— Курить, надеюсь, разрешите, — спросил арестованный.
Помощник советского коменданта молча подвинул ему коробку папирос.
— Я предпочёл бы получить обратно мои сигары, — сказал арестованный.
— Не раньше, чем их исследуют.
Арестованный пожал плечами и взял папиросу.
Офицер придвинул к себе протокол допроса.
— Ваше имя?
Арестованный испытующе посмотрел на офицера, пытаясь поймать его взгляд, но тот глядел на кончик пера.
Подумав несколько мгновений, арестованный чётко произнёс:
— Вильгельм фон Кроне.
— Национальность?
— Немец.
— Вы в этом уверены? — спросил офицер и впервые взглянул на Кроне.
— Так утверждали мои родители. У меня не было оснований им не доверять.
— Несмотря на арест, вы пытаетесь сохранить бодрое настроение? — с усмешкой спросил офицер.
Кроне пожал плечами:
— У меня нет оснований быть недовольным.
— А то, что провалились ваши намерения в отношении инженера Шверера?
— О, это довольно сложный вопрос!
— Поэтому-то мне и хотелось бы его выяснить.
— Я бы предпочёл отложить это до другого раза: когда меня будут допрашивать там, в России…
— Почему вы так уверены, что окажетесь в СССР?
— А разве вы не отправите меня в Россию?
— Если это будет необходимо.
— Я полагал, что всех СС вы отправляете в лагери.
— Все зависит от того, что я от вас услышу.
— Длинная и сложная история…
— Этого я не боюсь.
— В сущности, это хроника семейства Шверер. И даже больше, чем одного этого семейства, — это хроника больших и сложных событий, которые привели к тому, что я должен был ехать сюда, в вашу зону. И, я бы даже сказал, к тому, что эта часть Германии стала именно вашей зоной и что я, немецкий гражданин и чиновник, сижу тут арестованный. У вас нехватит терпения выслушать всю эту историю.
— Хватит не только выслушать, но и записать.
— Я должен был бы начать её издалека.
— Откуда хотите.
Помощник коменданта позвонил и приказал вошедшему сержанту прислать стенографистку.
Пока стенографистка усаживалась и приготовляла карандаши, Кроне нервно курил, делая глубокие затяжки. Когда стенографистка взглянула на офицера в знак того, что она готова, Кроне сказал:
— Постараюсь сделать так, чтобы всякому, кто будет это читать, все стало ясно. — Он криво усмехнулся, глядя на отделяющуюся от папиросы струйку дыма. — Могу сказать: жизнь большинства участников этой истории я знаю лучше, чем они сами. Они многое забыли, а я обязан был помнить все. — Он полуобернулся к стенографистке: — Вы готовы, фройлейн?
Кроне уже собирался начать говорить, когда офицер остановил его движением руки. Он мгновенье о чём-то раздумывал, потом сказал стенографистке:
— Выйдите на несколько минут и пришлите мне сержанта.
Вошедшему сержанту помощник коменданта сказал:
— Возьмите арестованного. Приведёте, когда позвоню. Ясно?
Оставшись в кабинете один, офицер несколько раз прошёлся из угла в угол. Вернулся к столу, набрал диском номер телефона.
— Тот, кто называет себя Кроне, у нас в руках, — сказал он. — Я думаю, это ключ ко многому из того, что мы уже знаем. Остаётся свести концы с концами…
Выслушав какую-ту реплику собеседника, он продолжал:
— Сейчас я начну допрос. Вы будете получать стенограммы сразу по расшифровании. Исправляйте все неточности. Дополняйте рассказ. Он должен содержать всё, что Кроне попытается скрыть и чего он сам не может знать, но что знаем мы… Первую стенограмму получите сегодня.
Положив трубку, он нажал кнопку звонка и приказал ввести арестованного.
Кроне сел. Он старался сохранить спокойствие. Но когда он закуривал, его пальцы заметно дрожали.
Едва начав диктовать, он уже потянулся за новой папиросой.
Офицер сидел у окна и, казалось, не слушая Кроне, рассматривал молодое деревце, посаженное под окном советскими солдатами. Деревце было тоненькое, и листочки на нём были крошечные, светлозеленые. Они разворачивались с такою робостью, словно боялись раскрыться в этой, только ещё третьей для них весне без грохота пушек, без топота солдатских сапог.
Офицер с дружеской усмешкой смотрел, как солдат, присев на корточки, разрыхляет землю вокруг деревца. Солдат поливал землю прямо из большого ведра, отставив в сторону аккуратную, маленькую, разрисованную маргаритками немецкую лейку.