ГИПОТЕЗЫ ПОЛКОВНИКА ДЫМОВА
— Не Подмосковье, а джунгли, честное слово, джунгли! Заплутаться в два счета можно! — Низенький пожилой мужчина в серой полосатой пижаме, в тапочках на босую ногу, остановился на маленькой лесной полянке и огляделся. — Сергей Сергеевич, где вы?
— Здесь! — откликнулся Дымов, появляясь из-за деревьев. Он тоже был одет по-домашнему: в тенниске, пижамных штанах, широкополой соломенной шляпе и спортивных тапочках. В руках он держал небольшую плетеную кошелку, из которой виднелась стеклянная банка из-под варенья.
— Не отставайте, а то потеряем друг друга! — сказал мужчина в полосатой пижаме. — Без вашей помощи я из этих уссурийских дебрей ни за что не выберусь.
— Не беспокойтесь, Антон Яковлевич! Не заплутаемся. Да вы посмотрите, какая прелесть!..
Вокруг краснели кустики земляники. Большие спелые ягоды, освещенные лучами солнца, омытые утренней росой, были словно чьей-то щедрой рукой густо рассыпаны на земле среди буйно разросшейся травы.
— Вот они, дары природы! — довольно проговорил Антон Яковлевич и опустился на землю.
— Вот видите! — обрадованно воскликнул Сергей Сергеевич и тоже опустился на колени. — А ну, кто больше...
Собирая землянику, Антон Яковлевич наткнулся на мухомор — тонкий, высокий, с нарядной красной шляпкой, усеянной, как блестками, белыми крапинками.
— Извольте видеть... Ждали его... вылез! — недовольно сказал Антон Яковлевич, показывая на гриб. — И чего только природа не придумает: красивый, нарядный, а дрянь ядовитая.
— Это уж из нашей области, — сказал Дымов, разглядывая мухомор. — Поглядишь на иного — блестит, сияет, а заглянешь внутрь — весь червивый, чужой. И с ядом!..
Антон Яковлевич сел на траву и большим носовым платком вытер вспотевшее лицо.
— Мы с вами, кажется, договорились, — притворно сердито сказал он, — в выходные дни служебных разговоров не заводить.
— Договорились, — согласился Дымов. — Но какой же это служебный разговор? Небольшая аналогия... осмысливание некоторых фактов... рассуждения вслух.
— Ладно, ладно, философ! — проворчал Антон Яковлевич. — Банка, небось, еще пустая?
— Заполняется!
Сергей Сергеевич снова, передвигаясь на коленях, начал собирать «дары природы». Через минуту он оглянулся и увидел, что Антон Яковлевич сидит на месте в той же позе, рассеянно вертя мухомор, и на лице его — выражение сосредоточенного раздумья.
— ...Конечно, статья Лидснея в журнале «Сайенс»[2], опубликована неспроста, — медленно заговорил Антон Яковлевич. — Ведь вот этот мухомор вылез на свет божий и словно оповестил — внимание, грибной сезон не за горами!
Сергей Сергеевич молча смотрел на спутника.
— Я это к чему... — продолжал Антон Яковлевич. — Статья в «Сайенсе» весьма прозрачно намекает, что ключ к получению материалов, могущих решить проблему постройки глубоководного скоростного корабля, у них в руках.
Сейчас задача в том, как воспользоваться этим ключом. Это, дорогой мой, не научная статья... Тут прицел иной. О предстоящем научном открытии или изобретении так не говорят и не пишут. Здесь больше похоже на то, что эти господа присвоили чужой ключ от чужого замка, но еще не знают, как к этому замку подобраться.
Сергей Сергеевич встал, отряхнул колени и подошел поближе.
— А если учесть то обстоятельство, — продолжил он мысль спутника, — что Гарольд Лидсней — один из немногих журналистов, близких к Си-Ай-Эй[3], то получается...
— Получается, товарищ полковник, — усмехаясь, прервал Антон Яковлевич, — что мы с вами неподходящее место для разговора выбрали... И потом, сколько раз я просил... выходной день, отдыхать надо, а вы с делами. Не годится, Сергей Сергеевич, никуда не годится.
— И я говорю, не годится, товарищ генерал, — подхватил Дымов. — Я, можно сказать, сил не жалею, ползаю, ягоды ищу, а вы философию разводите.
Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Издали донеслись женские и детские голоса...
— Ау! Где вы?!
— Нас ищут. — Антон Яковлевич приложил ладонь ко рту, и по лесу громко прокатилось: — О-го-го-го! — Потом он обернулся к Дымову и сказал вполголоса:
— Завтра я с утра занят. Срочное задание. В 15.00 прошу ко мне со всеми вашими соображениями.
— Есть, товарищ генерал. В 15.00.
