль— безумно влюблена.

Анатоль. Можно узнать — в кого?

Анни. Скажите, Макс — чего Вы собственно смеетесь?

Макс. Это слишком весело!

Анатоль. Оставь его в покое… Нам нужно объясниться друг с другом, Анни! — За тобой объяснение…

Анни. Ну — ведь я же даю его тебе… Я влюблена в другого — и говорю это тебе прямо — потому что между нами было такое yсловиe…

Анатоль. Да… но, черт побери — в кого?

Анни. Только, милый друг — ты не смеешь грубить!

Анатоль. Я требую… решительно…

Анни. Прошу вас, Макс, позвоните — я так голодна!

Анатоль. Еще не хватало! — У нее аппетит! Аппетит во время такого объяснения!

Макс (Анатолю). Она ведь ужинает сегодня в первый раз! (Лакей входит).

Анатоль. Что тебе?

Лакей. Изволили звонить!

Макс. Подавай дальше! (Лакей уходит).

Анни. Знаете, господа… Катилини уезжает в Германию… это дело решенное…

Макс. Да… и ее так просто отпускают?

Анни. Ну… так просто — этого собственно нельзя сказать.

Анатоль (поднимается и ходит по комнате взад и вперед). Где вино? — Эй!.. Иван! Ты спишь, сегодня, кажется!

Лакей. Пожалуйте — вино…

Анатоль. Я не о том, которое на столе — можешь это понять! Я о шампанском!.. Ты знаешь, что я его пью с самого начала. (Лакей уходит).

Анатоль. Я прошу, наконец, объяснения!

Анни. Вам, мужчинам, нельзя ни в чем верить, ни в чем — абсолютно ни на столько! Когда я подумаю, как хорошо ты мне все это развивал: когда мы почувствуем, что дело идет к концу — мы скажем об этом друг другу и разойдемся с миром.

Анатоль. Скажешь ты мне наконец…

Анни. И вот теперь твое «с миром!»

Анатоль. Но, дитя мое, ты ведь понимаешь же, что меня интересует — кто…

Анни (пьет медленными глотками вино). А…

Анатоль. Пей… пей же!

Анни. Долго ты еще будешь…

Анатоль. Ты пьешь обыкновенно сразу.

Анни. Но, дорогой Анатоль — ведь я должна распроститься теперь и с бордосским — кто знает на сколько времени!..

Анатоль. К черту, еще раз! — Что ты там за чепуху еще плетешь!..

Анни. Теперь ведь не будет уже ни бордосского… ни устриц… ни шампанского! (Лакей приносит следующее блюдо) … ни филе с трюфелями! — Все это теперь прошло!

Макс. Господи Боже — какой у вас сентиментальный желудок! (Лакей подает). — Позвольте вам положить.

Анни. Благодарю вас! Довольно.

Анатоль (закуривает папиросу).

Макс. Ты не ешь больше?

Анатоль. Пока нет! (Лакей уходит). Итак, теперь еще раз повторяю: я хотел бы знать, кто этот счастливец!

Анни. А если я назову имя — ведь от этого ты не узнаешь больше.

Анатоль. Ну, какого сорта этот человек? Как ты с ним познакомилась? Как он выглядит?

Анни. Красив — картинка! — Это сущая правда…

Анатоль. Тебе этого довольно…

Анни. Да… тут уж распростишься с устрицами…

Анатоль. Это мы слыхали уже…

Анни. И с шампанским!

Анатоль. Однако же, черт возьми, — у него ведь и другие качества есть еще, кроме того, что он не может угощать тебя устрицами с шампанским.

Макс. Он прав — ведь это же не профессия…

Анни. Что мне до того — если я его люблю? — Я отказываюсь от всего — в этом есть что-то новое, что-то, чего я еще никогда не переживала.

Макс. Но, видите ли… плохую пищу Анатоль также при вашем желании мог бы предложить вам!

Анатоль. Кто он такой? — Приказчик? — Трубочист? — Нефтяной комиссионер?

Анни. Нет, друг мой — оскорблять его я не позволю!

Макс. Так скажите же, наконец, кто он такой!

Анни. Артист!

Анатоль. Какой?… Вероятно по части трапеции? Для вас ведь это важно — из цирка — верно? Артист — наездник?

Анни. Перестань браниться! — Это мой коллега…

Анатоль. Стало быть — старые знакомые? Один из тех, с которым ты проводишь время в течение многих лет ежедневно — с которым ты меня, вероятно, уже давно обманываешь?

Анни. Тогда бы я тебе ничего не сказала! — Я положилась на твое слово — поэтому я и призналась во всем, пока еще не поздно.

Анатоль. Но влюблена ты в него уже — Бог знает как давно? — И в душе ты меня уже давно обманула.

Анни. Этого ведь нельзя запретить!

Анатоль. Ты…

Макс. Анатоль!

Анатоль. Знаю я его?..

Анни. Пожалуй, встречаться с ним тебе не приходилось… он танцует только в хоре с… Но он пойдет дальше…

Анатоль. С каких пор… нравится он тебе?

Анни. С сегодняшнего вечера!

Анатоль. Не лги!

Анни. Это сущая правда — сегодня я почувствовала, что моя судьба…

Анатоль. Ее судьба!.. Слышишь ты, Макс — ее назначение!!

Анни. Да, это своего рода судьба!

Анатоль. Слышишь ты, — я хочу все знать — я имею право на это!.. Сейчас ты еще моя любовница!.. Я хочу знать, с каких пор начались эти шашни… как это началось… когда он осмелился…

Макс. Да… Правда — это вы должны нам рассказать…

Анни. Вот к чему приводит честность!.. Право… мне бы поступить так, как Фрицель со своим бароном — он и по сейчас ничего не знает, — она же тем временем уже в течение трех месяцев имеет интрижку с поручиком из пятого гусарского!

Анатоль. Не бойся, когда-нибудь нападет на след, ваш барон!

Анни. Очень просто! Ты бы, однако, ни за что не узнал — для этого я слишком ловка, а ты слишком глуп (наливает себе стакан вина).

Анатоль. Ты перестанешь пить!

Анни. Сегодня нет! Сегодня я хочу быть навеселе! Это как ни как в последний раз.

Макс. На восемь дней.

Анни. Навеки! С Карлом я останусь навсегда, потому что его я действительно люблю — потому что он весел, когда даже у него нет ни гроша — потому что он меня не будет мучить — потому что он милый, милый — славный мой!..

Анатоль. Ты не сдержала своего слова! Ты уже давным давно влюблена в него! — Это просто глупая выдумка — сказка о сегодняшнем вечере.

Анни. А по мне пусть и так, не верь!

Макс. Анни… расскажите нам всю историю… Знаете — целиком — или совсем не рассказывайте!.. Если вы уж хотите с миром разойтись — то вы не откажетесь доставить еще одно удовольствие Анатолю…

Анатоль. Я тебе тогда тоже кое-что расскажу…

Анни. Ну… началось это, скажем, так… (Входит лакей).

Анатоль. Ну, рассказывай же… рассказывай… (Садится к ней).

Анни. Это было уже, может быть, четырнадцать дней… или больше, — он подарил мне пару роз — при выходе… Я так смеялась! — такой робкий у него был при этом вид…

Анатоль. А почему ты мне ничего об этом не сказала…

Анни. Об этом? — Тогда мне пришлось бы много рассказывать!

Анатоль. Ну, дальше — дальше!

Анни. Потом на репетициях он так как-то особенно ходил вокруг меня — ну — я это заметила — и вначале это меня раздражало, а потом это меня стало радовать…

Анатоль. Очень просто!..

Анни. Ну… а затем мы разговаривали — и все в нем мне так понравилось…

Анатоль. О чем же вы говорили?…

Анни. Обо всем — как его выгнали из школы — и как он должен был поступить в обучение ремеслу — ну — и как в нем начала играть театральная жилка.

