Пошел один мужик, Микула по белу-свету лгать. Идет он. Навстречу ему попадается другой мужик.
— Куда идешь? — спрашивает Микулу.
— Лгать иду!
— Пойдем вместе!
— Пойдем!
Пошли; долго ли, мало ли шли, — вдруг Микула останавливается.
— Гляди, — кричит, — лисица побежала!
Товарищ его смотрит по сторонам.
— Где, где?
— Ну, брат, — говорит Микула, — не пойду с тобой: не годишься мне в полыгатые![1].
Пошел Микула дальше один. Немного пройдя, встречает другого мужика.
— Куда идешь? — спрашивает его мужик.
— А лгать, брат, иду!
— Пойдем вместе!
— Пойдем!
Пошли; долго ли, мало ли шли, — вдруг Микула останавливается.
— Гляди, — кричит, — лисица побежала!
А товарищ его посмотрел в другую сторону, да и говорит:
— А вот там, гляди, так две лисицы!
Обрадовался Микула.
— Ну, брат, вот ты годишься мне в полыгатые! Пойдем.
Пошли; шли, шли, пока темно стало, и попросились в деревне ночевать, Микула в одну избу, а его товарищ — в другую.
Вошел Микула в избу, сел на лавку. А на полу капуста разложена была. Посмотрел Микула на эту капусту да и говорит хозяевам:
— Что это, братцы, у вас такое?
— Как что! Разве не видишь, — капуста!
— Капуста! Какая ж это, братцы, капуста. Разве такая она бывает?
— Ну, а какая ж?
Подбоченился Микула и говорит:
— Вот у нас капуста — четыре человека на одном листе через реку переплывают!
Ахнули хозяева.
— Что ты говоришь такое, нетто может быть такая капуста?!
— Хотите, — верьте, хотите, — нет, а я правду говорю.
— Не может быть! — кричат хозяева: — спорить будем, что нет такой капусты!
— Ну, давайте, заложимся[2], коли так, говорит Макула, — на сто рублей. Хотите?
— Давай, заложимся, — говорят, — а только как же мы узнаем, правду ты говоришь, аль нет? Кто нас рассудит?
— Э, пустое! — махнул Микула рукой, — вот там в соседней избе мой земляк ночует: подите, спросите его!
Заложились. Хозяева положили на стол сто рублей, и Микула положил. Пошли спрашивать земляка:
— Скажи, братец, пожалуйста, — правда, у вас такая капуста, что четыре человека на одном листе через реку переплывают?
А Микулин товарищ отвечает:
— Нет, чтоб четыре человека на листе реку переплывали, — этого, признаться, не видал, лгать не стану, а вот что баню в листе перевозили, — это видел!
Развели хозяева руками и отдали Микуле сто рублей.
На утро Микула со своим товарищем пошли дальше. Шли, шли, пока темно стало, и опять попросились в деревне ночевать, Микула в одну избу, а его товарищ — в другую.
Вот вошел Микула в избу, поздоровался с хозяевами, разделся и сел на лавку. По полу в избе курица с цыплятами ходит. Посмотрел этак на курицу Микула, да и спрашивает:
— А это что, добрые люди, у вас такое?
— Как что, милый человек? Курица! Что ты, курицы не узнал? Аль не видывал кур никогда?
— Гм, курица! Нешто это курица! — усмехнулся Микула. — Нешто такие куры бывают?
— А какия ж, милый человек? Чего тебе? Курица, как курица!
— Нет, это не курица. Вот у нас куры, — так с неба звезды хватают!
Ахнули хозяева.
— Не может быть! говорят.
— Давайте, заложимся, коли не верите! — говорит Микула.
— Давай; как хочешь, спорить будем, что не могут быть такие куры! Давай, заложимся, а только кто нас рассудит, кто узнает, — правду ты говоришь, аль нет?
— Пустяки! — ответил Микула им, — вот тут рядом в избе мой земляк ночует: подите, спросите у него!
Заложились на сто рублей и пошли к земляку спрашивать:
— Скажи, добрый человек, пожалуйста, — правда, что у вас такие куры, что с неба звезды хватают?
А Никулин товарищ говорит:
— Нет, правду вам сказать, не видел я, чтобы куры с неба звезды хватали, а вот что месяц клевали на крыше на гумне, — так это видел!
Развели хозяева руками и отдали Микуле сто рублей.
На утро пошли дальше Микула со своим товарищем. Шли, шли, пока стало темно. Попросились ночевать, Микула опять в одну избу, а его товарищ — в другую.
Вошел Микула в избу, не здороваясь с хозяевами, не раздеваясь, посмотрел этак по углам да и говорит:
— А что это у вас, братцы, неужто изба?
— Изба, изба, батюшка, а что? Чем тебе наша изба не понравилась? — спрашивают хозяева.
— Какая ж это, братцы, изба? — говорит Микула, — таких изб не бывает!
— Что ты! Изба, как изба! Какую ж тебе еще надо?
— Бросьте! — отвечает Микула, — это не изба. Вот у нас изба: в одном углу — покойник, в другом углу — свадьба, в третьем — веселье, песни поют, пляшут, в четвертом — горе большое, плачут! И все это в одной избе! Вот это изба!
Ахнули хозяева.
— Что ты, что ты! Быть не может! На что хочешь спорить будем, что таких изб нет!
— Давайте, заложимся, — говорит Минула, — на сто рублей. Идет?
— Идет, — отвечают хозяева, — а только кто ж нас рассудит?
— А вот, — махнул рукою Микула, — тут рядом в избе земляк мой ночует: спросите у него, правду-ль я говорю!
Заложились и пошли к земляку, спрашивают его. Микулин товарищ и говорит:
— Нет, не видывал, признаться сказать, чтоб в одном углу покойник был, в другом — свадьба, в третьем — веселье, а в четвертом — горе. А вот видел, как лес везли на избу: так макушка мимо деревни около Рождества прошла, а комель еще только в Великом посту показался!
Развели хозяева руками, заплатили Микуле сто рублей.
На утро Микула с товарищем отправились дальше. Долго они ходили по белу свету, лгали да собирали деньги, пока не нарвались на умных людей, которые навсегда отбили у них охоту лгать.
С кривдой весь свет пройдешь, да назад не воротишься.