...Разговор, начавшийся в воскресный день в лесу, был продолжен в понедельник, в служебном кабинете генерала.
В кабинете стоял большой, красиво отделанный радиоприемник. В редкие минуты отдыха, которые генерал называл «паузами», он включал приемник и «шарил» по светящейся, с зелеными и красными линиями, шкале, отыскивая что-нибудь такое, что могло заинтересовать его. Больше всего генерал любил песни. Услыхав знакомый мотив, он поудобнее усаживался в кресле, вытягивал ноги и закрывал глаза. Песня негромко звучала в его небольшом, но уютном кабинете и, отвлекая на несколько минут от дел, приносила отдых, доставляла наслаждение и «разрядку».
Прослушав песню или какой-нибудь лирический вальс, генерал выключал приемник и шел к письменному столу. «Пауза» окончена, надо продолжать работу.
Сегодня «пауза» была недолгой. Только что отзвучала отличная румынская песенка «Маринике», и лицо генерала еще сохраняло мягкое выражение. Телефон зазвонил, как всегда резко и требовательно. В эту же минуту в приоткрывшуюся дверь заглянул секретарь и коротко доложил:
— Вызывает Черноморск!..
Генерал выключил радиоприемник и подошел к телефону. Сосредоточенно, иногда хмуря пушистые брови, он слушал все, что ему докладывали, затем неожиданно прервал разговор и приказал:
— Хорошо! Все подробности сообщите шифровкой. Сегодня же... Сейчас!..
Генерал положил трубку, сел за стол и толстым синим карандашом написал на листке блокнота только одно слово: «Черноморск». Это слово означало, что сегодня же вечером необходимо получить подробности странного происшествия, о котором ему коротко, в пределах служебного телефонного разговора, только что сообщили.
Вошел секретарь и доложил, что полковник Дымов ждет приема. Генерал взглянул на часы и улыбнулся: без двух минут три. Как всегда, полковник был предельно точен.
— Входите, входите, Сергей Сергеевич. Здравствуйте! — Генерал встал и пошел навстречу полковнику. — Садитесь, — показал он на кресло. — Что же, продолжим наш вчерашний разговор. Чем порадуете?
Дымов пожал плечами.
— К сожалению, хвалиться пока нечем, товарищ генерал. Сведения, которыми мы располагаем, отрывисты и не вполне достоверны.
— На вполне достоверные сведения пока рассчитывать не приходится, — отозвался генерал. — Давайте попробуем восстановить хотя бы приблизительную картину того, что произошло, и дорисовать то, что стерто временем.
— Попробуем! — Сергей Сергеевич положил перед собой на маленький столик папку с бумагами.
Вот уже больше месяца он с пытливостью ученого и настойчивостью следователя собирал по крохам все, что имело отношение к последним дням жизни и работы ученого-кораблестроителя профессора Савельева. Он скрупулезно сопоставлял обрывки сведений, клочки фактов, пытаясь узнать из них неизвестную до сих пор историю смерти Савельева и исчезновения всех материалов его научных и экспериментальных работ. Все, что ему удалось «прочитать», выглядело примерно так:
...Когда воздушный и морской десанты гитлеровцев внезапно атаковали Черноморск и завязали бои на его окраинах, профессор Савельев был болен. Началась поспешная эвакуация женщин и детей. Все мужское население Черноморска — от юношей до стариков — вместе с воинскими частями держало круговую оборону города. Оставив больного учителя на попечение Анны Герасимовны, хлопотливо собиравшейся в ожидании горкомовской машины, Габуния ушел с отрядом добровольцев. Но перед уходом, выполняя категорическое требование профессора, Габуния уничтожил модель нового корабля, важнейшее оборудование лаборатории, уничтожил все следы большой работы, проводившейся им и Савельевым. Габуния не вернулся. Он погиб, защищая от врага родную советскую землю.
А старый, больной ученый, оставшись дома, не мог спокойно лежать в кровати. Превозмогая боль, Савельев незаметно встал, оделся и ушел, ушел, не сказав никому ни слова. Куда? Зачем? Никто этого не знает.
Трудно описать отчаянье Анны Герасимовны, обнаружившей исчезновение больного мужа.
Скрылись из виду последние грузовики с беженцами, а у двери беленького домика Савельевых все еще сердито пофыркивал будто торопил — скорей, скорей! — «газик» из гаража городского комитета партии. Когда ружейная и пулеметная стрельба раздалась уже совсем близко, Анну Герасимовну, почти потерявшую сознание, силой усадили в машину и увезли.
