Продолжение рассказа. О произведениях, употребляемых Москвитянами в пищу. Об их нравах, одежде и браках. (Март 1669 года).
На основании того, что говорилось до сих пор, можно судить о том, что такое Московское государство; но чтобы иметь о нем точное понятие, нужно познакомиться с жителями, которых, я полагаю, довольно изучил, чтобы представить их наружный[38] вид. Начну с роста. Обыкновенно Русский выше среднего роста: но сложен нехорошо и несоразмерно: толст и неуклюж, brutal. Хотя все сильны и крепки, однако ж очень похожи на животных, с которыми у них много общего. Человек здесь родился для рабства и так привык к утомлению и работе, что спит обыкновенно на скамье или столе, а вместо пуха служит ему солома. Как образ жизни, так и все остальное, чисто первобытное. Видишь отца, мать, дитя, слуг и служанок (спящими) как ни попало, в одной даже печи, в которой каждый совершает всякую всячину, son tripotage, не сообразуясь с правилами благопристойности. Его кухонная посуда состоит из нескольких горшков и глиняных или деревянных чашек и лотков, pots et plats, которые моются раз в неделю; одной оловянной чарки, из которой пьют водку, одного деревянного кубка для меда, hydromel, которого почти никогда не полощут. (Избы) украшаются двумя или тремя неискусно нарисованными иконами, на которых изображены святые и святые, и пред которыми Русский молится, в особенности пред образом св. Николая, на которого полагает все свои надежды. От природы он так ленив, что никогда бы не работал, если бы его не принуждала крайняя нужда или жестокость. Так как он низок, de boue, то предпочитает жить только в рабстве, и когда, вследствие смерти своего господина, или по доброте сего последнего, получает свободу, то первая забота продать или закабалить себя по-прежнему. Так как цель его в этом случае состоит не в послушании или работе, то он ничего не делает иначе, как из-под палки, без чего невозможно добиться от него ни малейшей услуги. Как ни работай, кормят его плохо, и он, как может, заботится о том, чего ему недостает — не стыдится он и красть все, что ему ни попадется, даже убивает того, кто противится его намерению. Вот что делает страну небезопасною и скучною: необходимость быть всегда на стороже из-за страха быть или обокраденным или убитым, если будешь очень суровым в каком-нибудь отношении. Правда, закон весьма строго наказывает за малейшее воровство; но страсть у Русских к этому пороку до того сильна, что нет наказания, посредством которого можно было бы подавить ее.
Образ жизни знатных людей немного приятнее, а кушанья их несколько менее грубы, в особенности, когда они угощают кого-нибудь у себя. Во всяком случае пир стоит хозяевамнедорого, вследствие здешнего обычая, что приглашенные платят свою долю и дарят за вход, без чего устроился бы худой пир, потому что пришлось бы довольствоваться кушаньем хозяина, которое далеко неизысканно[63]. Русские полагают свое тщеславие во множестве холопов, esclaves, и лошадей, которые поглощают большую часть их дохода. Как бы Русский ни был знатен, он вовсе не прихотлив, не parle point de ragouts. Самая обыкновенная его пища: каша, горох, кислая капуста, соленая рыба, ржаной хлеб, такой тяжелый, черный и плотный, что нет народа, которого желудок был бы в состоянии его переварить. Все, что он ест, приправляется таким количеством чесноку и луку, что дыхание его невыносимо для тех, кто не употребляет этих приправ. К тому же он ест почти только соленую рыбу и вообще пищу грубую и непереваримую для иностранцев. Некоторыми кушаньями, употребляемыми боярами, нельзя вполне насытиться, так как у них нет супу: вместо него подают кипяченую воду с двумя или тремя грудками соли. Я видел, что подавали, за хорошими обедами, отвар только из рыбы с несколькими головками чесноку. Когда невоздержанность доведет до крайности, отчего чувствует себя нездоровым, то прибегает к похмелью[64]. Это снадобье составлено из рубленого твердого мяса, испорченных, perits, огурцов, вымоченных в соли и уксусе с массою чесноку и перцу. Это снадобье кладут в питье, называемое квасом и уверены в том, что никакое средство так не излечивает желудка. Вместо квасу, обыкновенного народного напитка, приготовляемого только из ячменя, овса, отрубей, знатные люди употребляют питье, более крепкое, в которое бросают горячий камень, pierre ardente, прежде, чем пить его, а иногда и мед hydromel, куда входит гвоздика, кардамон, много перцу и немного корицы. Вот обыкновенно из чего приготовляются у них более приятные принадлежности пира. Когда же не поскупятся, то присоединяют к ним водку, действие которой им тем более нравится, чем она терпче и крепче.
