По совету Ковалева правление колхоза «Быстроногий олень» утвердило Иляя заведующим питомником. Иляй был бесконечно рад назначению. Заканчивая вместе с Гивэем последние недоделки в питомнике, он успел за неделю вымотать душу и председателю колхоза и членам правления.
Больше всего огорчало Иляя то, что в питомнике не было ни одной оленегонной собаки[12]. Однажды он заговорил об этом в правлении колхоза с председателем. Айгинта отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и с сердцем сказал:
— Ты слишком стараешься, Иляй; думаешь, у нас только и дела, что о собаках беспокоиться. Ты хочешь, чтобы правление колхоза все время сидело в питомнике и собак гладило, кормушки их чистило.
— Почему слова такие глупые говоришь, а? — возмутился Иляй. — Не надо мне, чтобы вы кормушки чистили. Я сам чистить буду! Мне надо, чтобы питомник наш не хуже илирнэйского был, чтобы в нем и оленегонные собаки были! Чтобы нам за это оленьи люди спасибо сказали.
— Ну, ты долго еще над моим ухом будешь жужжать?! Шел бы к своим собакам и говорил бы им там, что тебе вздумается! — все более раздражался Айгинто, быстро и беспорядочно перелистывая бумаги.
Иляй был уязвлен до глубины души. Ему самому захотелось сказать председателю что-нибудь злое, обидное. Он кинул быстрый взгляд на Гэмаля, сидевшего тут же, и сказал:
— Обложился бумажками и кричит без толку. — И вдруг, сам не зная, как это у него получилось, выпалил. — Рваная глотка!
Председатель медленно поднял от бумаг голову. Лицо его было перекошено от гнева. Иляй часто-часто замигал глазами, поняв, что перехватил через край.
— А ну, вон отсюда! — закричал Айгинто и двинулся на Иляя. — Я тебя научу, как с председателем разговаривать!
Испуганный Иляй шарахнулся к двери, споткнулся о порот, едва не упал. Когда дверь захлопнулась, парторг и председатель пристально посмотрели друг другу в глаза.
— Ну? — тихо спросил Гэмаль.
— Что ну? — Айгинто с шумом отодвинул табуретку, заходил из угла в угол.
— И не стыдно тебе? Неужели ты не понял, что с Иляем в этом случае особенно по-человечески поговорить надо было.
Айгинто минуту молчал, с огромным трудом подавляя в себе дух противоречия.
— Понимаешь, в такую минуту подошел. Злой я, с отчетом затянул, теперь тороплюсь, путаю. А тут он еще вспомнил это старое прозвище…
— Плохо, что ты и с людьми торопишься, путаешь, — уже миролюбиво заметил Гэмаль. — Говоришь, что Иляй не в подходящую минуту подошел, а вот о том не подумал, что заговорить с ним по-хорошему была самая подходящая минута. Ну, согласен со мной?
— Согласен, конечно, — уже виноватым тоном отозвался Айгинто.
— Иляй правильно сказал, что оленегонные собаки нужны колхозу нашему. Давай напишем в Илирнэй, чтоб нам хоть несколько таких собак продали. А теперь советую позвать Иляя и поговорить с ним по-человечески, — неожиданно заключил парторг.
Айгинто изумленно вскинул брови. Но тут же с отчаянием махнул рукой и, заметив в окне Оро и Тотыка, вышел на улицу, попросил их позвать Иляя.
Пока ждали Иляя, парторг и председатель молчали. Но вот, наконец, появился Иляй. Он осторожно приоткрыл дверь, с опаской заглянул в правление, не решаясь войти.
— Ну, ну, заходи, заходи! — позвал его Айгинто. При виде испуганного Иляя он как-то размяк и вместе с неловкостью к нему пришло облегчение.
Иляй переступил порог, смущенно затоптался на одном месте. Широко улыбнувшись, председатель встал ему навстречу и, чувствуя, что на душе у него становится уже совсем легко, сказал:
— Ты меня прости. Погорячился немного. Об оленегонных собаках ты правильно говорил.
Иляй недоуменно вскинул глаза на председателя, потом глянул на парторга.
— Да, у тебя хорошая, хозяйская забота о питомнике, — подтвердил Гэмаль, — и мы с председателем это очень ценим.
