Устранив несчастного Петра с дороги, шайка безбожных наглецов, которые не имели другой собственности, кроме как пустые карманы и жесткие кулаки, набросилась теперь на государственную казну и стала наделять себя разными знаками отличия и почетными должностями. И эта сволочь, окружавшая возведенную на трон блудницу, беззастенчиво и нагло величала себя новым правительством!
Теперь возлюбленная Орлова стала милостиво и необыкновенно щедро наделять своих помощников всякими наградами, причем, конечно, львиная доля досталась братьям Орловым, которые немедленно перетащили в Петербург всю свою родню и вволю снабдили ее общественными средствами. Григорий Орлов дошел до того нахальства, что на первом придворном рауте позволил себе усесться рядом с Екатериной, а вскоре затем, когда многие генералы явились в Петергоф, чтобы поздравить Екатерину с восшествием на престол, молодой артиллерийский лейтенант встречал своих военных начальников сидя, извиняясь тем, что он де «отшиб ногу»! Подобных немногих примеров было достаточно, чтобы все поняли, какое положение занимает Орлов, что именно он исполнял ныне ту роль официального сутенера, с которой со времен Анны и Елизаветы были сопряжены высшие государственные должности.
Конечно, теперь уже старым генералам пришлось кланяться молодому лейтенанту, на которого чины и знаки отличия посыпались градом. Чтобы находиться в непосредственной близости императрицы, ему разрешено было жить в Зимнем Дворце; он получил ключ камергера и орден Александра Невского, был возведен в графское достоинство и зачислен одновременно: генерал-адъютантом, генерал-директором фортификации и командиром Конно-Гвардейского полка и, наконец, генерал-фельдцейхмейстером и президентом нового суда. Долгое время он был единственным лицом в России, которое имело право носить в петлице портрет Екатерины, осыпанный крупными бриллиантами. Ему были дарованы дворец в Петербурге, казенные угодья с дворцами в Гатчине и Ропше, где был задушен Петр III, а также бесчисленные поместья во всех частях обширной России с сотнями тысяч крепостного народа. С его угодий и с доходов и грабежей из государственной казны в карманы Орлова текли многие миллионы рублей. Его власть была во всём равной императорской, и «либеральный» в то время австрийский император Иосиф считал за особую честь пожаловать этого гнусного заговорщика и сутенера титулом «Германского князя». Нечего и говорить, что братья, племянники, а также и вся орловская родственная клика пошла с этих пор в гору.
Алексей Орлов был также возведен в графское достоинство, пожалован всеми высокими орденами, назначен генерал-адъютантом императрицы и позже, в 1772 году, во время турецкой войны командовал в качестве генерал-адмирала всем русским флотом.
И так как он столько же смыслил в военно-морском деле, сколько свинья в апельсинах, то не удивительно, что перестрелял на целые миллионы пороха, не достигнув никаких положительных результатов. Чтобы дать хотя приблизительное понятие о тех громадных суммах денег, которые поглощались этим расточительным злодеем, достаточно сказать что после его смерти, несмотря на его поразительную расточительность, всё-таки осталось 5 000 000 рублей наличными деньгами, несколько усадьб и 32 тысячи крепостных людей.
Старший брат этой знаменитой фамилии, Иван Орлов был скромнее своих братьев и ограничился графским титулом, несколькими доходными имениями и годовой пенсией в 200 000 рублей. Это считалось тогда за скромность! Четвертый брат, Федор Орлов, во время убиения Петра был еще кадетом, «но несмотря на это, — говорит в своих записках Гельбиг, — и он был немало награжден за те услуги, которые его три старшие брата оказывали матушке Русской земли». Он скоро достиг генерала en chef, камергера и кавалера различных высоких орденов и стал обладателем множества крестьянских душ.
Наконец, пятый и самый младший отпрыск орловской семьи, Владимир, воспитывался Екатериною как настоящий князь, был послан на казенный счет с «ученой целью» за границу и после трехлетнего пребывания в Лейпциге он был назначен директором академии наук. Его годовой доход простирался до 130 тысяч рублей, причем Гельбиг говорит, «что он был менее пожалован богатствами, нежели его братья».
Щедро были награждены чинами и угодьями и все прочие родственники Орловых.
Выше упомянутый Пассек, кровожадный и бесстыдный субъект, был пожалован, кроме бесчисленных подарков и громадной ежегодной пенсии, титулом генерал-губернатора, что давало ему неисчислимые доходы и громадную власть. Конечно, орденами он также не был обделен.
Известный шалопай и негодяй Тяглов, которому удалось склонить к заговору командира л.-гв. Измайловского полка, был произведен в тайные советники, назначен сенатором и награжден щедро подарками. В деле удушения императора этот прохвост играл весьма деятельную активную роль, и мы еще раз встретимся с ним в нашем повествовании. Им же были сочинены и возмутительные манифесты, в которых после смерти Петра Екатерина обращалась к народу.
