Красивый куст орешника стоял на опушке. На нём были уже совсем спелые орехи, когда в ясный августовский день на него взобралась белка.
«Это мой ореховый куст», — сказала себе белка и перепрыгнула на другую ветку, чтобы попробовать зубы о соблазнительные орехи.
— Эй, ты, воришка, пошел вон отсюда! — послышался пискливый голосок откуда-то из самого куста.
— Кто это там? — спросила белка и стала оглядываться по сторонам.
Наконец, у самых корней куста она увидала мышь.
— Нечего тебе тут делать! Отправляйся-ка откуда пришла и не смей есть моих орехов! — пищала мышь.
— Мои орехи, мои орехи! — передразнила белка и без дальних разговоров принялась за лакомое блюдо.
— Не смей, говорят тебе, вор ты этакий!
— А позвольте вас спросить, на каком основании вы считаете эти орехи своими?
— На основании jus primi venientis или, если вам это больше нравится, по праву первенства.
— Пусть так, милостивая государыня, но я присваиваю себе этот куст на основании jus primi occupantis, то есть на основании захватного права. Сила крепче всякого права. Я сильнее вас, поэтому на моей стороне все преимущества. Поняли?
— О чём у вас тут спор? — затрещала сойка, прилетевшая на шум.
— Эй, ты, оставь мои орехи, а то я тебе задам!
— Извините, сударыня, — отвечала белка, — но я первая открыла этот куст.
— Что ты открыла мой куст, в этом нет ничего удивительного. Но по какому праву ты осмелилась им завладеть?
— Я им владею по праву…
— Ты им владеешь просто без всякого права. А теперь я прилетела и отберу его у тебя.
Но в ту минуту, когда сойка собиралась броситься на белку, в спорящих полетел град камней, и им оставалось одно — спасать свою шкуру, что они и поспешили сделать.
— Ишь, какие лакомые! — кричали мальчишки, пришедшие в рощу за орехами. — Ну, теперь мы им ничего не оставим.
И мальчишки принялись рвать орехи.
— За этим кустом, кажется, довольно весело проводят время, — пробурчал себе под нос арендатор, появляясь около злополучного орешника.
— А ну-ка, господа воры, позвольте мне отодрать вас за уши, дабы вы не заблуждались в своих воззрениях на частную собственность.
— Вот великолепный кустарник! Это как раз то, что нам нужно для фашинных укреплений, — загудел внушительный бас капрала, пришедшего в рощу с патрулем. Солдаты обнажили сабли и собрались рубить куст.
— Стойте! — закричал арендатор.
— Вы кто такой? Владелец? — спросил капрал. — Если вы не владелец, то прошу не вмешиваться!
— Но я арендатор…
— Ну так что же, что вы арендатор? Вы сами не имеете права срубить этот куст, а я имею право. Прошу мне не мешать.
— Значит, законы, ограждающие неприкосновенность частной собственности, отменены? — полюбопытствовал арендатор.
— Да, милейший, в данном случае этот так. Перед силой оружие умолкает закон. Потрудитесь проводить меня к владельцу: мне надо ему предъявить предписание о производстве реквизиции. Оно у меня вот здесь.
Они уходят.
Арендатор и капрал не успели еще скрыться из виду, как появляется железнодорожный землемер с рабочими.
Он устанавливает нивелир, делает вычисления, измеряет местность, наносит ее на план и, наконец, отдает распоряжение своим рабочим.
— Срубите-ка для начала вон тот ореховый куст.
Сказано — сделано.
— По какому праву вы позволяете себе производить в моей роще самовольную порубку леса? — спрашивает владелец, пришедший на место происшествия.
— На основании законов об отчуждении частновладельческих земель для государственных нужд.
— В таком случае — пожалуйста.
И владелец уходит, вполне удовлетворенный объяснением землемера.
— Это называется — законное нарушение прав частной собственности, — с достоинством говорит капрал.
— С предоставлением преимущества тому, кто приходит последним, — ворчит арендатор.
— Давайте, пока что, займемся скорей отчуждением орехов, — шепчутся между собой дети.
— И я тоже сейчас займусь реквизицией, — говорит белка.
— Попробуйте теперь убедить меня в том, что у нас существуют хоть какие-нибудь законы, ограждающие неприкосновенность частной собственности, — пищит мышь.