А) О форме Креста первоначального, Первоживотворящего, собственно — Господнего. Положивший душу Свою за живот мира, Спаситель наш принял страдания и смерть от представителей этого грешного, развращенного, злобного мира — римлян — обладателей света, которым предали Его иудеи. В Риме же в то время была в употреблении самая жестокая, мучительнейшая казнь — крестная[19], перешедшая туда вместе с нравами и обычаями побежденных им народов. У самих иудеев, злоба которых вознесла на древо пришедшего Мессию, не было крестной казни: за некоторые преступления закон повелевал вешать на дереве преступников, но их не прибивали гвоздями, и трупы при наступлении вечера надлежало снимать для погребения[20]. Из евангельской истории видно, что Иисус Христос злобою иудейского синедриона представлен был в преторию Пилата, как возмутитель общественного покоя и злодей[21], и римский наместник, имевший слабость уступить неистовым воплям первосвященников, книжников и народа — распять Иисуса, передал Его им, да распнется, конечно, на таком кресте, на каком обыкновенно казнили преступников римские законы. И самые обстоятельства распятия Господа Иисуса Христа показывают, что Он был распят именно на кресте, бывшем в то время в употреблении у римлян, с обычаями, какие у них при этом водились. Вот эти обстоятельства распинания преступников у римлян. Распятию большею частью предшествовало бичевание[22], — и Господь наш прежде распятия потерпел то же: «Иисуса же бив, — сказано о Пилате, — предаде им, да Его пропнут»[23]. Поэтому св. евангелист Матфей употребляет самое слово, выражающее это действие — бичевание — (φραγελλιóσας, (лат. fragellare — бичевать). Распинателями были воины, которые у римлян совершали все казни[24]. Преступник сам должен был нести свой крест до места казни, подвергаясь в это время насмешкам и побоям[25]; крест ставили прежде[26], а потом уже пригвождали к нему преступника, — отсюда выражение: быть подняту, вознесену на крест[27]. С распинаемого снимали всю одежду[28], которая поступала в собственность воинов[29]. Погребения для преступников, уже распятых, не было[30]. Иногда, однако же, родственникам позволялось погребать их[31]. В случае нужды (при наступлении праздника, торжества и проч.) жизнь распятых могла быть сокращена перебитием у них ног, а также дымом и жаром от запаленного под крестом хвороста[32], наконец, ударом в голову или сердце.
Сличая эти обстоятельства крестной казни с тем, что говорится в евангельской истории о распятии Спасителя, совместно с предыдущими и последующими обстоятельствами, мы находим, что почти все из них повторились и над Божественным Страдальцем; Господь был бичеван и распят римскими воинами. Сам Он нес Крест Свой на Голгофу, причем, конечно, истощено было над Ним, по обычаю, немало насмешек; с Него сняли всю одежду пред вознесением на крест, и так как одежды были очень хороши и ценны, то воины бросили жребий, кто что из них возьмет; у Иисуса Христа, по причине наступления праздника Пасхи, хотели перебить и голени, но так как нашли Его уже умершим, то и оставили кости Его в покое, а у распятых с Ним злодеев перебили их. Что Спасителя, прежде ведения на позорище казни, действительно бичевали, хотя это кажется для нас чем-то новым, чего не привык вмещать наш слух, так хорошо знакомый со всеми выражениями относительно как предыдущих, так и последующих обстоятельств, сопровождавших Страсти Христовы, — доказательством тому, как мы выше заметили, служит самое слово евангелиста Иоанна — φραγέλλιον, от лат. fragellum — бич.
Из всего предыдущего несомненно, что Господь наш был распят римскими воинами на кресте римском. Какой же крест употреблялся у римлян для распятия преступников? — Отвечая на этот вопрос, мы войдем, соответственно нуждам мнимых наших старообрядцев, в подробнейшее рассуждение о виде и составах креста, равно как о роде древа, из какого он был сделан, и, наконец, о судьбе этого древа по снятии с него Божественного мертвеца.
У римлян преимущественно употреблялись кресты трех видов:
а) Крест трехконечный наподобие буквы Т (тав)[33]. Основанием его служил прямой столб или доска около пятнадцати футов длиною, укреплявшиеся в земле; на самом верху его, для прибития рук, делалась перекладина[34], длиною семь или восемь футов[35].