Анатоль. Недурно… И обо всем этом я никогда ни слова не слышал.

Анни. Ну… и тогда обнаружилось, что мы оба, когда были детьми жили на расстоянии двух домов друг от друга — были соседями…

Анатоль. Ах!! Соседи!.. Вот это чрезвычайно трогательно…

Анни. Да… да… (Пьет).

Анатоль. Дальше.

Анни. Что же тебе еще дальше? — Ведь я уже все тебе сказала! Это моя судьба — а против своей судьбы… я ничего не могу поделать… И… против… своей судьбы… я… не… могу… ничего… сделать…

Анатоль. Я хочу знать что-нибудь о сегодняшнем вечере…

Анни. Ну… что же… (Опускает голову).

Макс. Да она засыпает…

Анатоль. Разбуди ее!.. Убери вино от нее!.. Я должен знать, что произошло сегодня вечером… Анни! Анни!

Анни. Сегодня вечером… он мне сказал, — что он… меня любит!

Анатоль. И ты…

Анни. Я сказала, что это меня радует — и так как я не хочу обманывать его, то я говорю тебе: прощай…

Анатоль. Потому что ты его не хочешь обманывать?… Значит не ради меня?… Ради его!?

Анни. Что ж!.. Я ведь больше не люблю тебя!

Анатоль. Ну хорошо!.. К счастью, все это больше меня не огорчает!..

Анни. Да?!

Анатоль. Я также очень рад, так как имею возможность отказаться на будущее время от твоих ласк!

Анни. Да… да!

Анатоль. Да!.. Да!.. Уже давно я не люблю тебя!.. Я люблю другую!..

Анни. Ха… ха!.. Ха… ха!..

Анатоль. Давным давно!.. Спроси у Макса!.. Как раз перед твоим приходом — я ему рассказывал.

Анни. Да… Да…

Анатоль. Это девочка, за которую я отдам тысячу таких баб, как ты?…

Анни смеется.

Анатоль. Не смейся!.. Спроси у Макса…

Анни. Это ведь слишком комично!.. Теперь он хочет убедить меня в этом…

Анатоль. Это правда, говорю я тебе — клянусь тебе — это правда! — Уже давно я не люблю тебя… Я ни разу даже не думал о тебе, когда сидел с тобой вместе — и когда целовал тебя, я думал о другой! О другой! О другой!

Анни. Ну — значит мы теперь квиты!

Анатоль. Так — ты думаешь?

Анни. Да — квиты! Ведь это превосходно!

Анатоль. Да? — Нет — мы не квиты — о, нет — вовсе нет! Это не одно и тоже… Что ты пережила… и что я!.. Моя история несколько менее невинна…

Анни. Как? (Становится серьезнее).

Анатоль. Да… мою историю выслушаешь иначе.

Анни. В чем же… твоя история —

Анатоль. Ну — я — я изменял тебе —

Анни (встает). Как? — Как? —

Анатоль. Я изменял тебе, — как ты этого заслуживаешь — день изо дня — ночь в ночь — я шел от нее, когда я встречал тебя — я шел к ней, когда расставался с тобой —

Анни. …Это… подло!! (Идет к вешалке, набрасывает накидку и боа).

Анатоль. С вашей сестрой нужно торопиться — иначе вы опередите!.. Ну, по счастью, у меня нет никаких иллюзий…

Анни. Это и видно! — Да!!

Анатоль. Да… Это и видно — неправда ли? Теперь это видно.

Анни. Что мужчина в сто раз недальновиднее женщины —

Анатоль. Да, это видно! — Я был так недальновиден… Да!

Анни (надевает на шею боа, берет в руки шляпу и перчатки, становится перед Анатолем). Да… недальновиден! Этого… я тебе все же не сказала! (Хочет идти).

Анатоль. Как?! (За ней).

Макс. Ах оставь ты ее! — Ведь ты же не сойдешься с ней опять!

Анатоль. «Этого!» — Ты мне не сказала? — Чего!? Что ты?… Что ты… что —

Анни (у дверей). Никогда бы я тебе этого не сказала… никогда… таким недальновидным может быть только мужчина —

Лакей (входит с кремом). — О! —

Анатоль Убирайся к черту со своим кремом.

Анни. Как!? Ванильный крем!!.. Да! —

Анатоль. Ты еще смеешь! —

Макс. Оставь ты ее! — Нужно же ей распроститься и с кремом — навеки! —

Анни. Да… с удовольствием! — с бордосским, с шампанским, с устрицами — и особенно с тобой, Анатоль! — (Вдруг с банальной усмешкой идет от двери к коробке с папиросами, которая стоит на трюмо и прячет в карман полную горсть папирос). Не для себя! Это я снесу ему! (Уходит).

Анатоль. (Бросается за ней, у двери останавливается…) —

Макс. (Спокойно). Ну… видишь… Все сошло как по маслу!..

Занавес падает

Агония

Лица: Анатоль, Макс, Эльза Комната Анатоля. Начало сумерек. Комната некоторое время пуста, потом входят Анатоль и Макс.

Макс. Ну, вот… я даже поднялся с тобой наверх!

Анатоль. Останься еще немного.

Макс. Мне кажется, что я тебе помешаю?

Анатоль. Прошу тебя, останься! У меня вовсе нет охоты сидеть одному — а, кто еще знает, придет ли она!

Макс. Так!

Анатоль. Семь раз из десяти я жду напрасно!

Макс. Я бы этого не выдержал!

Анатоль. К тому же иногда приходится верить отговоркам — увы! бывают и основательные.

Макс. Все семь раз?

Анатоль. Почем я знаю!.. Уверяю тебя, нет ничего ужаснее — быть любовником замужней женщины!

Макс. О, все же… на месте ее супруга я был бы, например, с меньшим удовольствием!

Анатоль. Теперь это тянется уже — сколько —? — Два года — что я! — больше! — Уже на масленице исполнилось два— теперь это уже третья «весна нашей любви»…

Макс. Но что с тобой такое!

Анатоль (в пальто, с палкой, тяжело опускается в кресло, которое стоит у окна). Ах, я устал — я нервничаю, я сам не знаю, чего я хочу…

Макс. Уезжай!

Анатоль. Зачем?

Макс. Чтоб сократить конец!

Анатоль. Что ты понимаешь под словом — конец!?

Макс. Уже не раз мне приходилось видеть тебя в таком состоянии — в последний раз, помнишь, ты долго не мог решиться распроститься с той глупой девчонкой, которая, право, не стоила твоих страданий.

Анатоль. Ты думаешь, что я ее больше не люблю?..

Макс. О! Это было бы великолепно… в этой стадии уже не страдают!.. Теперь ты проделываешь нечто худшее, чем сама смерть — это что-то медленно отравляющее.

Анатоль. Однако, у тебя манера преподносить приятные вещи! — Но ты прав — это агония!

Макс. Сознавать свое положение — в этом уже есть что-то утешительное. И не нужно тут никакой философии! — Не к чему забираться в глубины великой всеобщности; — достаточно будет понять особенность данного случая и обнажить его глубокие корни.

Анатоль. Не Бог знает, какое удовольствие ты предлагаешь мне.

Макс. Это лишь мое мнение. — Я уже за день насмотрелся на тебя, уже в Пратере. — ты был бледен и скучен, как сама смертная тоска.

Анатоль. Она рассчитывала сегодня выехать.

Макс. А ты ведь радовался, что мы не встретили ее; ты говорил, что у тебя нет больше той улыбки, которой ты приветствовал ее два года тому назад.

