Мужа звали Бьорном, а его жену Торгердой. У них было два сына, Торе и Он. Торе служил телохранителем при короле, а Он лежал дома на кухне и жег угли.
Ону было уже четырнадцать зим, но он не хотел ничем заниматься и целый день сидел дома, держась одной рукой за голову, а другой лениво помешивая уголья.
Все это очень не нравилось родным.
Вошел Бьорн.
— Ну, парень, теперь тебе пора начать работать. Воздух стал теплее, и мороз вышел из земли. Вставай скорей, помоги нам свозить торф с поля.
— Когда я дорасту до метки, тогда я пойду с вами, а сейчас я еще не могу.
— Никчемушный ты у меня, сын, и мало мне от тебя радости. Твой старший брат молодчина, а ты, вот, никуда не годишься.
Бьорн подошел ближе, но потом повернулся и вышел.
Он вырезал метку на стене в семи футах от пола, и родственники убедили его, что он только тогда будет мужчиной, когда дорастет до этой метки.
У Она был ужасный вид. Все родственники переросли его на много, и поэтому доставшиеся на долю Она панталоны были до того изношены, что колени торчали наружу. Куртка его тоже была продрана на локтях. От дыма волосы его порыжели, а лицо почернело от сажи. И все над ним смеялись. Мать хотела подарить ему к Рождеству новое платье, но Бьорн сказал, что он этого не стоит.
По хижине бегали поросята и всё пачкали в доме. Только один поросенок был лучше других и не загаживал соломы, на которой спал Он. Поэтому Он считал этого поросенка своим другом и дал ему имя Гротте.
Каждый раз, когда отец бранил Она, тот сочинял для Гротте новую песню. Никто, кроме поросенка, не понимал этих песен, а потому все считали Она помешанным. Один только Гротте всегда подбегал к нему, садился на задние лапки и слушал, насторожив уши, с таким видом, будто хотел сказать: — Как хорошо!
— Завтрак был готов.
— Сними-ка котелок, — попросил Она один из родственников.
— Не хочу, — отвечал Он.
Тогда родственник зачерпнул ложкой в котле и плеснул в лицо Ону. Он вытер лицо и молчал.
— Чего ты смотришь, Он? Дай ему сдачи! — закричали другие родственники.
— Я не могу, — сказал Он и лег на свою солому.
Пришла весна, и лед стал таять на горах. Гротте сделался беспокойным, потому что в доме была молодая свинка. Гротте уже не хотел слушать песен Она и раз даже пропадал целую ночь. Гротте возвратился только утром и боязливо заглянул в дверь кухни. Он хотел подозвать его к себе, но Гротте заполз под ящик с мукой.
Тогда Он запел:
Путник, бойся весны!
Посмотри:
Тонок лед под ногой,
Снег коварный глубок,
Страшен грозный обвал,
Мчится бурный поток,
Мутный плещется вал…
Гротте вылез из-под мучного ящика, и Он вытер ему слезы своим рукавом.
На следующее утро свинку нашли мертвой.
Когда земля покрылась зеленью, Он спустился в долину.
Дочь соседа лежала у ручья и мыла холсты. Он сел на камень, зажал руки между колен и смотрел.
— Разве у тебя зябнут колени? — спросила Дрифа.
Он покраснел до корня волос.
— Милый Он, помоги мне втащить на гору ушат.
Он вскочил и поставил ушат себе на голову.
Дрифа засмеялась.
— Почему ты смеешься надо мной?
Бедный Он, говорят, что ты сумасшедший.
Он схватился за голову и думал.
Тогда Дрифа засмеялась так, что грудь запрыгала у неё под рубашкой.
В это время к ним подошел Торе и посадил Дрифу к себе на колени. Он вдруг побледнел и поднял камень. Но тут подбежал Гротте и так сильно дернул Она сзади за куртку, что оторвал целую фалду. Он уронил камень и обернулся. Торе и Дрифа снова стали смеяться. Тогда Он заткнул пальцами уши и побежал домой.
В начале весны хотели праздновать свадьбу Торе. По этому случаю всё в доме было, вверх дном.
Однажды утром прибежал перепуганный Гротте и спрятался за спину Она. За Гротте по пятам гнались все родственники. Он схватил кочергу и стал ею размахивать во все стороны. После этого родственники весь день не беспокоили Гротте.
На следующее утро Гротте исчез.
Он вскочил с постели. На плите стоял самый большой горшок, в нём варилась голова Гротте и укоризненно смотрела на Она.
