Афра пришла в редакцию журнала "Вперёд". Она знала, что найдёт там Филиппа Меччио.
В редакции шла обычная будничная работа. Афра прошла полутёмным коридором мимо редакционных комнат к кабинету главного редактора.
Юркий смуглый мальчишка, похожий на цыганенка, улыбаясь широко, отчего его большой рот казался ещё больше, сказал ей:
- Доктор Меччио занят, и никого не принимает, но уж об вас, милая барышня, я ему скажу.
Постучался в дверь, приоткрыл её, и крикнул:
- Госпожа Монигетти!
- Очень рад, войдите,- раздался из-за двери звучный голос, в точных акцентах которого ясно отражался решительный, деятельный характер.
Афра вошла в кабинет. Дверь за нею захлопнулась твёрдо и точно, словно решительным характером главного редактора было загипнотизировано всё здесь.
Филиппе Меччио сидел в кабинете один,- человек, которого любила Афра, и который любил её с тою, несколько суровою, неловкою застенчивостью, с которою относятся к женщинам очень чистые и очень увлечённые работою люди. Они встречались часто, но поцелуи их были невинны, и любовь их была чиста.
Некрасив,- смугл,- быстр в движениях,- более ловок, чем силен,- с неприятным, подстерегающим выражением слишком умных глаз,- с неприятно-резким очерком губ,- с излишне отчётливыми морщинами на красивой крутизне лба,- с голосом, отлично звучащим на площади и в парламенте, но неприятно сильным в комнате, сверкающим, как лезвиями остро отточенных кинжалов, резкими, точными ударениями,- таков был человек, которого любила Афра, человек, у которого было много фанатически преданных ему друзей, поклонников и поклонниц, человек, в которого влюблялись страстно и безнадежно прекрасные девушки, очарованные блеском его неожиданных взоров и пламенною страстностью его речей.
Доктор медицины Филиппе Меччио, признанный глава своей партии, был рождён быть трибуном. Прирождённый демагог, он лучше всего чувствовал себя перед толпою, слушающею его речь, хотя бы то была и враждебная ему компания самодовольных, сытых мещан. Речи его покоряли рабочую толпу; они зажигали в трудящемся люде живую веру,- и немногого стоили в печати. Его жест, его взгляд, его внезапный сарказм,- вот от чего дрожали и бледнели его политические враги, вот от чего горели восторгом сердца его единомышленников. Говоря парламенту или толпе, он не вдавался в изысканные утончённости. То, что он говорил, в устах другого могло бы показаться избитым, банальным. Но когда Филиппо Меччио в тысячный раз повторял, что частная собственность на орудия производства должна быть уничтожена, казалось, что в громе и в молнии рождается новый закон, изведённый из трепетно-пламенеющей души человека, который страданиями непостыдной, славной жизни и тяжкими усилиями мысли стяжал познание непреложной истины.
Филиппо Меччио отличался железным самообладанием. Сегодня утром он говорил на митинге телефонисток, и имел бурный успех. С цветами, с восторженными криками провожали его девушки до редакции. Теперь цветы благоухали в стеклянных и глиняных вазах, на столах, на полках, на подоконниках, а Филиппо Меччио был невозмутимо спокоен, точно овации милых девушек нисколько не взволновали его.
Перед Филиппом Меччио лежала груда писем. Он поздоровался с Афрою, и продолжал читать письма. Сказал Афре:
- Хорошие вести с механических заводов. Рабочие организованы и готовы к действиям.
- Как вы любите мучить! - сказала Афра.
- Чем? - с удивлением спросил Меччио.
- Филиппо, когда я ни приду, вы всё заняты,- сказала Афра.- Вы совсем не обращаете на меня внимания!
- Милая Афра, я так занят! - сказал Меччио.- Но я очень люблю, когда вы приходите. В моей конуре становится светлее.
- Но вы так мало со мною разговариваете,- жаловалась Афра.- И никогда не зовёте меня сами. Хоть бы в часы отдыха звали меня.
- Когда же мне отдыхать, милая Афра! Готовятся важные события. Настала пора для организованного выступления пролетариата.
Но он быстро сложил письма, непрочитанные в одну пачку, прочитанные в другую, спрятал их отдельно каждую, и сел рядом с Афрою на диван, в спокойной позе отдыхающего человека. Он казался усталым, лицо у него было рассеянное, и видно было, что он всё ещё думает о своей работе.
Афра вздохнула. Он посмотрел на неё, и выражение сдержанной страстности мгновенно мелькнуло в его внезапно оживившихся глазах. Он взял её руку, и долго целовал её. Спросил:
- Которые же цветы - ваши?
- О, Филиппо, вы их даже не заметили! Она взяла лежавший на диване рядом с нею букет, и сказала:
- У вас сегодня такое множество цветов. Если вы позволите, я соединю розы из этих двух ваз в одну вазу, а мои поставлю в другую.
