Виктор Лорена исполнил желание королевы Ортруды. На совете министров было суждение о вулкане. На следующее утро Виктор Лорена явился к королеве Ортруде сообщить ей о решении совета,- назначить ученую комиссию на Драгонеру для исследования вулкана.
Королева Ортруда улыбалась насмешливо и грустно. Невольною была ирония тихой ее улыбки. И тихо сказала она:
- Поздно.
Виктор Лорена, пожимая плечьми, сказал:
- Что же иное можем мы сделать?
- Надо выселить на другие острова всех, кто живет около вулкана,сказала королева Ортруда.- Газеты говорят об этом много и подробно.
- Для этого нужны многие миллионы,- возразил Виктор Лорена.- Пока мы не получим заключения комиссии, мы не можем знать, необходимо ли расходование этих миллионов, или их лучше сберечь для расходов, более производительных.
Королева Ортруда спросила:
- Значит, господин Лорена, мы должны ждать?
- Ждать, ваше величество,- отвечал Виктор Лорена.- Это единственное, что мы можем сделать в данном положении.
- События не ждут, господин Лорена,- грустно сказала королева Ортруда.
На другой день в Правительственном Указателе был напечатан королевский декрет о назначении комиссии для исследования вулкана на острове Драгонере. В декрете выражалась уверенность королевы Ортруды в том, что ученые и знаменитые члены комиссии оправдают ожидания страны и доверие королевы быстрым и внимательным исполнением порученного им столь важного, ответственного дела.
В том же декрете перечислены были имена призванных в состав комиссии. Председателем комиссии назначался директор Океанографического Института, член Пальмской Академии Наук, профессор Пальмского университета, доктор физики Арриго Аргенто. Это был весьма посредственный ученый, но тщеславный интриган. Он занимал выдающееся положение в академическом мире Пальмы, был украшен многими орденами, и уже давно говорили, что он при первом случае будет министром.
Членами комиссии назначены были профессора и члены Академии: европейски-знаменитый астроном, прославившийся превосходными исследованиями кратеров и цирков на луне и атмосферы на Венере,- добросовестный, но очень глупый геолог,- юркий враль и карьерист, профессор химии,- и еще несколько человек, которые были ни талантливы, ни бездарны,- серые. Большинство членов комиссии были глупые, тупые педанты. Но все они были очень самоуверенны, и думали, что их наука ставит их выше всего мира.
Проводы им устраивали торжественные, с банкетами, речами, цветами и овациями.
Королева Ортруда милостиво приняла членов комиссии, и удостоила их любезного разгово-ра. От такого благосклонного приема у этих господ долго кружилась голова, и на всю жизнь осталась благодарная тема для рассказов.
Виктор Лорена дал большой парадный обед в честь членов комиссия. На обеде были министры, многие члены парламента и дамы.
После обеда Виктор Лорена улучил удобную минуту, и oтвел в сторону председателя комиссии.
- Дорогой господин профессор,- сказал ему Виктор Лорена,- внимание всей страны устремлено теперь на вас. Я уверен, что это поручение даст вам случай осенить новыми лаврами ваше знаменитое имя. Благодарное отечество не забудет ваших заслуг.
Всё это можно было бы сказать и во всеуслышание. Арриго Аргенто понимал, что самое главное будет впереди. На всякий случай он ответил Виктору Лорена:
- Я чувствую себя польщенным, что ваш выбор, глубокоуважаемый господин министр, остановился именно на мне. По мере моих слабых сил и ничтожных познаний...
- О, вы слишком скромны,- прервал его Виктор Лорена.
Он выразительно пожал руку профессора, и многозначительным тоном сказал:
- Ваше назначение - успокоить народ.
Ловкий делатель ученой карьеры превосходно понял, что вот именно в этих словах заключается вся программа предстоящей ему деятельности. "Успокойтесь",- вот это маленькое, глупенькое слово надо было завернуть в пышное одеяние наукообразной аргументации.
Арриго Аргенто сказал:
- Мы приложим все старания, чтобы выполнить наше назначение как можно лучше. Вы можете быть совершенно уверены в этом, дорогой господин министр.
Ученая комиссия скоро отправилась на остров Драгонеру.
