Восемнадцатого октября 1813 г. на полях Лейпцига решалась судьба Европы. Немцы, австрийцы, русские, шведы стояли против французов, во главе которых был Наполеон. Император Наполеон прощался с союзником своим, испуганным королем саксонским, за Лейпцигом, после вчерашнего перемирия, гудели триста пушек; потеряв свою треуголку, с обнаженной головою проскакал император по Брюлю, одной из главных улиц Лейпцига; проскакал на запад, к Ранштедтским воротам, чтобы никогда больше не вернуться в Германию. Союзные войска вступили в Лейпциг под разноцветными знаменами императоров и королей «милостью божьей». Над Европой нависала реакция «Священного союза».
Все это видела из окна дома по Брюлю за № 3 Иоанна-Розина Вагнер, жена полицейского чиновника Карла-Фридриха-Вильгельма Вагнера — видела сидя над колыбелью младшего сына, родившегося пять месяцев назад…
Эта картина бегства Наполеона — характерная заставка для поколения, к которому принадлежал мальчик Рихард Вагнер, подобно тому, как иное видение — Наполеона на вершине славы, гарцующего по аллее Дюссельдорфа — навсегда запомнилось другому знаменитому молодому человеку молодого девятнадцатого века — поэту Гейне. Вагнер родился саксонцем, в год, бывший для его родины кризисным. То, что называли потом реставрацией, было по существу классовой местью феодализма — местью французским идеям революции; новым классовым установкам, новой культуре, весьма непочтительно зачеркнувшей все благодати старинных религий и сословных традиций, — местью старого новому. Поколению, родившемуся под пушечные громы наполеоновского падения, было суждено дышать воздухом, пропитанным национализмом и свободобоязнью.
Иоганна-Розина Вагнер мать Р. Вагнера.
Дом, где родился Вагнер. Лейпциг, улица Брюль, 3, впоследствии 88.
…Саксонии пришлось плохо. Стиснутая с севера растущей соперницей, Пруссией, с ее тенденцией политического и экономического захвата, с юга — австрийской традиционной отсталостью, продолжая нереальную игру XVIII века, ориентируясь на призрак «Королевства Польского», Саксония в тревожные годы наполеоновских конфликтов пыталась вести собственную политику, — приведшую ее к дням лейпцигской «битвы народов». В год Иены и Ауерштедта саксонцы «изменили национальному «немецкому делу», и заключили с Францией договор, согласно формуле: «Бог да хранит Наполеона, а Наполеон — Саксонию». Вспомогательный корпус саксонских войск замерзал вместе с великой армией на полях России. Из похода 1812 г. в Саксонию вернулось меньше трети солдат. А в тот самый день, когда Наполеон галопом проскакал по Брюлю мимо ворот вагнеровского дома, саксонцы восторженно изменили вторично и перебежали на сторону победителей — русских, пруссаков, австрийцев. Одураченный король саксонский был вынужден пережить унижение плена. Когда впоследствии он увидел в дрезденском театре на сцене актера, лицо которого напоминало ему чиновника, осмелившегося сообщить ему, королю, что он — в плену, — он велел неповинного актера удалить со сцены.
Приходилось платить. На венском конгрессе 1815 г. из-за Саксонии дело чуть не дошло до войны между бывшими союзниками. Ее все же оставили в виде «буфера» между Австрией и Пруссией. Но королю саксонскому пришлось подписать договор, по которому он уступал Пруссии большую часть своего государства: 20 тысяч кв. километров и 850 тысяч подданных. Оставшаяся самостоятельным государством в числе составлявших «Германию» стран — одной империи, пяти королевств, одного курфюршества, семи великих герцогств, десяти герцогств просто, десяти княжеств, четырех вольных городов, — Саксония сохранила 15 000 кв. километров и 1 200 тысяч жителей.