Тогда Он запел:
Горшок печной, что так грустно поешь?
Друг мой Гротте навеки уснул.
Дым густой к небесам поднимается,
Гротте, бедняга, без жизни валяется.
Гротте, Гротте, убили тебя!
За свою свинку прости ты меня.
Гротте, Гротте, так не смотри!
Лежи себе смирно и спи…
Он лег в угол и зарылся с головой в солому.
Вошел Бьорн и начал его трясти.
— Сын! Проснись и поди помоги своему брату.
Он молчал.
— Слушай, ты уже мужчина, а валяешься, как падаль в навозе.
Он молчал.
Бьорн схватил вертел и ударил им сына по шее.
Он обернулся.
Бьорн ударил еще раз.
Он приподнялся на локте и посмотрел отцу в глаза.
Бьорн перестал бить.
— Вставай!
Он сидел и не двигался.
Бьорн ударил еще раз и сломал вертел пополам.
— Ну, отец, теперь довольно! — сказал Он и посадил отца на лавку с такой силой, что лавка треснула.
— Однако, ты сильный! — удивился Бьорн.
— Нет еще, — отвечал Он.
— Почему же ты не работаешь?
— Потому что я еще не дорос до своей метки.
— До этой метки ты никогда не дорастешь.
— Не дорасту?
Он схватился за голову и задумался.
Бьорн ушел.
Он просидел так до вечера и всё смотрел на метку на стене. Потом он исчез и пропадал три дня.
На третий день была назначена свадьба Торе. Он вернулся домой и принес за спиною стул.
Сначала он зашел на двор к соседу и подкрался к окну женской комнаты. Оттуда он прибежал в сильном волнении к матери.
— На, мама, это твое! — сказал Он и поставил свой стул на пол.
— Что я с ним буду делать?
— Сядь и отдохни.
— У твоего стула, сынок, слишком высокие ножки. Я на него не взберусь.
Он задумался.
В это время вошел Бьорн.
— Где ты пропадал?
— Молчи, отец! — отвечал Он.
— Кто тебе дал дерева на этот стул?
— Молчи, отец, когда я разговариваю с матерью!
— Как же тебе не стыдно, парень! Ты украл мои доски.
— Ты лжешь, Бьорн!
Бьорн ударил Она по щеке.
— Тут что-то треснуло, — сказал Он и схватился за голову.
Бьорн еще больше разозлился и так ударил стулом об пол, что он разлетелся в щепки.
— А можешь ты его теперь починить? — спросил Он.
Когда Бьорн ушел, мать спросила Она:
— Где ты, был, сынок?
— Я сидел на берегу моря.
— Что же ты там делал?
— Я ждал.
— Что же ты там ждал?
— Ветер иногда прибивает к берегу разные доски.
— Так, значит, ты не крал у отца досок?
— У отца?
— Ну, да, у Бьорна?
— Я? Крал?..
Он бросился ничком на пол. Мать положила его голову к себе на колени, и тогда Он начал стонать и всхлипывать так, что всё тело его вздрагивало.
Мать дала Ону плащ, чтобы он мог прикрыться им, когда соберутся приглашенные на свадьбу.
Он лежал в кухне, потому что Бьорн запретил ему показываться гостям.
К ночи все присутствовавшие на свадьбе были пьяны. Он тоже выпил кружку пива, которую принесли ему родственники. От этого ему стало весело, и он начал смеяться. Он собрал в узелок обломки стула, намазал себе лицо сажей, надел плащ и вышел в залу. Выйдя на середину залы, Он бросил свой узел на пол и захохотал так громко, что все гости стали испуганно переглядываться, а собаки на дворе подняли вой.
— Это шут! Это шут! Спасибо тебе, Бьорн, ты доставляешь нам великолепное развлечение! — кричали гости.
— Ты можешь сочинять песни? — спросил у Она Ивар Бьессе.
— Прежде я мог, а теперь больше уж не могу. Тут у меня что-то треснуло.
— Что это у тебя в узле?
— Это свадебный стул, но и он тоже треснул.
Он снова еще громче захохотал.
— Сними же плащ, раз ты пришел в гости, — сказал Гузе.
Он молчал.
Кто-то подбежал к нему сзади и стащил с него плащ.
Гости засмеялись.
— Как тебя зовут? — спросил Гизле.
— Меня зовут сумасшедшим.
— Ты и в самом деле сумасшедший. Но как тебя называют?
— Отец назвал меня однажды вором, но теперь у меня нет больше отца.