- Отлично! - весело сказал Меччио.- Меня влечёт к вам обаяние вашей девственности. Я удивляюсь, как вы сохранились среди всех соблазнов высокой среды.
Афра, с заботливою осторожностью перемещая цветы, спросила:
- Неужели вы считаете необходимым вооружённое восстание?
- Нет,- сказал Меччио,- мы его не хотим.
- Зачем же вы к нему готовитесь?
- Зачем? Оно не то, что необходимо,- оно, к сожалению, неизбежно.
- Вы в этом уверены?
- Да. Рабочие достаточно сорганизованы в своих синдикатах. Как ни борется правительство против того, чтобы чиновники соединялись в синдикаты, но кое-где оно должно было уступить. Синдикаты учителей и учительниц существуют беспрепятственно. Недавно мы добились регистрации синдиката почтово-телеграфных служащих и телефонисток. Но организация ещё не всё. Настало время добиться экспроприации орудий производства. Пора действовать.
- Ну, что ж,- сказала Афра,- будет всеобщая забастовка.
- Если бы на сцене были только капиталисты да рабочие,- говорил Меччио,- вопрос разрешился бы просто победою тех или других или компромиссом. Но к услугам западноевропейского капитала есть организованное в его интересах буржуазное государство,- сила большая и нам враждебная. Капитал не уступит без отчаянной борьбы, и государство поможет ему всеми своими силами. Оно будет защищать то, что называют порядком, против того, что оно назовёт бунтом. Оно двинет к фабрикам и шахтам полицию и войска. Полицейские будут разгонять наши собрания, и не постесняются пустить в ход кулаки и палки, и даже оружие. Если наши окажут где-нибудь сопротивление этому насилию, то правительство объявит ту местность в состоянии восстания, назначит военного губернатора, и тогда на место наших собраний явятся войска. Если мы не разойдёмся, войска начнут стрелять, и нам останется на выбор или покорность, или гражданская война.
- А если забастовка будет течь мирно,- спросила Афра,- и рабочие не станут оказывать сопротивления полиции и войскам?
- Техника дела известная,- продолжал Меччио.- Правительство во что бы то ни стало попытается сорвать забастовку и вызвать вооружённое восстание в надежде залить страну кровью и ужаснуть рабочих. Для этого ему достаточно подослать несколько провокаторов. Они сделают два-три выстрела в войска, и солдаты поверят, что перед ними - враги.
- Вы забываете, Меччио, что королева Ортруда не согласится на то, чтобы ввести военное положение,- сказала Афра.
Меччио спокойно ответил:
- Воля доброй королевы не устоит перед яростью трусливого буржуазного парламента. В крайнем случае её убьют или свергнут. Нет, Афра, мы должны быть готовы ко всем случайно-стям. Всеобщая забастовка, вооружённое восстание, захват пролетариатом власти,- вот этапы нашего пути.
- А жёлтые синдикаты вас не беспокоят?
- Пустяки! Наш центральный комитет решил набирать боевые дружины. И это исполняется в большой тайне.
Афра сказала улыбаясь:
- Филиппо, вы так откровенны со мною! Вы знаете, что я близка к Ортруде.
- От наших организаций,- возразил Меччио,- Ортруде лично и её семье не угрожает ни малейшей опасности. В этом я вам ручаюсь. Пусть она занимается своею живописью безбояз-ненно,- мы ничего не имеем против того, чтобы её милые пейзажи, в которых так много настроения, и её изображения нагих дев, которые она пишет с настоящим искусством, приобретались и впредь для национальной галереи.
Афра улыбаясь сказала:
- Я вспомнила сейчас забавную встречу с одною простушкою. Она при всей своей болтливости всё же не могла выболтать тайны только потому, что и сама не была в неё посвящена.
Рассказала об Альдонсе Жорис.
- Это, конечно, Танкред,- с негодованием сказал Меччио.- Этот авантюрист никому не даёт спуску. Но скоро он сломит себе голову.
- А моей болтливости вы, Филиппо, не боитесь? - спросила Афра.
- Болтайте, Афра, сколько хотите,- отвечал Меччио, я уверен, что, предупреждая ваших друзей, вы не скажете им того, чего говорить им не надо. Но о том, что народ готов восстать, говорите им. Мы и в парламенте громко говорим большинству: если вы не совершите немедлен-но крупных социальных реформ, то неизбежно вооружённое восстание. Об этом же говорят те тысячи книжек, которые мы бросаем в народ. Народ доведён до отчаяния,- повторяйте своей высокой подруге почаще эти простые и страшные слова.
- Ортруда их запомнила,- сказала Афра.- Но что же она может сделать!
- Так и мы,- сказал Меччио,- ничего не можем. Ход событий неотвратим. Мы только облегчаем течение событий. Доставка оружия,- Афра, это - большая тайна,- идёт успешно. Кроме того, мы устроили в горах свой завод для выделки холодного оружия. Славные оттуда выходят клинки! Нам удалось устроить склад оружия под боком у королевского замка.