Анатоль (встает). И как это только происходит! — Объясни мне, как это только является? — Мне предстоит, значит, еще раз пережить это медленное, постепенное, бесконечно печальное увядание? — Ты не знаешь, как я боюсь этого! —

Макс. Потому-то я и говорю тебе: уезжай! — Или имей храбрость сказать ей всю правду.

Анатоль. Но что сказать? и как?

Макс. Ну, очень просто: все кончено.

Анатоль. Такого рода правдой нечего особенно хвастать; к тому-же это ничто иное, как грубая прямолинейность людей, уставших обманывать.

Макс. Конечно! Вы предпочитаете посредством тысячи хитростей скрывать друг от друга, что вы уже не те, какими были раньше, вместо того, чтобы с быстрой решительностью разойтись друг с другом. Только к чему это? —

Анатоль. Потому что сами мы не верим в это. Потому что среди этой бесконечной пустоты агонии бывают особенные, обманчивые моменты расцвета, когда все прекраснее, чем когда-либо было раньше!.. Никогда нет у нас такой огромной жажды счастья, как в эти последниe дни любви, — и если тут случится какое-нибудь настроение, какое-нибудь случайное опьянение, что-нибудь почти ничтожное, переодетое в костюм счастья, мы не хотим срывать маску… Тогда приходят минуты, когда делается стыдно, что ты считал все блаженство оконченным — тогда, без слов, выпрашиваешь друг у друга прощенья за многое. — Так устаешь от страха смерти — и вот жизнь вдруг опять берет свои права — жизнь более горячая, более пылкая, чем прежде — и более обманчивая, чем когда-нибудь.

Макс. Не забывай только одного: конец этот наступает часто раньше, чем мы предчувствуем! — Бывает счастье, которое начинает умирать с первым поцелуем. — Разве ты не знаешь, что тяжело-больные до последнего момента считают себя здоровыми? —

Анатоль. Я не принадлежу к этим счастливцам! — Это факт! — Я всегда был гипохондриком любви… Быть может, чувства мои не были никогда такими больными, как я думал — тем хуже! — Иногда мне кажется, что вера в дурной глаз оправдывается на мне… Только он у меня обращен внутрь, и мои лучшие ощущения чахнут от него.

Макс. Тогда нужно гордиться своим дурным глазом.

Анатоль. Ах, нет, я завидую другим! — Знаешь, тем счастливцам, для которых каждый новый шаг жизни — новая победа! — Я всегда должен быть наготове с чем-нибудь покончить; я останавливаюсь, — размышляю, отдыхаю, тащу за собою! — Те, другие, покоряют играя, при самом переживании… Это для них одно и то же.

Макс. Не завидуй им, Анатоль — они не покоряют, они только проходят мимо!

Анатоль. А разве это тоже не счастье? — У них нет, по крайней мере, своеобразного чувства вины, которое составляет тайну наших страданий при расставании.

Макс. Какой же вины?

Анатоль. Разве мы не обязаны ту вечность, которую мы обещаем женщине, вложить в те два года или те два часа, в течение которых мы ее любим? Мы никогда не могли этого, никогда! — С этим сознанием вины мы расстаемся с каждой — и наша тоска обозначает только тихое признание. Это и есть наша последняя крупица порядочности!

Макс. Иногда же наша первая…

Анатоль. И все это причиняет столько страданний!

Макс. Дорогой мой, для тебя все эти длительные связи вообще нехороши… У тебя слишком тонкое чутье.

Анатоль. Как я должен понимать тебя?

Макс. Твое настоящее всегда тащит за собою целый тяжелый багаж неперебродившего прошлого… И вот первые годы твоей любви начинают вновь тлеть и в твоей душе нет сил, чтобы оттолкнуть воспоминания. — Какие же естественные следствия этого? — Они заключаются в том, что даже в наиболее здоровые, наиболее цветущие мгновенья твоего настоящего слышится запах этой тлении — и атмосфера твоего бытия непоправимо отравлена.

Анатоль. Это может быть и так.

Макс. А потому в тебе вечная смесь из прошлого, позднейшего и настоящего; все это постоянные, неясные переходы! Прошлое не является для тебя простым, застывшим фактом, оно не отрешилось от тех настроений, которые вызвали его существование — нет, настроения остаются, давят своим тяжелым бременем, они становятся только бледнее, блеклее — и только мало помалу отмирают.

Анатоль. Пусть так! И из этой туманной области поднимаются болезненные испарения, которые так часто портят мои лучшие мгновения. От них-то я и хотел бы спастись.

Макс. Я замечаю, к величайшему моему изумлению, что человеку иногда хочется изречь нечто глубокомысленное!.. И вот у меня сейчас язык чешется — будь тверд, Анатоль — излечись!

Анатоль. Ты сам ведь смеешься, даже когда произносишь эти слова!.. Возможно, что я был бы способен на это! — Мне не хватает, однако, самого главного — потребности в этом! — Я чувствую, как много я бы потерял в тот день, когда я вдруг нашел бы себя «твердым»!.. Есть так много болезней и только одно здоровье! Здоровье все ощущают одинаково, болезнь всякий по-своему.

Макс. Разве? Что это — тщеславие?

Анатоль. А если бы и так? А ты уж так уверен, что тщеславие недостаток, что ли?…

Макс. Из всего этого я заключаю только, что ты не хочешь уехать.

Анатоль. Быть может, я еще и уеду, — допустим! — Но я должен сам себя огорошить этим — тут не должно быть предвзятости, — предвзятость портит все! — Самое ужасное в этом то, что нужно укладывать вещи в чемодан, велеть позвать извозчика — сказать ему: пошел — на вокзал!

Макс. Я позабочусь о всем этом! (В это время Анатоль идет быстро к окну и смотрит на улицу). Что с тобой такое?

Анатоль. Ничего…

Макс. Ах, да… я было забыл совсем… Сейчас ухожу.

Анатоль. Видишь ли — в настоящее мгновение у меня такое опять настроение, будто?

Макс. —

Анатоль. Будто я обожаю ее!

Макс. Этому есть одно простое объяснение: что ты действительно обожаешь ее — в это мгновение!

Анатоль. Прощай пока — но извозчика еще не нанимай!

Макс. Не будь таким малодушным!.. Скорый поезд в Триест отходит еще через четыре часа — багаж можно и после прислать.

Анатоль. Очень благодарен!

Макс (у дверей). Не могу никак уйти без афоризма!

Анатоль. Пожалуйста?

Макс. Женщина — загадка!

Анатоль. О!

Макс. Дай же кончить! Женщина загадка: — так говорят! Какой загадкой были бы мы для женщины, если бы она была достаточно умна, чтобы подумать об этом.

Анатоль. Браво! браво!

Макс делает низкий поклон и уходит…

Анатоль (некоторое время один, ходит по комнате взад и вперед; затем садится к окну и курит папироску. Звуки скрипки раздаются с верхнего этажа — пауза — слышны шаги в коридор… Анатоль настораживается, встает, кладет папироску на пепельницу и быстрыми шагами идет навстречу входящей глубоко лавуалированной Эльзе.

Анатоль. Наконец-то!..

Эльза. Да, уже поздно… да, да! (Снимает шляпу и вуаль) — Я не могла раньше — никак невозможно!

Анатоль. Не можешь ли ты объяснить мне?… Ожидание делает меня таким нервным! Зато — ты останешься?..

Эльза. Не надолго, друг мой — мой муж…

Анатоль с досадой отворачивается.

Эльза. Видишь — какой ты опять!.. Ведь я же ничего тут не могу поделать!

Анатоль. Ну, да — твоя правда!.. Раз это так — нужно приноравливаться… Иди, сокровище мое, сюда!.. (Они подходят к окну).

Эльза. Меня могут увидеть!..

