После смерти Карла Реймерса мысли о смерти стали привычными Ортруде. Часто останав-ливалась королева Ортруда перед портретом белого короля, и всматривалась в изменившееся, словно покрывшееся серым пеплом из далекого вулкана, лицо убитого мальчика.
Спокойно думала Ортруда:
"Умру. Умру и я".
И не могла жалеть умершего.
Темная страстность томила ее, словно внушенная дымною страстностью старого вулкана.
Полюбила Астольфа. И эта любовь представлялась ей почему-то, как еще одна ступень к смерти.
Кратким сновидением мелькнули дни ее любви к Астольфу,- и погасли.
И к Танкреду не было той острой, злой ненависти, как прежде.
Светозарному молилась все чаще в эти дни Ортруда, - то на высокой башне гордого замка, то на широком морском берегу.
На краткие минуты отвеяло легким ветром дымный полог от Островов, где томилась королева Ортруда, и стали ясны для нее опять впечатления тихого бытия.
В ясный час предвечерний, надевши белый простой наряд, вышла Ортруда на морской берег. Она села на невысокую мраморную скамью у морских волн. Склонилась просто и спокойно, к легким стопам стройных ног опустила обнаженные руки, такая гибкая, такая милая, как нимфа тихих вод, случайно принявшая тяжелый человеческий облик. Сняла свои сандалии, и пошла вдоль берега. Мелкий песок, согревающий нежно, пересыпался, слегка вдавливаясь под тихими стопами ее легких ног.
Случайно и принц Танкред вышел один в этот час на берег. Они встретились. И были оба смущены.
Ортруда сказала кротко, как давно уже не говорила она с Танкредом:
- Я скоро умру. Может быть, меня убьют. Может быть... ах, да мало ли как смерть приходит!
- Ортруда,- начал Танкред.
Ортруда остановила его повелительным движением руки, и продолжала:
- Тогда у вас, принц Танкред, будут большие шансы на корону моих милых Островов. Но подумайте много, прежде чем принять эту корону. Надеть корону легче, чем носить ее. Она очень тяжелая, принц Танкред. У вас обширные замыслы. Время покажет вам, что было в них суетного и ложного.
Принц Танкред жестоко смутился. В его голове заметались пугливые, короткие мысли:
"Кто проболтался? кто выдал? кто мог это сделать? кому это могло быть выгодно?"
Он сказал с нескрываемым волнением:
- Милая моя Ортруда, отгоните от себя эти мрачные мысли. Я виноват перед вами, правда. Я знаю, что недостоин вас. Но годы проходят, время охлаждает безумный пыл необузданной страстности. Клянусь вам, я исправлюсь.
Тихо и просто спросила Ортруда:
- Зачем это вам?
Танкред воскликнул:
- Клянусь вам, Ортруда! Спасением моей души клянусь, что я буду вам верен.
Ортруда молчала. Загадочно улыбалась. Смотрела на Танкреда с неизъяснимым, волнующим его выражением.
- Ортруда,- страстно говорил Танкред,- будем опять любить друг друга нежною, умудренною любовью, будем опять кроткими и милыми, как дружно играющие дети, в забвении жизненной суеты и прозы.
Он целовал тонкие руки Ортруды. Она молчала, и не отнимала от его губ своих рук,- и они казались усталыми и робкими,- бедные руки рано утомленной жизнью королевы! И нежно обнимал ее Танкред, и уговаривал долго и нежно.
Ах, эти слова, столько раз повторенные!
Улыбнулась Ортруда, так печально, так нежно, как умирающая улыбается в ясном небе, догорая, заря. Спросила Танкреда:
- Вы так хотите, милый Танкред?
- О, милая Ортруда,- воскликнул Танкред,- хочу ли я счастия, жизни, солнца, хочу ли я вашей улыбки, Ортруда!
- Хорошо,- сказала Ортруда,- будем нежны друг к другу во что бы то ни стало. Перед лицом жизни и под холодным взором смерти будем нежны и кротки. Для каждого из нас когда-нибудь наступит ночь, когда наши мертвые придут к нам.
- Что вы говорите, Ортруда? - спросил Танкред.
Не понимал ее слов, ее настроения, ее внезапней мягкости. Тяжким было ему бремя притворства. Ортруда смотрела на него спокойно и нежно, и говорила тихо:
- Будем нежны, будем божественно-незлобны. Наш земной удел - измена.
Не понимал ее Танкред,- но он знал слова,- так много слов очаровательных и нежных. Он говорил:
- Верность, Ортруда, клянусь вам, верность и в измене. Мы изменяем, потому что очаровываемся признаками давних переживаний, но мы всегда верны, потому что связаны цепью пережитых жизней.
Ортруда улыбнулась. Глаза ее были печальны и кротки. Она говорила тихо и медленно:
- Мы неверны, как дети, и невинны, как боги, как это небо, как эти волны. Подобна стихиям душа человека, изменчивая и чистая, сотканная из стихий, всегда невинных.
- О, я понимаю вас, Ортруда! -притворно-искренним голосом воскликнул Танкред.
- Не знаю, понимаете ли вы меня теперь, сказала Ортруда.- Надеюсь, Танкред, что вы пойметe меня когда-нибудь. А теперь для вас, для вас, Танкред, у этих дивных волн, с этими смеющимися волнами, под этим ликующим солнцем, зажженная его золотыми лучами, среди зеленеющей лазури волн и голубой лазури неба я спляшу танец зыбкой изменчивости и сладкого забвения.
С этими словами Ортруда подошла к той же мраморной скамье у морских волн. Она сняла с себя свои одежды, и положила их на скамью. Посмотрела, любуясь нежно, на свое тело, и пошла нагая по мелкому песку к берегу. Когда первая волна плеснулась об ее стройные ноги, Ортруда остановилась, и засмеялась, и начала легкую пляску. Она плясала у воды,- то отбегала от волны, то опять бежала за волною. Она плясала и хлопала мерно ладонь ладонью маленьких рук. Волны плескались о ее тонкие милые ноги, холодные волны, равнодушные к бедной земной красоте, и одной только покорные высокой Очаровательнице, грустными очами вздымающей грудь океанов. И был еле видим уже занесенный над миром серп Очаровательницы,- а солнце еще ликовало, склоняясь устало и томно к черте темно-синей, к вечному кольцу роковому.
В это время тихо и плавно, как легкое полуденное явление из мира призрачного бытия, из-за розовато-серого утеса выплыл розовый на ясном свете солнечном парус,- и показалась рыбачья легкая лодка. В ней сидели двое юношей и мальчик. Они засмотрелись на милую плясунью, играющую с волнами. Залюбовались стройностью ее обнаженного тела. Смеялись радостно и звонко. Рукоплескали, радуясь солнцу, волнам, и зыбкой, милой пляске, и легкости прелестных ног.
Налетел порыв внезапного ветра. Склонился бело-розовый парус. Край лодки черпнул воду. Лодка опрокинулась.
Перестала плясать Ортруда. Стояла на песке прибрежном, и в ужасе смотрела на хлопающий по волнам парус, на людей, которые бились в волнах, пытаясь плыть к берегу, и на далекую ладью, которая уже спешила им на помощь.
- О,- сказала Ортруда,- несчастная какая стала теперь я! И смех мой губит.
- Не плачьте, Ортруда,- сказал Танкред,- людей спасут.
Людей спасли. Но не утешилась королева Ортруда.
И опять надвинулся мрачный, дымный полог, и легкий пепел закружился на берегу.