— Цените? — осмелел Иляй. — Ну, если цените, то давайте мне откуда хотите оленегонных собак! Что это за питомник без оленегонных собак?
Айгинто положил на его плечо руку.
— Верно! Требуй своего! Через недельку вместе с Гивэем выедете в Илирнэй. Ты получше собак выберешь, а Гивэй как следует питомник илирнэйский осмотрит, нужное для себя перенимет.
— Вот это я понимаю! — воскликнул Иляй. От прежнего испуга его не осталось и следа. Был он теперь важным, всем видом своим показывал, что знает себе цену. Айгинто, с трудом скрыв улыбку, попрощался с Иляем за руку.
— Ну, теперь тебе и отчет веселее писаться будет, — сказал Гэмаль председателю после того, как вышел Иляй.
— Верно, верно, парторг! — подтвердил Айгинто и даже замурлыкал себе под нос веселую песенку, углубляясь в бумаги.
И тут в правление колхоза вошла Тимлю. В расписной, изящно сшитой дошке, в легонькой белоснежной шапке, как-то особенно оттенявшей черноту ее мягких застенчивых глаз, с черными тугими косами, перекинутыми на грудь, она сегодня показалась Айгинто, как никогда, желанной и родной. Он невольно подался вперед, скомкал нужную бумагу, но вдруг, как бы что-то вспомнив, сдвинул брови, выпрямился. Пристально посмотрев в лицо Айгинто, Гэмаль перевел взгляд на Тимлю и с озадаченным видом откинулся на спинку стула.
Тимлю неслышными шагами подошла к столу Айгинто и тихо сказала:
— Я к тебе, председатель. В мастерской нашей кончается запас камусов и оленьих жил. Мало также осталось оленьих шкур для меховых жилеток. Пришла предупредить…
— Хорошо, Тимлю, я об этом позабочусь, — так же тихо ответил Айгинто. — А вот, скажи, верно ли, что у вас там как будто печка дымить стала?
— Да, это верно, — подтвердила Тимлю. — Глаза у швей болят, слезятся.
— А чего же ты молчишь? Почему не идешь в правление требовать, ругаться? — вдруг словно как бы повеселел Айгинто. — Вот, как Иляй, например, пришел, поругал меня за то, что мало о питомнике думаю.
Тимлю смущенно улыбнулась.
— Да, это верно, — уже смелее сказала она. — Надо как можно скорее починить нам печку. Очень прошу тебя, председатель.
— Сегодня же починю, Тимлю, — пообещал Айгинто.
Было видно, что ему страшно хочется сказать еще что-то.
Тимлю почувствовала это.
— Ну, я пойду работать, — заторопилась она.
Девушка бесшумной походкой вышла из правления.
Как только захлопнулась дверь, Айгинто с силой отодвинул стол, быстро подошел к окну. Долго стоял он у окна, провожая взглядом удаляющуюся легкую фигурку Тимлю. Весь погруженный в свои невеселые думы, он совсем, казалось, забыл о Гэмале.
Первым нарушил молчание парторг.
— Что произошло? Поссорились, что ли?
Айгинто вздрогнул, медленно повернулся к Гэмалю.
— Нет, много хуже… Тимлю меня не любит и, наверное, никогда не полюбит, — сказал он, не в силах поверить самому себе. — Уж так вот получается…
— Не рано ли тебе такие мысли пришли в голову? — осторожно спросил Гэмаль.
— Нет, не рано. — Айгинто снова повернулся к окну. — Вот уж несколько лет я проверяю, правильно ли думаю. И ответ все тот же — не любит…
Долго тянулось молчание. Гэмаль напряженно искал какие-нибудь такие слова, чтобы как-то успокоить председателя. Айгинто это чувствовал.
— Тут, парторг, ничем не поможешь! — с наигранной бодростью воскликнул он. — Как-нибудь сам себе помогу. Давай работать!
Председатель поправил стол и снова взялся за свои бумаги.
«Да, тут, наверное, парторг ничем не поможет», — мысленно согласился Гэмаль с председателем.
Айгинто вяло полистал свои бумаги и, обхватив голову руками, застыл в неподвижности, упорно глядя куда-то в одну точку.