б) Крест с выдающимся прямым концом поверх поперечника, видимого в букве тав, отчего этот конец, по словам Иустина мученика, походил на рог[36].
Наконец, в) крест наподобие латинской буквы X или, как иначе он называется, крест святого Андрея[37].
Но более всех других обширное употребление имел тот крест, у которого поперечник был ниже верхнего конца столба, крест наподобие буквы t — с выдающимся концом, т. е. четвероконечный. Теперь спрашивается, на котором из указанных нами крестов был распят Господь Иисус Христос? Несомненно, прежде всего, что не на кресте св. Андрея, — иначе он и не назывался бы по имени этого апостола.
Следовательно, Спаситель был распят на каком-либо из двух остальных крестов, а между ними, при существовании многочисленных свидетельств и вещественных и невещественных памятников, легко со всею достоверностью указать на один — четвероконечный[38]. Более сложных крестов, кроме указанных нами, не было в Риме, да и не должно быть, так как для той цели, для которой существовали тогда кресты, — именно для распятия на них преступников, нужен был именно крест четвероконечный. как наиболее удобный для этого, так как и человек, для которого он изобретен, при распятии представляет из себя четвероконечную фигуру. Крестов с двумя, а тем более с тремя поперечниками не бывало, да и нет ни малейшей нужды, никакого основания предполагать их существование в то время. Но, возразят мнимые старообрядцы, титла и подножие составляют второй и третий поперечники в Кресте Христовом.
Чтобы показать им, что титла к существу креста вовсе не относится, а подножие — и особенно косое, появилось уже в века позднейшие и прилагается к кресту без твердого исторического основания, единственно по укоренившемуся обычаю, мы разберем с обстоятельностью:
1) что такое титла, по смыслу римлян; из какого вещества была она сделана; как написана, всегда ли она была необходима для креста и относилась ли к существу его, и
2) бывали ли на римских крестах подножия, нужны ли они для какой-нибудь основательной цели и, в частности, было ли подножие на Кресте Христовом и нужно ли оно было?
Слово «титла» (по-гречески τίτλος) — не русское и не греческое, а римское, от titulus, и имеет много значений. Мы переберем здесь все эти значения. Слово titulus употреблялось у римлян не тогда только, когда дело шло о казни — крестной или другой какой-либо, т. е. не только в смысле известной придаточной ко кресту дощицы, но и во многих других случаях, когда даже вовсе не было речи об этом, как делается это и теперь не только у римлян, но и у других народов, в языки которых перешло это слово. А потому мы рассмотрим значение слова titulus с двух сторон: что значит слово титла — titulus 1) в тех случаях, когда нет вовсе речи о казни, и 2) в том случае, когда речь идет собственно о казни, чтобы, таким образом, мнимые старообрядцы знали, что такое крестная титла.
1) В первом случае титлами или титулами — tituli — назывались: а) Воины (milites) как защитники — tutuli, так как они защищают отечество — tueantur (говорят, между прочим, что отсюда произошло и прозвание Тита).
β) Титла значит то же, что монумент, потому что он как бы оберегает — tueatur — и сохраняет память о чем-нибудь; поэтому гробницы называются титлами — tituli. Иосиф Флавий упоминаемый в 1 Цар. 23, 17 памятник называет гробницею. «Что такое этот titulus, который я вижу?» — спросил царь Иосия. «Это гробница человека Божия», — отвечали граждане того города. Так, статуи, колонны, пирамиды, поставленные в память чего-либо, называются также титлами — tituli.
Далее, — γ), по замечанию Барония, под 112 годом по Рождестве Христовом титлами или титулами были называемы платы, означавшие царскую власть, с изображением императоров или с надписанием их имени (соответствуют нынешним флагам или гербам). Св. Амвросий, пиша к Марцеллине, такие платы (cortinas) называет царскими, а царский фисковальщик наложением этих гербов обыкновенно усвоял и посвящал известную вещь царю.
