Посвящается Анастасии Чеботаревской
Драма в пяти действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Михаил.
Катя.
Лилит (Елена Луногорская).
Алексей Иванович Чернецов.
Мария Петровна Чернецова.
Константин Федорович Рогачев
Клавдия Григорьевна Рогачева
Владимир Павлович Сухов.
Мужик.
Бонна.
Дети, мальчик и девочка.
Действие первое
I
Жаркий леший день клонится к вечеру. От речки не веет прохладою, — она так мелка, что ее можно легко перейти вброд. Дворянская усадьба близ деревни. Сразу видно, что ее хозяева — хозяева плохие и что средств и возможностей у них мало. Сад когда-то был красив, — красив он и теперь, но запущен. Видны углы оранжереи и парников, — но все это имеет довольно жалкий вид. В саду малина и крыжовник, яблони и груши. Из-за зеленеющих деревьев виден помещичий дом, в котором живут Катя и ее родители.
Перед домом — большая открытая терраса. На террасе сидят подростки — Катя и Михаил, влюбленные друг в друга. Катя — девушка лет шестнадцати. Очень милая на вид. Щеки у нее румяные, глаза голубые. Она очень загорелая. Шея, плечи и руки у нее открытые, ноги босые. Платье на ней светлое, легкое, недлинное и простое покроем, но очень красивое, и сидит оно на ней так, словно все складки его расположены мудрым художником, творящим красоту из простой ткани.
Она здоровая и очень веселая. Любит посмеяться и несложно пошутить, подразнить кого-нибудь. Она любит свой дом, усадьбу, деревню, поля и леса и видимо наслаждается близостью к природе. Движения ее уверенны и легки, — чувствуется, что она умеет упорствовать и стремится к достижениям и что вместе с тем в ней много приспособляемости и гибкости. В каждом движении ее сказывается, что ее безотчетно радует ощущение жизни, молодости и наивной красоты, разлитое в природе и в ней самой, — и видно, что все впечатления бытия для нее свежи и первоначальны. Потому вся она производит впечатление чистоты и наивной детской мудрости.
Михаил — мальчик лет восемнадцати. Перешел в последний класс гимназии. Учится хорошо. У него ясный и холодный ум и сильная воля. Он упрямо держится раз избранного пути. Случайное в жизни мало его отвлекает, — он настроен скорее трагически. В отношениях к людям он мягок, уступчив и добр. Манеры у него неловкие, угловатые, как у очень самолюбивого подростка; иногда он кажется грубым и дерзким, но грубость эта только внешняя. В нем еще очень много детской наивности и ребячества, самого зеленого. Он не только прилежно учится, но и сам читает много и выработал себе определенное мировоззрение. Он наклонен к мечтательности и считает это своим недостатком; эта мечтательность и в самом деле стоит в некотором противоречии со свойствами его трезвого ума. Его влюбленность в Катю и радует его, и смущает. Ему досадно и то, что он, плебей, пролетарий, влюбился в эту красивую представительницу иного класса, которому он никак не может симпатизировать. Но он надеется, что из Кати выработается хорошая пролетарка и полезная работница.
Михаил высок, тонок и строен. Лицо у него худощавое, загорелое и смуглое. Глаза черные, смотрят пристально и упорно, с напряженным выражением. Брови густые, черные, почти сросшиеся. Одет он в светло-серую коломянковую блузу и вообще имеет вид обыкновенного провинциального гимназиста. Теперь он заметно взволнован и нервен.
Любуясь друг другом с веселою детскою нежностью, сквозь которую просвечивает почему-то грусть, они сидят у стола, покрытого скатертью кустарной работы с наивным, но очень милым рисунком вышивки. На столе перед ними тарелка с малиною, блюдечко с мелким сахаром и два пустых блюдечка, на одном из которых две чайные ложки. Старуха, лица которой не видно, но в которой нет ничего таинственного и символического, потому что это — только старая ворчунья няня, только что поставила на стол кувшин с молоком и уходит в дверь, ведущую в дом. Катя заглядывает в кувшин, делает недовольную гримасу и говорит:
— Ой, как мало молока! Точно кот наплакал.
Слышен ворчливый голос уходящей:
— Будет с тебя, баловница.
Катя накладывает ягоды на блюдечко Михаилу, потом себе. Наливает молока, и они принимаются есть ягоды, весело разговаривая.
Катя. Я малину страсть как люблю! Как сестру родную. (Смеется.)
Михаил. Малина хороша. Но я больше люблю крыжовник.
Катя. И я люблю крыжовник.
Катя быстро срывается с места и бежит куда-то через сад. Легкий бег ее, как полет, и песок дорожек весело смеется под ее ногами.
Михаил. Катя, куда ты помчалась?
Катя (издали звонко кричит). Сейчас я тебе крыжовнику принесу.
Михаил, оставшись один, задумчиво помешивает ложечкою в блюдце. Лицо его становится мрачным и решительным. Издали доносится снова Катин голос.
Катя (за сценою кричит нараспев). Вот и крыжовник, вот и крыжовник, жовник, жовник, жовник!
Михаил вздрагивает, выпрямляется и принимает беспечный и веселый вид, что ему, однако, плохо удается. Катя бежит обратно. В ее руках деревянная лакированная чашечка с крыжовником. На бегу Катя кладет в рот несколько ягод крыжовника.
Катя. Вот тебе, ешь, наслаждайся. Великолепный крыжовник. (И она с удовольствием ест крупные ягоды.)
Михаил (строго). А зачем ты его с кожицей ешь? Это — гадость.
Катя. Ничего не гадость. С кожицей гораздо вкуснее.
Михаил. Этого не может быть.
Катя. Попробуй, если твои принципы тебе позволяют. Сам увидишь. (Она говорит насмешливые слова необидным тоном и весело смеется. Ее смех звонок, но не громок, и когда слушаешь его, вспоминаются золотые легкие колокольчики.)
Михаил хочет нахмуриться, но неожиданно для себя смеется. Быстро целует Катю.
Катя (быстрым полушепотом). А зачем ты меня целуешь?
Михаил (так же). Вкусно!
Катя. Еще увидят. (Притворяется испуганною и с комическим ужасом оглядывается, но не выдерживает этой роли и смеется.)
Михаил (весело). Ну, ты, кажется, не очень-то боишься. (Ест крыжовник, по ее примеру, с кожицею.) А и правда, с кожицею вкуснее. А над принципами смеяться нельзя.
