«Человек, занимающийся политикой, — это пьяница», — так сказал некогда Наполеон, Бисмарк или какой-то другой великий человек.
«Пускаешься в политику — забудь все свои дела», — так сказал какой-то деловой человек, погрузившийся с ног до головы в политику.
Я обеими руками подписываюсь под этими заявлениями. Давайте-ка, прошу вас, еще раз хорошенько обсудим наше положение.
Тринадцать человек, тринадцать путешественников различных званий и положений пустились в дорогу. Едут в разные места, но на одном пароходе. Внезапно поднимается буря, разбивает пароход и выбрасывает их на остров, где они находят много хорошего.
Во-первых, пещеры, где можно прятаться от жары и от холода. Во-вторых, деревья, на которых бесконечное количество бананов и орехов. В-третьих, великолепный ручей с холодной хрустальной водой и, в конце концов, в придачу стадо коз. С первого взгляда кажется: чего им недостает?
Работать мы не должны. Воздух чудесный — любой курорт должен спасовать. Перед самым носом — море для купания. Сбоку густой лес для прогулки. Днем согревает нас великолепнейшее солнце, а по ночам луна обливает нас серебряным сиянием. Податей нам платить не приходится. В деньгах мы не нуждаемся. О полиции, о войсках, о войнах мы ничего не знаем. Нет гула и шума больших городов. Торопиться нам некуда. Чего же нам не хватает?
Другие Робинзоны пустились бы исследовать остров вдоль и поперек, занялись бы делами. Нет! Захотелось нам колонизировать остров, то есть разделить остров на тринадцать отдельных колоний. Захотелось нам избрать тринадцать президентов и заняться разработкой конституции. Одним словом, нам вздумалось заняться политикой! Что же делать, так уж Б-г устроил, что люди вечно недовольны и постоянно стремятся к чему-нибудь новому!
Ученые люди называют это прогрессом и говорят, что без него мир погибнет. Мы не хотим оспаривать этих мнений и тем более не желаем спорить с учеными людьми. Мы передаем тут факты, факты и только факты!
Итак, решено было, что в назначенный день мы, все тринадцать президентов соберемся в «политическом клубе» и примемся за разработку основных законов первой еврейской республики.
Конечно, каждый из нас явился со своим проектом конституции. Тринадцать человек — тринадцать конституций.
Первым выступил капиталист. Он выработал проект удивительных «вольностей». Мы передаем их здесь по пунктам, как он сам прочел их в «политическом клубе».
1. Все тринадцать жителей Острова тринадцати объявляются свободными гражданами. 2. Свободные граждане тринадцати соединенных штатов подразделяются на три свободных класса: граждане первого класса, граждане второго класса и граждане третьего класса. 3. Граждане первого класса имеют право свободно есть, пить и спать. 4. Граждане второго класса имеют право в любой момент развлекать граждан первого класса разговорами, короткими рассказами, а иногда и анекдотами, острым словечком — если кто может, — словом, граждане второго класса должны заботиться о хорошем расположении духа граждан первого класса. 5. Граждане третьего класса обязаны работать на граждан первого и второго классов. 6. Они, граждане третьего класса, могут свободно высказывать свои мнения, когда их об этом спрашивают. 7. Когда им чего-либо недостает, они свободно могут обращаться к гражданам первого и второго классов. 8. Если им что-то не нравится, они могут вполне свободно думать об этом, как им угодно и т. д.
Понятно, что этот «буржуазный» проект оппозиция осмеяла. Оппозиция — это русско-еврейский студент в черной косоворотке. Он раскритиковал также ханжеский проект ортодокса, где первым пунктом была «святая суббота». Он вообще отбросил все проекты, находя недостатки в каждом из них. Этот слишком «националистичен», тот слишком «материалистичен». Проекты сиониста и территориалиста он поднял на смех и предложил свой собственный «социалистический» проект, взятый из свободнейших конституций Европы и Америки.
К сожалению, и этот проект провалился. Нельзя сказать, чтобы он был плох, но… каждому из граждан хотелось видеть осуществленным свой проект.
Затем очередь дошла до писателя — автора этого рассказа.
Читатель мог уже давно убедиться, что мы далеки от самохвальства. Но там, где говоришь только правду, ничего нельзя скрывать.
Я должен сказать, что мой проект был принят с редким энтузиазмом и по очень простой причине. Я, видите ли, пришел к убеждению, что приобрести популярность не трудно — надо только никого не затрагивать.
После долгих размышлений и рассуждений я пришел к такому выводу: чем больше вы хотите провести свои идеи, тем скорее вы должны принять чужие, а если вы намерены «бороться», то можете быть уверены, что вам поломают руки и ноги, и все станут вашими врагами.
Итак, в чем, собственно говоря, состоял мой проект? Мой проект заключался во мнении, что все тринадцать проектов хороши и поэтому мы должны все их принять. Но так как принять сразу все проекты невозможно, то я предложил взять из каждого по пункту, и таким образом составить винегрет из конституций.
Мой оригинальный проект приняли с восхищением, и каждый гражданин счел своим долгом пожать мне руку в благодарность за труд на благо первой еврейской республики.
Один из них (мне кажется, что это был идеалист) кинулся мне на шею и чуть было не задушил меня. Мне даже показалось, что он слегка всплакнул…
И дама подошла ко мне, спросила, долго ли я думаю над своими идеями или они приходят ко мне экспромтом. Я, конечно, ответил ей двусмысленно. То есть я сказал ей:
— Сперва я их обдумываю, рассматриваю со всех сторон, а уж только потом я высказываю их сразу, экспромтом.
Моим ответом дама, по-видимому, осталась довольна. Она наградила меня милой улыбкой, на какие способны только женщины, и мимоходом показала мне свои белые красивые зубы от лучшего дантиста в Париже (Boulevard des Italies, 165).
Еще одно было решено: винегрет из конституций перенести на бумагу и обнародовать его в виде манифеста, как водится повсюду. Кто же должен быть автором этого манифеста? Понятно — я, единственный писатель в тринадцати соединенных штатах. Времени на это дали мне три дня. Мои коллеги обошлись со мной по-человечески. Они сказали, что на меня нельзя взваливать слишком много работы. Перед расставанием мы закусили бананами и запили свежим козьим молоком. Понятно, произнесены были спичи.
Первым выступил капиталист. После него — атеист. Он заложил пальцы за свой клетчатый жилет и провел параллель между нашей конституцией и конституцией Северо-Американских Соединенных Штатов. Он закончил свой тост следующими словами:
— Леди и джентльмены! Я поднимаю свой бокал за конституцию соединенных штатов первой еврейской республики Израиля!
После него говорили еще некоторые президенты. Конечно, каждый со своей точки зрения. Каждый находил то, что ему нужно. Например, поляк моисеева вероисповедания сказал «ясновельможным президентам», что, глядя на нас, он вспоминает старый великий польский сейм с его чудесными статуями… Это не помешало националисту пить за глубокую национальную идею, которой насквозь проникнута наша конституция. Последним оратором был, конечно, пролетарий.
После него мы все поднялись, намереваясь разойтись по домам, как вдруг мне вздумалось спросить:
— На каком языке должен быть написан наш манифест?
Мой вопрос сыграл роль камня, брошенного в воду: разбежались круги, вода замутилась… И опять вспыхнули дебаты, снова поднялась буря, снова закипели споры.
Что говорилось по поводу языка, — я вам расскажу в следующей главе.