Этот напиток Русские любят так, что готовы гораздо скорее умереть, чем отказать себе в нем. Можно сказать, что водка составляет единственное удовольствие обоих полов, в каком бы положении они ни были. Во всякий час и во всякое время, даже дети, без всякой гримасы пьют ее и без перцу и с перцем. Они, наконец, привыкли к ней так, что, по мере того как холод усиливается, мужчины закладывают все имущество и готовы лучше ходить совершенно голыми, чем не пить водки. Женщины столь же невоздержанны и, если даже приходится пожертвовать целомудрием, чтобы добыть ее, они предаются проституции и даже публично.
Прежде это распутство происходило между ними только из любезности, и большинство женщин тщеславилось тем, что удовлетворяют прихоти нескольких; но, благодаря попечению патриарха, этот разврат теперь не столь уже велик, хотя впрочем сильно распространен; это не мешает заметить, чтобы показать, что в этой стране вовсе не знают стыда.
К тому же Москвитяне неучтивы, суровы, невежественны, вероломны, недоверчивы, жестоки и предаются страстям таким скотским, что Содомский грех не считается у них особливым преступлением, которое притом же не составляет у них тайны. Обман в торговле слывет у них хитрой штукой и делом умным. С 1634 года табак запрещен под страхом наказания кнутом или рвания ноздрей[65], если поймаешься в нюхании его. Вчуже это запрещение кажется весьма строгим, но оно вызвано невероятно большим потреблением курительного и нюхательного табаку, а также несколькими несчастными случаями, которыми сопровождалась эта привычка. Вполне очевидными (несчастиями) было разорение целых семейств от издержек, а также от пожара домов, вследствие скотства опьянелого от табаку человека, который засыпал с дымящейся трубкой, чему нетрудно поверить, потому что, как мы сказали, дома здесь только деревянные. По большей части Русские очень дурные мужья. Прежде царь был обременен челобитными жен, с которыми мужья худо обращались. Обыкновенное наказание, которому их подвергали, была ссылка в пустынную область, где они вели жалкую жизнь. Но жалобы прекратились с тех пор, как обвинитель в преступлении, совершенном без свидетеля, подвергается пытке обвиненным, при чем если будет в силах перенести ее, то обвиняемого наказывают, как преступника; если же обвинитель не перенесет пытки, то его подвергают тому же наказанию, какое надлежало бы перенести обвиняемому. Этим способом прекратили всякую возможность жаловаться часто и назойливо, как многие охотно поступали. Москвитянин кроме того способен наносить оскорбления, производить бунты, он упрям и сварлив. Эти-то свойства характера бывали причиною больших беспорядков, которые повторялись бы, если бы с некоторого времени не обуздывали наглость Москвитян денежным штрафом.
