Сбились с пути. Дошла до Учуга. Странный способ ловли, белуги. Изобилие икры. Тяжкие заботы о том, как выйти в Каспийское море. Выход в море. Описание острова Четыре Бугра. Высокий камыш по берегам. Ужасная непогода. Золотое дно моря. Bcmpеча с татарской баркой. Описание города Терки. Начало черкесских татар. Внешность и особенности мужчин. Их пища и одежда. Приветливость женщин. Их одежда, игривость и благосклонность. Их диковинное идолопоклонство.

Июня 22 мы выехали и гребли всю ночь вниз по Волге по неверному рукаву. Мы видели кое-где хижины ногайских татар и не решались приблизиться к ним из опасения быть пойманными и проданными в рабство. В этой местности красивые и веселые берега, большею частью в лугах, где, как мы видели, паслись верблюды, дромадеры, лошади, овцы и возы, ходившие по пояс в траве. Там же рос кустарник, среди которого мы видели диких кабанов с поросятами, и мы не знали, идем мы вперед или назад, переходили из одного неизвестного вам рукава в другой и так блуждали и пучились в тот день и в следующий. В то же время нас застигла жестокая непогода, и мы были вынуждены пристать к острову, поросшему тростником, и неподалеку было 14 или 15 других островов. Здесь мы переждали бурю и затем направились к югу, пока не встретились с татарским челном и не доплыли до деревни, где нас спросили по-русски: «Куда мы едем?» Мы отвечали: «К морю». — «Так вы едете неверно, — отвечали они. — Это путь к крымским татарам». И мы, не зная, куда нам повернуть и поехать, спросили их, не проведут ли они нас к морю. На что они охотно согласились после того, как мы пообещали им дукат, и сказала нам: «Если бы вы проехали немного дальше, вас тотчас же отдали бы в рабство в Крым (Crim)». Мы тронулись в путь, полагаясь на добросовестность этого народа; но взяли для верности (ибо и самому лучшему татарину нельзя слишком доверять) одного из них к себе в шлюпку и доехали до Учуга (Oetsjoege), где ловят много белуг или осетров, из которых вынимают икру. Ловля рыбы происходит замечательным образом. Волга усажена во многих местах кольями, которые спереди широко расставлены и суживаются сзади. Попавшаяся в них рыба из-за своей длины не может ни повернуться, ни уйти, ибо они бывают от 20 до 26 футов длиной.

Завидев это, русские приближаются, закалывают рыбу насмерть, и, вынув икру, иногда в 300, даже 400 фунтов, обычно выбрасывают рыбу, хотя иногда солят ее и отвозят в Москву, где она считается хорошим и лакомым блюдом. Помимо того, что икра рассылается по всему свету, русские употребляют ее во время своих постов вместо масла, и улов этой рыбы вызывает большую торговлю внутри и за пределами страны. Ловля этой рыбы производится при впадении реки Волги в Каспийское море. В один день можно наловить 200–300, а иногда даже 400 рыб, и рыбаки не успевают освободить одну загородку, как уже приходится приниматься за другую.

Дальше татары не хотели нас провожать, говоря: «Если бы наш народ узнал об этом, нам бы пришлось плохо, но коль скоро вы миновали Учуг, вам остается только держаться правой руки, там выход в море». Тут они, довольные нами, попрощались, сказав: «Мы сомневаемся в том, что вам удается пройти», ибо они знали, что на этом пути поставлена застава. Это последнее известие не было для нас приятным, и мы были ошеломлены, но набрались отваги и решили, невзирая ни на что, храбро пробиться, даже если проход охраняется тремя сотнями людей, а в противном случае положить конец нашим мучениям. С таким намерением мы гребли изо всех сил. Помянутые заставы из кольев поставлены вдоль берегов и проехать на лодке можно только по узкому проходу. В конце выстроен деревянный больверк, на котором обычно стоит большая стража из русских солдат и охраняет этот проход. Но в это время к нашему великому счастью там не было никаких солдат, а только одинокие рыбаки из той местности. Потому мы беспрепятственно прошли мимо кольев и, найдя путь открытым и безопасным, вернулись обратно купить у рыбаков немного хлеба, которого у нас недоставало, так что наша обычная ежедневная порция уже была уменьшена на два лота. Но мы ничего не могли достать за деньги, кроме рыбы.

