Не успела Станнард произнести ни слова, как вниз по трапу спустились шумные шаги, и в салон бурно ворвался Лефарж. Лицо его было налито кровью, глаза смотрели стеклянным взглядом, как у пьяного, и жилы на висках вздулись, как веревки.
— Готовьте детей! — крикнул он, бросаясь к себе в каюту. — Будьте все наготове, — снаряжают лодки. Проклятие! Куда девались бумаги?
Им слышно было, как он яростно роется у себя в каюте, разыскивая те бумаги, которыми хозяин корабля дорожит больше жизни; и, собирая их, он продолжал выкрикивать приказания относительно детей, Он казался помешанным, и действительно наполовину обезумел при мысли об одном ужасном грузе, который находился в трюме…
На палубе, под командой штурмана, матросы делали свое дело, не подозревая о том, что скрывалось в трюме. С лодок сняли покрышки и поместили в них бочонки с водой и мешки с сухарями. Шлюпка уже висела у баканцев, и Падди Беттон укладывал в нее бочонок с водой, когда на палубу взбежал Лефарж. За ним спешила Станнард с Эммелиной на руках, и Лестрэндж, державший Дика за руку. Шлюпка была более крупных размеров, чем обыкновенно, и снабжена небольшой мачтой и люгерным парусом. Беттон только-что норовил повернуть обратно, когда капитан схватил его за плечи.
— В шлюпку, живо! — крикнул он, — и греби, что есть духу, отведи детей с пассажирами за милю, две мили, три мили от судна…
— Но, капитан, я оставил скрипку…
Лефарж толкнул старого матроса, как бы желая швырнуть его в море. Минуту спустя Беттон был уже в лодке. Ему подали Эммелину. которая прижимала к груди что-то, завернутое в старый платок, затем Дика, после чего помогли спуститься и самому Лестрэнджу.
— Нет больше места! — крикнул Лефарж. — Спускайте, спускайте!
Шлюпка скользнула к тихому голубому морю, поцеловалась с ним и поплыла.
Надо вам знать, что при отбытии из Бостона, Беттон много околачивался на набережной, благодаря тому, что ему не на что было пойти в трактир. Поэтому-то он кое-что проведал про груз корабля, чего не знали остальные. Не успел он взяться за весла, как это сознание озарило его ум убийственным светом. Он гикнул так, что оба матроса спускавшие шлюпку, перегнулись через борт.
— Ребята!
— Ну, что там?
— Спасайся кто может, — я сейчас вспомнил — в трюме два бочонка с порохом!
Потом навалился на весла, как никто еще не делал до него.
У Лестрэнджа потемнело в глазах. Дети ничего не знали о порохе, и, хотя слегка испуганные переполохом, находили очень забавным сидеть в лодке, так близко к синему морю.
Дик опустил палец в воду, чтобы почувствовать, как она струится— любимое развлечение детей, — а Эммелина, вложив ручонку в руку дяди, наблюдала за Беттоном со степенным удовольствием.
И точно, было на что посмотреть. Душа старого матроса была полна трагического ужаса. Кельтское воображение уже слышало взрыв судна, видело шлюпку и самого себя разорванным на кусочки, — мало того, видело ад и чертей, жарящих грешное его тело.
Но злополучное — а может быть, и счастливое — его лицо не было способно выражать ужаса трагедии. Он пыхтел и надрывался, надувая щеки, наваливаясь на весла, корча невероятные рожи, по все эти действия, вызванные душевной мукой, однако, нимало не выражали ее. Позади виднелся корабль, рядом с которым уже качались на волнах оба баркаса.
Люди сыпались через борт, как водяные крысы, барахтались в воде, как утки, карабкались, как попало, в баркасы. Из полуоткрытого люка тянулся черный дым, теперь уже смешанный с искрами, вздымаясь быстро и злобно, как если бы вырвался из стиснутых челюстей дракона.
А за милю от " Нортумберлэнда", позади, стояла стена тумана. Она казалась плотной, походя на диковинную страну, внезапно выросшую из океана, — страну, в которой не росли деревья и не пели птицы. Страна с белыми отвесными утесами, непоколебимыми, как Дуврские скалы.
— Сил моих нет! — вдруг пробормотал гребец, оперев весла на колени, и ткнулся вперед головой, словно готовясь забодать пассажиров — Пусть себе взрывается, как знает, — сил моих больше нет! Изнемогаю!
Лестрэндж, бледный как смерть, но несколько пришедший в себя, повернулся взглянуть на корабль. Последний казался уже далеко, и оба баркаса яростно спешили вслед за шлюпкой. Дик все еще играл с водой, но Эммелина была совершенно поглощена Беттоном. Ее созерцательный ум всегда пленялся всем новым, а эти действия старого приятеля были для нее чем-то совершенно новым.
Она видала уже, как он моет палубу, как пляшет «джигу», как бегает на четвереньках по палубе с Диком на спине, но никогда еще не видала она его таким, как сегодня.
Теперь ей было ясно, что он устал и озабочен. Она порылась в кармане, достала апельсин и, нагнувшись вперед, прикоснулась им к голове «изнемогавшего».
Беттон поднял голову, на миг безмысленно уставился вперед, потом заметил апельсин; при виде его мысль о «детишках» с их невинностью, о нем самом и о порохе рассеяла туман, затмивший его помутившиеся мозги, и он снова принялся за весла.
— Папочка, — сказал Дик, — у корабля облака!
С невероятной быстротой плотные скалы тумана рассыпались. Легкий ветерок пронизал их, свивая из них удивительные узоры. По воде двигались всадники и развевались, как дым, поднимались и разбивались воздушные валы; высокие спирали валов тянулись до самого неба. И все это с угрожающей медлительностью. Огромный, ленивый и зловещий, но неуклонный, как рок или смерть, туман надвигался, завоевывая, казалось, весь мир.
На этом невыразимо мрачном фоне выделялся тлеющий корабль, паруса которого уже вздрагивали от поднимающегося ветра, в то время как дым из люка как бы кивал отплывающим лодкам, маня их к себе.
— Отчего. корабль так дымится? — спросил Дик, — Смотрите, и лодки плывут за нами. — когда же мы вернемся обратно?
— Дядя, — добавила Эммелина, всовывая ручонку в его руку и поглядывая в сторону корабля, — я боюсь.
— Чего, Эмми? — спросил он, притягивая ее к себе.
— Тех фигур, — проговорила она, прижимаясь к нему.
— Я думаю, можно здесь дождаться остальных, — сказал Лестрэндж — Мы достаточно далеко на тот случай, если… если что случится.
— Верно, — поддакнул гребец, тем временем успевший прийти в себя. Пусть себе взрывается, как знает, нас не достанет.
— Папочка, — сказал Дик, — когда же мы вернемся на корабль? Я хочу чаю.
— Мы вовсе не вернемся, дитя мое, — сказал отец. — На корабле пожар: мы ждем другого корабля.
— А где же другой корабль? — спросил ребенок, оглядываясь.
— Его еще не видно, — отвечал несчастный отец, — но он придет.
Баркасы медленно приближались. Они казались тараканами, ползущими по воде. А вместе с ними, но сверкающей глади, ползла тусклая мгла, поглощавшая ее блеск, как это бывает при солнечном затмении.
Тут на шлюпку налетел ветерок, почти незаметный, как ветерок из Лилипута, по холодный и затмевающий солнце. И в тот же миг туман поглоти далекое судно.
Необычайное это было зрелище. Меньше, чем в полминуты, деревянный корабль превратился в корабль из дымки, в прозрачный узор — всколыхнулся и исчез навсегда из глаз человека.