Педантская важность профессоров была очень забавна. По странному совпадению все они были в очках, все желты лицом, все бриты. На пароход все они явились в серых крылатках и в черных сомбреро. Каждого профессора провожала до пристани жена и молодой красивый приват-доцент, начинающий ученую карьеру. С каждым профессором село на пароход еще по одному приват-доценту, но эти молодые ученые были как на подбор безобразны.
Каждый профессор что-нибудь забывал на пристани, и, когда пароход отчалил, то один, то другой ученый принимался кипятиться, требуя, чтобы пароход вернулся к пристани. В затрудни-тельном положении ученого собрата каждый раз принимали участие все профессора и приват-доценты на пароходе, и все провожавшие на пристани. Поднимался неистовый гвалт, и для каждого профессора пароход пятили к пристани. Один особенно рассеянный профессор заставил проделать это дважды.
Когда уже наконец пароход удалялся от берега, и уже нельзя было различить, которым кто на пристани машет белым платком, разнесся среди ученой братии слух, что один из подающих надежды уродливых приват-доцентов забыл на пристани портрет своей невесты. Несчастный молодой человек не смел кипятиться. Он молча плакал, роняя слезы за борт, чтобы не забрызгать ими кого-нибудь из профессоров. Его патрон, добрый селенограф, вскипятился за него, вскипятил всех ученых,- и пароход вернули еще раз.
Потом весь ученый мир на пароходе рассматривал внимательно портрет невесты приват-доцента. Над приват-доцентом тонко и остроумно подшучивали, употребляя при этом преиму-щественно латинские и греческие выражения или термины физико-математических наук. На лице приват-доцента блуждала счастливая улыбка, а тонкий нос его от недавно-пролитых слез был красен.
Комиссия наконец уехала совсем, и скоро дым парохода потонул за горизонтом.
И в народе, и в обществе с большим нетерпением ждали, что скажет комиссия. Была большая наклонность к розовым надеждам. Казалось невозможным, чтобы такое блестящее собрание людей науки не оказало действительной помощи и защиты бедным, простым людям.
В кабачках распевались куплеты очень жизнерадостного содержания.
Едва успела комиссия высадиться в Драгонере, как уже пошли разные слухи о деятельности комиссии,- нелепые в народе, странные и бестолковые в обществе. Многие думали, что ученые сумеют починить вулкан,- запаяют его, что ли, или зальют чем-нибудь. При дворе легкомысле-нно подшучивали над манерами ученых, над их близорукостью и рассеянностью.
Все согласно говорили, что комиссия усердно работает на месте. С утра выезжают из города к вулкану с целыми ворохами инструментов, возвращаются к вечеру с целыми грудами наскоро набросанных чертежей, заметок и вычислений, за обедом говорят только о своей работе, и сидят еще над своими бумагами до поздней ночи.
Пока работала комиссия, было сравнительно спокойно в стране. Даже пророки призатихли на время, и в церквах было не так много исповедующихся женщин.
Через три недели комиссия возвратилась в Пальму, и опять на пристани собралась толпа,- хоть взглянуть на ученых. У членов комиссии был очень самодовольный вид, и лица у них были настолько веселы, насколько могут быть веселыми ученые физиономии.
Возвращение комиссии подновило волнение в стране. Все жадно ждали, что же скажут ученые. Комиссия же, конечно, пыталась успокоить народ. Помнили завет первого министра. Ведь под этим внушением и все их работы на месте шли.
Репортеры газет осаждали членов комиссии,- и получали самые успокоительные сведения. Председатель комиссии покровительственно похлопывал журналистов по плечу, и говорил:
- Ничего опасного не будет, можете быть уверены. В нашем докладе это обосновано совершенно точно. Так что уж вы, молодой человек, отложите надежду отличиться красноречивым описанием землетрясения, извержения и тому подобных напастей.
И смеялся с видом человека очень остроумного.
Астроном уверял:
- Я вам вот что скажу,- никакого извержения абсолютно быть не может. Вы меня спросите, на чем я основываю мой вывод? А вот на чем: края кратера на Драгонере совершенно такие же, как и края лунных кратеров. Есть и много других черт сходства, и ни одной,- заметьте, прошу вас, ни одной! - черты различия. Что же наука знает относительно лунных кратеров? На луне извержений не бывает, и единственный наблюдавшийся случай изменения видимого очертания лунного кратера было бы величайшею ошибкою объяснять, как следствие извержения. Стало быть, нечего ждать извержения и на Драгонере. Кажется, это ясно и неопровержимо? Так вы и напишите в вашей уважаемой газете.