14 июня мы вышли к морю, где Волга разделяется на несколько рукавов и образует много островов, низменных и поросших камышом, кроме острова Четыре Бугра, покрытого высокими утесами. Там мы видели казачью хатку, выстроенную по приказу Стеньки Разина для наблюдения за морем. Когда дозорная стража замечала персидское или какое иное судно, она тотчас доносила разбойнику, который брал врасплох одно судно за другим, грабил, а людей бросал в реку. Оттуда и до Черкесских гор глубина была примерно 12 футов, но на той самом месте мы не могли ее измерить. Мы прошли вдоль берега и видели на нем множество широконосов и больших птиц — пеликанов. Берег на протяжении примерно 70 миль зарос камышом, столь глубоким, как само море, так что в тех местах всегда можно найти защищенную гавань, тем более что высокий камыш ослабляет силу ветра. Поэтому тот, кого настигнет буря, прячется в камыши, бросая свой дрег (или корабельный якорь) в море, а когда утихнет буря, подымает его и продолжает путешествие. Раздались ужасные удары грома и засверкала молния; подул сильный ветер с юга на восток, а наш путь был на юго-запад, и пока мы повернулись спиной к ветру, двое мужчин все время стояли наготове, чтобы черпать набиравшуюся воду, между тем ужасные удары грома и сверкание молнии продолжались до пяти часов утра. Тогда настал ясный и светлый день, и мы поплыли дальше при юго-восточном ветре на парусах, держа путь на юго-запад. Я попробовал здесь воду и нашел, что она сладкая и вполне пригодна для питья. Мы часто видели различных рыб, как-то: осетров, больших карпов, щук и других, а также сотни высовывавшихся из воды тюленей. Мы нашли также, что солнце в этом месте стоит на 22°4′ к югу.

15-го мы не видели земли, чему не приходилось удивляться, ибо мы пересекали залив Кизилар (Kieselarke), который врезается почти на сорок миль в сушу. В том заливе много островов с золотым песком, который ночью горит, как пламя. В силу этого сверкания остров называется Кизиларский Колтук (Kiselarsche Kolthoek), или Золотой луч[143]. Я находил в воде большие изменения, что часто возбуждало у меня желание ее пробовать, она имела то вкус селитры, то немного спустя горький вкус серы, то опять пресный. По моему мнению, изменения происходили от разных свойств дна. Река Кизилар (Kisilar), приток реки Быстрой (Bustro), начинается на восемь миль выше Терков (Теrkу) и течет на протяжении 60 миль вдоль Волги. Здесь наши заботы и горе увеличились, с одной стороны, оттого, что наша шлюпка была до такой степени нагружена, что подымалась едва на фут над водой; с другой стороны, оттого, что у нас осталось не более шести или семи фунтов хлеба. Тем временем поднялся столь сильный ветер, что мы опасались, что наша шлюпка не доберется до земли. Кроме того к вечеру поднялась большая качка, и вода стала переливать через борт, так что мы всю ночь черпали и выкачивали ее, чтобы удержаться на поверхности. Некоторые из нас должны были работать не покладая рук, насколько хватало силы. К вечеру мы уже не видели земли, носились по морю, положившись на милость божию.

16-го мы шли с попутным ветром, что весьма ускорило наш ход, и к обеду мы уже завидели землю. Вскоре после того показалась барка дагестанских татар, за которой мы сразу погнались, но лодка причалила в берегу, и люди повыскакивали из нее через борт. Мы крикнули, что не причиним им зла, чтобы они свободно, без всякого страха вернулись на свою барку. После этих слов они вернулись. Мы потребовали хлеба и услышали в ответ, что у них нет лишнего. Наконец они пожаловали нам шесть маленьких хлебов и сушеных груш и слив, что мы с благодарностью приняли. Барка была нагружена тюками шелка и направлялась в Астрахань; но когда они услышали, что, по нашему мнению, казаки взяли город и все в нем разграбили, то поблагодарили нас за доброе предостережение и поплыли обратно в Терки. Мы прибыли вместе с ними в город, бросили якорь, не зная, кому принадлежали Терки, казакам или нет. Мы намеревались запастись в Терках съестными припасами и благодарили случай за то, что мы так далеко зашли. Вскоре после того явилось десять или двенадцать солдат, но, увидав, что мы хорошо вооружены и стоим в добром порядке с оружием в руках, только спросили нас, откуда мы и что за народ. Мы ответили: «Немцы с корабля его величества в Астрахани, приехавшие для того, чтобы исследовать и измерить море». — «Хорошо, — сказали они, — если вы те самые люди, то должны доложить о себе наместнику», на что мы оправдывались поздним временем, с тем однако, что хотим явиться завтра с утра. С тем солдаты удалились, а мы, почувствовав, что пахнет тюрьмой, не преминули на рассвете следующего дня сняться с якоря и уйти, направив наш путь на юго-восток.