Москвитянин надевает на себя два или три очень широких полукафтанья. Из них первое шьется обыкновенно из зеленого темного фиолетового, или красного сукна. Оно открыто с боков и спереди, где с одной и другой стороны идут рядами большие пуговицы; нашиты они и вокруг шеи с большим отложным воротником, как в наших бурнусах, manteaux. Полукафтанье, заменяющее собою камзол, имеет стоячий воротник в четыре или пять дюймов и сшито на подобие иезуитского: рукава очень узки и вдвое длиннее руки, так что для того, чтобы освободить кисть руки, нужно образовать десять или двадцать складок. Такие рукава опускаются иногда сами собою, при чем очень трудно сохранить рукав всегда чистым. Это неудобство сопровождается другим более важным, которое состоит в том, что плуты кладут в лишнюю часть этих рукавов камни и куски железа и свинцу, чем убивают того, кто думает, что у них деньги. Под эту одежду надевается третья, называемая кафтаном; он уже двух первых и шьется из материи несколько менее толстой. Хотя все эти три части одежды очень широки, но Русский, по небрежности или по привычке, не носит пояса, почему, может быть, он и зябнет скорее, чего не было бы в том случае, если бы одежда прилегала к телу. Стежки на вороте рубахи у простого народа прошиты простым шелком, которым также прострачивают некоторые узоры на спине. На рубахе боярина вышиты в этих местах узоры серебром и жемчугом, с мелкими алмазами. Головной убор их неодинаков: летом серая шапка, а зимою сия последняя с подбивкой более или менее богатой, смотря по знатности. Женская одежда почти не отличается от мужской; она также длинна и сшита из материи, соответствующей положению особ. Головной убор тоже такой: на волосы, развевающиеся как у мужчин, надевается шапка. От мужчин отличаешь девушек только потому, что они без бороды, да кожа на лице у них не так груба. У девушек, старше 10 лет, волосы позади головы завязаны вокруг. У девочек, ранее 10 лет, волосы подстригаются как у мальчиков, исключая локонов, которые оставляют у них с каждой стороны так ловко, что не знаешь, какого пола (подросток), пока не взглянешь на уши, в которые у девочек, подобно серьгам, вдевают большие кольца. Мужики одеваются так, как в Ливонии: летом в простой холст, а зимою в овчинный тулуп; обувь их оригинальная: она сплетена только из лыка, ecorse d’arbre. Хотя женщины обыкновенно очень белы, и кожа на лице у них очень гладкая, все-таки они почти все румянятся или вернее натираются аляповато белилами и приглашают для этого белильщиц, как у нас уборщиц волос.
В брачных обрядах Москвитянин не менее оригинален, как и в остальном. Никогда не увидит он той, на которой должен жениться. Когда молодой человек задумает жениться, он обращается к матери или ближайшей родственнице, которой поверяет свое намерение. Сия последняя сообщает об этом другим родственникам, которые все вместе обсуждают это. Если они находят партию приличною в семействе, с которым желают породниться, то отправляются к родственникам девицы, с которыми, только без ведома молодого, и заключают условие. Когда договор заключен, то многие молодые люди употребляют все, что могут, лишь бы увидеть суженую. Но что бы ни делал, не только не увидит, но скрывают (невесту) даже от родителей жениха, разве если дочь так красива, что нечего бояться, так как в этом случае ее, из особенной милости, показывают матери (жениха). Кто же при таких условиях знает, что она именно та, которую (жених) должен взять за себя? Но если у нее есть какой-нибудь недостаток тела или лица, то ее увидишь только в день свадьбы. Отсюда-то и происходят споры и разводы, столь частые у Москвитян, а нередко даже нечто худшее. При мне в Москве произошла история, которая достаточно показывает, что эти браки чрез свах не слишком удобны. Один молодой человек в Москве, ненавидя этот обычай, поклялся, что не желает жениться так, как обыкновенно. Он выразил желание видеть свою будущую жену до свадьбы, а так как ни один из его родственников не мог оказать ему этой милости, то он упросил своего друга найти ему невесту и ему же поручил устроить так, чтобы он видел ее до свадьбы. У этого друга был родственник, одна из дочерей которого лишилась глаза. Он предложил свой (план), который с радостью был принят отцом и дочерью, потому что молодой человек был богат, красив и принадлежал к очень знатной фамилии. Когда дело до половины устроилось, и оставалось только доставить им возможность увидеться, он сообщил своему другу, что нашел для него самую красивую во всей Москве девицу, к тому же очень богатую и с добрым сердцем; что, кроме удовольствия он будет несомненно счастлив с нею так, как ни с кем. Молодой человек в восторге бросается ему на шею, предлагает свой кошелек и с увлечением спрашивает, может ли видеть ее. Конечно, отвечает друг, твоя милая желает того же и говорит, что прежде чем полюбить тебя, ей нужно видеться. Но если ты веришь мне, то, чтоб избегнуть злословия, ты не станешь говорить с нею и не увидишься с глазу на глаз. Я знаю закоулок, не далеко от дому её отца: тут она приидет с ним в известный условный час и остановится против окна, из которого ты и увидишь ее также удобно, как если бы она стояла против тебя. Влюбленный соглашается на все, чего от него желают. Условливаются на счет времени и места. Девица, наряженная в прекрасное платье, проходит и останавливается, поворотившись прекрасным здоровым глазом в его сторону. Молодой человек, увидев ее, пришел в восторг. Кроме упомянутого недостатка, скрытого при этой встрече, она была лицом и ростом совершенной красавицей. С этой минуты тот торопился браком, и никогда жених не ожидал свадьбы с большим нетерпением. Настал, наконец, этот счастливейший день. Молодая играла так хорошо свою роль, что жених заметил, что у нее только один глаз лишь после того как священник совершил обряд. Таким образом союз был нерасторжим, что однако ж обошлось не без того, чтобы молодой не бранил мнимого друга, который, получив от этого союза свою выгоду, имел еще подлость смеяться над этим в обществе.
