Они обнялись, крѣпко поцѣловались и инстинктивно оба одновременно откинулись назадъ, чтобы разглядѣть перемѣну, происшедшую съ ними во время ихъ пятилѣтней разлуки.
Михаилъ Аникѣевъ никогда не спрашивалъ себя, насколько и какъ любитъ онъ брата. Они вмѣстѣ выросли; но уже съ отрочества между ними оказалась такая рознь во всемъ, что они не могли никогда сойтись безъ того, чтобы не поспорить и не разойтись возмущенными другъ другомъ.
Въ то время, какъ Михаилъ, очень хорошо окончивъ университетскій курсъ, предался и въ Россіи, и заграницей своему музыкальному образованію, Николай, лѣнивый малый, къ тому же лишенный способностей брата, просидѣвъ въ университетѣ лишнихъ два года, кое-какъ справился съ выпускнымъ экзаменомъ, уѣхалъ въ деревню, засѣлъ тамъ и, повидимому, не желалъ ничего дѣлать. Онъ охотился, знался съ людьми по большей части необразованными и весьма сомнительной нравственности, изрядно понижалъ и покучивалъ.
Ему очень рано, послѣ смерти отца, досталось родовое Аникѣевское имѣніе, и онъ, подъ видомъ «раціональнаго хозяйничанья», разорялъ его и обезцѣнивалъ самымъ исправнымъ образомъ. «Убѣжденій» онъ былъ не только «красныхъ», но даже «ярко-пурпуровыхъ», гдѣ только могъ сыпалъ фразами изъ подпольныхъ изданій и видѣлъ единственное спасеніе современнаго общества въ его радикальномъ разрушеніи.
-- Надобно доходить до точки,-- кричалъ онъ:-- полумѣры ни къ чему не доведутъ... Все съ корнемъ вонъ; все какъ есть, всю старую чащобу и гниль, такъ, чтобы и пней обгорѣлыхъ не осталось... Только такимъ манеромъ на гладкомъ мѣстѣ и выростать что-нибудь новое...
-- А ежели это новое окажется, опять-таки, никуда негоднымъ?-- иной разъ спрашивали его.
-- Въ такомъ случаѣ и его къ чорту!-- не смущаясь рѣшалъ онъ.-- Когда-нибудь да выростетъ-же и путное!
Спорить съ нимъ было безполезно, такъ какъ онъ не только не принималъ, но и не выслушивалъ никакихъ доказательствъ.
-- Ну и чего вы лѣзете ко мнѣ съ «фактами»!-- останавливалъ онъ собесѣдника.-- Какіе тутъ факты, очень они нужны, нечего сказать! Дѣло не въ фактахъ, а въ принципѣ!
Съ годами такая крайность сгладилась. Николай сталъ утихать и умнѣть. Онъ ужъ ограничивался «приличнымъ и общепринятымъ» недовольствомъ и насмѣшкой. Всѣ принимаемыя мѣры были въ его глазахъ никуда негодными ужъ по одному тому, что онѣ принимались. Обсуждать эти мѣры даже и не стоило, достаточно было презрительно пожимать плечами и фыркать.
Въ этотъ періодъ за Николаемъ Аникѣевымъ установилась репутація весьма неглупаго и либеральнаго человѣка. Деревня и губернскій городъ ему надоѣли, онъ сдалъ въ аренду свое разоренное имѣніе и явился въ Петербургъ искать занятій. Государственную службу онъ все еще презиралъ, а потому одинъ изъ друзей его матери пристроилъ его на югѣ, въ «Обществѣ».
Тутъ съ Николаемъ Александровичемъ, въ какіе-нибудь два, три года, произошла удивительная перемѣна: изъ шероховатаго, съ «демократическими» манерами и ухватками крикуна онъ превратился въ весьма представительнаго господина, благородно либеральнаго, одержаннаго, отлично умѣющаго ладить съ людьми и цѣнить ихъ по достоинству.
Быстро и ловко онъ обворожилъ «русскаго дворянина» Самуилова, влюбилъ въ себя его дочь Маргариту и создалъ себѣ прочное положеніе.
Михаилъ Аникѣевъ еще не видалъ брата въ его новомъ образѣ и съ большимъ изумленіемъ воскликнулъ:
-- Что ты съ собою сдѣлалъ? Вѣдь, тебя узнать нельзя! у тебя видъ англійскаго лорда... Только вотъ зачѣмъ такъ рано борода сѣдѣетъ?