Энгельгардт, который так энергично «покончил» с Петром, при каждом случае получал богатые подарки и беспрестанно повышался в чинах и умер в чине генерал-лейтенанта и губернатора Выборгской губернии.
Что касается всех прочих бесчисленных подарков и наград, которые щедро сыпались на всех помощников величии «новой властительницы», то они равнялись многим, многим миллионам рублей.
Наиболее выдающиеся офицеры-заговорщики получали пожизненную пенсию в среднем в 20 000 рублей в год, рядовые же не менее 2000 рублей.
Не были также забыты и все те, которые при жизни Петра даже пассивно содействовали «делу» и стояли на Екатерининой стороне.
Тут прежде всего следует упомянуть о том камердинере Чернышеве, который уже стоял на стороне еще 16-ти летней, только что обвенчанной Фикхен; его сначала произвели в командиры одного провинциального полка, но впоследствии, несмотря на энергичный протест Григория Орлова, он был вытребован в Петербург ко двору и назначен комендантом крепости. Другой, также из крепостных, некий Елагин, который в свое время женился на субретке Елизаветы и тем самым через черную лестницу проник до некоторой степени в дворец, служил сводником между Екатериною и Понятовским, за что Елизавета сослала его в Сибирь. Теперь же Екатерина вспомнила и о нём, и за его прежнюю «верную службу» он был произведен в «тайные секретари» императрицы. Позднее он стал обер-гофмаршалом, сенатором и многим другим и на счет государственной казны нажил себе бесчисленные миллионы.
Не забыла Екатерина и того лакея Шкурина, который в момент рождения молодого Орлова сумел под предлогом пожара удалить Петра из дворца. Его наградили также очень щедро: он стал сначала директором гардероба императрицы, затем камергером, тайным советником и проч.
Громадная щедрота Екатерины к этому холую и «его представительная наружность» постоянно беспокоили подозрительного и ревнивого Орлова, но несмотря на всё его неудовольствие Екатерина сумела защищать Шкурина и удержать его при дворе.
Оправдывать и называть эту расточительность государственной казны «добротою и благодарностью» способен лишь немецкий историк Брюкнер.
Но несмотря даже и на эту «доброту», хищные вороны, летавшие целыми стаями вокруг этой «благодетельной дамы», не были довольны и постоянно желали больших наград и чинов.
Изверг Тяглов постоянно говорил, «что лучи милости Екатерины недостаточно тепло греют его». Многие гвардейские офицеры, помогавшие в заговоре, также роптали и жаловались на ничтожность награды за помощь Екатерине, где они рисковали жизнью.
Некто Хитрово, один из недовольных наградою камер-юнкеров, устроил даже заговор против Григория Орлова, которому досталась львиная доля, но заговорщики скоро были открыты и целыми гурьбами потянулись в сибирские тундры.
Не так легко было новому правительству справиться с солдатами, которые ничего не понимая стали волноваться. Им сначала объявили, что Петр упал с лошади и разбился до смерти, но когда они впоследствии узнали, что он жив и заключен в Ропше, они стали сильно волноваться; к этим волнениям в казармах присоединилось и народное волнение. Всюду можно было встречать кучки солдат и народа, рассуждающих о том: имели ли Екатерина и её советники право удалить Петра от правления? Среди спорящих резко выдвинулись две партии, причем на сторону Петра стали все матросы, которые вовсе не участвовали в заговоре, и которые стали упрекать гвардейцев за то, что они за глоток водки продали своего императора.
Не известно, чем мог окончиться этот спор, если бы излишняя предусмотрительность заговорщиков не сумела воспользоваться страстью солдат к водке и тем самым отвлечь их внимание к кабакам и прочим низшим развлечениям. По словам очевидцев, сила была на стороне Петра, и недоставало лишь смелого и опытного предводителя, который бы мог начать революцию. Опасность для Екатерины и её советников в течении первого времени царствования была столь велика, что Орлов распорядился обставить дворец рядом пушек, за которыми день и ночь сторожили артиллеристы с зажженными фитилями.
«Так однажды, — рассказывает Гельбиг, — неудовольствие в войсках достигло той степени, что стало угрожать опасностью дворцу, и вот екатерининские клевреты распускают по кабакам молву, что государству грозит опасность со стороны прусского короля.
Немедленно пьяные гвардейцы оставляют кабаки и бегут ко дворцу, чтобы, несмотря на ночное время, видеть императрицу, и до тех пор галдят на площади, пока Екатерина, наконец, не меняет ночной кофты на гвардейский мундир и не выходит на балкон. И вот кровожадная и пьяная толпа уже не помнит более своих вчерашних неудовольствий и требует похода на Пруссию. В эту ночь толпа солдат, изъявляя свои верноподданнические чувства, разграбила и распила в различных кабаках не менее как на 25 000 рублей, что, конечно, государству пришлось принять на свой счет».