ВТОРОЙ ВИЗИТ ХЕПВУДА
Подполковник Рославлев только что закончил телефонный разговор с Москвой и сейчас расхаживал по своему кабинету, обдумывая события последних дней. Снова многое ему казалось странным и неясным. Загадка с таинственным пассажиром «Виргинии» так и осталась до сих пор неразгаданной. Наблюдения и поиски ни к чему не привели. Несколько раз сотрудники докладывали Рославлеву о появлении каких-то подозрительных личностей. Однажды гражданин невысокого роста, круглолицый, в сером, заграничного покроя костюме, пришел на почту и спросил, нет ли писем до востребования на имя Аршинова. Получив письмо, он вышел, а через некоторое время опять вернулся и спросил, нет ли письма на имя Цурадзе. Сотрудники заинтересовались этим гражданином. Однако оказалось, что он — действительно Аршинов, служит в одном из министерств, приехал из Москвы поездом уже три недели назад. Вторично на почту он приходил по просьбе своего больного товарища, который живет с ним в одном санатории...
В другой раз за таинственного пассажира приняли какого-то старичка, который несколько раз увязывался за иностранными экскурсантами. А он оказался бухгалтером из далекого сибирского совхоза, в котором жил и работал уже много лет. Старику интересно было понаблюдать — нравятся ли иностранцам наши санатории и вся наша советская, жизнь...
В общем, успеха не было. Иногда Рославлеву начинало казаться, что Хепвуд что-то напутал, ошибся или преувеличил и вообще никакого пассажира, сошедшего с «Виргинии», в Черноморске не существует. Джим Хепвуд, конечно, хотел помочь... он честный пролетарий... Ну что ж, спасибо ему и на этом... А вот сегодня, сейчас, вся эта история опять представилась ему запутанной и сложной — после того как у него второй раз побывал Джим Хепвуд.
Матрос вошел в кабинет Рославлева, тяжело дыша. Вид у него был растерянный и взволнованный. Сейчас он был взволнован куда больше, чем тогда, когда «Виргиния» еще стояла в черноморском порту, а он пришел сюда чтобы сообщить о приезде таинственного пассажира.
Из сбивчивого рассказа матроса Рославлев понял главное. С группой иностранных туристов в Черноморск приехал Гарольд Лидсней. Это — фашиствующий литератор, корреспондент реакционных газет и журналов, сторонник сенатора Маккарти.
Хепвуд рассказал Рославлеву о том, что Лидсней выступал свидетелем обвинения против «нелойяльных» американцев в городе Сан-Франциско. Среди обвиняемых был Гарри, тоже матрос, старый приятель Джима — не коммунист, а просто честный парень. Джим и Гарри вместе посещали митинги, вместе изучали русский язык... Джим слышал этого продажного писаку Лидснея на суде, инспирированном ФБР. Лидсней — враг демократии, враг коммунистов. — Почему же он у вас? — недоуменно спрашивал Хепвуд подполковника Рославлева.
— Сегодня утром на пляже я впервые увидел здесь Лидснея, — взволнованно продолжал Хепвуд, не ожидая ответа Рославлева. — Но я не был уверен, что не обознался. Тогда я подошел ближе и убедился, что не ошибся. Это был он, Гарольд Лидсней... корреспондент... А вечером я снова увидел его. Лидсней вышел из гостиницы «Черноморская» и отправился в сторону моря. Он пошел не туда, куда ходят гулять все честные люди... где шумное веселье, где играет музыка. Он отправился в пустынные переулки, в почти безлюдные места...
Глаза Хепвуда потемнели от гнева.
— Я хорошо знаю повадки этих господ. Если они ищут одиночества, значит должны кого-то встретить. А если этот кто-то прячется, значит он куплен ими, значит он — наш общий враг. Поверьте мне, что все это неспроста.
Хепвуд с шумом вдохнул воздух, наклонился ближе к Рославлеву и заговорил почти шепотом:
— Мне кажется, я не ошибся. В отдалении за Лидснеем шел какой-то человек. Я его обнаружил не сразу, но все же узнал... Да, да... Этого человека я уже видел второй раз. Когда первый раз я встретил его, на пляже, он говорил со мной по-английски, а сейчас недалеко от гостиницы в пустынном переулке он шел за Лидснеем. Именно за ним, или будь я проклят! — не выдержал и выругался матрос.
Хепвуд опустил голову, подождал, не спросит ли его о чем подполковник, и закончил:
— Мне конечно надо было идти дальше, не упускать из виду этих господ, но... — он поднял голову и виновато улыбнулся. — Но чертовски неприятно получать удар ножом или кастетом, начальник!
Матрос умолк и внимательно посмотрел на Рославлева.
Как и при первой беседе с Хепвудом, подполковник Рославлев слушал, не перебивая, не задавая ни одного вопроса. Он курил и смотрел куда-то в сторону. Могло показаться, что рассказ матроса мало интересует подполковника. Но это было не так. Мозг Рославлева напряженно работал. Когда Хепвуд подробно обрисовал наружность человека в черных очках и соломенной шляпе, у подполковника мелькнула мысль: не таинственный ли пассажир с парохода «Виргиния» шел на свидание с Лидснеем? Может быть, теперь — наконец-то! — обнаружился след этого невидимки. Подполковник от этой мысли даже вздрогнул и весь напрягся. Однако и в этот момент с его лица не исчезло выражение спокойствия и невозмутимости. Он обязан был в интересах дела выслушать все до конца, не забыть ни одного факта, не упустить ни одной детали.