-- Время измѣняетъ,-- съ легкой, самодовольной улыбкой отвѣтилъ Николай:-- это вотъ только ты въ пять лѣтъ почти не измѣнился... раздобрѣлъ, отяжелѣлъ немного, а то совсѣмъ прежній, безпечальный юноша... Наконецъ-то ты заглянулъ, я ужъ думалъ, что мы и вѣкъ не увидимся. По крайней мѣрѣ хорошо, что заѣхалъ именно сегодня; у меня, а теперь это большая рѣдкость, часа два, даже три свободныхъ, никуда до второго часу не поѣду и никого не жду... Ты, вѣдь, посидишь?
-- Конечно.
-- Хочешь завтракать?
Михаилъ Александровичъ вспомнилъ, что онъ вчера не обѣдалъ, вечеромъ съѣлъ всего одинъ кусокъ ветчины, найденный имъ въ буфетѣ, а сегодня ничего еще не бралъ въ ротъ. Онъ почувствовалъ сильный приступъ голода и отвѣтилъ:
-- Очень хочу, я еще и чаю не пилъ.
-- Вотъ и отлично, я распоряжусь, а ты тѣмъ временемъ налей себѣ чаю... Вотъ видишь... тутъ и чашка подана... ты изъ стакана-то кажется не пьешь...
Николай Александровичъ указалъ на чайный столъ и поспѣшилъ въ коридоръ, захвативъ съ вѣшалки въ передней пальто Лидіи Андреевны.
Когда онъ вернулся, братъ ужъ пилъ чай и съ видимымъ удовольствіемъ хрустѣлъ мягкимъ, поджаристымъ калачомъ.
-- Право же тебя совсѣмъ узнать нельзя,-- сказалъ Михаилъ Аникѣевъ, допивая чашку и продолжая съ изумленіемъ всматриваться въ Николая Александровича:-- мнѣ кажется, я никогда еще не видалъ въ человѣкѣ такой перемѣны... Надолго ты въ Петербургѣ?
Николай Александровичъ подошелъ къ нему, взглянулъ ему въ глаза и громко засмѣялся.
-- Кажется, надолго,-- сказалъ онъ сквозь смѣхъ.
-- Что-жъ, службу перемѣнилъ, здѣсь мѣсто нашелъ?
-- Да ты и въ самомъ дѣлѣ ничего не знаешь?! Это очень недурно.
Онъ взялъ со стола нумеръ газеты и указалъ брату нѣсколько строкъ въ отдѣлѣ назначеній.
Тотъ прочелъ, перечелъ, и сразу даже не понялъ, такъ это ему показалось невѣроятнымъ.
-- Что? изумился? недоволенъ моимъ назначаніемъ?-- спрашивалъ Николай Александровичъ.
Наконецъ, Аникѣевъ справился съ изумленіемъ.
-- Ну вотъ,-- сказалъ онъ:-- я, конечно, не ждалъ ничего подобнаго... Поздравляю тебя...
Онъ всталъ и поцѣловался съ братомъ.
Между тѣмъ Николай Александровичъ говорилъ:
-- У меня, у самого, еще мѣсяца четыре тому назадъ ничего подобнаго и въ мысляхъ не было, а вотъ случай и подготовилъ такую неожиданность. Ну, что-жъ, служить, такъ служить! И послужимъ, благо привелось начинать службу не съ начала, а почти съ конца... Подумай, вѣдь, это сразу изъ пѣшекъ въ дамки! Нѣсколько лѣтъ удачи, и легко достигнуть высшаго, такъ-сказать, предѣла...
Говоря это, онъ вглядывался въ лицо брата, стараясь подмѣтить въ немъ выраженіе зависти.
«Вотъ! въ себя придти не можетъ!-- думалъ онъ.-- Конечно, завидуетъ... всѣ завидуютъ, а онъ тѣмъ болѣе... Что!.. съ тобою, Мишенька, носились всегда какъ съ сокровищемъ... талантъ! талантъ! а я былъ неудачный, ни на что непригодный, лѣнтяй, пьяница... Ну, вотъ ты и сиди со своимъ талантомъ...»
Дѣло въ томъ, что самъ онъ всю жизнь завидовалъ брату и даже старался себя увѣрить, что и талантъ его преувеличиваютъ. Онъ вспоминалъ въ прошломъ много для себя обиднаго и чувство глубокаго удовлетворенія наполняло его теперь. Это чувство было настолько сильно, настолько пріятно и радостно, что онъ ощутилъ въ себѣ даже приливъ чего-то, похожаго на добродушіе.
-- Конечно, теперь тебѣ не трудно ужъ и всего, чего угодно достигнуть!-- между тѣмъ говорилъ Михаилъ Аникѣевъ.-- Однако, все же... какъ это такъ вдругъ случилось, будто въ сказкѣ?
