СНОВА ДАВИД
Никто из петербуржцев не знал адреса конспиративной квартиры в Дубравнике. Андрея поэтому направили к двум сестрам, Марии и Екатерине Дудоровым; у них он мог узнать про Зину.
Не без затруднений добрался он до темного переулка, где они жили, и нашел их мрачный, неоштукатуренный дом из красного кирпича.
На самом верху бесконечной каменной лестницы с провалившимися ступеньками Андрей остановился перед выкрашенной в желтую краску дверью.
Квартира, он догадывался, была тут, потому что выше уже помещались одни чердаки.
На его звонок отворила дверь высокая бедно одетая девушка с болезненным цветом лица; на вид ей можно было дать не то двадцать лет, не то и все тридцать.
- Что вам угодно? - холодно спросила она, не поднимая глаз на посетителя.
- Сестры Дудоровы здесь живут? - спросил Андрей.
- Войдите, - сказала девушка.
Андрей вошел в комнату, поразившую даже его привычный глаз нигилиста своею бедностью. За всю мебель, если бы ее продать, едва можно было выручить несколько рублей.
Комната была разделена на две половины ситцевой занавеской. Передняя часть, в которой очутился Андрей, служила гостиной, а за занавеской помещалась спальня.
- Что вам угодно? - повторила девушка тем же холодным тоном.
- Мне нужно видеть госпожу Дудорову, - сухо ответил Андрей.
- Меня или Машу? - спросила девушка.
- А, значит, вы Катерина Дудорова? - сказал Андрей. - Я имею письмо к вам обеим от Лены Зубовой. Моя фамилия Кожухов.
Болезненное лицо девушки просияло.
- Как я рада! - воскликнула она. - Садитесь. Я сейчас позову сестру.
Она торопливо вышла, и Андрей сел у непокрытого стола из простого дерева. Связки рукописей различных форматов и почерков были разбросаны по столу. В одном конце сложены были переписанные начисто листы.
Андрей знал от Лены, которой сестры Дудоровы приходились дальними родственницами, что им досталось от отца маленькое наследство. Но они отдали все до последней копейки на общее дело. Теперь они, очевидно, зарабатывали себе хлеб перепиской и другого рода работой. На одном из стульев Андрей заметил богатое вышиванье - вещь, слишком роскошную и слишком бесполезную для личного употребления в этом более чем скромном жилище.
Через минуту вбежала Маша, извещенная сестрой о прибытии интересного гостя из Петербурга. Она была старшая, но выглядела моложе благодаря своему оживленному лицу со вздернутым носиком и блестящими карими глазами.
- Мы не ожидали вас так скоро, - сказала она. - Зина думала, что вы будете здесь дня через три. Вы, конечно, хотите сейчас же отправиться к ней?
- Да, если это вам удобно.
- О да! Я через минуту буду готова и провожу вас. Это недалеко.
Она скрылась за занавеску, и Андрей слышал, как она возилась с переодеванием.
Сестрам очень хотелось оставить гостя у себя подольше. Им интересно было расспросить о петербургских новостях, но они не решались задерживать его.
- Как поживает Лена? - спросила младшая сестра, оставшаяся с Андреем.
Андрей в нескольких словах сообщил все, что знал про нее.
- Послушайте, Кожухов, - раздался голос Маши из-за занавески, - у нас есть также адрес Давида. Я могу вас свести к нему, если хотите.
- Давид здесь? - воскликнул Андрей, бросая обрадованный взгляд на занавеску. - Я этого и не подозревал. Выходите, однако, скорей из вашей засады и давайте разговаривать по-человечески.
- Сию секунду! - раздался голос Маши, все еще из-за занавески.
Она вышла из своего убежища в другом платье. Во рту она держала несколько шпилек.
- Давид был на румынской границе, чтобы устроить через своих евреев перевозку книг, - сказала Маша, наклонив голову и закалывая шпильками свои косы. - Он остановился здесь по дороге… право, не знаю куда… - Теперь я совсем готова, - прибавила она, надевая шляпку. - К кому же вас вести - к Зине или к Давиду?
Выбор был затруднителен.
- Пойдем к тому, кто ближе, - сказал Андрей.
Оба жили недалеко, но Давид оказался ближайшим соседом.
- Вы надолго в Дубравник? - спросила Маша по дороге.
- Не знаю еще… Это зависит от обстоятельств… - уклончиво ответил Андрей. Он не знал, состоит ли девушка членом местной группы и посвящена ли она в дело, по которому он приехал. - А вы постоянно тут живете? - спросил он, чтобы переменить разговор.
