Нина стала раскладывать свои чемоданчикъ и въ то же время мысленно повторяла слова пріятельницы.

-- Какъ вы стали трудно выражаться,-- наконецъ, заговорила она:-- или это у меня такъ голова болитъ, что сразу не понимаю простыхъ вещей... Вы сказали, что надо отдать свою жизнь ближнимъ? Какъ это хорошо, какъ я рада, что вы такъ думаете, милая, милая Ольга! Я тоже думаю, что если не любить ближнихъ, если не стараться сдѣлать для нихъ все... все, что можно, что, въ силахъ,-- лучше и не жить... Только вотъ я не понимаю... мнѣ показалось, у васъ такъ вышло, будто вѣчная жизнь, жизнь послѣ смерти тѣлесной, только и всего, что одинъ слѣдъ добра, которое человѣку удалось сдѣлать на землѣ своимъ ближнимъ.

-- А то еще чего же вамъ надо!-- воскликнула Ольга: -- Личнаго райскаго блаженства что ли? Личной награды за добрыя дѣла? Откажитесь скорѣе отъ этого стараго, отъ этого... пагубнаго заблужденія! Единственный существующій рай, это жизнь въ человѣчествѣ!

Нина забыла даже о своихъ вещахъ, стояла предъ разрытымъ чемоданчикомъ и во всѣ глаза глядѣла на Ольгу.

-- Какъ заблужденія?-- растерянно повторяла она.-- Какъ заблужденія?! Да, вѣдь вы... вы въ Бога и загробную жизнь перестали вѣрить, вы отказываетесь отъ христіанства!

-- Я? Никогда!-- вся вспыхивая, перебила ее Ольга.-- Я именно послѣдовательница истиннаго христіанства... Только теперь я не буду объяснять... Къ тому же, признаюсь откровенно, я сама еще вдумываюсь и выясняю себѣ все это.... Я боюсь, что буду для васъ темно выражаться, и вы меня не поймете. Вамъ нуженъ болѣе меня опытный и краснорѣчивый учитель... Вотъ завтра я познакомлю васъ съ Евгеніемъ... Петровичемъ Вейсомъ...

-- Кто это?-- спросила Нина.

-- Онъ русскій, у него только фамилія нѣмецкая,-- воодушевляясь и съ новымъ блескомъ въ своихъ изумленныхъ глазахъ объясняла Ольга.-- Это замѣчательный человѣкъ, хоть ему всего двадцать четыре года... Вотъ сила воли и любовь къ человѣчеству! Онъ отказался отъ всего, ушелъ отъ всякаго земного зла, ограничилъ свои потребности до минимума... и отдаетъ всего себя служенію человѣчеству... Ахъ, вотъ вы даже не слыхали о немъ, а его имя извѣстно...

-- Что-жъ онъ такое: ученый, писатель?

Ольга разгоралась больше и больше. Она внезапно вся преобразилась, и въ наивномъ, пухленькомъ лицѣ ея мелькнуло страстное, восторженное выраженіе, сдѣлавшее ее очень привлекательной.

-- Онъ писатель... съ огромнымъ талантомъ! Ему предстоитъ,-- въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія,-- великая будущность. Конечно, теперь онъ недавно еще началъ... но умные люди уже давно обратили на него вниманіе и высоко его цѣнятъ... Онъ покуда печатаетъ свои маленькіе разсказы и статьи въ «Столичномъ Листкѣ» и въ журналѣ «Міръ». Но это только покуда! Онъ пишетъ теперь большую повѣсть: «Смыслъ жизни»... Ахъ, еслибы вы только знали, какая это глубокая, художественная вещь! А его маленькіе разсказы! Маленькіе, коротенькіе-коротенькіе, и въ каждомъ масса содержанія, цѣлое откровеніе! Непремѣнно вамъ слѣдуетъ скорѣе прочесть ихъ... они у меня всѣ собраны... я вамъ ихъ дамъ...

-- Я прочту ихъ съ удовольствіемъ,-- перебила ее Нина и лукаво прищурила свои синіе глаза:-- а покуда я скажу вамъ вотъ что: вы ужасно-ужасно влюблены въ этого господина!

Ольга совсѣмъ покраснѣла и растерянно глядѣла на княжну.

-- Откуда вы это взяли?.. Вовсе нѣтъ...-- шептала она.

-- Перестаньте... не притворяйтесь, это къ вамъ не идетъ, и вы совсѣмъ не умѣете притворяться. Вѣдь, вы знаете -- я вашъ другъ, я васъ очень люблю, и вы можете быть съ мной откровенны.