Что касается обрядов на свадьбах у вельмож, то вот те, которые соблюдаются чаще всего. Выбирают с одной и другой стороны по одной женщине, называемой свахой, suvacha, которая заведует всем необходимым. В день свадьбы сваха невесты, сопровождаемая 50 или 60 слугами, более иди менее, смотря по ее знатности, одетыми в кафтаны или нижнее платье, составляющее их ливрею, несущими на головах все необходимое при обряде, сваха, как бы со свитой, идет в дом жениха, где она убирает комнату и ложе для новобрачных. Она раскладывает 40 ржаных снопов, которые жених позаботился приказать принести сюда вместе с несколькими кадками ячменю, овса и прочего зерна, а на снопы кладет постель для молодых; потом приказывает поставить все кадки вокруг постели, а также заботится обо всем необходимом. Когда все, как следует, приготовлено, жених, в сопровождении своих родных и священника, отправляется в дом невесты. Здесь вводят его в комнату, где накрыт стол, и на нем стоят три сорта различных кушаньев, к которым однако ж он не прикасается. Между тем как просят его сесть на стул, приготовленный для него возле места для невесты, один из его дружек, valets, займет место (подле невесты) и не сойдет с него до тех пор, пока жених, maitre[66] не даст ему несколько денег. Пока он сидит, посылают за невестой, которая входит с распущенными волосами, наряженная в самые лучшие одежды и с красной тафтой на голове, два конца которой поддерживаются двумя дружками. В таком виде сажают её возле жениха. Один из ее дружек помещается между ними, чтобы жених не видел ее, не зная, красива ли она или дурна. Потом сваха молодой заплетает ей волосы. Она складывает их вокруг головы, на которую кладет венок[67], усеянный жемчугом и драгоценными каменьями, из которых часть спускается на грудь в виде букета. Её одежда шелковая, либо золотного, или серебряного сукна; складки, replis, её вышиты; каблуки так высоки, что она не сделала бы шагу, не опираясь на двух особ. Одевши невесту, наряжают и жениха. Затем свахи и другие женщины пляшут несколько времени вокруг них. Потом приносят в комнату множество хлеба и сыру, доставленных родителями жениха и невесты. После благословения священником везут их в церковь. Потом ставят на стол серебряный сосуд, наполненный серебряными монетами, шелковыми материями, сеном, ячменем и овсом, перемешанными вместе. Лишь только поставят чашу на стол, спускают фату невесты, и бросают в лица приглашенных то, что в чаше. Гостям позволяется брать бросаемое. Потом родные меняют перстни брачущихся, и таким образом заключают брак[68].