Анатоль. Теперь темно — кроме того эта занавеска закрывает нас! Так досадно, что ты не можешь остаться подольше!.. Я не видал тебя уже целых два дня!.. Да и последнее свидание продолжалось всего лишь несколько минут!

Эльза. Разве ты любишь меня?…

Анатоль. Ты же знаешь — ты для меня все, все!.. Быть вечно с тобой…

Эльза. Я так же очень люблю бывать у тебя!..

Анатоль. Иди… (притягивает ее к себе на кресло)... Твою руку! (подносит ее руку к своим губам)… Слышишь, там наверху старик играет?… Чудно… неправда ли?…

Эльза. Дорогой мой!

Анатоль. Подумай только — быть вот так с тобой, где-нибудь на озере Комо… или в Венеции…

Эльза. Там я была во время моего свадебного путешествия…

Анатоль (со скрытым раздражением). К чему тебе теперь об этом говорить?

Эльза. Ведь я же люблю только тебя! Я и любила то только тебя! Никогда, никого другого не любила — и ни капли не любила своего мужа…

Анатоль (складывая руки). Молю тебя!.. Неужели ты, хоть в течение нескольких секунд, не можешь вообразить себя незамужней?… Упейся же прелестью этой минуты — вообрази себе, что мы двое — одни на свете… (Бьют часы).

Эльза. Который час?..

Анатоль. Эльза, Эльза — не спрашивай!.. Забудь, что есть другие люди на свете — ведь ты со мной!

Эльза (нежно). Разве я недостаточно еще забыла для тебя?…

Анатоль. Дорогая моя… (целует ей руку).

Эльза. Мой дорогой Анатоль…

Анатоль (мягко). Что там еще, Эльза?…

Эльза показывает знаками, улыбаясь, что ей пора уйти.

Анатоль. Ты думаешь?

Эльза. Я должна идти!

Анатоль. Ты должна?

Эльза. Да.

Анатоль. Должна?… Теперь… теперь?.. Так ступай же! (Уходит от нее).

Эльза. С тобой нельзя говорить…

Анатоль. С тобой нельзя говорить! (Ходит взад и вперед по комнате). И ты не понимаешь, что такая жизнь должна доводить меня до исступления?…

Эльза. И это благодарность!

Анатоль. Благодарность, благодарность!.. За что благодарить?… Разве я не платил тебе тем же, чем ты мне?… Разве я тебя меньше люблю, чем ты меня?… Разве я тебя не делаю столь же счастливой, как ты меня?… Любовь… безумие… страдание!.. Но благодарность?… При чем здесь это глупое слово?…

Эльза. Значит никакой… ни капли благодарности я не заслужила от тебя?… Я, которая всем для тебя пожертвовала?

Анатоль. Пожертвовала?… Я не хочу никакой жертвы. А если здесь была жертва, то ты никогда не любила меня.

Эльза. Еще этого недоставало… Я его не люблю… я, которая изменила для него мужу… Я, я… не люблю его!

Анатоль. Я ведь этого вовсе не сказал!

Эльза. О, что я наделала!

Анатоль (останавливаясь перед ней). О, что я наделал!.. Еще как раз недоставало этого восхитительного восклицания!.. Что ты наделала? Я расскажу это тебе… ты была глупой, семилетней девчонкой — ты вышла замуж, по тому что нужно ведь выйти замуж. Ты совершила свадебное путешествие… была счастлива… в Венеции…

Эльза. Никогда!..

Анатоль. Счастлива… в Венеции… на озере Комо… была же ведь и любовь… в известные моменты, по крайней мере.

Эльза. Никогда!

Анатоль. Как?… Разве он не целовал тебя… не обнимал?… Разве ты не была его женой?… Потом вы возвратились… тебе стало скучно… само собой разумеется… ведь ты прекрасна… элегантна… и женщина!.. А он просто дуралей!.. И вот пришли годы кокетства… я допускаю, только кокетства!.. До меня ты никого не любила, как ты говоришь. Положим, доказать этого нельзя — но я допускаю это; допустить противоположное мне было бы неприятно.

Эльза. Анатоль! Кокетство! Я!

Анатоль. Да… Кокетство! А что значит быть кокеткой? Это значит иметь желанья и вместе лгать!

Эльза. И такой была по твоему я?…

Анатоль. Да… ты!.. Потом пришли годы борьбы… Ты колебалась!.. Неужели мне никогда не суждено пережить свой роман?… Ты становилась все прекрасней… твой муж все скучнее, глупее и уродливее… Наконец, это должно было прийти… и ты обзавелась любовником. Этот любовник — благодаря игре случая — я!

Эльза. Благодаря игре случая… ты!

Анатоль. Да, благодаря игре случая… потому что, не будь меня — был бы другой на моем месте! — Ты чувствовала себя несчастной в браке или недостаточно счастливой… Ты хотела быть любимой. Ты немного флиртовала со мной, болтала о grande possion — и в один прекрасный день, смотря на одну из своих подруг, прокатившую мимо тебя в экипаже или на какую-нибудь даму полусвета, сидевшую в соседней ложе, — ты подумала про себя: почему я не должна иметь своих удовольствий!.. И ты сделалась моей любовницей! Вот и все — и я не понимаю только, к чему здесь пышные фразы для столь незначительного приключения.

Эльза. Анатоль — Анатоль!.. Приключение?!

Анатоль. Да!

Эльза. Возьми назад твои слова… я заклинаю тебя!..

Анатоль. Что я должен взять назад — что же иное, как не приключение для тебя все это?…

Эльза. Ты искренно веришь в это?…

Анатоль. Да!

Эльза. Тогда я должна уйти!

Анатоль. Ступай — я тебя не удерживаю! (Пауза).

Эльза. Ты меня прогоняешь?…

Анатоль. Я… прогоняю тебя… cию минуту ты ведь сама сказала… «я должна уйти!»

Эльза. Анатоль… ведь, правда — я должна!.. Неужели этого не понимаешь…

Анатоль (решительно). Эльза!

Эльза. Что?

Анатоль. Эльза… ты любишь меня?… Так скажи же…

Эльза. Я говорю — ради всего святого… каких еще доказательств тебе нужно еще от меня?…

Анатоль. Ты хочешь знать?… Хорошо!.. Может быть, я в состоянии буду поверить тебе, что ты меня любишь…

Эльза. Может быть… Это ты говоришь сегодня!

Анатоль. Ты меня любишь…

Эльза. Я молюсь на тебя…

Анатоль. Так — останься со мной!

Эльза. Как?…

Анатоль. Бежим со мной… Да?… со мной… в другой город… в иной мир… я хочу быть наедине с тобой!

Эльза. Что тебе взбрело в голову?..

Анатоль. Что мне «взбрело»?… Единственное естественное — да!.. Как могу я отпустить тебя… к нему… как мог я допускать это прежде?.. Да… как собственно переносишь это ты… ты, которая «молишься» на меня!.. Как? Из моих объятий, после моих горячих поцелуев, ты возвращаешься назад в тот дом, который ведь стал тебе чужим с тех пор, как ты принадлежишь мне?.. Нет… нет… мы попали в это положение… мы не подумали, как оно чудовищно! Ведь невозможно жить так дольше… Эльза, Эльза, ты уйдешь со мной!.. Ты молчишь… Эльза!.. В Сицилию… куда ты хочешь… за море, ради меня… Эльза!

Эльза. Что ты только говоришь?

Анатоль. Никого больше не будет между мной и тобой… За море, Эльза!.. и мы будем одни…

Эльза. За море?…

Анатоль. Куда хочешь!..

Эльза. Мое милое, дорогое… дитя…

Анатоль. Ты колеблешься?…

Эльза. Видишь, бесценный мой… к чему нам собственно это все…

Анатоль. Что?