- Зачем там?
- Нашлось безопасное место. Один раз наши, правда, оплошали. Солдаты совсем было окружили их, но, если поверить их спутанному рассказу, их спасла какая-то горная фея, черноокая царица лазурного грота.
Афра отвернулась к окну. Делала вид, что увидела на улице что-то интересное. На лице её отражалось колебание. Меччио продолжал:
- Эти люди очень суеверны. Не знаю, что им там показалось. Опасный промысел! Понятно, что контрабандисту трудно сохранить душевное равновесие. На что вы там смотрите, Афра?
Подошёл к окну. Сказал:
- Вот один из отрядов нашей армии.
Открыл окно. С улицы доносилось пение: женские голоса пели международный гимн. По улице шли босые девушки и женщины в простонародной одинаковой одежде. Лица у них были праздничные, на одежде и в волосах у них было много цветов, и в руках у некоторых были флаги с какими-то изображениями и буквами,
- Женщины, которых вы видите,- объяснял Меччио,- члены двух синдикатов, телефонисток и сельских учительниц. Они празднуют регистрацию синдиката телефонисток.
Афра спросила:
- Почему у них одежды одинаковы и ленты одного цвета?
Меччио засмеялся. Сказал:
- К стыду моему должен сознаться, что нашим агитаторам помогают народные суеверия. Слухи о гроте, который открылся, о белом короле,- всё это нам на руку. Люди, о которых я вам сейчас рассказывал, очень подробно описали наряд своей горной покровительницы. Это им было нетрудно сделать, работа фантазии была не велика, любая крестьяночка могла послужить им моделью. Но так как они вообразили, что горная фея стоит за рабочий люд, то вот точь-в-точь по их рассказу стали одеваться девушки и женщины, сорганизовавшиеся в синдикаты: зелёная с красным вышивка,- листья и цветы гвоздики,- зелёная лента вместо пояса, белая матовая пряжка, на голове повязка белая с красными бусами, и сандалии, как у горной феи, подвешены к пряжке пояса.
- Одежда, которую любит носить Ортруда,- нерешительно сказала Афра.
Посмотрела на Меччио спрашивающим взглядом. Меччио сказал:
- Я догадываюсь, что вы хотите сказать, милая Афра. Но пусть это останется секретом капризной королевы. У неё нет детей, и она забавляет себя, как может. А для нас приятнее волшебная царица лазурного грота. Эта невинная сказка ничему не повредит. Сельские учительницы нам очень полезны. Они так близки к народу.
- Но ведь они мало образованы,- сказала Афра,- и, мне кажется, по большей части, очень недалёкие люди.
- Это - не беда,- возразил Меччио.- Есть слишком тупые, тех мы не трогаем. А она, ваша Ортруда, всё ещё влюблена в своего Танкреда?
- Влюблена, как прежде, но уже начинает его понимать,- тихо сказала Афра.
- А знает что-нибудь об его похождениях, об его мечте быть королём?
- Нет.
- Отчего вы не откроете ей глаза?
- Пусть узнает не от меня. Женщины ненавидят тех, кто приносит им такие новости. А мне будет больно, если она меня невзлюбит. Его заговор,кто это может доказать!
- Этого господина я бы с удовольствием повесил,- сказал Меччио.Честолюбивый авантюрист, игрок не очень честный, и похотливый самец. Но надо сознаться, что Танкред для нас в некотором смысле человек полезный. Его политика и его донжуанство очень роняют династию в глазах буржуазии и в глазах рабочих. Теперь мы решились выступить опять против этого господина. Вот я прочту вам статью.
Меччио достал из письменного стола несколько узких, пронумерованных листков. Афра спросила:
- Надеюсь, не об его любовных делах?
- И об этом.
- Филиппе, зачем!
- Афра, моя милая, я долго повиновался вам в том, что касалось этих его отношений. Но есть пределы для всего. Пока он побеждал в своём кругу, нам до этого не было никакого дела. Мы хорошо знаем, чего стоит показная добродетель блестящих семейств. Но он добрался наконец до работниц. Это уж нельзя стерпеть.
Меччио прочел Афре свою статью против Танкреда. Она была пропитана ядом убийственно-метких сарказмов. Глаза у Афры зажглись безумною ненавистью. Она сказала, молитвенно складывая руки:
- Вставьте ещё вот это, милый Филиппе! - И подсказала Меччио несколько язвительных фраз. Меччио засмеялся. Сказал:
- Вы беспощадны, Афра. Ваши слова я с наслаждением вставлю. Вам я могу сказать без ложной скромности, без хвастовства и без лести: я умею поражать врага отравленными стрелами, но ваши сарказмы и в моей гневной статье не покажутся тусклыми.
Афра покраснела от удовольствия и гордости, и, быстро наклонившись, поцеловала руку Меччио.