Хозяйственная база Саксонии — обрабатывающая промышленность. Аграрный центр страны окружен Рудными горами, которые богаты каменным углем, оловом, свинцом. Саксония — центр развивающихся мануфактур, построенных, как об этом упоминает Маркс, на основе огромного государственного долга. Ткачи и шерстобиты, горняки и печатники образовывали издавна основные кадры трудящегося населения страны. Сохранялась цеховая, давно изжившая себя, форма организации труда. Но на рубеже XIX в. вводятся машины (для прядения, для печати). Возникают — особо в связи с наполеоновской континентальной блокадой — первые фабрики; Хемнитц, невдалеке от Дрездена, был их центром. Но в Саксонии развита также и торговля. Сукна и кружева Саксонии знамениты в Европе. Лейпциг, где стояла колыбель маленького Вагнера, — знаменитый центр ярмарочного товарообмена. В частности, улица Брюль — главная артерия меховой торговли. К тому же в Лейпциге — университет, один из знаменитейших в Европе. В уютном «Ауербаховском» кабачке среди студентов сиживал когда-то на бочке полулегендарный доктор Иоганн Фауст. Саксония была оплотом лютеровской реформы: в ней складывались первые прочные кадры новой буржуазии, и знаменитый саксонский художник, Лукас Кранах, придавал крепкие буржуазные черты физиономиям местных феодалов.
Разоряемые реакционно-феодальной политикой притязавших на Польшу курфюрстов, саксонских Августов, города Саксонии не дали стране полностью той классовой культуры, которую как будто обещало время первоначального накопления. На общем фоне феодального развала Саксония была наиболее передовою страной. Отсюда взяла свое начало немецкая классическая поэзия. В Дрездене, официальной столице, сосредоточились завезенные сокровища, картинная галлерея и итальянская опера. Страну покрыла армия исполнителей — чиновников финансовых, светских и духовных. Из среды этой мелкобуржуазной по быту бюрократии и вышли Вагнеры.
Все предки Вагнера — саксонцы. Дотошный и влюбленный биограф Вагнера проследил вплоть до XVII века и тридцатилетней войны имена, занятия и местожительства вагнеровских дедов и прадедов.
Они — вначале учителя, органисты, канторы, — причастны к школе и церкви. Верные лютеране и чистокровные мелкие мещане, они живут в самых заброшенных уголках саксонской провинции, понемногу перебираясь к городам. Готлиб-Фридрих Вагнер, умерший в 1795 г., дед родившегося в 1813 г. мальчика, — первый из всех его предков, предстает перед нами как лицо с определенной индивидуальностью. Он имеет уже высшее образование. Кроме того, он уже не сельский учитель и не церковный музыкант, он — акцизный чиновник, собирающий пошлины и въездный сбор в Лейпциг, у тех самых Ранштедтских ворот, где впоследствии будет жить семья его сына. Еще одна черточка, приведшая в смущение буржуазных биографов, характерна для этого Вагнера: с невестою своею он сошелся до брака, «церковное благословение» не было обязательным для современника эпохи «бурь и натиска».
У семьи Вагнера никогда не было недвижимого имущества или каких-либо сословных привилегий. «Акцизный чиновник», однако, уже имеет доступ к целому ряду преимуществ. Сбор денег у ворот крупного торгового города был очевидно выгоден. Местность у Ранштедтских ворот к тому же с 1766 г. была отмечена открытием драматического театра. Своим двум сыновьям Готлиб-Фридрих Вагнер сумел уже дать университетское образование и задатки художественных вкусов. Идеология этой мелкобуржуазной получиновничьей интеллигенции определена эпохой, лицемерно именовавшейся «веком просвещения». Классическая литература Германии, деятельность Гете и Шиллера в одном из соседних с Саксонией княжеств, руководит установками лейпцигской молодежи на рубеже ХVIII и XIX веков. Два брата Вагнера разделяют общее увлечение литературой и театром. Старший брат, Карл-Фридрих-Вильгельм родился в 1770 г. — в год рождения Бетховена. Это он и был впоследствии «полицейским актуарием» в Лейпциге, исполнял рель полицеймейстера при городском самоуправлении. Юрист по образованию, он был театралом по симпатии. У Фридриха Вагнера оказалась хорошая библиотека античных классиков, а как чиновник лейпцигской полиции он проводил в жизнь кодекс Наполеона, когда Лейпциг был оккупирован французами.
…Его сын, родившийся 22 мая 1813 г., Вильгельм Рихард — стал одной из крупнейших фигур XIX века.