Город Терки (Terky) лежит на широте 43°27′ на расстоянии почти часу от берега. Его трижды увеличивали и расширяли в глубь страны. Первый раз сами русские, второй — инженер Корнелис Клаас (Cornelis Klaasz), в 1636 г. укрепивший его валами и больверками по новейшему образцу строительного искусства[144]. Но в 1670 г. английский полковник Томас Белли (Thomas Belly) снова продвинул город далеко вглубь и обвес прекрасными валами, больверками и рвами. Терки лежит близ реки Тимянки (Timenkу), называемой русскими Терки. Со стороны моря берег покрыт высоким камышом, но вокруг города нет ни холмов, ни кустарников, и, насколько хватает глаз, простирается открытая равнина. Терки обыкновенно отлично снабжен пушками и другими боевыми припасами; в нем стоят две тысячи стрельцов, ибо это пограничный и последний подвластный царю город.

17 июня ночью дул сильный ветер. Ранним утром завидели мы с обеих сторон от нас сушу. Землю по левую руку мы назвали по имени открывшего ее, — островом Мейндерса. Мы плыли так между двух земель, а когда прошли 20 миль, то оказались у подножия знаменитых гор Кавказа и Арарата (Ararat), которые граничат друг с другом и тянутся до Черкесских (Circassische) гор. Мы поплыли дальше и открыли, что зашли в тупик, потому повернули обратно и отправились в помянутый канал. Здесь мы нашли на глубине двух клафтеров хорошее песчаное дно. К вечеру, едва мы вышли из узкого прохода, за нами погналась большая барка с 62 вооруженными солдатами. Они настигли нас на расстоянии выстрела из пистолета и были, как мы потом догадались, посланы наместником из Терки, чтобы изрубить нас в куски без милости и пощады и доставить ему наше имущество. Но видя, что мы сильны, хорошо вооружены и в полном порядке готовы к обороне, они отстали и только издали наблюдали за нами. Мы не медлили из боязни самим попасть в беду и прошли к морю между берегом и островом Цирлан (Tzierlan), где стали на якорь, а барка, найдя нас слишком сильными, осталась позади.

18-го рано утром мы вновь вышли под парусом и направились к гористой местности, куда прибыли после полудня, пристали к высокому берегу, находясь теперь уже не во владениях его царского величества, которые отделяет река Тимянка от черкесов. Эту реку называют также Терки, она протекает мимо города, который носит ее имя, ширина ее приблизительно шестьдесят футов, впадает она в большую реку Быструю (Bustro), на другом берегу которой князь обычно собирает войско в 15 тыс. человек с тем, чтобы производить внезапные грабежи, после чего с награбленным, чтобы продать его, они всегда отправляются в Терки, где бывают два раза в неделю базарные дни. В мое время находившийся в городе принц, князь Булат, был в союзе с его царским величеством.