Катя. О! Нельзя! Вот еще! Смеяться не грешно над тем, что кажется смешно.
Михаил. Мало ли что кажется!
Катя (скороговоркою). Хочу и смеюсь. Хочу и смеюсь. Кому какое дело!
Михаил. Все-таки с кожицею крыжовник есть вредно.
Катя. А мне полезно. Что в рот полезло, то и полезно.
Михаил. Кожица ягоды может засесть в червеобразном отростке слепой кишки, и от этого может случиться аппендицит. Болезнь неприятная и опасная.
Катя. Может, может! Страсти какие! Мало ли что может. Вот пойду в лес, а меня змейка-скоропейка может ужалить.
Михаил. А зачем ты все лето босиком ходишь?
Катя. Мне нравится, вот зачем.
Михаил (смотрит на Катю задумчиво и меланхолически улыбается. Говорит с искусственной веселостью). Это ты у Лилит научилась босиком ходить.
Катя. О, у Лилит! Нет, у деревенских баб, а не у Лилит. (Лицо ее хмурится на минуту, и эти слова звучат ревниво. Вдруг она обнимает Михаила и говорит страстно.) Я тебя так люблю, как еще никогда нигде никто никого не любил.
Целуются торопливо.
Михаил (вздрагивая). Кто-то идет.
Катя. Папа идет.
Оба замолкают в чувстве неловкости и отодвигаются друг от друга.
II
Через сад на террасу входит Рогачев. За ним идет Мужик без шапки, очень грязный и лохматый; останавливается в саду перед террасою.
Рогачев почему-то с первого взгляда производит впечатление прогорающего помещика, каков он и есть. Манеры у него барские и разговор, как у провинциального сеньора, с оттяжкою, а движения суетливые, в глазах беспокойная ласковость, и в мыслях путаница и суета. Он любит приятности жизни и на всякую работу смотрит как на докуку. Он обладает тою степенью приспособляемости, которая помогает людям его типа держаться кое-как на поверхности жизни и при случае играть кое-какую роль в обществе. На свою судьбу и на свои дела он смотрит легкомысленно и всегда находится в обаянии сладких надежд.
Роста он выше среднего. Тонок, прям и ловок. Борода, полуседая, расчесана надвое. Он одет в светло-серый летний костюм. На голове — соломенная шляпа, в руке — тросточка, слишком тонкая для деревни.
В чертах Катина лица много сходства с отцом, — но у Кати все живее, сильнее и красивее выражено.
Михаил (вставая). Здравствуйте, Константин Федорович.
Рогачев (сухо). Здравствуйте, Миша.
Мужик. Явите Божескую милость.
По его тусклым глазам и по унылой фигуре видно, что он уже несчетное число раз повторил эту нудную фразу и готов еще повторять ее без конца. Но лицо его злое, и в тягучем звуке голоса порою прорываются злобные нотки.
Рогачев (досадливо отмахиваясь от мужика). Ну, подожди до будущей недели. Получу и отдам.
Мужик. Да я уж сколько раз приходил к вашей милости!
Рогачев. Ну, иди, иди. Не до тебя.
Мужик (повторяет тупо и упрямо). Явите Божескую милость.
Рогачев (ворчит). Какой грязный мужик! (Уходит в дом.)
III
Мужик (поднимается на нижнюю ступеньку перед входом на террасу и говорит Кате). Барышня, скажите папеньке, что как до зарезу нужно.
Катя. Хорошо, скажу. Ты бы, голубчик, пришел завтра.
Мужик. Главная причина, никак не способно. То есть так нужно, такая нужда!
Катя. Ты бы на кухню пошел.
Мужик. Может быть, будет милость какая? Уж тут подожду. (Стоит и тупо смотрит на окна помещичьего дома.)
Михаил (негромко). Он своих денег просит, потому и стоит без шапки.
Детям обоим неловко. Они едят ягоды и говорят вполголоса.
Катя. У нас денег мало, а ягод много. Ешь — не хочу.
Михаил. Вы можете продавать ягоды.
Катя. Да неужели?
Михаил. Правда, можете.
Катя. Представь себе, мы так и делаем! Мы даже грибы продаем. Да толку мало, и денег мало. Только, по-моему, лучше много ягод, чем много денег.
Михаил (с улыбкою). Ну, едва ли!
Катя (убежденно). Правда! Ты сам подумай: если у тебя много ягод, ты их можешь есть, когда хочешь и сколько хочешь.
Михаил (улыбаясь). Мило!
Катя. А если у тебя много денег, а хочется просто-напросто ягод, простых, лесных, садовых, так их не всегда и на деньги купишь.
Оба смеются так, просто, не ее словам, а тому, что весело.
Мужик (угрюмо и негромко). Смейся, смейся!
Катя хмурится и смотрит на мужика сердито. Мужик пятится в сад.
IV
Из дома выходит суетливою и взволнованною походкою Рогачев и досадливо говорит мужику:
— Ты все еще здесь?
Мужик. Куда ж мне идти! Я за своими деньгами пришел. Идти мне некуда.
Рогачев (растерянно повторяет). Он все еще здесь! Нет, вы на него поглядите!
Мужик. Явите Божескую милость.
Рогачев. Экземпляр! Чудовище обло, огромно, озорно, стозевно и вояй.
Мужик. Явите Божескую милость.
Рогачев. Удивительно бедный лексикон у этих людей! Твердит одно и то же с упорством, достойным лучшего применения.
Михаил (насмешливо). Элоквенции не обучался. Не пожелал пройти полного курса гуманитарных наук.
Рогачев (смотрит на Михаила досадливо и говорит). Что-то вы к нам уж очень зачастили, Миша.
Михаил. Что ж, вам жалко малины? Или крыжовника?
Катя смотрит на Михаила укоризненно и качает головою.
Рогачев. Удивительный у вас вкус к резкостям, Миша!
Михаил (густо краснея). Извините.
Рогачев. Не можете же вы серьезно думать, что мне жалко какой-то там малины! Какие глупости! А кстати, Миша, не найдется ли у вас три рубля? Сумма, из-за которой меня преследует этот настойчивый гражданин.
Катя (краснея, с укором). Папа!
Михаил. Я с удовольствием. (Хочет вытащить кошелек.)