— А какое имя тебе дали при крещении?
— Об этом спроси у Бьорна.
— Откуда ты достал этого шута? — спросил Гизле у Бьорна.
— Я не знаю этого парня, — отвечал Бьорн.
Он посмотрел на мать.
— Это мой младший сын, — сказала мать.
— Как же так, Бьорн? Ты не знаешь ребенка своей собственной жены? — приставал Гизле.
Бьорн смотрел в пол.
Он поглядел на отца, потом развязал свой узел и вынул из него самую большую ножку от стула.
— Эге! а мы-то все думали, что ты, как настоящий мужчина, сам делаешь своих детей! — не унимался Гизле.
Он плюнул на ножку стула и швырнул ее в голову Гизле с такой силой, что тот без чувств повалился под стол.
Все гости бросились на Она, но Бьорн встал между ними. Тогда в зале стало совсем тихо.
В это время родственники внесли на блюде поросенка и поставили его перед невестой. Он узнал Гротте, подошел и поцеловал его между глаз.
Все рассмеялись.
— Ты узнал его? — спросила Дрифа.
— Еще бы! Как мне не узнать своего друга. Мы с ним были настоящие друзья, пока он не стал ночевать у свиньи. Тогда я убил свинью, а потом умер и Гротте.
— Ты думаешь, что он умер с горя?
— Нет, едва ли. Он умер ради тебя, и, вероятно, был рад этому.
— Я тебя огорчила, Он?
— Ничего. Бывает и хуже.
— Зачем же ты убил свинью?
— Теперь уж я хорошенько не помню, но тогда она мне мешала спать.
— Ты будешь умным человеком, когда вырастешь.
— Ты так думаешь? Ты так думаешь? — спросил Он и схватился за голову.
— Не сердись на меня, милый Он! — попросила Дрифа.
Он вскочил, схватил Гротте на руки и побежал с ним в горы. Там он выкопал могилу, насыпал холмик и пролежал на этом месте до утра. Потом он пошел и улегся на пороге комнаты, в которой спала Дрифа.
Когда солнце поднялось выше, Он пошел к ручью и вымылся весь с головы до ног, надел новое платье и взял в руки лук, который был у него припрятан на чердаке.
В этот день Торе собрался ехать к королю. Когда Торе пришел на берег, Он уже сидел там на камне.
— Разве король живет там за морем? — спросил Он и показал рукою на море.
— Да, он там живет.
— А это далеко отсюда?
— Ты можешь видеть дым от его очага, сказал Торе и показал на утреннее облачко, которое ползло над краем моря.
— Я хочу ехать туда с тобой, сказал Он.
— Охотно верю, но ты не смеешь этого делать.
Он взошел на корабль и уселся на палубе.
Тогда один из людей Торе пошел и опрокинул Она.
— Ты вовсе не так силен, как ты думаешь.
— Никто не знает, что именно ему надо думать, — сказал Он и бросил этого человека в море.
Тогда люди Торе опрокинули Она на землю и привязали его на берегу к сосне.
Когда подняли якорь, он вскочил на палубу вместе с сосной.
— Позволь мне быть твоим оруженосцем, — попросил Он у Торе.
— Ты будешь телохранителем самого короля.
— Но я еще не дорос до метки.
— До этой метки ты никогда не дорастешь.
— И ты тоже так думаешь?
— Конечно. Уже два года, как ты перестал расти.
— Я, значит, никогда не вырасту?
— Тому, кто выше всех, не зачем расти.
— Выше всех?
— Да, ты у нас самый высокий.
Он схватился за голову.
— Да. И самый сильный.
— Почему ты не сказал мне этого раньше?
— Я этого не знал.
— И я тоже не знал.
Корабль на веслах выбрался из фиорда и вышел в открытое море.
— Ты простился с матерью? — спросил Торе.
— Нет, я об этом забыл. А что, король очень длинен?
— Король очень высок.
На берегу, на вершине утеса, развевался белый платок. Торе стоял на корме и махал своим щитом. Он насупился и, лежа на носу корабля, смотрел на светлое облачко.
— Разве ты не хочешь проститься с матерью? — спросил Торе.
— Мама! — закричал Он и подбежал к брату. Солнце садилось. Позади узкой сизой полоской лежала земля.
Вдруг что-то загудело в воздухе.
— Что это? — спросил Он и вскочил на ноги.
— Это идет ветер.
— Нам еще далеко плыть?
— Это только начало, — сказал Торе и приказал ставить паруса.
(пер. М. Сомова)