Эльза. Уезжать… ведь это вовсе не нужно… Ведь мы можем и в Вене видеть друг друга почти столько, сколько угодно…

Анатоль. Почти столько, сколько угодно… Да… да… нам… это даже вовсе не нужно…

Эльза. Все это сумасбродство…

Анатоль. Ты права… (Пауза).

Эльза. Сердишься?… (Бьют часы).

Анатоль. Ты должна идти!

Эльза. Ради Бога… уже так поздно!..

Анатоль. Ну… так иди же…

Эльза. До завтра… Я буду у тебя уже к шести часам!

Анатоль. Как хочешь!

Эльза. Ты не поцелуешь меня?…

Анатоль. О, да…

Эльза. Погоди только, я уж сделаю опять тебя добрым… завтра!..

Анатоль (провожает ее до дверей). Прощай!

Эльза (у дверей). Еще один поцелуй!

Анатоль. Почему бы и нет… вот! (Целует ее, она уходит).

Анатоль (возвращается обратно в комнату). Этим поцелуем я сделал ее тем, чем она заслуживает быть… одною больше! (Передергивается). Глупо, глупо!..

Утро в день свадьбы Анатоля

Лица: Анатоль, Макс, Илона, Франц, служитель Со вкусом убранная комната молодого человека: двор направо ведет в переднюю; дверь налево, убранная гардинами — в спальню. Анатоль выходит на цыпочках из комнаты налево и осторожно затворяет дверь. Садится в Chaise-longue и нажимает электрическую кнопку; раздается звонок. Франц появляется из дверей направо и идет, не замечая Анатоля, к двери налево.

Анатоль (сначала не замечает Франца, затем быстро бросается к нему и не позволяет ему открыть дверь в спальню). Что ты так крадешься? Я вовсе тебя не слышал!

Франц. Что прикажете, барин?

Анатоль. Самовар!

Франц. Слушаю-с! (Уходит).

Анатоль. Тише, ты, умная голова! Не можешь ты ступать тише? (Идет на цыпочках к двери налево, приоткрывает ее). Она спит!.. Она все еще спит! (Закрывает дверь).

Франц. (Входит с самоваром). Прикажете две чашки, барин?

Анатоль. Конечно! (Раздается звонок). Посмотри там! Кого там еще принесло в такую рань? (Франц уходит).

Анатоль. Сегодня я положительно не в настроении жениться. Я с удовольствием отказался бы.

Франц. (Открывает дверь направо, входит Макс)

Макс (сердечно). Мой милый друг!

Анатоль. Тсс!.. Тише!.. Еще чашку, Франц!

Макс. Ведь тут уже две чашки!

Анатоль. Еще чашку, говорят тебе — и проваливай! (Франц уходит) Так… — А теперь, мой милый, скажи, какая нелегкая принесла тебя ко мне в восемь часов утра?

Макс. Теперь десять!

Анатоль. Ну, что заставило тебя явиться в десять?

Макс. Моя забывчивость.

Анатоль. Тише…

Макс. Но почему собственно? У тебя нервы расстроены.

Анатоль. Да, очень!

Макс. Тебе бы сегодня не следовало нервничать.

Анатоль. Итак — что тебе нужно?

Макс. Ты же знаешь, сегодня я буду шафером на твоей свадьбе; твоя обворожительная кузина Альма будет моей дамою!

Анатоль (беззвучно). К делу!

Макс. И вот — я забыл заказать букет, а в настоящее время я не помню, в каком платье будет фрейлен Альма: в белом, розовом, голубом или зеленом. Анатоль (сердито). Ни в коем случае не в зеленом!

Макс. Отчего ни в коем случае не в зеленом?

Анатоль. Моя кузина никогда не носит зеленого.

Макс (задетый). Не могу же я знать этого!

Анатоль (по-прежнему). Не ори так! Ведь можно все это уладить тихо-мирно.

Макс. Итак, ты вовсе не знаешь, в какого цвета платье она будет сегодня одета?

Анатоль. Розовое или голубое!

Макс. Но это же совсем разные вещи!

Анатоль. Ах, розовое или голубое, не все ли равно!

Макс. Для моего букета это, однако, вовсе не все равно!

Анатоль. Закажи два; можешь один приправить себе на голову.

Макс. Я пришел не затем, чтобы выслушивать твои тяжелые остроты.

Анатоль. Сегодня в два часа я выкину еще худшую!

Макс. Ты в недурном настроении для свадебного утра.

Анатоль. Я нервничаю!

Макс. Ты скрываешь что-то от меня.

Анатоль. Ничего!

Голос Илоны (из спальни). Анатоль!

Макс смотрит с изумлением на Анатоля.

Анатоль. Извини — одну минутку. (Идет к двери, ведущей в спальню и исчезает за ней на мгновенье; Макс смотрит за ним широко раскрытыми глазами; Анатоль целует Илону у двери, чего Максу не видно, закрывает двери и идет обратно к Максу).

Макс (возмущенный). Подобных вещей не делают!

Анатоль. Ты выслушай, дорогой Макс, и тогда суди.

Макс. Я слышу женский голос и сужу: ты рано начинаешь обманывать свою жену!

Анатоль. Садись-ка, выслушай меня, ты заговоришь сейчас иначе.

Макс. Никогда. Я вовсе не образчик добродетели; однако до такого!..

Анатоль. Ты хочешь выслушать меня?

Макс. Рассказывай! Только живо; я приглашен на твою свадьбу. (Оба сидят).

Анатоль (печально). Ах, да!

Макс (нетерпеливо). Итак!

Анатоль. Итак… итак вчера был предсвадебный вечер у моих будущих тестя и тещи.

Макс. Знаю; был там!

Анатоль. Правда, ты был там. Вообще там была масса народу! Много веселились, пили шампанское, говорили тосты…

Макс. Я тоже… за твое счастье!

Анатоль. Да, ты тоже… за мое счастье! (Жмет его руку) Благодарю тебя!

Макс. Уже ты сделал это вчера.

Анатоль. Веселились очень до полночи…

Макс. Знаю и это.

Анатоль. Одно мгновенье мне представилось, будто я счастлив.

Макс. После четвертого стакана шампанского.

Анатоль (печально). Нет… только после шестого… это печально, и я едва могу понять это.

Макс. Довольно уже об этом.

Анатоль. Был там и тот молодой человек, который, как мне достоверно известно, был первой любовью моей невесты.

Макс. Ах, молодой Ральмен.

Анатоль. Да — что-то вроде поэта, кажется. Один из тех, которые предназначены быть первою любовью многих женщин, но ни для одной не имеют значения последней.

Макс. Я предпочел бы, чтобы ты подошел к делу.

Анатоль. Он был мне собственно вовсе безразличен; в душе я смеялся над ним… В полночь общество разошлось. Я поцеловал свою невесту и простился с ней. И она поцеловала меня… холодно… Спускаясь по ступенькам лестницы, я чувствовал озноб.

Макс. Ну!

Анатоль. У выхода меня еще раз поздравляли. Дядя Эдуард был выпивши и обнял меня. Какой-то доктор прав затянул студенческую песню. Первая любовь, т. е. поэт исчез с поднятым воротником в боковой улице. Кто-то начал дразнить меня. Будто я буду весь остаток ночи бродить под окнами своей возлюбленной. Я презрительно улыбнулся… Начал падать снег. Все мало-помалу рассеялись… Я остался один…

Макс (с сожалением). Гм…

Анатоль (теплее). Да, остался один на улице — в холодную зимнюю ночь, и снег большими хлопьями кружился вокруг меня. Было до некоторой степени… жутко.

Макс. Пожалуйста — скажи, наконец — куда ты отправился?

Анатоль (внушительно). Я должен был пойти туда… В маскарад!

Макс. А!

Анатоль. Ты удивляешься, а?

Макс. Теперь я могу вообразить себе остальное.

