Сигнал светофора останавливает поток автомобилей и телег Из окна комфортабельного «ЗИС-101», Мак Рэд видит часть московской улицы и бесконечную очередь худых и нищенски одетых людей. Между ними видны рабочие, крестьяне в лаптях и с котомками за спиной.
— Что делают эти люди? — удивленно спрашивает Мак Рэд, поворачиваясь к переводчице. Глаза Ирины растерянно косятся на Молотову.
— Это… видите ли мистер Мак Рэд… Эти сознательные советские граждане стоят в очереди перед сберегательной кассой. Они охвачены энтузиазмом и хотят побыстрее пожертвовать свои сбережения на построение социализма… — разъясняет Молотова.
— Ах, вот что!? — приятно удивлен Мак Рэд.
— Этого не увидишь у нас на родине, — отзывается, сидящий напротив Де-Форрест, — я начинаю верить в то, что вы построите социализм. Если люди, отказывая себе даже в одежде, по-видимому им крайне необходимой, отдают деньги на индустрию — это успех!
— Колоссальный успех коммунизма! — оживленно продолжает Мак Рэд.
Светофор мигает и зажигается зеленый свет. Автомобиль медленно движется вдоль очереди. Возбужденному Мак Рэду хочется выкрикнуть какое-то пламенное приветствие. Рука его протягивается к дверце автомобиля.
— Я скажу им, что мы…
Но переводчица, следящая за движениями американца, удерживает его словами:
— У нас речи произносятся в специальных местах. Здесь мы помешаем движению и общественному порядку.
Автомобиль все еще катится рядом с очередью. За окном мелькают худые, заросшие и бородатые лица. Доносятся тяжелые вздохи и реплики:
— Хватит ли сегодня хлебушка?
— Хлебушко!?! Хлебушко!?!
— Намеднись так зря и простояли…
Два дворника выносят из очереди тело, упавшего без сознания истощенного человека.
Но Молотова не дает заметить этого Мак Рэду и Де-Форресту. Она хватает их за рукава, указывая на противоположную сторону улицы.
— Поглядите на этот прекрасный новый дом! В таких дворцах живут, рабочие в нашей стране!…
Автомобиль мчится по улицам Москвы. Молотова обращает внимание иностранцев на серый четырнадцатиэтажный дом.
— Это наша архитектурная гордость — гостиница «Москва».
— Мы остановились в ней. а также видели десятки фотографий еще у себя на родине, — равнодушно отвечает Мак Рэд.
— Однажды в Нью-Йорке мне пришлось жить в номере, который находился на шестьдесят третьем этаже, — замечает вскользь Де-Форрест.
— Это должно быть интересно! Какая величественная панорама должна расстилаться внизу… Огромный город, стрелы улиц и… увлечена Ирина.
Молотова уничтожающим взглядом смотрит на коллегу и прерывает ее.
— Бессмысленно строить высокие дома. Только капиталистическая эксплоатация… — Молотова делает паузу, не зная чем закончить, — впрочем, вот мы и приехали.
Автомобиль останавливается у подъезда Третьяковской галлереи.
Все четверо входят в знаменитое хранилище драгоценных картин.
В вестибюле их встречает человек с лицом профессора. Узнав иностранных гостей, он обращается к ним по-французски:
Вам, вероятно, угодно осмотреть сокровищницу русской культуры?… Позвольте мне предложить свои услуги в качестве проводника. Я служу здесь тридцать лет и каждый экспонат известен мне со всеми его…
Молотова становится между инженерами и проводником и говорит ему по-русски.
— Нет, нет! Мы сами осмотрим картины.
Шествие направляется из залы в зал. Инженеры оставляют без внимания пеструю и безвкусную мазню советских художников, задерживаясь только перед известными произведениями старых русских мастеров.
— Вот… — пытается задержать Молотова у картины, где чудовищно нагромождены уродливые, угловатые физиономии на фоне фабричных труб, — это знаменитая картина советского художника… «Стахановцы»…
Инженеры, безразлично кивая головами, идут дальше.