Простившись с Джимом Хепвудом, подполковник Рославлев тотчас соединился с Москвой. К телефону подошел майор Уваров — ближайший помощник полковника Дымова. Майор сказал, что полковника сейчас на работе нет. Тогда подполковник коротко передал содержание своего недавнего разговора с Хепвудом и попросил поставить в известность генерала. Майор обещал сделать это и тут же подтвердил, что все сообщенное матросом о Лидснее полностью соответствует действительности.
— Хепвуд вам не сказал ничего нового, товарищ подполковник. Все эти данные нам хорошо известны. Но к нам в Советский Союз господин Лидсней приехал как журналист. А мы люди гостеприимные... Милости просим, гостям всегда рады. Лидсней в своих газетах и журналах много пишет, правда, больше о природе, о пейзажах разных, но выбор тем, как говорится, — его частное дело... Вот, собственно, и все, что я могу добавить к тому, что вам сообщил Хепвуд, — закончил майор Уваров. — А вообще, характеристика журналиста Гарольда Лидснея матросом дана правильная...
Майор еще раз обещал немедленно доложить генералу о своем разговоре с Рославлевым и дружески порекомендовал последнему ждать в ближайшее время указаний руководства по всем вопросам.
Телефонный разговор закончился. Ну, что же, ждать — так ждать. У подполковника было много и других самых различных дел. Все они требовали его личного вмешательства, по многим из них следовало ознакомиться с солидным справочным материалом, с докладными записками подчиненных, принять решения.
Большим усилием воли Рославлев заставил себя переключиться с дела «Виргинии» — так он мысленно для себя называл историю, связанную с иностранным матросом, — на другие дела. За последние дни их накопилось изрядное количество. А с утра надо будет заняться этим человеком в соломенной шляпе и черных очках...
Рославлев прошел к сейфу, вытащил пухлую папку с бумагами и с решительным видом вернулся к столу. Переключаться — так переключаться!..
В кабинете было тихо. Подполковник читал какое-то объемистое дело и красным карандашом отмечал в настольном блокноте важные для себя детали.
Слабый звонок городского телефона отвлек его от работы. Рославлев взглянул на часы: 22 часа 30 минут... Наверное, из дома. Жена, как всегда, ждет к ужину, а дочурка уже, очевидно, спит, она и сегодня не дождалась папы.
— Я слушаю. Кто говорит? — спросил Рославлев, по привычке тихо, предполагая, что услышит голос жены. Видимо, ответ, прозвучавший по телефону, удивил и даже озадачил подполковника. Он еще крепче прижал трубку к уху и повторил вопрос: — Кто говорит? — и только получив повторный ответ, удовлетворенно, с нескрываемой радостью, произнес: — Да, это я, Рославлев. Слушаю вас, товарищ полковник.
Невидимый собеседник говорил довольно долго. Подполковник внимательно слушал, стараясь не проронить ни одного слова. Придвинув блокнот поближе и переложив трубку в левую руку, он стал отвечать на вопросы и записывать.
— Хорошо... очень хорошо... Нет, никаких следов... Пока ничего... Это можно. Есть! Конечно, немедленно...
Эти и другие, столь же лаконичные реплики Рославлева свидетельствовали о том, что он сейчас же, без всякого промедления, приступает к выполнению задания, переданного ему по телефону.
Так оно и было в действительности. Закончив разговор и положив трубку, подполковник вызвал дежурного офицера. Сегодня дежурил лейтенант Марушкин. Высокий, плечистый, в ладно сидящем кителе, лейтенант вошел в кабинет и остановился у стола.
— Лейтенант Марушкин по вашему приказанию...
«Богатырь!» — подумал Рославлев, окидывая взглядом атлетическую фигуру Марушкина. И тут же невольно улыбнулся, представив себе, как расправлялись Марушкин и не уступающий ему по силе лейтенант Зотов с преследователями Хепвуда.
— Вот что, товарищ лейтенант, — официально сказал Рославлев, отводя глаза и пряча улыбку. — Мне очень нужен командир сторожевого катера мичман Бадьин. Знаете такого? Его адрес у нас имеется. Навестите его сейчас же. Если мичман уже лег спать, не беспокойте, передайте только, чтобы завтра рано утром зашел ко мне. Ну, а если он еще бодрствует, попросите зайти сегодня... сейчас. Скажите, что ненадолго. Есть у меня к мичману короткий, но очень серьезный разговор. Выполняйте!
Когда лейтенант Марушкин ушел, подполковник Рославлев зашагал по кабинету. Вид у него был веселый, довольный. Он даже начал насвистывать мотив песенки из «Веселых ребят»
Сердце, тебе не хочется покоя!
Сердце, как хорошо на свете жить!..
Подполковник очень редко позволял себе такие вольности...
Через минуту он снял трубку телефона и позвонил домой.
— Машенька, — сказал он мягко. — Видишь ли, дорогая... Я сегодня немного задержусь... Опять?.. Да, опять... Любушка спит? Хорошо... Постараюсь через час быть дома... Ты ложись, отдыхай... Спокойной ночи!