Жил был на свете кузнец. Славный был кузнец, и жилось ему хорошо: за что ни возьмется, — дело так и кипит в руках; и всюду удача была этому кузнецу. Жил, жил этак кузнец, и надоело ему.
— Что это, — говорит, — не было мне никогда худо в жизни, не знаю я, что такое лихо. Пойду по белу свету искать это лихо.
Решил кузнец идти по белу свету, собрался и пошел.
Шел он один день, шел другой, — нет, все благополучно, не видит никакого лиха. Идет кузнец третий день, идет дремучим лесом; глядь, — стоит направо маленькая ветхая избушка, совсем почти развалилась, на бок подалась.
Дай-ка, думает кузнец, — зайду в эту избушку, посмотрю, что там такое.
Вошел кузнец в избушку, видит, — никого нет, лег на лавку да, утомясь от дороги, и заснул богатырским сном.
Уж сколько там времени спал кузнец, — не знаю, только просыпается, глядит он, — стоит перед ним одноглазая Баба-Яга. Посмотрел этак кузнец на нее и спрашивает:
— А что тебе, бабушка, нужно?
— А вот съесть тебя хочу! — говорит Яга.
Кузнецу не понравились эти слова.
— Что хочешь возьми, бабушка, только не трогай меня!
— Ну, ладно, прошамкала Яга, — выпущу тебя на белый свет, коли ты мне другой глаз сделаешь.
— Это можно! — говорит кузнец, — только нужен мне гвоздь для этого, да еще ты, бабушка, печку растопи.
Заходила Баба-Яга (захотелось ей, верно, другого глаза): и большой гвоздь железный достала и печку растопила.
— Ты делай пока, — говорит кузнецу, — что тебе тут нужно, а я пойду овец в избу загоню.
Вот ушла Яга на двор, а наш кузнец положил гвоздь в огонь и раскалил его до́бела. Загнала Яга овец и спрашивает:
— Ну, что, готов глаз?
— Готов, готов, бабушка! Садись вот сюда на скамейку, да сиди смирно, — я тебе его сейчас вставлю.
Посадил кузнец Бабу-Ягу на скамейку, вынул щипцами из огня раскаленный гвоздь и всадил его Бабе-Яге в здоровый глаз! Охнула Яга! Скок со скамейки, — да и села на порог!
— А проклятый! — прохрипела она, — не уйдешь все-таки от меня!
«Дело плохо, — думает кузнец, — и вправду не выйдешь теперь из избы! Что тут делать?»
Думал, думал кузнец, всю ночь до самого утра думал. На утро глядит, — овцы из избы одна за другой уходят, а сама Баба-Яга ощупывает их, что, дескать, овца ли вышла, не кузнец ли.
— «Эге»! — смекнул кузнец, вывернул овчинный полушубок, одел да на четвереньках и пошел из избы за овцами. Пощупала старуха, чувствует — шерсть. «Ну, — думает, — овца!» Так и вышел кузнец из избы.
— Ну, теперь прощай, бабушка! — крикнул он Яге и пошел себе.
— Стой! — кричит ему Баба-Яга вслед, — не уйдешь далеко, тут же будешь!
Кузнец только усмехнулся.
Идет он, — глядь, — лежит на земле топор с золотым топорищем. «Вот так славная вещь! — думает кузнец, — надо взять!»
Нагнулся, хвать за топорище: ан топора не поднять, и рука к топорищу пристала! А Баба-Яга уж бежит, зубами щелкает.
— А! — хрипит, — попался, наконец, проклятый! Теперь-то я тебя съем!
А зубы так и щелкают. Вот тут испугался кузнец! Что делать? Выхватил он из кармана нож, — чик! и отрезал себе руку по самое запястье! Бросился бежать, а сам говорит:
— Зачем польстился я на золотое топорище, — вот когда я узнал, что такое лихо!
Так и вернулся кузнец домой.