7 сентября, в пятницу, русское войско придвинулось к самому Дону и к речке Себенке. Дмитрий велел нарубить деревьев, наломать хвороста в окрестных дубравах и наводить мосты для пехоты. Конница же должна была перейти вброд.
Вскоре прискакал со своим отрядом разведчиков воевода Семен Мелик, только что бившийся с передовыми татарскими всадниками.
— Мамай перешел Дон, стоит на Гусином броду, одна ночь пути между нами! — сказал он.
Хан спешил помешать русским перейти Дон до прихода Ягайло. А литва, жмудины и шведы уже шли от Одоева навстречу орде.
К ночи русские перешли Дон и расположились на лесистых холмах при впадении в него Непрядвы.
За холмами лежало девятнадцатикилометровое Куликово поле, пересеченное речкой Смолкой. За нею, на противоположных холмах, разбила свой стан орда Мамая; она пришла ночью, но опоздала; русские уже перешли реку.
Окрестности Куликова поля были овражисты, покрыты кустарниками, рощами, лесными зарослями. На самом высоком месте поля — Красном холме — стоял шатер хана, около него — шатры его военачальников; темников, мурз и воевод.
Ночью Дмитрий Иванович вместе с Боброком-Волынцем выехали на Куликово поле. В глубокой тишине слушали они, как гудит тысячами голосов татарский стан.
Тихо было в русском лагере.
Не многие спали в нем в эту ночь перед битвой, но и те, кто бодрствовал, молча ожидали наступления утра, когда решится судьба родной земли.
Татарский же стан рокотал, как море. Орды было не менее трехсот тысяч. Казалось, что несметные толпы народу сошлись на торжище, где продают и меняют пленников, волов и коней.
Уже звери сбегались, чуя поживу. Где-то выли волки и клекотали хищные птицы. Тревожно кричали лебеди на Непрядве. Далеко было слышно, как скрипят телеги. Облако пара стояло над ордой…