V
В это время из дома стремительно выходит Рогачева. Это — невысокого роста дама, наклонная к полноте. Чопорная, важная и трогательная. Лучеобразные морщинки в углах ее глаз и весь склад ее лица говорят о доброте бестолковой и бесполезной. А все ее движения, связанно-величественные и совсем не идущие к ее коротенькой и благодушной фигуре, показывают, что она заряжена большим количеством самомнения и что она очень уверена в своем дворянском превосходстве над людьми иных положений. Но так как она одета с большим вкусом, то ее претензии кажутся оправданными, и вся она производит впечатление любезной и серьезной барыни. Она любит и умеет занимать деньги, делает она это с истинно барскою непринужденностью. Вообще, когда она просит чего-нибудь, то кажется вполне естественным и несомненным ее право на то, чтобы все ей помогали и услуживали.
Михаил (вставая и кланяясь). Здравствуйте, Клавдия Григорьевна.
Рогачева (очень сухо). Здравствуйте, молодой человек. Давно не видались. (Мужику.) Ты все еще здесь?
Мужик. Явите…
Рогачева. Нахал!
Мужик. Божескую милость.
Рогачева (стремительно подходя к Михаилу). Нет ли, Миша, у вас трех рублей, заплатить этому нахалу?
Михаил (сконфуженно вынимает кошелек и говорит). Да, вот у меня есть как раз одна трехрублевка.
Рогачева (любезно). Пожалуйста. Ну вот, большое вам спасибо, Миша. Завтра я вам непременно отдам. Константин Федорович, вот возьми, отдай этому субъекту. (Уходит так же стремительно, как и пришла.)
VI
Рогачев рассматривает трехрублевку с некоторым сожалением: надо отдать.
Катя. Давно ли, папа, ты получил сто двадцать рублей, а уж опять у тебя нет денег.
Рогачев. Сто рублей не деньги. Это — маленькие деньги. Вот три рубля, когда их нет, вот это — большие деньги. Ну, гражданин Аким, получай, твое счастье.
Мужик (благоговейно принимая деньги негнущимися, корявыми пальцами, бормочет). Спаси тебя Господь! Дай тебе Господи доброго здоровья!
Рогачев, посвистывая и помахивая тросточкою, уходит в дом.
Мужик (кланяясь Кате). Спаси тебя Христос, барышня. Дай тебе Господи доброго здоровьица и женишка хорошего. (Неторопливо уходя, бормочет.) Жрет ягоды с лоботрясом.
VII
Катя (спрашивает Михаила). Ты последние деньги отдал?
Михаил. Да мне сейчас не нужно.
Катя (ласкаясь к Михаилу, говорит). Миша, скажи, что ты во мне любишь? Что ты больше всего любишь?
Михаил. Твой смех. Он точно золотой колокольчик.
Катя (тихо). А еще что?
Михаил. Твою радость. Ты рада жизни, и солнцу, и ветру, и дождику рада, ну, всему, всему. И когда ты приходишь, все вокруг звенит и смеется от радости.
Катя (еще тише). А еще что?
Михаил. А еще твои босые ножки. Они такие загорелые и такие тонкие, как у лесной царевны, летающей по воздуху на легких, легких крыльях. А когда она идет по земле, былинки и песчинки приникают к ее ногам, и целуют ее босые ноги, и шепчут ей с кроткою, нежною любовью: ты — наша, ты — земная, но когда ты с нами, земля наша превращается в земной рай, невинный и счастливый.
Катя улыбается мечтательно и весело. Михаил тихо привлекает ее к себе. Они целуются долго и нежно.
Михаил (спрашивает). А ты, Катя, что во мне любишь?
Катя (отвечает весело). Я? Что люблю? Вот придумал. Да я все люблю.
Михаил. А что-нибудь особенно любишь?
Катя (улыбаясь). Люблю.
Михаил. А что?
Катя. А вот то. Это самое.
Михаил. Ну, скажи, не шали.
Катя (смотрит на Михаила внимательно и говорит серьезно). Я люблю в тебе то, что ты — такой серьезный. И у тебя этот вихор упрямый такой милый. Ни за что его не пригладишь. Ты — серьезный и забавный такой.
Михаил (улыбаясь). Что же тут забавного?
Катя. Ты иногда вот так нахохлишься и думаешь, как Марий на развалинах Карфагена. (Смеется.)
Михаил. Вот, вот. Так меня и нарисовала Лилит.
Михаил вынимает из бокового кармана в блузе записную книжку, достает из нее небольшой рисунок на листке бумаги и показывает его Кате.
Катя (всматривается, весело смеется и говорит). Похож, похож как две капли воды. (Но вдруг она сердито хмурится и досадливо кричит.) Противная Лилит! Как она смеет! (Плачет.)
Михаил (лаская и утешая Катю, говорит). Ну, полно, что ты! Что ж тут обидного?
Катя. Как она смеет! Я никому не позволю тебя обижать. (И вдруг опять смеется.)
Михаил. Стрекоза!
Катя. Пожалуйста! Я уж не стрекоза, мне уже шестнадцать лет.
Михаил (улыбаясь, передразнивает). Шешнадцать лет!
Катя. Противненький, не смей смеяться надо мною!
Михаил. Если бы я был поэтом, я написал бы о тебе такую поэму, каких еще никто не писал.
Катя. О, такую скучную? (Смеется.)
Михаил. Ах ты, стрекоза!
Катя (напевает). Стрекоза, стрекоза, коза, коза! Стрекоза, рикоза, коза, аза! (Кружится по террасе, легкая и веселая, и потом садится рядом с Михаилом и обнимает его.)
Михаил. Как хорошо нам будет вместе с тобою, Катя! Я буду работать. Я буду строить — мосты, дороги, высокие башни. Из железа, камня и стали я буду строить, как не строили раньше. Новая красота будет в том, что я построю, — красота линий, таких легких и таких простых. Очарование взоров повиснет на паутине стальных канатов, и люди прославят имя мое, и я приду к тебе увенчанный и славный, — потому что все это я сделаю для тебя, сильный силою моей любви к тебе. Только моим ремеслом будет все это, что я построю из камня, железа и стали, — а призванием моим будет вместе с тобою строить жизнь новую, счастливую, свободную, не такую, как эта. Легкую жизнь и простую, как мост, повисший над бездною на паутине стальных канатов.
Катя (с восторгом). Жизнь новую, счастливую, свободную? О, и я буду строить ее с тобою вместе! Как хорошо ты говоришь, Михаил! Да, это — правда, жизнь надо строить, как строят дома и храмы.