-- Собственно говоря, совсѣмъ не вдругъ,--весело отвѣтилъ Николай.-- Ты знаешь, что Павелъ Егоровичъ, которому я почти всецѣло обязанъ своимъ назначеніемъ, былъ когда-то очень друженъ съ нашей матерью... Удивительная женщина! Во всѣхъ, близко ее знавшихъ, она оставила какое-то неизгладимое впечатлѣніе... Всѣ мужчины, очевидно, были въ нее влюблены... Ну, такъ вотъ у Павла Егоровича оказалось весьма для него важное и довольно-таки сложное дѣло въ нашемъ «Обществѣ», то-есть собственно не у него, не подъ его именемъ, а только онъ тутъ былъ сильно заинтересованъ. А меня въ то самое время «Общество» командировало для разныхъ ходатайствъ въ Петербургъ. Я здѣсь все это и разузналъ и прямо говорю ему: «поручите это дѣло мнѣ, ваше высокопревосходительство, я для васъ его устрою». Ни о чемъ я тогда и не помышлялъ, а просто изъ любезности, ну... думалъ, потомъ когда-нибудь можетъ этотъ господинъ пригодиться...
-- Онъ тебѣ поручилъ, а ты устроилъ...
-- Точно такъ-съ, да и устроить удалось быстро и неожиданно удачно. Онъ мнѣ письмо: «никогда, молъ, этого не забуду, я вашъ должникъ». Только такъ бы онъ и оставался до сихъ поръ моимъ должникомъ, если бъ, опять-таки по дѣламъ «Общества», не былъ я этимъ лѣтомъ командированъ за границу. Выхожу я изъ вагона, уже за предѣлами отечества, смотрю, его высокопревосходительство! Изволятъ слѣдовать, въ заграничный отпускъ для поправленія здоровья. Сейчасъ онъ меня къ себѣ, одинъ ѣхалъ, скучалъ... Тутъ и произошло наше сближеніе. Я ради него свой маршрутъ даже измѣнилъ, благо это было возможно, и три недѣли мы не разлучались. За то время я, подобно покойницѣ maman, его въ себя влюбилъ. «Намъ, говорить, нужны дѣльные, энергичные и знающіе люди! У насъ, говоритъ, людей мало, мы съ огнемъ ихъ ищемъ!..» А потомъ, передъ разставаніемъ, ужъ прямо: «Хотите ко мнѣ въ сотрудники?» Я говорю: «трудно это, ни связей у меня, ни службы за мною...» «Ничего, говоритъ, я постараюсь устроить, очень намъ именно свѣжіе люди нужны!» Такъ и разстались. Вотъ онъ и устроилъ.
Николай Александровичъ остановился и самодовольно глядѣлъ на брата своими безпокойными глазами.
Тотъ помолчалъ немного, и вдругъ рѣшился.
-- Я готовъ вѣрить,-- сказалъ онъ:-- что ты, подобно Ильѣ Муромцу, сиднемъ сидѣлъ на печи тридцать три года, до вдругъ богатыремъ и объявился... Но все же откуда взялись у тебя спеціальныя познанія для такого отвѣтственнаго дѣла?
Николай Александровичъ весело махнулъ рукою.
-- Эхъ, Мишенька, другъ ты мой, не боги горшки лѣпятъ! Если бы не былъ увѣренъ въ себѣ, такъ не взялся бы за подобную вещь. Спеціалистъ не спеціалистъ, а кое-что и я смыслю, главное же, люди у меня подобраны. Я иду не одинъ, а съ подходящей компаніей... безъ этого бы и не пошелъ. Нѣтъ, я увѣренъ и въ себя, и въ моихъ, дѣло у насъ пойдетъ какъ по маслу... вотъ увидишь... Тутъ вовсе не спеціальныя знанія нужны для человѣка организующаго и управляющаго, а нужно нѣчто совсѣмъ иное. И это иное у меня есть. Павелъ Егоровичъ человѣкъ все же умный, онъ вотъ понялъ. Ему надо, чтобъ я снялъ въ него тяжесть, и нѣтъ ему никакого дѣла, самъ я буду ее нести или, въ свою очередь, взвалю на другого. Я же на одного человѣка ее не взвалю,-- это было бы крупной ошибкой,-- а распредѣлю на многихъ...
-- Ну, а какъ же ты примиришь свою новую дѣятельность съ твоимъ... принципіальнымъ недовольствомъ всѣмъ существующимъ, съ твоей жаждой разрушенія? Ломать будешь?-- спросилъ, не удержавшись, Михаилъ Аникѣевъ, сглаживая рѣзкость вопроса его шутливымъ тономъ.
-- Зачѣмъ ломать!-- со смѣхомъ отвѣтилъ Николай Александровичъ и нѣсколько разъ прошелся по комнатѣ.