В этот день Ортруда обедала у королевы Клары вместе с принцем Танкредом. Были приглашены ещё только человек пять из наиболее близких ко двору.
Ортруде было скучно. Она уже давно не любила бывать с матерью, хотя королева Клара была с нею постоянно очень нежна. Давно уже Ортруда тяготилась тем лицемерным, сдержанным тоном, который господствовал в доме королевы Клары. А сегодня блестящие нарядности и легкозвучные перезвоны речей и серебра сервизов так больно противоречили глубинным впечатлениям Ортруды.
А вот принцу Танкреду, так тому очень нравились эти, каждую неделю бывавшие у вдовствующей королевы, полупарадные, полусемейные обеды. У принца Танкреда были свои основательные причины дорожить дружбою старой королевы. Нередко он перехватывал у неё денег. И потому он был с нею всегда почтительно нежен, а иногда просто ласков, с вкрадчивыми манерами избалованного сына. Уж кто-кто, а принц-то Танкред умел очаровывать женщин, и молодых, и старых.
Дружба Клары и Танкреда казалась иногда похожею на флирт. И, странно, это не слишком противоречило внешней чопорности и холодности королевы Клары. Эта их дружба особенно усилилась в последние месяцы, когда принц Танкред стал так увлекаться колониальными планами. В замышленных им тёмных делах хитрая королева Клара могла использовать широко свою склонность к интригам, и при помощи своих больших богатств и обширных связей могла достигнуть большого влияния. Потому-то и в разговорах с Ортрудою Клара усердно поддерживала планы принца Танкреда.
За королевским столом были ещё кардинал Фернандо Валенцуела-Пуельма, герцог Мануель Кабрера-и-Канто, Теобальд Нерита с женою, и Афра.
Какое счастие для нас, людей, что мы так мало знаем!
Не знала королева Ортруда, что этот стройный, выхоленный, изящно одетый старик, герцог Мануель Кабрера, с длинною остроконечною седою бородкою, с изысканными движениями, с томными глазами всё ещё не унывающего волокиты, уже давно стоит во главе аристократического заговора, который имеет целью свергнуть Ортруду и возвести на престол принца Танкреда. И не знала она, что кардинал Валенцуела, тучный, хитрый, честолюбивый, жестокий старик с мягкими кошачьими движениями, с маленькими, серо-поблёскивающими глазками, является душою и вдохновителем этих замыслов.
Она безмятежно приняла его благословение, благосклонно улыбнулась герцогу, когда он целовал её руку, и без всякого горького чувства, хотя и без былого молитвенного настроения, склонив голову, выслушала прочтённую вполголоса и очень быстро кардиналом краткую предобеденную молитву. Но чужие взоры за спиною сегодня странно беспокоили её. И она досадовала про себя на ненужную парадность обеда.
За креслами королев и Танкреда стояли зачем-то, ничего не делая, королевские в белых одеждах пажи,- граф Джиованни Канто, пятнадцатилетний сын герцога Кабрера, за креслом королевы Клары,- Астольф Нерита, за Ортрудою,- и брат Афры, Бартоломео Монигетти, за принцем Танкредом. Они стояли вытянувшись, и под конец обеда мускулы их стройных ног заметно дрожали от усталости,- но им нравилась их почётная служба, и на лицах их отражалась надменная гордость. Потом они будут хвастаться перед своими школьными товарищами этою высокою честью, и пересказывать, что запомнили из застольной беседы, и мальчишки будут им завидовать.
За обедом разговор был сначала спокойно-весел. Вероника Нерита рассказала несколько городских новостей. Потом королева Клара помогла Танкреду завести речь опять о своём. Она вспомнила о несчастии, случившемся на днях в одном из иностранных флотов. Вспомнила потому, что сегодня пришли ответные, очень любезные телеграммы на выражения соболезнования.
Герцог Кабрера сказал:
- Итак, наш Ignis [Огонь (лат.).] оказался опять прав,- подводные лодки вовсе не так страшны для эскадренных броненосцев, как это многие легковерные люди думали. В своей последней статье, так интересно, так красноречиво написанной, Ignis доказывает это неопровержимо, и надо иметь слишком предвзятые мнения, чтобы не согласиться с выводами этого превосходного писателя, который, к сожалению, упорно скрывает своё настоящее имя.
Принц Танкред делал вид, что не принимает на свой счёт похвал, - но лицо его, слегка покрасневшее, выдавало радость услышанной лести. Всем при дворе было известно, что принц Танкред помещает иногда в военных журналах статьи, подписываясь этим псевдонимом. И все притворялись, что не знают этого. Это давало лёгкую возможность льстить принцу-супругу неумеренно, но всё-таки прилично и с видом независимого суждения.
Танкред спросил:
- Вы, дорогой герцог, согласны с его основными положениями?
С лёгкою улыбкою на тонких губах Мануель Кабрера отвечал томным голосом, точно это было признание в любви:
- Островное государство, не теряй времени, строй эскадру за эскадрою, приобретай золотом или железом колонию за колониею, и ты скоро станешь великою империею. О, ваше высочество, эти золотые слова стали моим политическим credo.