…В семейной биографии Рихарда Вагнера была своя тайна. Она создана по существу им же самим: был ли действительно Рихард Вагнер сыном театромана-полицейского Фридриха Вагнера?
Мать Вагнера, Иоанна Розина Пэц (или Беец? — ее фамилия раньше писалась Веrtz, Реrthes, и Веrtzt вышла замуж за Карла-Фридриха Вильгельма Вагнера з 1798 г. двадцати четырех лет. Дети следовали один за другим. Рихард был девятым ее ребенком, четвертым сыном. Выраженное Вагнером сомнение относительно того, «то был его отцом, оправдывает внимание, какое оказывают биографы Вагнера личности незаурядного человека, ставшего отчимом Вагнера: Людвига-Генриха-Христиана Гейера.
Театральные интересы полицейского чиновника Фридриха Вагнера впервые познакомили его с этим молодым дилетантом. Гейер происходил из евангелически-церковной семьи таких же органистов и канторов, как и Вагнеры прежних поколений. Одаренный живописец, не доучившийся до конца студент, Гейер с 1801 г. становится актером-профессионалом, играет в различных городах немецкой провинции, с 1809 г. входит в состав труппы, сидевшей полгода в Дрездене и полгода в Лейпциге. Его знакомство с семьей Вагнеров, начавшееся с первых годов столетия, переходит в самую тесную дружбу. Он пишет портрет матери Вагнера в характерном для господствующего тогда стиля «ампир» открытом платье, с чепчиком на голове, — и в качестве парного к нему свой собственный портрет, в берете и с папкой живописца. Переписка Гейера с семьей Вагнера богата интересными деталями, бытовыми и профессиональными. Во время событий 1813 г. Гейер — вдали от своих друзей, связанный службой в дрезденской труппе. — Но осенью того же года, 22 ноября 1913 г., Фридрих Вагнер, после свержения французов и пленения короля, перегруженный заботами, умирает от «лазаретного тифа». Гейер принимает в многочисленной семье Вагнеров исключительное участие. Он устраивает старших детей у родственников и знакомых и перевозит оставшуюся семью Вагнеров к себе в Дрезден. Через полгода после смерти Фридриха Вагнера его вдова выходит замуж за Гейера. От этого брака у матери Рихарда была еще дочь, Цецилия, любимая подруга его детства. Рихард очень любил своего отчима и пользовался его особой любовью. Действительно ли Гейер, как писал в 1870 г. Рихард Вагнер своей сестре, «хотел своим браком на вдове друга загладить некую вину» или никакой «вины» вообще не было — это остается именно тем секретом, который будет интересным в настоящее время разве только для психоаналитиков. — Принципиального значения вопрос об отце Рихарда Вагнера конечно не имеет.
Переезд в Дрезден означает знаменательный перелом в жизненной среде семьи Вагнеров. Из старинного дома на Брюле, дома, носившего живописное название «у красного и белого льва», — семья Вагнер-Гейер переселяется в Дрезден на Морицштрассе и чувствует себя здесь вполне обеспеченной годовым заработком Гейера в 1 040 талеров. Знакомства семьи — теперь профессионалы: артисты драмы и оперы, журналисты, интеллигенты.
Эпоха после 1815 г., т. е. дрезденский период детства Вагнера, определяется теми законами реакций, которые были начертаны на знаменах реставраторов.
Священный союз» и Меттерних; Австрия, католический феодализм, восстановление всего, что было уничтожено при французской оккупации, вплоть до воскрешения косичек и капральской палки. В стране устанавливается затхлая и неподвижная тишина. В окнах королевской резиденции в Дрездене сидят одетые в красное гренадеры, свесив ноги через подоконник во двор, вяжут чулки — а на коленях у них открытые томы чувствительных романов. Немецкое искусство переживает эпоху буржуазного романтизма: в театре господствует «драма судьбы», и разбойник Яромир в «Праматери» Грильпарцера, герой, исполняющий мистическую волю некоего древнего искупления, заступает место героического бунтовщика против несправедливости, — Карла Моора из «Разбойников» Шиллера.