Михаил (взволнованно ходит по террасе, потом останавливается перед Катею и говорит). По закону, мы уже могли бы повенчаться.
Катя (грустно). Они смеются.
Михаил. Катя, ты еще поговори со своими родителями…
Катя. Говорила.
Михаил (продолжает)'. И как только я поступлю в институт, так мы и повенчаемся.
Катя. Говорила. Они только смеются. Да ведь и твои родители против.
Они оба грустны. Проходит краткий миг печального молчания.
Михаил (задумчиво смотрит на аллеи сада и говорит). Сегодня я сам скажу. Будь что будет. А если откажут, мы умрем. Да?
Катя (отвечает ему тихо). Да. А ты принес яд?
Михаил. Да, принес.
Катя (боязливо и задумчиво). Мне кажется, что я никогда не умру.
Михаил. Нет, уж, верно, придется нам умереть.
Катя. Скорее умру, чем тебя разлюблю. А он хорошо действует, твой яд?
Михаил. Действует моментально. Не успеешь проглотить, и уже готово.
Катя. О! Это нехорошо!
Михаил. А ты бы хотела долго мучиться?
Катя. А вдруг они увидят, что мы умираем, и раскаются и согласятся? Тогда можно принять противоядие и живо-живо повенчаться, чтобы они и опомниться не успели. А если моментально, так это неудобно.
Михаил. Одно из двух — или умирать, так уж серьезно, или так только, слова говорить.
Катя молча плачет.
Михаил. Что же ты плачешь?
Катя молчит.
Михаил (ревниво). Тебе жалко расстаться с Суховым?
Катя. Миша, ты на меня не сердись. Ведь умирать-то всякому страшно, так как же не поплакать!
Катя плачет. Михаилу жалко ее. Утешает, лаская тихо и молча.
VIII
Внезапно входит Рогачева. Михаил вздрагивает, вскакивает, отходит от Кати, задевает за стул и роняет его.
Рогачева. Миша, у вас невозможные манеры.
Михаил. Я не очень об этом сожалею. Я не готовлюсь быть светским шаркуном, как этот развязный и глуповатый Сухов.
Рогачева (неприязненно). Кем же вы хотите быть? Охотником в американских прериях? Как у Майн-Рида или у Купера?
Михаил (сухо). Нет, я просто хочу быть полезным и дорогим работником. Я буду инженером.
Рогачева. Ну, что ж, это выгодно. Только до этого вам еще далеко. Учиться много надо. А Сухов наверное будет предводителем дворянства. Он очень милый, и вам не следует бранить его.
IX
Входит Рогачев. Он смотрит на Мишу с притворным выражением удивления и говорит:
— А я думал, Миша, что уж вы ушли.
Михаил. Мне надо с вами поговорить.
Рогачев. Послушаем.
Садится и закуривает папиросу. Вид у него легкомысленный и веселый.
Михаил. Я люблю Катю.
Рогачев. Утешил!
Катя (решительно). И я люблю Михаила.
Рогачева (укоризненно). Очень хорошо, нечего сказать! Есть чем похвастаться!
Рогачев. А сколько вам лет, Миша?
Михаил. Восемнадцать. Я, правда, еще очень молод. Но это ничего не значит. Я уже и теперь зарабатываю уроками. Через год я буду студентом. Студенты многие женатые. Одним словом, я прошу Катиной руки. Мы подождем год, и когда я буду студентом, мы повенчаемся.
Рогачева. Восхитительно!
Рогачев и Рогачева смеются.
Рогачев. Ромео и Юлия, трогательная драма!
Рогачева. Вы, Миша, доучитесь сначала, а уж потом думайте о таких глупостях. Вы еще мальчик и ничего не имеете.
Михаил. Я люблю Катю и не могу без нее жить.
Рогачева. Она еще совсем девочка, и вам не следует кружить ей голову. А тебе, Катя, стыдно!
Катя. А тебе, мама, не стыдно было, когда ты полюбила папу?
Рогачева. Так ведь мне тогда не шестнадцать лет было!
Михаил. Значит, вы мне отказываете?
Рогачев. А вы что думали? И вы уж лучше бы к нам не ходили. Хорошего мало.
Катя. А три рубля у него взяли!
Рогачева (строго). Катя, не говори глупостей! Его деньги не пропадут. Ну, пойдем, Константин Федорович. С ним нечего разговаривать, надо сказать его родителям.
Рогачев и Рогачева уходят.
X
Катя и Михаил смущенно смотрят друг на друга. Заря пылает на небе и бросает пламенеющий отсвет на их смущенные лица.
Катя (растерянно). Ну вот, кончено. Что же нам теперь делать? Да уж, видно, одно остается.
Из-за сцены слышен голос Чернецова:
— Михаил здесь?
XI
Входят Чернецов и Чернецова.
Чернецов — земский врач. Ростом мал. Худощавый и весь серенький. Его крылатка слишком широка. В руках у него толстая суковатая палка. Он носит синие очки. Курит очень много. Угрюм, вдумчив и принципиален. Любит играть в шахматы. Веселенькие стишки, которые он любит цитировать, странно противоречат угрюмости его лица. Говорит низким голосом, а стихи читает искусственным басом.
Чернецова — тоже, как и муж, мала и суха. Волосы, уже начинающие седеть, у нее острижены довольно коротко и вьются. Она носит светло-синие очки. Курит еще больше, чем муж, и еще принципиальнее его. Одета всегда в черное. На голове — канотьерка с черною лентою. Смотрит серьезно и вдумчиво, и когда она слушает кого-нибудь молча, то кажется, что она не одобряет того, что слышит. Катя и Михаил смущенно молчат.
Чернецов. Ну вот и я. Здравствуйте, Катя. Ваш папа дома?
Катя. Здравствуйте, Алексей Иванович. Папа дома. Здравствуйте, Мария Петровна.
Чернецова. Мой Алексей Иваныч дня без шахматов прожить не может.
Чернецов.
Жар свалил, повеяла прохлада.
Длинный день покончил ряд забот,
По дворам давно загнали стадо,
И косцы вернулися с работ.
Чернецова. Я удивляюсь, Алексей Иваныч, что ты так любишь цитировать буржуазные стишонки. Точно ты не знаешь настоящих, хороших стихов.