-- Нѣтъ, да откуда вы взяли?-- слабо защищалась Ольга.

Маленькая княжна подошла къ ней, обняла ее и стала ласкаться.

-- Миленькая вы моя! Ну-ка посмотрите мнѣ въ глаза! а! что не можете! Откуда я взяла? Да, вѣдь вы сами сейчасъ мнѣ очень внятно сказали, каждымъ вашимъ словомъ... вотъ и теперь, теперь говорите!

-- Ну, Нина... я никогда... никому... вы первая... да, я люблю его...

Она такъ крѣпко обняла и сжала Нину, будто это была не маленькая княжна, а самъ Евгеній Петровичъ Вейсъ.

-- А онъ... онъ васъ любитъ?

-- Да, конечно!

-- Ахъ, значитъ, это очень серьезно! Дай вамъ Богъ счастья!-- воскликнула Нина, громко цѣлуя раскраснѣвшуюся дѣвушку.-- Когда же ваша свадьба? Скоро?

-- А вотъ, какъ только онъ окончитъ «Смыслъ жизни», мы и отпразднуемъ свадьбу... Теперь ужъ скоро!

Она вдругъ успокоилась, сдѣлалась сосредоточенной и даже сдвинула брови.

-- У меня сначала были совсѣмъ другія мысли,-- говорила она, помогая Нинѣ разбираться и укладывать вещи въ комодъ:-- мнѣ казалось, что женщина, для того, чтобы завершить свое интеллектуальное развитіе и стать полезнымъ общественнымъ дѣятелемъ, должна быть свободна, не связана ни мужемъ, ни дѣтьми. Помните, я часто вамъ и говорила, что ни за что не выйду замужъ, что я врагъ всяческихъ узъ. Вы еще смѣялись и увѣряли, что я такъ разсуждаю «до перваго красиваго случая».

-- Вотъ видите, какъ я была права!-- весело перебила Нина.

-- Ничуть не правы! Неужели вы думаете, что я позволила бы себѣ увлечься Евгеніемъ, и все такое, еслибъ это шло въ разрѣзъ съ основными моими убѣжденіями, съ принципомъ, бывшимъ знаменемъ моей жизни?! О! вы меня не знаете! Я отлично сумѣла бы подавить въ себѣ все ради принципа!... Но Евгеній мнѣ доказалъ невѣрность моего взгляда.

-- А вы такъ сейчасъ ему и повѣрили!-- не утерпѣла Нина.

-- Я не ему повѣрила, а нашему съ нимъ общему великому учителю.

-- Кому? Какому великому учителю?-- удивленно спросила княжна; но сейчасъ же прибавила:-- ахъ, зачѣмъ вы такъ? Отчего такъ вычурно, а не просто: Христу Спасителю?

-- Да я вовсе не о Христѣ!-- поднимая брови и дѣлая свои всегдашніе изумленные глаза, сказала Ольга.-- У насъ въ Россіи одинъ только великій учитель, одинъ титанъ мысли -- Левъ Толстой! Только его одного можно назвать великимъ учителемъ, потому что до него ученіе Христа было мертвою буквой, и онъ первый, первый, почти черезъ два тысячелѣтія, открылъ истинный смыслъ этого ученія и объяснилъ его міру!

-- Какъ вамъ не стыдно говорить такой вздоръ!-- приходя въ негодованіе, воскликнула Нина.-- Какъ! Съ первыхъ временъ христіанства и до сегодня, никто на всемъ свѣтѣ не понималъ Евангелія, не былъ настоящимъ христіаниномъ... и одинъ только Левъ Толстой, одинъ... первый?!

-- А вы бы лучше не спорили о томъ, чего не знаете,-- обиженно и задорно возразила Ольга:-- вы, вѣдь, не читали, а я читала, сама читала, и всѣ это знаютъ -- онъ самъ написалъ, въ своихъ объясненіяхъ, что до него никто не понималъ, а онъ первый понялъ и объяснилъ... Вѣдь, вы не читали, такъ вотъ сначала прочтите, тогда и толковать будемъ.

Нина замолчала, смущенная и ровно ничего не понимая.

«Всѣ знаютъ, онъ самъ написалъ, и объяснилъ -- что же все это значитъ и развѣ это можетъ быть?!»