- Нет, мы постоянно живем в деревне и скоро вернемся туда. Здесь же мы поселились на время, чтобы приготовиться к экзамену на учительниц: нам обещаны места в деревенской школе.
- Вам, вероятно, трудно готовиться к экзаменам и в то же время заниматься перепиской и вышиванием?
Маша улыбнулась.
- Приходилось гораздо труднее без работы, уверяю вас. Теперь нам отлично живется, - продолжала она веселым голосом, - и через несколько месяцев мы окончательно поселимся в деревне.
- Вы, я вижу, народница, как и Лена, - заметил Андрей.
- Да, конечно. А вы? Судя по словам Лены, мы и вас считали народником.
- О нет! Я не дохожу до таких крайностей.
Он стал убеждать свою спутницу, желая обратить ее на путь истины. У них завязался оживленный спор, но без раздражения и запальчивости: принципиальные разногласия между террористами и народниками еще не приняли тогда острого характера. Правда, между ними происходили иногда перепалки, но, вообще, обе партии пока работали мирно, рука об руку, часто в одних и тех же кружках.
Давид оказался дома и в ту минуту, когда входили гости, играл с сыном хозяйки - чумазым мальчуганом с большими голубыми глазами и целым лесом белокурых кудрей, который при виде чужих стремглав выбежал из комнаты. Как и все евреи, Давид очень любил детей, хотя и был по принципу против семейной жизни.
Он остановился в еврейской гостинице, где был совершенно как дома. Он всегда жил там, когда приезжал в Дубравник, и находился в самых лучших отношениях с хозяевами. Никому не приходило в голову требовать у него паспорта, и его знали просто под именем Давида.
Андрей и Давид очень обрадовались друг другу.
- Ты, брат, явился как раз вовремя. Приезжай ты одним днем позже, и нам не удалось бы свидеться. Я завтра же уезжаю, - сказал Давид.
Маша собралась уходить.
- Прощайте, - сказала она Андрею. - Надеюсь, вы не забудете дороги к нашему дому?
Исполнив свою миссию, она хотела уйти, чтобы не мешать им "конспирировать".
Давид остановил ее:
- Подождите минутку. Мне нужно узнать от вас, кто из ваших одесских друзей уцелел после недавних арестов и застану ли я кого-нибудь из них в живых?
- Разве ты едешь в Одессу? с изумлением спросил Андрей.
- Да, в Одессу.
- Но ведь ты был там всего три недели тому назад… Никогда еще не встречал я человека с такой страстью к разъездам, - прибавил он, обращаясь к девушке.
- "Страсть к разъездам"!.. - воскликнул с негодованием Давид. - Я просто в бешенство прихожу, как подумаю, какую прорву денег я истратил в эти три недели, не говоря уже о потере времени. И все это по милости наших нелепых народников, к которым эта барышня чувствует такую нежность, - прибавил он, кивнув в сторону Маши.
- Бедные народники! - вздохнула Маша. - За все им приходится отдуваться.
- Нет, ты выслушай, - горячился Давид, схватив Андрея за рукав. - Я им твердил множество раз, что буду переправлять через границу сколько угодно их литературы, что никаких тут нет лишних хлопот, а наоборот, эта расширяет наши пограничные дела. С их стороны требовалось только покрывать свою долю расходов и держать человека для приемки транспортов. Ну, этого обязательства они никогда не выполняли! - прибавил он, глядя с укоризной на Машу. - И я вынужден был сам доставлять их книжки в город. Тем не менее я продолжал работать для них, и все обстояло благополучно. Но вот, на грех, несколько недель тому назад им удалось завербовать в члены своей группы некоего Аврумку Блюма - круглого дурака, должен сознаться, хотя он и еврей. Ты, кажется, испытал это на себе?
Андрей кивнул головой, улыбаясь.
- Не знаю, потому ли, что народники нашли его достаточно умным для себя, или по другой причине, только раз завелся у них собственный еврей, они вздумали открыть и собственную границу.
- Давид, Давид! - старалась протестовать Маша.
- Нет, дайте мне договорить; слово будет за вами потом. Отправляют Аврумку в Кишинев, снабдив деньгами, и он устраивает перевозку книг, условившись платить… - тут Давид остановился, чтобы подготовить драматический эффект, - по восемнадцати рублей с пуда!
Он молча посмотрел на Андрея, потом на Машу, потом опять на Андрея.
Маша показалась ему достаточно потрясенной, но на Андрея его слова не произвели никакого воздействия, так как он не имел никакого понятия о ценах.
- Восемнадцать рублей с пуда! Ведь это неслыханное дело. Я никогда не плачу больше шести, - возмущался Давид. - Платить такие цены - чистый позор. Это портит границу. К контрабандистам потом приступа не будет.