Чернецов. Иду я сегодня утром мимо речки и вижу очень живописную картину: Екатерина Константиновна, приподнявши юбочки, переходит речку вброд. Коленки открытые, на лице блаженство, в руке большой букет цветов, и вообще очень живописно.
Чернецова. Алексей Иванович, ты должен был отвернуться.
Чернецов. Принципиально ты права. Я и отвернулся. Сначала я думал, что это — глупенькая Лилит. Гляжу, — а это наша умненькая Катя.
Катя убегает, смеясь.
XII
Чернецова. А ты, Михаил, все с Катею?
Михаил. Я ее люблю.
Чернецов. Напрасно. Ты — мальчик умный, а она — девочка пустенькая, малоразвитая и буржуазная.
Михаил. Она — прелесть и один восторг! И какая же она буржуазка! Она не похожа на кисейную барышню, и из нее выйдет хорошая пролетарка.
Чернецов. Из чего ты это заключаешь?
Михаил. Да вот, например, она босая все лето ходит.
Чернецов. Ты, Михаил, очень наивен.
Но бойся, путник смелый,
В ее попасться сеть
Иль кончик ножки белой
Нечаянно узреть.
Михаил. Она посмотрит, — и все словно радуется. Да нет, вы не можете этого понять.
Чернецов. Где уж нам!
О мечтатель! Наслаждайся
Блеском красоты,
Но остерегайся
Углекислоты.
Михаил. Почему же углекислота?
Чернецов. Да уж так написано. Из песни слова не выкинешь.
Михаил. Я ее люблю.
Чернецов. Углекислоту? Напрасно.
Михаил. Я люблю Катю.
XIII
Катя возвращается и несет цветы в двух зеленых вазах из обожженной глины.
Чернецова. Откуда у вас эти цветы? У вас таких, кажется, не было.
Катя. Я стащила у Луногорских.
Чернецова. Стащили! Разве это можно?
Катя. Ну, они не рассердятся.
Чернецова. А вы признаете частную собственность на продукты труда?
Катя. Да ведь и вы, Мария Петровна, против частной собственности. Ведь вы — марксистка.
Чернецова. Я отрицаю частную собственность только на орудия производства, а не на продукты труда.
Катя. Все равно.
Чернецова. Далеко не все равно.
Чернецов.
Ходит птичка весело
По тропинке бедствий,
Не предвидя от сего
Никаких последствий.
Чернецова. Меня возмущает эта беспринципность.
Катя. Луногорские очень богаты. Что им сколько-нибудь цветочков!
Чернецова. Легкомыслие и полнейшая беспринципность. И зачем вы всегда заставляете Михаила быть с вами?
Катя. Он сам.
Михаил. Я сам.
Чернецова. Видите, как он повторяет ваши слова.
Катя. У него и своих слов много.
Чернецова. Он еще совсем мальчик, и вы напрасно кокетничаете с ним.
Катя (с реверансом). Я еще тоже девочка. Мне где же еще кокетничать! Я едва умею лепетать.
Чернецова. Вы, Катя, ужасно легкомысленны, и в вашем возрасте это даже странно. Можно не удивляться вашей беспринципности — это не от вас зависит, — но такое легкомыслие!
Катя (делает реверанс и уходит через сад. Проходя за куртинами, говорит, как цыплят скликая). Принцип, цып, цып, цып!
Михаил. Катя, что ты делаешь?
Катя. Мои принципы зову, — может быть, они найдутся. Цып, цып, цып, принцип! Цып, цып, цып! (Приплясывая и напевая эти слова, убегает в глубину сада.)
Чернецова. Она плохо воспитана.
Михаил. Мама, я с тобою не согласен. Воспитана-то она неплохо, только совсем не по-нашему.
XIV
Из дому выходят Рогачевы. Здороваются с Чернецовыми. Слышны обычные фразы приветствий:
— Здравствуйте, Мария Петровна. — …Клавдия Григорьевна. — …Алексей Иваныч. — …Константин Федорович. — Как поживаете? — Как ваше здоровье? — Благодарю вас, ничего. — Отлично, благодарю вас. — Что новенького? — Ну, что у нас может случится нового?
XV
Возвращается и Катя. Улучив минуту, когда старшие, занятые обрядом приветствий, на них не смотрят, Михаил и Катя торопливо целуются. Эти беглые поцелуи особенно заманчивы для них, потому что в них есть элемент опасности. Теперь, когда родители Михаила и Кати сошлись вместе, ясно выступает разница между этими двумя по-разному интеллигентными семьями — семьею помещиков и семьею интеллигентных пролетариев. Все легко и даже легкомысленно у Рогачевых, все тяжеловесно, даже веселость, у Чернецовых.
Рогачева (язвительно). Покорно вас благодарю, Мария Петровна.
Чернецова. За что же это?
Рогачева. За сынка.
Рогачев. Ваш сынок обнаруживает легкомысленные поступки.
Чернецов. Это прискорбно. А в чем дело?
Рогачев. Да вот, молодой человек просит руки нашей Кати.
Чернецовы и Рогачевы смеются и укоризненно смотрят на Михаила и Катю. Говорят все вместе.
Чернецов. Принципиально я против ранних браков.
Чернецова. Вы меня простите, Клавдия Григорьевна, я вас уважаю, но я думаю, что моему сыну надо искать невесту из пролетарской семьи.
Рогачева. Семья тут ни при чем, Мария Петровна.
Чернецов. Рано, рано, Михаил.
Рогачев. У него ни кола ни двора, — вы меня извините, Алексей Иванович, — а за нею что? Земля заложена и перезаложена.
Рогачева. Нынче уж нет детей. Такой мальчик — и вдруг! Извольте радоваться!
Чернецова. Совсем еще девочка — и вдруг!
Рогачев (примирительно). Это — детское. Не стоит об этом спорить. Сыграемте лучше в шахматы, Алексей Иванович.
XVI
Смеясь и разговаривая все вместе, Рогачевы и Чернецовы уходят в дом. Катя плачет. Михаил что-то шепчет ей.
По дорожкам сада медленно проходит Лилит, девочка лет пятнадцати, высокая и тонкая. Лицо у нее смуглое, худое, некрасивое. Глаза очень большие, черные, с длинными ресницами; брови черные, лежат красивыми дугами. На голове цветы, белые и желтые, полукругом положенные спереди. Пестрая и странная, но очень красивая одежда, короткая, до колен открывающая стройные, босые, загорелые ноги. Движения у Лилит медленные и странные. Она почти никогда не смеется.