Ольга, успокоясь, говорила, закрывая глаза и тономъ вытверженнаго урока:

-- Великій учитель открылъ мнѣ глаза, и я поняла, что не имѣю права отказываться отъ своего призванія. Призваніе каждаго человѣка, мужчины и женщины (о! я наизусть знаю всѣ эти слова его!), состоитъ въ томъ, чтобы служить людямъ. Служеніе человѣчеству само собою раздѣляется на двѣ части: одно -- увеличеніе блага въ существующемъ человѣчествѣ, другое -- продолженіе самаго человѣчества. Ко второму призваны преимущественно женщины, такъ какъ исключительно онѣ способны къ нему. Это его слова. Потомъ онъ говоритъ, что если женщина исполняетъ свое призваніе, состоящее въ рожденіи, кормленіи и воспитаніи дѣтей, продолжателей человѣчества, то она чувствуетъ, что дѣлаетъ то, что должно, и возбуждаетъ къ себѣ любовь и уваженіе другихъ людей, потому что исполняетъ предназначенное ей по ея природѣ. Потомъ онъ говоритъ, что если женщина, имѣющая, по своему естеству, малое число обязанностей, хоть онѣ и глубже мужскихъ, измѣнитъ одной изъ нихъ, то она тотчасъ же нравственно падаетъ ниже мужчины, измѣнившаго девяти изъ своихъ сотпи обязанностей. Таково всегда было общее мнѣніе и таково оно всегда будетъ, потому что такова сущность дѣла. Это его слова! Онъ говоритъ еще, что служеніе женщины только черезъ дѣтей, что видѣть молодую, женщину, способную имѣть дѣтей, занятую мужскимъ трудомъ, всегда будетъ жалко, такъ какъ она можетъ произвести то, выше чего ничего нѣтъ -- человѣка. И только одна она можетъ это сдѣлать...

-- Какъ же вы всегда смѣялись надъ тѣми женщинами, которыя забываютъ всѣ общіе интересы и думаютъ только о семьѣ, о дѣтяхъ? Вы ихъ называли няньками и кухарками, вы презирали ихъ... Помните, вы говорили, что онѣ неразвиты, тупы и глупы?-- спрашивала Нина.

Ольга сдѣлала недовольную мину.

-- Ну что-жъ, и говорила! Мнѣ такъ казалось, а выходитъ, что совсѣмъ иначе, потому что, если онъ пишетъ, значнитъ такъ оно и есть. Это очень жаль, что призваніе женщины такое узкое, но все же, вотъ видите, оно глубже мужского. Мужчина не можетъ произвести на свѣтъ ребенка, женщина же можетъ -- и только одна она, а ребенокъ продолжатель человѣчества, дороже его ничего нѣтъ въ мірѣ. Развѣ не такъ?

-- Разумѣется, это такъ,-- помолчавъ, согласилась Нина.

-- Къ тому же, онъ вовсе не лишаетъ женщину интеллектуальнаго развитія и того, что онъ называетъ мужскимъ трудомъ, продолжала Ольга:-- женщина можетъ заниматься своимъ развитіемъ, пока у нея нѣтъ дѣтей, и вернуться къ умственному труду, когда у нея перестанутъ рождаться дѣти.

-- А тѣ, которыя не выходятъ замужъ или у кого нѣтъ дѣтей?

-- Тѣмъ, конечно, предоставлена свобода участвовать въ мужскомъ трудѣ, но онъ говоритъ: нельзя будетъ не жалѣть о томъ, что такое драгоцѣнное орудіе, какъ женщина, видите: драгоцѣнное орудіе!-- что она лишилась возможности исполнять ей одной свойственное, великое, замѣтьте -- великое -- назначеніе. Значитъ, мы должны, сдѣлать все въ мірѣ, чтобы найти мужа и имѣть дѣтей. Вы согласны съ этимъ?

-- Знаете, пожалуй, это и такъ!-- сказала Нина.

-- Еще бы не такъ! Развѣ онъ можетъ ошибаться?-- каждое его слово -- великая, святая истина! Оттого я и полюбила Евгенія, позволила себѣ полюбить его, и ужасно хочу имѣть дѣтей, чѣмъ больше, тѣмъ лучше, и скорѣе! Въ этомъ все,-- а остальное не суть важно!

Она задумалась и нѣсколько мгновеній стояла, опустивъ руки, съ какимъ-то новымъ и непонятнымъ для Нины выраженіемъ лица. Потомъ она какъ бы очнулась и тряхнула своею толстою, растрепавшеюся косой.

-- Однако, все же спать надо!-- медленно произнесла она.-- Смотрите, совсѣмъ свѣтло... утро! Вотъ, ваши вещи уложены... я сейчасъ устрою вамъ постель... Завтра наговоримся... и вы увидите Евгенія; надѣюсь, онъ вамъ понравится... онъ такой милый, умный, такъ много въ немъ таланта и силы воли! Онъ достойный ученикъ нашего великаго учителя!...