Он горячился и сопровождал свою речь странной еврейской жестикуляцией, возвращавшейся к нему в минуты сильного возбуждения.
- Само собой разумеется, - продолжал он более спокойным тоном, - я поднял шум, как только узнал об этом. Я снова взял перевозку на себя, и мне пришлось съездить на границу, чтобы привести все в порядок.
- И ты все уладил, конечно? - спросил Андрей.
- Да, но не знаю, надолго ли. Я не уверен, что они не выкинут такой же штуки со мной еще раз, если найдут другого еврея, скажем, поумнее Аврумки.
- Как вам не стыдно, Давид! - вмешалась Маша. - Ведь я слышала об этой истории от одесситов.
- Ну и что же? По-вашему, не так?
- Конечно, нет! Ваша граница - немецкая: до нее очень далеко, и у них нет там никого из своих людей, тогда как румынская граница - совсем рядом, и в Каменце есть ветвь кружка. Отсюда же рукой подать до Каменца. Вот почему они послали Блюма попытать счастья. Никакого тут не было недостатка доверия к вам и ни малейшего желания хвастнуть собственной границей.
Давид сделал пренебрежительный жест рукой.
- Ладно, ладно! Старого воробья на мякине не проведешь. Я-то знаю, в чем дело. Скажите лучше, где найти вашего Аврумку: мне нужно сообщить ему о результатах моей поездки.
Маша дала ему адрес.
- Теперь мне пора собираться. У меня свидание с Зиной.
Он вытащил свой неизменный холщовый саквояж и стал в нем рыться. Не находя, впрочем, того, что ему понадобилось, он начал понемногу выпоражнивать все содержимое на диван. Рубашка, губка, щетка для волос, маленькая подушка, том немецкого романа, пара носков, несколько жестянок появлялись одно за другим. Оказалась полная экипировка человека, проводящего большую часть своей жизни в вагоне.
- Мой саквояж имеет удивительную особенность: все нужное в данную минуту всегда оказывается на самом дне, - произнес Давид, когда наконец на диване появилась маленькая шкатулка швейцарской резной работы.
В ней хранились белые и черные нитки, целый ассортимент пуговиц, игольник, наперсток и ножницы. Тогда Давид взял пальто и уселся портняжничать.
- Дайте, я вам зашью, - предложила Маша.
- Нет, я гораздо лучше сделаю. Женская работа непрочная, - отвечал Давид.
Чтобы не сидеть без дела, Андрей начал складывать вещи Давида обратно в саквояж. Между ними оказался маленький зеленый мешочек, шести-семи вершков в длину. Когда Андрей взял его в руки, из него вывалился странный предмет. Сначала он подумал, что это детская игрушка, купленная Давидом для одного из своих любимцев: к миниатюрному пьедесталу был прикреплен маленький деревянный кубик, и от него шли два толстых ремня… Но в мешочке лежал кусок шерстяной материи, белой с черными полосами, и Андрей тотчас же узнал молитвенную принадлежность евреев. Он как-то раз ходил в еврейскую синагогу и теперь был уверен, что не ошибся в своей догадке. Деревянный кубик изображал алтарь, который евреи прикрепляют ко лбу во время чтения молитв, а полосатая шаль была священный талес, надеваемый на голову и плечи.
- Посмотрите, что у него тут такое! - обратился Андрей к Маше, показывая ей кубик и шаль.
Оба расхохотались. Им забавно было видеть эти вещи у Давида - атеиста, как и все они.
- Это мой паспорт в дороге, - спокойно заметил Давид, - и я никогда с ним не расстаюсь. Волшебное средство, чтобы прогонять полицию и шпионов, когда им приходит в голову заподозрить меня, что я нигилист… - Он улыбнулся, откусывая нитку своими белыми зубами. - Теперь пойдем к Зине, - прибавил он. - Я готов предстать перед начальством.
Маша попросила кланяться Зине, а также и Анюте.
- Кто это Анюта? - спросил Андрей, когда они остались вдвоем.
- Анна Вулич, твоя старая знакомая. Ты с нею встретился на границе, неужели забыл? Она говорит, что хорошо тебя помнит. В Швейцарии она не зажилась и теперь исполняет роль горничной в конспиративной квартире.
- Ах, да! - сказал Андрей. - Я очень хорошо ее помню. Только благоразумно ли с вашей стороны поручать молодой, неопытной девушке такую серьезную обязанность?
- Сперва я то же думал, но она прекрасно выполняет свою роль. Выбор, впрочем, сделан Зиной, а она, знаешь, мастер узнавать людей и привязывать их к себе.