Лилит (подходит к террасе, всматривается и говорит без выражения). Здесь плачут.
Катя. Лилит пришла.
Отирает слезы и сходит в сад. Целуется с Лилит. Они тихо разговаривают.
XVII
На террасу выходит Чернецов и говорит Михаилу:
— Нет ли у тебя, Михаил, трех рублей?
Михаил (в замешательстве). Трех рублей?
Чернецов (смущенно). Видишь ли, принципиально я, конечно, против того, чтобы брать у тебя деньги, заработанные тобою. Но, видишь ли, вышло так, что мне до зарезу надо где-нибудь достать три рубля. Такой случай. Нет ли у тебя трех рублей?
Пренебрегая капиталом,
Искал сокровищ для души,
Всю жизнь стремился к идеалам,
А увидал одни шиши.
Так-то вот, и не хочешь, да попросишь.
Михаил (смущенно вынимает кошелек и говорит). Нет ничего. Вот, пусто.
Чернецов. На нет, конечно, и суда нет. Но только я не понимаю, куда ты тратишь. У тебя вчера еще были деньги.
Михаил. Папа, ты забываешь, что у меня могут быть свои потребности.
Чернецов. Потребности! Довольно странно. Тебе еще рано. И ты бы мог со мною посоветоваться, прежде чем иметь потребности. Если не доверяешь мне как отцу, то посоветовался бы со мною как с врачом.
Михаил (краснеет багряно и говорит звенящим голосом). Папа, ты меня не так понял. Это — цинично, то, что ты говоришь.
Чернецов. Ну, ну, не кипятись, пожалуйста. Так нет? Этакая досада! (Идет к двери, бормоча):
Ах, иной у неба
Просит только хлеба,
А другому нужен
И обед и ужин.
(В дверях останавливается и говорит). А там Сухов приехал. Не люблю этого жирного франтика. Зубы скалит, все принципиальное осмеивает, а у самого только два принципа — не зевай и угождай сильным мира сего. Карман себе набьет и карьеру сделает. Ловкач! (Уходит.)
XVIII
Катя (проходя с Лилит мимо террасы, услышала эти слова и опечалилась. Говорит тихо). Опять Сухов.
Михаил на террасе один задумчиво следит за Катею.
Лилит (спокойно отвечает Кате). Веселый и любезный Сухов.
Катя. Он веселый и умеет рассмешить, а мне с ним невесело. Он милый, но я его не люблю.
Лилит. Сухов — милый? Нет, он — злой хищник. У него уши мохнатые, глаза зеленые, а когти он прячет.
Катя. И так ты его нарисовала?
Лилит. Да.
Катя. Покажи.
Лилит. Хорошо. У меня дома. Приди. Я покажу.
Катя. Ты и на меня нарисуешь карикатуру? Я тебя боюсь.
Лилит. Я не страшная.
Катя. А зачем ты карикатуры рисуешь на Михаила?
Лилит (останавливается перед Катею, становится перед нею на колени и говорит просительно). Прости! (Смотрит на Катю снизу вверх пристально и стоит в позе молящей.)
Катя (испугана; говорит). Что ты делаешь, Лилит? Зачем это? Встань!
Лилит. Прости.
Катя (со страхом). А ты не будешь на Михаила карикатур рисовать?
Лилит. Не буду. Прости.
Катя (торопливо и с волнением говорит). На меня можно, на всех можно, на него нельзя.
Лилит. Не буду. Прости.
Катя. Я тебя прощаю, Лилит.
Лилит. Благодарю. (Поднимается медленно и целует Катю.)
Катя. Ты странная. Ты меня испугала. У меня сердце бьется. Зачем ты стала на колени?
Лилит. Я не знаю. Ты не сердись.
XIX
За дверью на террасу слышен в доме веселый и шумный разговор. Выходят на террасу, продолжая разговаривать, Рогачева и Сухов.
Сухов — невысокого роста молодой человек, довольно полный, жизнерадостный. Лицо красивое, веселое и невыразительное. Одет элегантно. У него большое и доходное имение в этой губернии. Где-то служит; служба у него очень необременительная, но видная. Имеет все шансы на то, что на ближайших выборах пройдет в предводители дворянства.
Сухов (продолжая). Ну и можете себе представить, окатило буквально с головы до ног. (Хохочет.)
Рогачева (со смехом, ласково). Какой кретин! Боже мой, какая глупость!
Видно, что она сама влюблена в Сухова, так нежно смотрит на него.
Михаил, выходя из своей задумчивости, смотрит на Сухова мрачно.
Сухов (здороваясь с Михаилом). А, строитель Сольнес! Серьезен и строг, как всегда.
Михаил. Вы, должно быть, любите дразнить глупых птиц. Но я вам не индюк.
Сухов. Охотно верю вам на слово. Нет людей серьезнее гимназистов. Жаль, жаль, что вы еще не целый инженер.
Михаил. Почему вы об этом жалеете?
Сухов. Кое-что строю. Так, пустячок, больше для забавы и для извода денег.
Рогачева. Ну, это вы так только говорите. Вы хоть и молодой, а отличный хозяин.
Сухов и за ним Рогачева спускаются с террасы в сад. Лилит отходит в глубину сада и останавливается в тени большого дерева. Катя идет навстречу Сухову.
Сухов. А вот и Катя. А мы вас ищем, ищем. Ну, дайте ваши лапки. Можно поцеловать?
Катя. Нельзя.
Сухов. Нет, мне-то можно. (Целует ее руки.)
Катя. Вы дерзкий. Я вам говорю, нельзя.
Сухов. А я говорю, можно. Вы, Катя, моя невеста, а я — ваш жених. Это решено и подписано, правда?
Катя. Смотрите, не ошибитесь.
Сухов. А вы смотрите, не занозите ножки.
Рогачева. Она у меня еще такой наивный ребенок.
Сухов (глядя на Лилит). Откуда ты, прелестное дитя?
Рогачева. Это — наша соседка, Лилечка Луногорская. Славная девочка, хотя немножко избалованная.
Сухов. А, Лилит! Да мы с вами знакомы.
Лилит (стоя в отдалении, говорит очень спокойно). Я вовсе не девочка.
Сухов (со смехом). Не девочка? А кто же ты? Мальчик в юбочке?
