История коралла еще не написала. Существует распространенное мление о том, что коралловые рифы и острова производятся «насекомым». Гений и терпение этого баснословного насекомого ставятся людям в пример. А между тем, ничто не может быть медлительнее и ленивее, чем «рифостроительный полифер», — чтобы назвать его научным его именем. Это не что иное, как неповоротливый студенистый червяк, который притягивает к себе известковые частицы воды для постройки жилья: заметьте при этом, что строит-то не он, а море; после чего он умирает и оставляет после себя дом, да вдобавок еще репутацию труженика, перед которой бледнеет слава муравья и пчелы.
Ходя по коралловому рифу, вы ступаете по камню, выстроенному многими поколениями полиферов. Можно бы подумать, что камень этот без жизнен, но нет: в этом-то и все чудо, — коралловый риф наполовину живой. Иначе он не устоял бы и десяти лет против действия моря. Живая часть рифа именно та, которая прикрыта водой. Студенистый нолпфер гибнет почти немедленно, будучи подвержен действию солнца.
Когда-нибудь, во время отлива, если не побоитесь быть сметенными валами, пройдитесь как можно дальше по рифу, и вы, быть может, увидите их в живом состоянии, увидите большие массы того, что кажется камнем, по что на деле не что иное, как коралловые соты, полные живых полиферов. Жители верхних ячеек почти всегда мертвы, но нижние — полны живых.
Вечно умирать и вечно обновляться, быть пожираемым рыбами и разрушаемым морем — вот она, жизнь кораллового рифа. Он не менее жив. чем капуста или дерево. Каждая буря отрывает кусок рифа, который живой коралл спешит заменить; на нем открываются настоящие раны, и эти раны рубцуются и заживают, как на человеческом теле.
Пожалуй, что нет в целом мире ничего более таинственного, чем этот факт существования живой земли: земли, обновляющей себя, когда ей нанесен ущерб путем жизненного процесса, и противодействующей вечным нападениям моря путем жизненной силы. Это тем более кажется удивительным, когда подумаешь о размерах некоторых из этих островов или атоллов, жизнь которых является вечной борьбой с волнами.
В противоположность острову нашего рассказа (острову, окруженному коралловым рифом, замыкающим в себе часть моря — лагуну), эти острова образуются из самих рифов. Риф может быть и поросшим деревьями, и совершенно лишенным растительности, и испещренным островками. Островки могут существовать и внутри лагуны, но в большинстве случаев это просто-напросто большое пустынное озеро, с дном из песка и коралла, населенное совсем иной жизнью, нежели жизнь внешнего океана, защищенное от валов и отражающее небо, как зеркало.
Когда подумаешь, что атолл — органическое, полное жизни, целое, самое скудное воображение не может не поразиться обширностью этих сооружений.
Атоллы флиген в Нижнем Архипелаге имеют шестьдесят миль длины, на двадцать ширины, в наиболее широком месте. В группе Маршальских островов о. Римского-Корсакова — живое существо, развивающееся и растущее, более высоко организованное, чем кокосовые пальмы, вырастающие на его спине, или цветы, украшающие его рощи.
История коралла — история целого мира, и самая длинная ее глава та, которая говорит о бесконечном его разнообразии.
На краю рифа, с которого Дик багрил рыбу, можно было видеть мох персикового цвета. Этот мох был также одним из видов коралла. В сотне шагов от того места, где сидела Эммелина, в прудках виднелись кораллы всех оттенков, начиная с темно-красного и кончая чисто белым, а в лагуне позади — кораллы самых рознообразных и диковинных форм.
Дик оставил на рифе заколотую им рыбу. Ему наскучило убивать, и он прохаживался теперь по утесам, рассматривая попадавшиеся ему живые существа.
На рифе обитали огромные слизняки, ростом с крупный пастернак и приблизительно одной с ним формы; валялись остовы больших каракатиц— плоские, белые и блестящие; акульи зубы; позвоночники морских ежей; порой мертвая рыба, с животом, раздутым от проглоченных ею кусков коралла; бегали крабы; лежали морские водоросли странных форм и оттенков; морские звезды, иные крошечные и яркие, как красный перец, другие огромные и бесцветные. Все это и тысячу иных созданий, странных или прекрасных, можно было увидеть на рифе.
Дик положил багор на утес и занялся исследованием глубокого прудка в форме ванны. Он уже погрузился до колен, и намеревался погрузиться еще глубже, как вдруг что-то схватило его за ногу. Казалось, будто за ступню его закинули мертвую петлю и туго притянули ее. Он вскрикнул от боли, и вдруг из воды взвилась гибкая плеть, захлестнула его левое колено и приковала его к месту.