Геолог говорил:
- Я вполне разделяю мнение моих уважаемых коллег о невозможности извержения вулкана. Я скажу вам даже более. Произведенные мною исследования убеждают меня, что извержение вулкана, если бы оно и произошло, не было бы опасно для жителей. Лава потекла бы, несомненно, по тому склону горы, где нет поселений, и благополучно излилась бы в море.
Профессор химии говорил:
- Строго говоря, извержение вулкана уже произошло, и теперь оно кончается. Извергнуты тучи дыма и пепла, много шлаков, и немножко лавы, которая стынет в морщинах горных склонов. Больше ничего и быть не может. Стало быть, для жителей этого прекрасного острова нет ни малейшей опасности.
- Ни малейшей опасности! - согласно твердили и остальные члены комиссии.
Уже на следующее утро после возвращения членов комиссии в номере Правительственного Указателя был напечатан краткий отчет комиссии, совершенно успокоительный. В то же время торопливо печатали подробный отчет комиссии,- мнения отдельных ее членов, обстоятельно обоснованные, и сводку этих мнений. Всё это должно было составить увесистый том, и, для скорости, его печатали сразу в нескольких типографиях, по частям. Шрифты немножко разнились, но зато единогласие утешительных выводов достигнуто было полнейшее.
Виктор Лорена торжествовал. Обманутые люди толпились около типографий. Первые экземпляры отчета раскупались нарасхват, и вскоре понадобилось второе издание. Печатные труды Пальмских академиков и профессоров никогда еще не пользовались таким блистательным успехом.
Доклад комиссии возбудил общую, по-видимому, радость. Только немногие скептики не разделяли ее, но в первые минуты голоса их не были слышны.
Членов комиссии чествовали парадными обедами. По представлению министерства, королева пожаловала всем им ордена. Все они стали очень популярны. Стало очень модным, устраивая вечера, балы и обеды, приглашать членов комиссии. Поэтому даже уродливые приват-доценты сделали кое-какую экономию в расходах на стол, но зато разорялись на предметы туалета. Дамы осыпали академиков и профессоров цветами, милые девушки, особенно из учащейся молодежи, в них влюблялись. Поэтому каждому из профессоров жена устраивала сцены. Каждый из уродливых приват-доцентов в самом непродолжительном времени уже оказался женатым.
По случаю радостных известий по всему пространству Островов давались народные празд-ники, спектакли, игры. На стенах домов развевались флаги, как в дни больших национальных торжеств. На улицах и на площадях устраивались вечером и ночью публичные балы, и молодежь весело плясала на мостовой.
В кабачках распевались насмешливые куплеты против боязливых. А иногда, впрочем, пелись и веселые куплеты из "Святой Простоты" против ученых фокусников, дымоглотателей, профессоров черной и белой магии.
Слава имеет и свои неприятные стороны. Господину Арриго Аргенто и его ученым коллегам досаждали уличные мальчишки. Сорванцы стали приветствовать членов комиссии восторженными криками:
- Да здравствуют лудильщики вулкана!
- Да здравствуют паяльщики гор!
- Да здравствуют пожиратели лавы!
- Да здравствуют глотающие дым и пепел!
Иные из этих глупых мальчишек всерьез принимали крупные заголовки в газете Филиппа Меччио и в "Святой Простоте". Другие просто дурачились. Унять же их было невозможно,- полицейские стыдились связываться с детьми.
А вулкан дымился всё сильнее, и жители Драгонеры не разделяли всеобщего восторга.
Газета Филиппа Меччио напечатала резкий протест против заключений комиссии. По словам этой газеты, излишний, вредный для народа оптимизм комиссии навеян внушениями правитель-ства. Правительство боится плюнуть в карман расчетливому буржуа, и потому не решается организовать выселение с острова Драгонеры.
Возникла тревожная полемика, в которую скоро были вовлечены и все газеты, и все ученые общества. Казенная и рептильная печать яростно нападала на газету Филиппа Меччио и на другие органы социалистической и демократической прессы. Свирепо обвиняли наемные писатели свободных в том, что они возбуждают тревогу в народе, чтобы для своих партийных целей воспользоваться народными волнениями.