Лилит. Я — сказка. Смотри, какие у меня широкие глаза. Я — сказка лесная, лунная.
Сухов. Иди к нам.
Лилит. Нет, я уйду в лес. Я тебя боюсь. (Убегает.)
XX
Сухов. Очаровательная дикая девочка. Такая некрасивая, но интересная очень! Странная.
Рогачева. Она очень мило рисует.
Михаил (говорит с тихим злорадством, притворно-любезным голосом). Лилит и на вас, Владимир Павлович, карикатуру нарисовала: глаза зеленые, уши острые и мохнатые, зубы острые, а когти спрятаны.
Сухов (хохочет и весело говорит). Вот так красавец!
Рогачева (досадливо краснея). Какая дерзкая, избалованная девочка! Я бы ее… Да вы, Миша, сочинили?
Михаил. Нет, я сказал правду. Я — плебей, я не усвоил благовоспитанной манеры лгать.
Сухов (наконец почувствовал яд насмешки и рассердился, но не показывает этого и говорит спокойно и любезно). Все это мило в малом количестве и на большом расстоянии. Смотрите, Катя, не подражайте очень этой дикарке. Не стоит, милая Катя.
Катя (с досадою). О, милая! Я не хочу быть для вас милою.
Сухов (говорит тоном легкой шутки). Милые бранятся, только тешатся. А не стоит, Катя, потому, что вас-то я не отпущу в лес.
Михаил. Вы испугали милую сказку Лилит, и жизнь моя, Катя, боится вас, потому что вы — хищник.
Рогачева строго смотрит на Михаила.
Сухов. Какое красноречие! Вы, молодой человек, слишком трагически смотрите на вещи.
Михаил. А вы, зрелый человек, смотрите на них драматически.
Сухов. Ого, драматически! Я думал, вы скажете — комически. Я, мой друг, и драмам, и трагедиям предпочитаю оперетку. Я хочу быть лет через двадцать министром и потому всего усерднее хожу в балет. Д-р-р-раму предоставляю вам, серьезнейший из гимназистов.
Михаил. Теперь вы ломаете фарс, а драма ваша еще впереди.
Сухов (притворяясь испуганным). Ой, ой, ой, не пугайте! Какие страсти!
Рогачева (любуясь Суховым). Вас не испугаешь.
Сухов. Боюсь очень огорчить вас, Катя, но должен все-таки вам сказать, что сегодня я никак не могу пробыть у вас долго. Лучше и не просите…
Катя. Да я и не прошу.
Сухов. …Сейчас уезжаю.
Катя. Я очень рада. Приезжайте поскорее туда, куда-нибудь от нас подальше. (Показывает рукою вдаль и смеется.)
Рогачева. Катя, как это грубо! Как тебе не стыдно!
Катя (досадливо). Очень стыдно, — только того, что я никак не могу его отвадить. Он ни на что не обидится. Что ему ни скажи, он притворится, что услышал любезность. Дипломат! Быть ему послом в Париже!
Сухов хохочет.
Рогачева (говорит укоризненно и строго). Катя! Ты себе очень много позволяешь.
Сухов. Не будем ссориться, Катя. Ведь мы друзья. И вы угадали, что меня вам не обидеть. Очаровательные дерзости идут к вашей сельской простоте и к загорелым, как у крестьяночки, ручкам и ножкам. А будет время, и к вам так же пойдут любезные слова, которые будет мило говорить жена предводителя.
Катя (запальчиво). Мой — он не будет предводителем!
Сухов. Или, по крайней мере, недолго останется им. Нет, Катя, будущее мы оставим в покое, а теперь лучше скажите мне, что вы хотите, что бы я вам привез. Ведь и маленькие деревенские девочки с босыми ножками любят маленькие подарочки. Я приеду послезавтра.
XXI
Тихо разговаривая, на террасу выходят Рогачев и Чернецов.
Катя (смотрит на Сухова, угрюмо хмуря брови, и после недолгого молчания говорит быстро и невесело). Привезите мне какую-нибудь очень веселую книжку. Такую, которую можно дать даже умирающему, чтобы он смеялся.
Сухов смотрит на нее, не понимая, и не знает, что сказать.
Рогачева (говорит строго). Катя, не говори глупостей.
Чернецов (вполголоса).
Вынимает новое
Он серебрецо,
Но она суровое
Делает лицо.
Сухов. Стишки собственного сочинения?
Чернецов. Нет, я этим не занимаюсь.
Искать по старым книжкам
Веселеньких стишков,
Из папки ребятишкам
Вырезывать коньков,
Плясать, да так, чтоб скука
Бежала с чердака,
Ой ли, вот вся наука
Бедняги чудака.
Произносят и эти стихи таким унылым басом, что все улыбаются.
Сухов. Веселенькие стишки, правда! Ну, что ж, Катя, я поищу вам такую книжку. Клавдия Григорьевна, позвольте откланяться. Мне пора.
Рогачев. Нет, нет, как хотите, без ужина я вас не отпущу. Чем Бог послал.
Рогачева. Пожалуйста, Владимир Павлович! Когда еще вы домой попадете! У нас уж накрыто. Пожалуйста!
Чернецов. А мы к домам.
Рогачев и Рогачева, увиваясь около Сухова и вместе с ним уходя в дом, не замечают Чернецова.
XXII
На террасе остаются Чернецов и Михаил.
Чернецов. Пора, пора, Михаил, пора домой.
Михаил. Я ухожу.
Чернецов (идет к двери в дом и говорит). Попрощаться надо с хозяевами. Видишь, и Катя ушла.
И она, надев мантилью,
Затворила свой балкон;
Закурив свою манилью,
Спать уходит нежный дон.
Так-то, братец, пора.
Уходит в дом, и за ним уходит туда же Михаил.
XXIII
Холодеющий воздух тих и ясен.
Через сад медленно проходит Лилит. В догорающих лучах зари лицо ее пламенеет. Капельки росы дрожат на ее ногах. Лилит останавливается у террасы за липою. Из дома выходит Чернецов, Чернецова и Михаил и идут через сад.
Чернецов (говорит тихо). Не люблю этого франта. Не люблю. И ты его не любишь, Михаил. Ты из ревности, а я принципиально не люблю.
Чернецова. Принципиально говоря, этот субъект и не может быть иным. Это — естественный продукт своей среды.