— А здесь вы можете видеть портрет нашего вождя, кисти художника…
Мак Рэд приостанавливается, но Де-Форрест говорит:
— Портретов вождя мы видели ужасно много. Мне кажется, что все советские художники пишут только его портреты. Нас больше интересуют прекрасные русские картины.
Группа направляется дальше, мимо бесконечных рядов картин в тяжелых золоченных рамах. Наконец, они останавливаются перед полотном художника Верещагина «Апофеоз войны».
— Гениально. Гениально! Глядя на эту картину, мне становится страшно! А, что если… После решительной схватки коммунизма с капитализмом, весь мир превратится в груду черепов? — спрашивает Де-Форрест у переводчицы.
— Это будут черепа только наших врагов. Мы будем воевать на чужой территории. Мы не отдадим врагу ни одной пяди своей земли и окажемся победителями! — отвечает Молотова, тоном школьника, бессмысленно зазубрившего урок.
— Вы так думаете? — спрашивает Де-Форрест.
— Так сказал наш вождь.
— Но все же, меня интересует ваше личное мнение. Как вы думаете?
— Нам некогда думать. За нас думает мудрый и великий вождь. Мы же должны только выполнить его прозорливые предначертания, — с пафосом отвечает комсомолка.
На лице Ирины появляется легкая тень иронической усмешки…
* * *
Зрительный зал Большого театра. Тысячами огней сверкают люстры и бра. Публика рассаживается по местам.
Американцы занимают удобную, обитую плюшем ложу. Мак Рэд приятно удивлен, увидев в соседней ложе стройную, со вкусом одетую молодую женщину.
— Товарищ Петерс!… — здоровается она с вошедшим седым человеком.
— Анна! Сегодня будем наслаждается буржуазным искусством? — иронизирует он.
Взвивается занавес и на искусно освещенной. сцене появляются воздушные девушки «Лебединого озера».
Перед очарованными зрителями проходят изумительно исполненные сцены классического балета. На лицах американцев нескрываемое восхищение.
— Бесподобно! — говорит Де-Форрест. — Какое восхитительное зрелище! Я не ожидал, что русский театр так прекрасен?
Паша Молотова безразлично глядит на сцену. Ирина, наоборот, очарована постановкой. На их лицах мелькают контрасты — восторга и безразличия.
— Как бесподобно они танцуют, — шепчет Ирина в антракте.
— Вам нравится балет? — спрашивает Мак Рэд у комсомолки.
— Не совсем. Это пережиток… Буржуазное искусство оставшееся в наследство от ожиревшего дворянства. Я предпочитаю цирк и более массовое искусство — кино. Даже Ленин сказал, что из всех искусств для нас самым важным является кино.
— Моя коллега все воспринимает согласно установившейся традиции, основанной на мнениях политических авторитетов, — с невинным выражением, но с оттенком глубокой иронии произносит Ирина.
Перед взором инженеров выходящая публика. Большинство одето незамысловато. Очень мало вечерних туалетов.
— Кто эти зрители? — спрашивает Мак Рэд.
— Это руководящие работники коммунистической партии, члены правительства, советские специалисты, ученые.
— Привилегированная часть населения красной столицы, — резюмирует Мак Рэд. Но нам бы хотелось увидеть, как выглядит широкая публика советской страны.
— По плану мы посетим один из подмосковных колхозов, — предлагает Молотова.
— Превосходно! — обрадован Мак Рэд.
— С удовольствием, — говорит Де-Форрест. — Мы часто слышали об этом термине «колхоз» и очень хотели бы увидеть, как выглядит это в жизни.
Между тем мимо иностранцев проходят зрители. Снова перед взором Мак Рэда мелькает лицо очаровательной соседки. Она, пристально взглянув на иностранца, слегка улыбается… Прекрасное видение быстро скрывается в человеческом потоке.
— Русские женщины бывают очень красивы. Эта очаровательная дама, наверное «мисс Россия»? — спрашивает Мак Рэд.
— Нет, нет! У нас не бывает этих буржуазных предрассудков — конкурсов красоты, — отвечает Молотова.
Ирина ироническим взглядом оглядывает толстую фигуру коллеги, напоминающую гриб подосиновик.