Анатоль. О нет, мой друг… И вот, стоя один среди холодной, зимней ночи.

Макс. Дрожа от холода!..

Анатоль. Замерзая от холода! Тут я почувствовал ужасную боль от того, что я уже более не свободный человек, что я должен раз навсегда сказать «прости!» моей безмятежной, милой, сумасбродной, молодой жизни. Последняя ночь, сказал я себе, когда ты можешь вернуться домой, не будучи спрошен: где ты был?.. Последняя ночь свободы, приключений… быть может любви!

Макс. О!

Анатоль. И вот я стою в водовороте. Вокруг меня шелест шелковых и атласных платьев, блестят глаза, кивают маски, испускают аромат белые, лоснящиеся плечи — дышит и беснуется весь карнавал. Я бросился в эту бездну и дал ей охватить мою душу. Я должен был упиться ею, должен был купаться в ней!..

Макс. К делу… У нас нет времени.

Анатоль. Масса увлекает меня и, отуманивши сначала свою голову, я опьяняю теперь мое дыхание всеми теми ароматами, которые носятся волнами вокруг меня. Все это устремилось на меня, как никогда прежде. Мне, лично мне карнавал давал прощальный праздник!

Макс. Я жду третьего хмеля…

Анатоль. Он пришел… хмель сердца!..

Макс. Хмель чувств!

Анатоль. Сердца!.. Ну, да — чувств: помнишь ты Катерину?

Макс (громко). О, Катерину…

Анатоль. Тсс!

Макс. (Указывая на дверь в спальню). Ах… это она?

Анатоль. Нет — как раз и не она. Но она тоже была там. — Дальше была восхитительная брюнетка, имени которой я не назову… и дальше маленькая блондинка Лиция, любовница Федора — но самого Федора там не было… — и так далee. Я узнал их всех, несмотря на маски — по голосу, по походке, по какому-либо движению. Однако, странно… как раз одну я не узнал сразу. Я преследовал ее, или лучше сказать, она меня. Ее осанка была мнe так знакома… Во всяком случаи, мы постоянно встречались. У водопада, у буфета, возле лож, у авансцены… везде! Наконец, я взял ее под руку и я узнал, кто она! (Указывая на спальню). Она!

Макс. Старая знакомая?

Анатоль. Ну, человечина, развe ты не догадываешься? Ты ведь знаешь же, что я ей недель шесть тому назад наговорил, когда я обручился… Старую сказку: я уезжаю, скоро вернусь назад, буду вечно тебя любить.

Макс. Илона?!..

Анатоль. Тсс!

Макс. Не Илона?..

Анатоль. Да — а потому именно потише! Ты, значит, опять здесь, шепчет она мнe на ухо. Да, отвечаю я, готовый к допросу. Когда приехал? — Сегодня вечером. — Почему раньше не написал? — Не было почтового сообщения. — Но где же? — Так, в захолустной деревне. — А теперь?.. — Счастлив, опять здесь, был тебe верен! — Я тоже, — я тоже. — Блаженство, шампанское и опять блаженство.

Макс. И опять шампанское.

Анатоль. Нет — далee без шампанского. — Ах, как мы затем ехали домой на извозчикe… как прежде. Она отдыхала на моей груди. Теперь мы никогда больше не расстанемся, сказала она…

Макс (встает). Проснись, мой друг, и постарайся прийти к концу.

Анатоль. «Никогда больше не расстанемся»…. (вставая). А сегодня в два часа я женюсь!

Макс. На другой.

Анатоль. Ну, да; женятся всегда на другой.

Макс (смотря на часы). Я думаю, давно уже пора. (Пояснительный жест, объясняющий Анатолю, чтобы он удалил Илону).

Анатоль. Ах, да, я посмотрю, готова ли она. (Идет к двери, останавливается пред ней, оборачивается к Максу). Развe это не печально?

Макс. Это безнравственно.

Анатоль. Да, но в то же время и печально.

Макс. Ступай же, наконец.

Анатоль идет к двери соседней комнаты.

Илона (высовывает голову, затем выходит в элегантном домино). Ведь это только Макс!

Макс (низко кланяясь). Только Макс.

Илона (Анатолю). И ты ничего не сказал мнe. — Я думала, кто-нибудь чужой, а то бы я давно уже была с вами. Как поживаете, Макс? Но, что вы скажете про этого господина?

Макс. Да, признаюсь!

Илона. Шесть недель я проливаю по нем слезы… А он… ну где же ты был, наконец?

Анатоль (с сильной жестикуляцией). Там, где…

Илона. Вам он также не писал? Но, теперь он опять мой. (Берет его за руку)… теперь уж он не уедет больше… мы не расстанемся. Поцелуй меня!

Анатоль. Однако…

Илона. Ах, Макс не помешает. (Целует Анатоля). Однако, ты строишь физиономии!.. Теперь я вам налью чаю и себе также, если можно.

Анатоль. Пожалуйста…

Макс. Милая Илона, к сожалению, я не могу принять любезного приглашения позавтракать с вами… и я не понимаю признаться…

Илона (хлопочет у самовара). Чего вы не понимаете?

Макс. Анатоль также должен был бы…

Илона. Что должен был бы Анатоль? —

Макс (к Анатолю). Ты должен бы, собственно, уже…

Илона. Что он должен бы?

Макс. Ты должен быть уже одет!

Илона. Ах, полно, Макс; мы остаемся дома сегодня; мы не двинемся с места…

Анатоль. Милое дитя, это, к сожеленью, невозможно….

Илона. О, это так возможно!

Анатоль. Я приглашен…

Илона (наливая чай). Откажись.

Макс. Он не может отказаться.

Анатоль. Я приглашен на свадьбу.

Макс делает ему ободряющий жест.

Илона. Ах, это мне совершенно все равно.

Анатоль. Это вовсе не все равно — ибо я, так сказать… шафер.

Илона. А твоя дама любит тебя?

Макс. Это к делу не относится.

Илона. А я люблю его и это прямо относится к делу… Не вставляйте вы постоянно своих замечаний!

Анатоль. Дитя… я должен уйти.

Макс. Да, он должен уйти — поверьте ему — он должен уйти.

Анатоль. Часа на два ты должна меня отпустить.

Илона. Теперь садитесь, пожалуйста… Сколько вам кусочков сахару, Макс?

Макс. Три.

Илона (Анатолю). А тебе?..

Анатоль. Действительно, давно пора.

Илона. Сколько кусков?

Анатоль. Ты же знаешь… всегда два куска.

Илона. Сливки или ром?

Анатоль. Рому… и это ты также знаешь!

Илона. Ром и два куска сахару (Максу) У него есть принципы!

Макс. Мне пора!

Анатоль (тихо). Неужели ты оставишь меня одного?

Илона. Извольте выпить ваш чай, Макс!

Анатоль. Дитя, я должен теперь переодеться!

Илона. Ради Бога — когда же эта несчастная свадьба?

Макс. Через два часа.

Илона. Вы также приглашены?

Макс. Да!

Илона. Тоже шафером?

Анатоль. Да… он тоже.

Илона. Кто же собственно женится?

Анатоль. Ты его не знаешь.

Илона. Как его зовут? Ведь это же не тайна.

Анатоль. Это тайна.

Илона. Почему?

Анатоль. Венчание будет тайное.

Илона. С шаферами и с дамами? Какой вздор!

Макс. Только родители не должны знать ничего.

Илона (пьет чай спокойно). Детки мои, вы просто меня дурачите.

Макс. О, что вы!

Илона. Бог вас знает, куда вы сегодня приглашены! …Но из этого ничего не выйдет — вы можете идти, куда угодно, милый Макс — этот господин останется дома.

Анатоль. Немыслимо, невозможно. Я не могу не присутствовать на свадьбе моего лучшего друга.