Чернецов. Ты не совсем права. Из этой среды все ж таки выходили…
Лилит тихо подходит к Михаилу, — он идет позади своих родителей; Лилит дотрагивается до его руки. Михаил останавливается. Чернецов и Чернецова уходят; они, увлеченные своим разговором, не заметили, как подошла Лилит, и не видели, как отстал от них Михаил.
XXIV
Тихо спрашивает Лилит:'
— Михаил, ты ее любишь?
Михаил (отвечает). Люблю.
Лилит. Ты ее любишь. Я сегодня стояла перед нею на коленях. Я поцелую, склонясь до земли, ее ноги. Не бойся, Михаил, я не убью ее. Я не ревную. Все, что ты любишь, для меня свято. (Тихо уходит.)
Михаил (зовет негромко). Лилит!
Лилит не отвечает и уходит.
Михаил. Лилит! Какая ты странная!
XXV
Заря догорела. Сумерки сгущаются. Из дому выходит Катя. В прохладе и прозрачности ясного вечера отчетливо слышит Михаил, как скрипнула ступенька террасы, как на дорожке шелестят песчинки под босыми Катиными ногами. Сладостно холодея от восторга и печали, Михаил улыбается Кате.
Катя (молча обнимает Михаила, плачет и говорит). Я не разлюблю тебя никогда, никогда. На жизнь и на смерть мы с тобою вместе.
Михаил. Вместе. Умрем вместе. Я не могу жить без тебя. Лучше умереть. Все в этой жизни так противно.
Катя. Я не хочу умирать, Миша!
Михаил. Что же нам делать?
Катя. Я еще так мало жила. Я еще хочу жить. Не надо смерти. Брось тот яд, который ты принес.
Михаил. Катя, разве страшно умереть вместе? Как умер этот день, и мы умрем. Разве тебе страшно умереть со мною?
Катя. Я хочу жить. Счастия хочу и победы над жизнью. Мы молоды и сильны, и победим. Разве не мы хозяева жизни? Разве не нам принадлежит завтрашний день, когда мы будем сильны и свободны?
Михаил. Катя, ты же сама говорила, что нам надо умереть! Соглашалась со мною. А как до дела дошло, так ты и на попятный двор. Трусиха!
Катя. Я не трусиха. Умереть не страшно. Никакой храбрости не надо. Для жизни больше надо храбрости.
Видно, что Михаил обиделся. Тяжелая пауза. Катя в замешательстве. Порывается сказать что-то и не знает, как начать.
Михаил (долго и сурово молчит. Наконец говорит угрюмо). Я могу и один.
Катя (плача). Глупый, не надо! Не надо умирать. Разве для того пришли мы на эту землю, чтобы умереть так рано? А где же та красота, которую ты должен повесить над безднами на паутине из стальных канатов? А где та жизнь новая, прекрасная, свободная, счастливая, которую мы с тобою должны создать? Михаил, прекрасный мой, мы должны жить.
Склоняется к его коленям и целует его руки. На сцене совсем стемнело.
Михаил. Тогда уйдем отсюда вместе.
Катя. Нам еще учиться надо. Куда же мы пойдем? Я тебе только мешать буду. В годы борьбы и достижений ты должен быть один и работать, а я буду ждать. Тридцать лет готова ждать, как в английском романе. (Плачет и смеется.)
Михаил. Я поступлю в институт, ты — на курсы.
Катя. Я — маленькая глупая девочка. Книги — хорошо. Ах, как много в них хорошего! Учиться, узнавать — какая в этом радость! Но это и такой большой, большой труд. Если я буду сидеть у тебя на коленях, как же ты будешь учиться? Мы будем ждать.
Михаил. Чего ждать?
Катя. Пока мы будем сильными.
За сценою слышен голос Чернецова:
— Михаил, где же ты?
Михаил. Я буду сильным. Я буду сильным. Я вернусь к тебе победителем. Если мы не сумели умереть, мы будем жить, — и победим. (Порывисто целует ее и убегает.)
XXVI
Катя (плачет долго и напевает тихо, сидя на ступеньке террасы и покачиваясь).
Если б, сердце, ты лежало
На руках моих,
Все качала бы, качала
Я тебя на них,
Словно мать дитя родное
С тихою мольбой, —
И затихло б, ретивое,
Ты передо мной.
Но в груди моей сокрыто,
Заперто в тюрьму,
Ты доступно, ты открыто
Одному ему.
XXVII
Входит Лилит. Говорит негромко:
— Катя, не плачь. Не стоит плакать. Хочешь, я тебя утешу?
Поднимается луна. Катя быстро встала со ступеньки и прислушивается. Тихий голос Лилит кажется ей чужим и незнакомым.
Робко и тихо спрашивает Катя:
— Кто это? Кто здесь?
Лилит. Это я, Лилит.
Катя. Ах, Лилечка! Я тебя не узнала.
Лилит. Ты подремли, я тебя утешать буду, песенку спою.
Катя. Чем ты меня утешишь?
Лилит. Смотри, какие у меня большие глаза, какие у меня тонкие руки. Смотри, какая сказка я, тихая, лесная. Сядь здесь, на ступени, и дремли. (Усаживает Катю на ступеньки террасы, сама садится у ее ног и нежно гладит ее руки. Напевает тихо.)
Острою секирой ранена береза,
По коре сребристой покатились слезы.
Ты не плачь, береза, бедная, не сетуй,
Рана не смертельна, вылечишься к лету,
Будешь красоваться, листьями убрана,
Лишь больное сердце не залечит раны.
Склоняется тихо и целует Катины ноги.
Катя (сидит неподвижно, как зачарованная, и говорит, — и страх слышен в ее голосе). Лилит, что ты делаешь? Не пугай меня, сказка моя милая, мечта моя лунная. Зачем ты целуешь мои босые ноги? Они в пыли.
Лилит. Ведь и я его люблю.
Катя. Ты? Михаила? (Быстро встает.)
Лилит (осталась у Катиных ног и отвечает ей). Да. А он на меня и смотреть не хочет. А ведь я же не плачу!
Катя. О, ты его любишь! Ты смеешь его любить!
Лилит. Глупая, чего же ты сердишься? Ведь я тебе не мешаю. Люби его, люби моего милого.
Катя. Ты не смеешь его любить! Он мой.
Лилит. И пусть будет твой. И возьми его. Я ведь ничего не требую. Я только люблю.
Катя. Никому его не отдам.
Конец первого действия.