Черкесская область[145] собственно начинается у реки Тимянки и отделяется степью от Ногаи (Nagaya), а с другой стороны рекой Быстрой от дагестанских татар, которые живут на плодородной земле, покрытой различными плодами, нивами и лугами, Мужчины крепкого сложения с широкими лицами, но не такими четырехугольными, как у калмыцких или крымских татар. Кожа их большей частью желто-черного цвета, и они подстригаются на чужеземный лад. Они выбривают полосу через всю голову и оставляют косу на затылке. Длинные и черные, как смоль, волосы висят по обеим сторонам лица, иногда распущенные, а иногда завязанные или заплетенные. Их одежда состоит из серого верхнего платья, поверх которого надевается бурка косматой грубой шерстью наружу. Она завязывается или застегивается на пуговицу у шеи, чтобы ее можно было поворачивать на любую сторону от дождя, пыли и ветра. Шапки у них из лоскута сукна, сложенного вчетверо, так что они выглядят наполовину иезуитами. Они не добры и не приветливы, но с ними легче войти в сношения, чем с другими татарами. Они почти все время сидят на лошадях, которыми прекрасно управляют. Их оружие составляют стрелы и лук, у некоторых также и ружья, из которых они стреляют с чрезвычайной легкостью. У женщин, чему весьма удивляешься, белоснежная кожа и красные, как бы накрашенные щеки, приветливые, красивые и милые лица, так что в них можно влюбиться. Они большей частью хорошо сложены. Их брови и волосы черны, как уголь, они их заплетают в семь или восемь косичек вокруг головы. Они ходят с непокрытыми лицами, на голове носят красивые двойные черные шапочки, обшитые крашеным полотном или шелковой тканью; поверх они обычно надевают еще чепчик из черного бархата, что весьма к ним идет, почему они и стараются одеть его как можно лучше. Вдовы привешивают к затылку бычачий пузырь, украшенный разноцветными платками или кусочками сукна, и издали кажется, что у них две головы. Зимой они носят шубы, а летом ходят в одних рубахах — желтых, красных, синих или зеленых, открытых до пупка, и так можно видеть все от шеи до пупка. Те, которые хотят показать, что они не из простонародья, носят узкие штаны, доходящие до икр или до косточки, поверх они надевают две одежды без рукавов (как одежда наших детей), плотно обтягивающие тело. Они гордятся убранством и украшением своих грудей, как английские и французские дамы, хотя я не думаю, что они их красят. Они весьма общительны и приветливы и с большой охотой позволяют, чтобы их целовали и любезничали с ними, не считаясь с тем, чужой ли это человек, черный или белый, и даже тут же присутствующий муж не выражает недовольства. Мне они часто кивали и проявляли особый интерес к моим платьям, усиленно стараясь пощупать то или иное. Они обвешиваются цепочками, браслетами и ожерельями из агата, рогов, пестрых камешков, оловянных и серебряных колечек и содержат себя в чистоте и порядке; а мужчины, в противоположность им, не говоря уже об их некрасивых и безобразных лицах, ленивы, грязны, воняют и походят на последних нищих. Я видел много женщин, но нигде не видал таких приветливых, любезных и услужливых в отношении чужеземцев, как здесь. Некоторые из наших принялись играть и шутить с ними, а иногда и вступать с ними в более близкие отношения, что они охотно допускали, смеясь; но тот, кто хотел добиться большего, должен был отступить. Мужчины, хотя им и разрешено по алькорану брать сразу нескольких жен, обходятся обычно одной, чтобы не входить в большие расходы и не возиться со множеством детей. Они считают себя мухаммеданами, хотя на деле не более чем язычники. Они, правда, говорят, что верят в единого бога, но служат вместе с тем и черту и идолам, уделяя последним больше внимания, чем служению и познанию истинного бога. У них нет ни церквей, ни священников, ни писания, но они приносят жертву в установленное время. Между прочим наибольшим предпочтением пользуется Ильин день. Как раз в то время, когда мы пристали к берегу, чтобы купить съестных припасов, я видел все издали, ибо татары запретили мне подойти ближе; но я мог с достоверностью заключить, что это жертвоприношение, какое они приносят после смерти благородного человека. Мужчины и женщины сходятся в открытом поле, приводят с собой козла, у которого, чтобы удостовериться в его пригодности, отрезают яички и бросают их о плетень или стену; если они приклеятся или повиснут там, то козел отменный, если нет, то нужно привести другого. Затем с него снимают шкуру, расправляют ее и вешают на высокий кол, варят и жарят мясо и затем совместно съедают. После того подходят мужчины один за другим и читают молитвы перед шкурой. Женщины тотчас уходят домой, а мужчины остаются на том же месте, долгое время жрут и пьют водку, пока не напьются допьяна, чем кончают эту церемонию. Они предают своих мертвецов с почетом земле и оставляют известные памятные знаки. Они оплакивают и печалятся о них долгое время, терзают и царапают свои груди, так что кровь каплями падает на землю.