Когда мы были еще детьми, нам как-то раз подарили молодую белку.
Она очень скоро стала совсем ручная, бегала по всем комнатам, лазила на шкафы, этажерки, да так ловко — никогда ничего не уронит, не разобьет.
В кабинете у отца над диваном были прибиты огромные оленьи рога. Белка любила лазить по ним: заберется бывало на рог и сидит на нем, как на сучке дерева.
Нас, ребят, она очень хорошо знала. Только войдешь в комнату — белка прыг откуда-нибудь со шкафа прямо на плечо. Это значит — она просит сахару или конфетку, большая была сластена.
Конфеты и сахар у нас в столовой в буфете лежали. Их никогда не запирали, потому что мы, дети, без спросу ничего не брали.
Но вот как-то зовет мать нас всех в столовую и показывает пустую вазочку:
— Кто же это из вас конфеты отсюда взял?
Мы глядим друг на друга и молчим — не знаем, кто из нас это сделал. Мать покачала головой и ничего не сказала. А на следующий день сахар из буфета пропал; и опять никто не сознался, что взял.
Тут уж и отец рассердился, сказал, что теперь все будет запирать, а нам всю неделю сладкого не даст.
И белка заодно с нами без сладкого осталась. Вспрыгнет на плечо, мордочкой о щеку трется, за ухо зубами дергает — просит сахару. А где его взять? У самих нет.
Один раз после обеда сидел я тихонько на диване в столовой и читал. Вдруг вижу: белка вскочила на стол, схватила в зубы корочку хлеба — и на пол, а оттуда на шкаф. Через минуту смотрю — опять на стол забралась, схватила вторую корочку и опять на шкаф.
«Постой, — думаю, — куда это она хлеб все носит?» Приставил я стул и заглянул на шкаф. Вижу — старая мамина шляпа лежит. Приподнял я ее — вот так раз! Чего-чего только под нею нет! И сахар, и конфеты, и хлеб, и — разные косточки.
Я — прямо к отцу, привел его и показываю:
— Вот кто у нас воришка.
А отец рассмеялся и говорит:
— Как же это я раньше не догадался! Ведь это наша белка на зиму себе запасы делает. Теперь осень, на воле все белки корм запасают, ну и наша не отстает.
После этого случая перестали от нас запирать сладкое, только к буфету крючок приделали, чтобы белка туда залезть не могла.
Но белка на этом не успокоилась, все продолжала запасы на зиму готовить. Найдет корочку хлеба, орех или косточку — сейчас стащит, убежит и запрячет куда-нибудь.
А то ходили мы как-то в лес за грибами. Пришли поздно вечером, усталые, поели — и скорее спать. А кошолку с грибами на окне оставили — прохладно там, грибы не испортятся до утра.
Утром встаем — корзина пустая. Куда же грибы делись? Вдруг отец из кабинета кричит — нас зовет. Прибежали к нему, глядим — все оленьи рога над диваном грибами увешаны; и на крючке для полотенца, и за зеркалом, и за картиной — всюду грибы.
Это белка ранехонько утром постаралась и развесила грибы себе на зиму посушить.
В лесу белки всегда осенью грибы на сучьях сушат. Вот и наша постаралась: видно, зиму почуяла.
Скоро и вправду наступили холода. Белка все старалась забраться куда-нибудь в уголок — где бы потеплее, а как-то раз она и вовсе пропала. Искали, искали ее — нигде нет. Наверное, убежала в сад, а оттуда в лес. Жалко нам стало нашей белочки.
Собрались в этот день топить печку, закрыли отдушник, наложили дров, подожгли. Вдруг в печке как завозится что-то, зашуршит!
Мы отдушник поскорее открыли, а оттуда белка пулей выскочила прямо на шкаф.
А дым из печки в трубу не идет, так и валит в комнату. Что такое? Брат сделал из толстой проволоки крючок и полез с ним к отдушине в печке — попробовать, нет ли там чего.
Глядим — тянет на крючке галстук, мамину перчатку, тряпки какие-то, даже бабушкину праздничную косынку там разыскал.
Все это наша белка себе для гнезда в трубу затащила. Вот ведь какая! Не может понять, что здесь не лес и незачем ей к зиме готовиться. А она все хлопочет: то еду запасает, то гнездо строит. Такова уж, видно, их беличья натура.