Афра сказала безразлично-любезным тоном, обращаясь к герцогу:
- Броненосцы очень дороги, герцог. С очень любезною улыбкою герцог отвечал ей спокойно и уверенно:
- Денег в Европе много, милая госпожа Афра.
- Платить проценты по долгам очень трудно,- сказала Афра.
- Колонии зато дадут хороший доход,- возразил Мануель Кабрера.
Жадный авантюризм самоуверен. Кардинал сказал с вкрадчивою мягкостью:
- Колонии в землях неверных открывают святой церкви Христовой новое и благодарное поприще для пропаганды.
И вот заговорили-таки об африканских колониях. Положительно, эти разговоры стали для Ортруды, как кошмар неотвязный. Уже у изобретательного Танкреда готов был новый план: основать гавань в Африке, захватить затем как можно больше земель во внутренних областях чёрного материка, переселить туда возможно больше испанцев и португальцев из Нового Света, не пренебрегая ни метисами, ни мулатами, и таким образом создать прочное ядро для основания Латинской империи.
Афра заметила:
- А вот евреи почему-то в Уганду не поехали. Пожалуй, и испанцы не захотят. Может быть, даже и метисы с мулатами откажутся.
Королева Клара смотрела на Афру гневными глазами. Ортруда вмешалась в разговор.
- Боюсь,- сказала она,- что наши газеты будут очень сильно критиковать все эти планы. Да и заграничная пресса.
- Ах, эти газеты! - воскликнула королева Клара с пренебрежительным выражением.- Большинству из них можно заплатить,- нашим подешевле, заграничным немного подороже,- а неподкупные газеты, к счастью, не влиятельны ни у нас, ни за границею.
- А что скажет парламент? - спросила Ортруда.
- Об этом пусть позаботится господин Лорена,- сказала Клара.- Он ловкий.
Принц Танкред захотел, по своей привычке, щегольнуть знанием Востока. Он сказал:
- Все эти парламентские дебаты, о, чего они стоят! В России я слышал такую пословицу: один ум - хорошо, два ума - лучше. Это, пожалуй, несколько пикантно для полуварварской страны, где ум никогда не был в большом почёте. Но дело в том, что относительно любого парламента в мире я предпочёл бы говорить так: один ум - ещё небольшая беда, два ума - это уже опасно.
Кардинал, смеясь несколько громче, чем бы следовало, двигал под столом руки, словно аплодируя, и всё его тучное тело тяжело колыхалось. Остальные одобрительно улыбались. Танкред говорил, усмехаясь:
- Я это сказал там, в России. Кардинал сказал:
- Господь вверил государям управление народами, и Своею праведною Десницею вложил в их руки государственный меч, карающий и грозный.
- Кто-то из государей старого времени сказал,- заговорила Афра,- что кровь убитого врага хорошо пахнет.
На краткое мгновение глаза её стали мрачны, и с угрозою остановились на принце Танкреде. Или это так только показалось Танкреду? Вот уже снова у неё безразлично-любезные глаза, и она ни на кого в особенности не смотрит.
Королева Клара подумала, что замечания Афры бывают иногда очень бестактны. Как жаль, что благосклонность Ортруды к этой плохо воспитанной девочке так велика! А не приглашать Афру неудобно,- королева Клара была очень расчётлива и искусна в деле поддержания хороших отношений, и потому не могла не оказывать внимания той, кого так любит королева, её дочь. Но всё-таки Клара решила призвать к себе Афру под каким-нибудь предлогом, и сделать ей лёгкое внушение.
Танкред улыбнулся и сказал:
- В Испании и в России очень любят говорить пословицами. Должно быть, такой способ разговора соответствует низкому культурному уровню этих отсталых стран. В России я записал много пословиц. Вот я припоминаю сейчас две из них, которые, мне кажется, подходят к предмету нашего разговора. Одна говорит: кто любит женщину, тот её бьет. Другая: люблю тебя, как свою душу, и трясу тебя, как ветку каштанового дерева.
Ортруда воскликнула с болезненным выражением лица:
- О, Россия! Не говори мне об этой ужасной стране. Я понимаю страшные сказки и легенды, но не имею вкуса к разговорам о страшной действительности, о кошмарах жизни.
Танкред, смеясь, сказал:
- Милая Ортруда, хорошо, что тебя не слышит русский посланник.
- О,- возразила Ортруда,- я, правда, не так много видела русских, как ты, милый Танкред, но из тех немногих, кого я встречала, ни один не хвалил своей страны. Кажется, никто из них не любит родины и не уважает своей национальности.
- Это у них внешнее,- сказал Танкред,- в этой полудикой стране есть много горячих патриотов. Правда, патриотизм выражается у них несколько странно, иногда грубо и жестоко, иногда смешно. Их женщины, например, любят повторять пословицу: на врага брошу все мои шляпки.
А потом разговор перешёл на ту же тему, так тяжёлую для Ортруды. Но Ортруда уже не возражала больше. Ей было бы печально прямо сказать Танкреду, что она никогда не одобрит затеянных им рискованных предприятий.
Цветы на столе перед нею пахли слишком багряно и пышно. Серый на яркой лазури дымок вулкана припоминался ей,- и поблёкшее на старом портрете лицо белого короля,- и всё это наводило на неё истому и грусть.