Илона (к Максу). Дать ему отпуск, что ли?

Макс. Чудная, прекрасная Илона — вы должны.

Илона. В какой церкви будет это венчание?

Анатоль (беспокойно). К чему ты об этом спрашиваешь?

Илона. Хочу поглазеть, по крайней мере, на эту картину.

Макс. Этого не будет, однако…

Илона. Почему же?

Анатоль. Потому, что это венчанье состоится в совсем… совсем подземной часовне.

Илона. Но туда ведь есть дорога?

Анатоль. Нет… т. е. — дорога туда, конечно, есть.

Илона. Я хотела бы видеть твою даму, Анатоль. Я даже ревную тебя к этой даме. — Бывают случаи, когда шафера женятся потом на своих дамах. А, ты понимаешь, Анатоль — я не хочу, чтобы ты женился.

Макс. Что же вы бы сделали, если бы он женился?

Илона (совершенно спокойно). Я помешала бы венчанию.

Анатоль. — Так?

Макс. А каким способом?

Илона. Я еще не знаю. Вероятно устроила бы огромный скандал перед церковными вратами.

Макс. Это пошло.

Илона. О, я внесла бы уже свой, новый колорит.

Макс. Например?

Илона. Я явилась бы также невестой — с миртовым венком — это ведь было бы оригинально?

Макс. В высшей степени… (встает). Теперь я должен уйти… Прощай, Анатоль!

Анатоль (встает решительно). Извини, милая Илона, но теперь я должен переодеваться — давно уже пора.

Франц (входит с букетом). Цветы, барин.

Илона. Что за цветы?

Франц (смотрит на Илону удивленным и несколько недоверчивым взглядом)… Цветы, барин!

Илона. У тебя все еще Франц? (Франц уходит). Ведь ты хотел прогнать его?

Макс. Иногда это так трудно.

Анатоль держит в руках завернутый в шелковую бумагу букет.

Илона. Покажи, что у тебя за вкус!

Макс. Это — букет для твоей дамы?

Илона (открывает шелковую бумагу). Да ведь это букет для невесты!

Анатоль. Боже мой, теперь недоставало еще, чтобы мне прислали не тот букет… Франц, Франц! (Быстро убегает с букетом).

Макс. Бедный жених теперь получит его букет.

Анатоль (опять входит). Он уже побежал, Франц…

Макс. А теперь вы должны извинить меня — я иду.

Анатоль (провожая его до дверей). Что мне делать?

Макс. Сознаться.

Анатоль. Невозможно.

Макс. Ну, во всяком случае, я вернусь назад, как только смогу.

Анатоль. Пожалуйста — да!

Макс. А мои цветы?..

Анатоль. Голубой или красный — у меня такое предчувствие… Всего хорошего…

Макс. Прощай, Илона!.. — (Тихо). Через час я опять буду здесь!

Анатоль входит обратно в комнату.

Илона (бросается в его объятья). Наконец-то! О, как я счастлива!

Анатоль (механически). Мой ангел!

Илона. Как ты холоден!

Анатоль. Я же сказал только что: мой ангел.

Илона. Нет, правда, тебе непременно нужно на эту глупую свадьбу?

Анатоль. Совершенно серьезно, мое сокровище, я должен.

Илона. Знаешь, я могу проводить тебя в твоем экипаже до квартиры твоей дамы…

Анатоль. Что тебе взбрело в голову. Мы встретимся сегодня вечером; ведь тебе нужно сегодня въ театр.

Илона. Я откажусь.

Анатоль. Нет, нет, я тебя провожу. — Теперь мне пора одевать фрак (смотрит на часы). Как время бежит! Франц, Франц!

Илона. Что же тебе нужно?

Анатоль (входящему Францу). Ты все приготовил в моей комнате?

Франц. Барин полагают: фрак, белый галстук.

Анатоль. Ну, да.

Франц. Я сию минуту… (уходит в спальню).

Анатоль (ходит взад и вперед). Слушай, — Илона, — стало быть сегодня вечером — после театра — нет?

Илона. Я так охотно осталась бы сегодня с тобой.

Анатоль. Брось же ребячество, — у меня есть обязанности — ведь ты же понимаешь это!

Илона. Я люблю тебя — больше я ничего не понимаю.

Анатоль. Это, однако, необходимо.

Франц (выходя из спальни). Все готово, барин. (Уходит).

Анатоль. Ладно. (Идет в спальню, говорит из-за двери, Илона остается на сцене). Пойми же, наконец!

Илона. Так ты в самом деле переодеваешься?

Анатоль. Не могу же я так идти на свадьбу.

Илона. И чего ты идешь только?

Анатоль. Уже опять начинаешь? Я должен.

Илона. Значит сегодня вечером.

Анатоль. Да, я буду ждать тебя у двери на сцену.

Илона. Только не опоздай!

Анатоль. Нет. — Почему бы я опоздал?

Илона. О, припомни только; раз я прождала тебя целый час после театра.

Анатоль. Да? Я что-то не помню. (Пауза). Илона ходит по комнате, осматривает потолок, стены) у тебя новая картина, Анатоль.

Анатоль. Да — нравится тебе?

Илона. Я ничего не смыслю в картинах.

Анатоль. Это очень хорошая картина.

Илона. Это ты привез с собой?

Анатоль. Как? Откуда?

Илона. Ну, из твоего путешествия.

Анатоль. Да, верно, из моего путешествия. Нет, впрочем это подарок. (Пауза).

Илона. Послушай, Анатоль!

Анатоль (нервно). Что такое?

Илона. Где ты был?

Анатоль. Я тебе сказал уже.

Илона. Нет, ни слова.

Анатоль. Вчера вечером я сказал тебе.

Илона. Я опять забыла!

Анатоль. Я был недалеко от Богемии.

Илона. Что тебе нужно было в Богемии?

Анатоль. Я не был в Богемии, только недалеко.

Илона. Ах так, ты был верно, приглашен на охоту.

Анатоль. Да, я стрелял зайцев.

Илона. Целых шесть недель?

Анатоль. Да, без отдыха.

Илона. Почему ты не простился со мной?

Анатоль. Я не хотел огорчать тебя.

Илона. Ты хотел меня покинуть, Анатоль?

Анатоль. Смешно, право!

Илона. Ну, один раз ведь ты пробовал уже.

Анатоль. Пробовал — да; однако, это мне не удалось.

Илона. Как? Что ты говоришь?

Анатоль. Ну да; я хотел вырваться от тебя; ты знаешь.

Илона. Что за вздор; ты ведь не можешь вовсе вырваться от меня!

Анатоль. Ха, ха!

Илона. Что ты говоришь?

Анатоль. Я сказал: ха, ха!

Илона. Только не смейся, мой друг; ты и тот раз вернулся ко мне.

Анатоль. Нy, да — тогда!

Илона. И теперь тоже — ведь ты любишь меня.

Анатоль. К сожалению!

Илона. Как?

Анатоль (кричит). К сожалению!

Илона. Ты очень храбр, когда в другой комнате. В лицо этого не скажешь мне.

Анатоль (открывает дверь, высовывает голову). К сожалению!

Илона. (Идет к двери). Что это значит, Анатоль?

Анатоль. Это значит, что так не может вечно продолжаться!

Илона. Как?

Анатоль. Не может так дальше продолжаться, говорю я. Вечно не может это длиться.

Илона. Теперь я смеюсь: ха, ха!

Анатоль. Как?

Илона (сильно рвет дверь). Ха, ха!

Анатоль. Закрой! (Дверь опять закрывается).

Илона. Нет, мой друг, ты любишь меня, и не можешь бросить меня.

Анатоль. Ты думаешь?

Илона. Я знаю это.

Анатоль. Ты знаешь это.

Илона. Я чувствую это.