Для понимания среды, которая воспитывала молодого Вагнера, важнее эпигоны, чем классики, не великие имена Гете или первых вождей романтизма, а та поэзия второго сорта, которая, несмотря на ряд исключений, отражает рост буржуазного сознания. Людвиг Уланд, родившийся за четверть века до Вагнера. удачно характеризует ту Германию, какая представлялась глазам либерального бюргерства. — Княжеский двор? — Дерево, которое стоит «кверх ногами», корнями в небо. Университеты? — Профессор ежедневно «освобождает внутренний наш смысл» в то время, когда ему самому чудесно удается житейская практика. Поэзия? — Поэта интересует только его собственное разорванное сердце, но не боль народа. Церковь? — Ее девиз «кланяйся и молчи». Парламент — карикатура, а государственный герб вместо орла, символизировавшего полет вперед—
«Гербом была улитка,
А щитоносцем — рак».
Уланд делал только одно исключение: в доме бюргера — все хорошо. Здесь цветет добродетель и счастье. Его идеал Германии — единый дом, полный хороших людей. Беззубость критики объясняется классовым характером либерального бюргерства. Генрих Гейне, по возрасту занявший среднее место между Уландом и Вагнером, в это же время (1816) умеет сказать о современной ему Германии иное.
…«На гробницах великанов
Вижу карликов народ».
Царствуют суеверия, ложь, обман. — Великий враг Генриха Гейне, феодальный оппозиционер Платен говорит:
«Ты знаешь, что на всей планете
Нет худшего, чем немцем быть».
Литература прозаическая и драматическая эпохи романтики субъективно служит целям реакции. Вместе с тем социальный состав немецкой культуры — буржуазен. «Я умоляю тебя, лучший мой Карл, не позволяй слабости мечтания отвратить тебя от гражданских (бюргерских) и домашних намерений», — пишет любящая мать молодому студенту, Карлу-Людвигу Занду. Адресат этого письма получил в Берлине «патриотический» совет посетить поля сражений наполеоновской освободительной войны. Увы! — поля национальной славы забыты, а окрестные жители принимают патриотов-экскурсантов за учеников зубоврачебного дела, которое обыскивают поля сражений в поисках за человеческими зубами.
Вместе с тем медленно накипает недовольство. Чтобы его понять, достаточно указать на полный провал всех ожиданий, которыми была поднята Германия на борьбу с Наполеоном. Никаких конституций, торжественно обещанных многими королями и герцогами Германии их подданным, последние не получили. В 1817 г. жестокий экономический кризис почти обесценивает валюту. Крестьянство сгоняется с земель под предлогом предоставления ему права выкупа от личной крепостной зависимости. Выиграли только феодалы-помещики. Буржуазия вначале с этим примириться не может, ища любого предлога для того, чтобы выступить с протестом, хотя бы самым невинным. В 1817 г. все сильные мира сего но главе с Меттернихом насмерть перепугались, когда во время юбилейного празднества трехсотлетия лютеровой реформации в Вартбурге студенты сожгли два символа господствующего строя: косичку и палку капрал. В эпоху первой реакции студенчество, кадры которого пополнялись главным образом «средней» буржуазией, являлось носителем передовых идей. Очень относительна конечно их прогрессивностъ. Устав знаменитых студенческих объединений— буршеншафтов помещает в своих проектах на первом месте требование «научно-бюргерского переворота:»… Врагами немецкого народа объявлены римляне, монахи и солдаты. И тот самый студент, к которому обращен был выше цитированный призыв любящей матери «беречь бюргерские и домашние» добродетели, гравирует на длинном кинжале строчку из Теодора Кернера, поэта антинаполеоновской партизанской войны:
«Вонзи в себя враждебное копье.
Свободе смертью путь освобождая».
Иногда лучше умереть, чем жить, показать своею гибелью пример, уничтожить врага, и Занд обращает в 1819 г. свой кинжал против русского шпиона Августа Коцебу — «архираба и охранителя этого продажного времени». — Кинжал Занда был воспет на Востоке величайшим из поэтов России. Убийство это — событие, всколыхнувшее всю Европу.
Убитый был известным драматургом Германии. Он проповедывал не только в доносах царскому правительству или в критических статьях, но и в своей драматургической практике идеи застоя…
Мы не можем понять молодого Вагнера вне среды, сложившей его индивидуальность. Мы не можем учесть все ее особенности без анализа сегодняшнего искусства драматического и музыкального.