Как скоро обменяются перстнями, одна из свах ведет молодую в сани, запряженные в одну лошадь, совершенно покрытую лисьими хвостами. Молодой, родные и священник следуют за нею верхом до церкви. Здесь оба брачущиеся всходят на возвышение, назначенное для этого обряда, и становятся под чем-то в роде балдахина из красной тафты. Стоят они несколько времени, при чем священник не говорит ничего, так как необходимо начинать обряд поднесением ему в подарок жареного и вареного мяса и нескольких пирогов. Лишь только он это увидит, берет за руки брачущихся, пред которыми на голове держат некоторые образа, и спрашивает их, хорошо ли обдумали они то, что совершат и будут ли истинно любить друг друга так, как следует супругам. Предложив тот же вопрос до трех раз и получив утвердительный ответ — «да», он запевает 128 псалом, из которого он поет первый стих, брачущиеся второй и так посменно, до конца. Во время пения псалма все трое пляшут, держась за руки. Затем он кладет им на голову по венку из искусственных красных цветов, произнося следующие слова: «растите и множитесь; что Бог соединил, человек не разъединяет». После этих слов раздает по зажженной восковой свече родственникам жениха и невесты, сидящим возле брачущихся в креслах, покрытых красной тафтой. Потом один из родных подносит большой стакан красноватого вина. Священник дает его невесте, которая пьет из него половину, жених выпивает остальное и с силой бросает стакан, который оба новобрачные топчут ногами, произнося: так пусть падет и разобьется тот, кто попытался бы возбудить какую-нибудь вражду между нами[69]. Непосредственно за тем свахи, которые держат блюда со льном и коноплей, мелко изрубленными, осыпают их. Потом священник поздравляет их, после чего каждый из новобрачных возвращается из церкви в таком же порядке, как приехал в нее. Пока сваха и прочие женщины раздевают молодую, по выходе из саней, в которых она прибыла из церкви, молодой с своими родителями садится за стол, и все вместе пируют несколько часов. Когда молодая ляжет в постель, то объявляют об этом молодому, который выходит из-за стола к ней. Она, извещенная об его приходе, набрасывает на себя богатое платье, называемое брачным, и идет к нему на встречу. Супруг, положив ее на постель, немного позже и сам ложится возле неё. Несколько времени спустя выходят они из спальни и садятся за стол, за которым между кушаньями угощают их жареной курицей, от которой супруг отламывает бедро или крыло и бросает его себе чрез голову. Это действие имеет таинственное значение, а так как причины его не объявляют иностранцам, как последние ни желали проникнуть в его тайну: то вот почему я и не узнал о нем. Я только замечал, что пир не был продолжителен, и, казалось, что брачущиеся совершали нечто более важное, а не только ели. Встав из-за стола, молодая ложится в постель, между тем как муж раздает своим дружкам некоторые подарки, которые состоят обыкновенно из нескольких куньих мехов. Потом гасят свечи в бочках с хлебом, о которых мы выше говорили, и выходят все, за исключением самого старого из дружек[70], который остается в передней. Его обязанность слушать со вниманием супругов, и, когда молодой кашлянет, это знак, что он отдыхает, pause; в это время раздается оглушительный (звук) труб, литавр и других громких инструментов, чтобы все знали, что брак совершился. Когда перестанут играть на трубах, ведут молодых каждого в отдельный покой, где их моют в поясной ванне, demi bain, (в растворе) вина, воды и меду. После этого молодая сама подает супругу драгоценную рубаху, сшитую собственноручно, и большой ковш крепкого напитка. Затем оба возвращаются на постель. В последующие дни продолжают праздновать. Тогда-то приглашенные, бывшие до сих пор почти только зрителями, угощаются на славу. Вот обряды, наблюдаемые при браках у знатных лиц; а вот каковы у простых людей. Накануне свадьбы жених посылает невесте дешевые подарки, именно: пару башмаков, гребень, зеркало, ящик с румянами и несколько платьев. На следующий день все приглашенные собираются у невесты, у которой священник благословляет их большим крестом. Потом садятся за стол, на котором пред брачущимися стоит зеркало. Здесь они любезничают, во время чего свахи бросают им на головы горстями мелко изрубленное сено, которое слывет у Москвитян символом изобилия. В тоже время кто-нибудь, закутавшись в длинную шкуру, входит и желает новобрачным столько детей, сколько в этой шкуре волос. Затем их ведут в церковь, где священник, как это делается у знатных, о чем мы говорили, заставляет их обходить[71] (вокруг налоя).
Со дня (брака) жены живут почти в заключении; они лишены всякой свободы. Обыкновенное их занятие — шитье, вышиванье и тому подобные работы в отдаленной комнате, из которой они лишь весьма редко выходят. Когда муж пирует, жена, нарядившись во все, что есть у нее лучшего, не забывая нарумяниться, идет сама наливать водку. В церковь, иногда же на прогулку, в сопровождении множества холопов, отправляются они в экипаже: летом в карете, а зимою в санях.
Кроме этих случаев, они одеваются просто и почти вовсе не появляются.