Анатоль. Ты воображаешь, стало быть, что я всю вечность буду лежать у твоих ног.

Илона. Ты не женишься — вот, что я знаю.

Анатоль. Ты, верно, с ума спятила, моя милая. Я люблю тебя, — это прекрасно, — но навеки, мы не связаны.

Илона. Ты думаешь, что я тебя отдам?

Анатоль. Когда-нибудь придется же.

Илона. Придется? Когда же?

Анатоль. Когда я женюсь.

Илона (барабанит по двери). А когда же это будет, друг мой?

Анатоль (насмешливо). О, скоро, мое сокровище!

Илона (возбужденная). Когда же?

Анатоль. Перестань барабанить. Через год я уже давно буду женат.

Илона. Дурак ты!

Анатоль. Я мог бы, впрочем, жениться и через два месяца.

Илона. Чего доброго, ждет уже какая-то?

Анатоль. Да — теперь — в этот момент одна ждет.

Илона. Итак, через два месяца?

Анатоль. Мне кажется, ты сомневаешься…

Илона смеется.

Анатоль. Не смейся — я женюсь через неделю!

Илона смеется еще громче.

Анатоль. Не смейся, Илона!

Илона бросается со смехом на диван.

Анатоль (у двери, выходит во фраке). Не смейся!

Илона (смеясь). Когда ты женишься?

Анатоль. Сегодня.

Илона (смотря на него). Когда?

Анатоль. Сегодня, моя милая.

Илона (встает). Анатоль, перестань шутить!

Анатоль. Серьезно, дитя мое, я женюсь сегодня.

Илона. С ума ты сошел, что ли?

Анатоль. Франц!

Франц (входит). Что прикажете, барин?

Анатоль. Мой букет! (Франц уходит).

Илона (стоит в угрожающей позе перед ним). Анатоль!..

Франц приносит букет.

Илона обернувшись, бросается с криком на букет, Анатоль быстро берет его из рук Франца; Франц, ухмыляясь, уходит.

Илона. А! — Значит правда!

Анатоль. Как видишь.

Илона хочет вырвать у него букет.

Анатоль. Что тебе надо? (Убегает от нее; она гоняется за ним но комнате).

Илона. Негодяй, негодяй!

Макс входит с букетом роз в руках, останавливается, пораженный, у дверей.

Анатоль (Забрался на стул, держит букет высоко в воздухе). Помоги мне, Макс!

Макс подбегает к Илоне, удерживает ее; она оборачивается к нему, выхватывает из рук букет, бросает на пол и топчет.

Макс. Илона, вы с ума сошли. Мой букет! Что мне теперь делать?

Илона начинает громко рыдать, бросается на стул.

Анатоль (смущенно, не находя слов, направляется к стулу). Она меня дразнила… Вот, Илона, теперь ты плачешь… — понятно… Зачем ты меня высмеивала… Она издевалась надо мной — понимаешь, Макс… Она сказала… что я не осмелюсь жениться… ну… и я женюсь, понятное дело — из оппозиции. (Хочет сойти со стула).

Илона. Ты — лжец, ты — обманщик.

Анатоль опять встает на стул.

Макс (поднимает свой букет). Мой букет!

Илона. Я хотела уничтожить его букет! Но вы заслужили поделом. — Вы — его соучастник.

Анатоль (продолжает стоять на стуле). Будь же благоразумна!

Илона. Да — так вы говорите всегда, когда выведете женщину из себя! Ну, теперь, вы нечто увидите! Недурненькая выйдет свадебка! Погодите-ка… (Встает). Пока прощайте!

Анатоль (спрыгивает с кресла). — Куда?

Илона. Вот погоди — увидишь.

Анатоль, Макс. Куда?!

Илона. Пустите меня!

Анатоль и Макс (загораживая ей выход). Илона — что вы хотите — Илона — что ты хочешь?

Илона. Пустите меня!.. Пустите меня уйти.

Анатоль. Будь рассудительна — успокойся!

Илона. Вы не пустите меня. — Как… (Бросается в комнату, в бешенстве, сбрасывает чайную посуду со стола на пол).

Анатоль и Макс не знают, что начать.

Анатоль. Теперь я спрошу тебя — нужно ли после этого жениться, когда тебя так сильно любят!

Илона падает в изнеможении на диван; плачет. Пауза.

Анатоль. Теперь она успокаивается.

Макс. Мы должны идти… и я — без букета.

Франц (входит). Лошади поданы, барин (Уходит).

Анатоль. Лошади… лошади — что я только делаю? (Подходит к Илоне, целует ее волосы). Илона!

Макс (с другой стороны). Илона — (она тихо плачет, держит перед глазами носовой платок). Ступай себе теперь и положись на меня.

Анатоль. Мне, правда, пора идти, — но как я могу…

Макс. Ступай…

Анатоль. Ты сумеешь ее удалить?

Макс. Я шепну тебе во время венчания… «Все обстоит благополучно».

Анатоль. Меня берет страх!

Макс. Ступай же теперь, говорят тебе!

Анатоль. Ах! (Собирается идти, возвращается на цыпочках обратно, целует нежно волосы Илоны и быстро уходит).

Макс (садится против Илоны, которая, все еще закрывая глаза платком, плачет. Смотрит на часы). Гм, гм!

Илона (оглядываясь кругом, как бы проснувшись от сна). Где он?..

Макс (берет ее за руки). Илона…

Илона (Поднимаясь). Где он?…

Макс (не выпуская ее рук). Вы не нашли бы его.

Илона. Но я хочу найти.

Макс. Вы же рассудительны, Илона, вы не хотите ведь скандала…

Илона. Пустите меня.

Макс. Илона!

Илона. Где венчанье?

Макс. Это второстепенное дело.

Илона. Я хочу туда; я должна идти туда!

Макс. Вы не сделаете этого… Что вам взбрело в голову!

Илона. О, это издевательство!.. Этот обман!

Макс. Это не то и не другое — это сама жизнь!

Илона. Замолчите вы — вы с вашими фразами.

Макс. Вы — ребенок, Илона, иначе вы убедились бы, что все напрасно.

Илона. Напрасно?!

Макс. Это безумие!..

Илона. Безумие?!

Макс. Вы поставили бы себя в смешное положение — и больше ничего!

Илона. Как — еще оскорбления!

Макс. Вы утешитесь!

Илона. О, как плохо вы меня знаете!

Макс. Ну, если бы он уехал в Америку.

Илона. Что это значит?

Макс. Если бы он, действительно, был потерян для Вас!

Илона. Что это значит?

Макс. Главное здесь то, — что вовсе не вы — здесь — обманутая!

Илона. …?

Макс. К вам можно вернуться, ту можно покинуть!

Илона. О… если это… (с диким, радостным выражением в лице).

Макс. Вы благородны… (жмет ей руку).

Илона. Я хочу отомстить за себя… потому я радуюсь тому, что вы сказали.

Макс. Вы одна из тех, «которые кусают, когда любят»…

Илона. Да, я из этой породы.

Макс. Теперь вы представляетесь мне совсем величественной — вы кажетесь мне женщиной, которая хочет отомстить нам, за весь свой пол.

Илона. — Да… этого я хочу…

Макс (вставая). У меня есть еще время проводить вас домой. (К себе). Иначе случится еще несчастье. — (Подавая ей руку). Теперь проститесь с этой квартирой!

Илона. Нет, милый друг — не буду прощаться. Я возвращусь.

Макс. Теперь вы воображаете себя демоном — а вы, в сущности, только женщина! (Илона делает недовольный жест)… Но этого как раз достаточно… (Отворяя ей дверь). Прошу вас, сударыня?

Илона. (Еще раз оборачивается на ходу и произносит с аффектированным величием). До свидания!.. (Уходит с Максом).