Что же стало с профессором Савельевым? В одной из своих сводок, значительно позднее, фашистское командование сообщило о том, что при взятии русского портового города N. был убит шальной пулей видный ученый, крупный специалист в области кораблестроения, Петр Савельев. А еще позже гитлеровцы опубликовали нечто вроде некролога, в котором сообщили о найденных ими некоторых условных записях погибшего ученого, повидимому, имеющих отношение к его последним работам.
Генерал внимательно слушал. Когда Дымов замолчал, генерал несколько раз провел рукой по волосам, потом крепко, до хруста, сжал пальцы рук и сказал очень тихо:
— Дальше!
А дальше начинались гипотезы, догадки, начиналось то, что Сергей Сергеевич назвал отрывистыми и не вполне достоверными сведениями.
Анна Герасимовна Савельева, старая больная женщина, до сих пор не может без слез вспоминать о своем погибшем муже, о том, что произошло в Черноморске в те трудные, страшные дни.
Три раза посетил Сергей Сергеевич маленькую московскую квартиру, в которой жила теперь старушка. И постепенно, шаг за шагом, в результате осторожных расспросов и долгих задушевных бесед возникали в ее памяти стертые штрихи, забытые подробности, выявлялись новые детали этой трагической истории.
Да, Анна Герасимовна вспомнила, отчетливо вспомнила небольшой круглый футляр, в котором Габуния хранил все чертежи, все схемы и расчеты. Куда делся этот футляр? Этого Анна Герасимовна не знает. По всей вероятности, его уничтожили в лаборатории вместе с моделью и оборудованием... А может быть...
Куда и зачем уходил больной Савельев? Этого Анна Герасимовна тоже не знает. Но у полковника все более и более крепла уверенность в том, что профессор не зря уходил из дома.
— Вы представьте, товарищ генерал, — взволнованно докладывал Сергей Сергеевич. — Враг близко. Модель, расчеты, чертежи могут попасть в руки фашистов. Старик не знает, спасется ли он сам. Близкая опасность придает ему силы, толкает его на решительный шаг. Он хватает футляр с чертежами и расчетами и в суматохе незаметно уходит из дома. Он находит подходящее место и прячет свои труды, свое детище... Но где? Этого, к сожалению, никто не знает.
Видимо, уже возвращаясь обратно домой, профессор Савельев был убит. Иначе его нашли бы наши товарищи. Он брел по улицам города больной, одинокий и... погиб. Но он выполнил свой долг, долг советского патриота. Бумаг при нем уже не было. Иначе, если бы они оказались при нем, об этом широко оповестили бы хвастливые фашистские сводки.
Генерал слушал молча. Ни вопросом, ни замечанием он не прерывал Дымова, а тот продолжал говорить очень медленно, словно проверяя себя, свои выводы.
— Я полагаю так... Фашистам не сразу, конечно, а через какое-то время стало известно, что в Черноморске находился и работал замечательный русский ученый... Был опознан его труп. Найдены кое-какие документы, условные записи. Ведь они так и говорили. Следовательно, это еще не работы Савельева, а что-то, имеющее отношение к ним... Что же это могло быть? Я много думал над этим вопросом, товарищ генерал, и пришел к выводу, что это — не что иное, как зашифрованные самим Савельевым в личной записной книжке или в каком-нибудь другом документе координаты места, где он спрятал свои чертежи и расчеты...
Генерал молча кивнул головой. Он был согласен с полковником. А тот продолжал.
— В ходе войны фашистам не удалось расшифровать и воспользоваться «условными записями» Савельева. К тому же из Черноморска их очень скоро выбили... Однако записная книжка Савельева, будем ее так называть, была ими сохранена, а после окончания войны она попала к новым хозяевам — господам американцам. И здесь зашифрованные записи погибшего профессора перестали быть шифром. Их прочли! Вот тогда-то заговорили о ключе, тогда и появилась статья Лидснея в журнале.
Сергей Сергеевич улыбнулся и заключил:
— Но одно дело расшифровать название места, где спрятаны чертежи, а другое дело — до этого места добраться.
Он замолчал и посмотрел на генерала. Антон Яковлевич поднялся со стула, подошел к Дымову и положил ему на плечо руку. В этом жесте было и одобрение, и поддержка.
— Что же ты предлагаешь, Сергей Сергеевич? — спросил генерал, неожиданно переходя на ты.
— Ждать! — твердо ответил Дымов. Он перехватил понимающий взгляд начальника и добавил: — Ведь не каждое ожидание есть пассивность, товарищ генерал?
Генерал такому ответу не удивился. Да, не всякое ожидание означает пассивность. Иногда очень важно проявить терпение, выждать, чтобы потом действовать решительно, наверняка.
Генерал, заложив руки за спину, прошелся, по кабинету, а потом, словно что-то обдумывая и сопоставляя, сказал:
— Есть интересное сообщение... Недавно мне звонили из Черноморска... Там произошла любопытная история...