Эти титлы или гербы были достоянием не одних только владетельных особ, но и частных людей, даже принадлежностию каждого звания и состояния; в этом случае титла была 5) простым знаком, усвоявшим что-либо кому-либо и служившим, таким образом, печатью собственности. Это видно из изъяснения блаж. Августина на двадцать первый псалом.
Из общества гражданского перешло это слово и в церковь: известное место или известный дом с водружением на них креста, как бы с наложением какого-либо герба, назначались к священному употреблению; так, греческий император Феодосий в последней книге о язычниках[39] предписал, чтобы языческие капища, по поставлении на них знамения достопоклоняемого креста, присвоиваемы были христианам. Отсюда произошло то, что и самое это место, или церковь, стало называться титулом — titulus — титлою[40]. С течением времени титулами стали называться только главные церкви. Таким образом, титла ) значила то же, что церковь.
Наконец, ζ) последнее значение слова «титла» есть имя, название чего-нибудь; например, Светоний в житии Домициана говорит: «Он восстановил (restituit) многочисленные и обширнейшие творения, истребленные пожаром, но только под своим именем (титулом), без всякого упоминания о прежнем создателе»[41]. В таком же смысле слово «титла» употреблено в Четьи Минее Макарьевской, в житии преп. Максима Исповедника: «Препрен убо быв Пирр (патриарх Цареградский). приста ко правоверным и прият бысть от церкви любезно и честно вкупе с титлою патриаршею» (25 янв.).
Вот все значения слова «титла» в тех случаях, когда нет речи о кресте.
2) Теперь посмотрим, что значит «титла», когда речь идет о какой-либо казни. Приведем здесь выражение о ней а) внешних писателей и б) самих свв. евангелистов. Светоний о Калигуле говорит, что в Риме, на публичном пиршестве, он вдруг отдал палачу слугу за то, что тот сорвал с кровати серебряную дощечку[42].
Теперь послушаем, что говорят о титле святые евангелисты. Снесем здесь места всех четырех евангелистов, в которых они говорят об этой титле — а они все выражаются различными словами об этом предмете, — и затем покажем, что такое титла на кресте по смыслу римлян, так как она была в обычае только у них. Св. евангелист Матфей знаменательно говорит: «И возложиша верху главы Его [Иисуса Христа] вину [αĭτίαν] Его написа-ну: Сей есть Иисус, Царь Иудейский»[43]. Св. евангелист Марк повествует: «И бе написание вины Его написано: Царь Иудейский»[44]. Св. Лука говорит: «Бе же и написано над Ним писмены Еллинскими и Римскими и Еврейскими: Сей есть Царь Иудейский»[45]. Св. евангелист Иоанн говорит: «Написа же и титла Пилат, и положи на кресте: бе же написано: Иисус Назорянин Царь Иудейский. Сего титла мнози чтоша от иудей, яко близ бе место града иде-же пропяша Иисуса: и бе написано Еврейски, Гречески, Римски»[46]. Таким образом, евангелист Матфей титлу называет виною написанною; св. Марк — написанием вины, св. Лука — написанием написанным, а св. Иоанн евангелист употребил здесь самое слово римское — титла: «Положи же и титла Пилат». Так как в надписи обозначена была мнимая вина Господа, за которую распяли Его, то евангелист Матфей называет титлу виною написанною, а евангелист Марк соединил вместе оба слова, надписание и вина, и сказал: «И бе написание вины Его написано»; евангелист Лука, обращая внимание на одну надпись, на одни слова, говорит просто, что на кресте написана была надпись. Но знаменательнее всех о титле говорит св. Иоанн, называя надпись на кресте самим латинским[47] словом τίτλος, так как под этим словом разумел именно то, что разумели под ним в то время римляне, т. е. самую надпись и вещество, на котором она была написана, и самую вину смерти. Отсюда выводим значение слова титла, именно: титла — то же, что 1) вина, причина, по которой кто подвергается крестной казни, 2) преступление, за которое казнят, и 3) самое вещество, на котором надписывалась вина; кратко же, одним словом, по-римски все это называется вместе титлою — titulus, как и назвал его св. евангелист Иоанн. Хотя он писал свое Евангелие, по свидетельству отцов и учителей Церкви, на греческом языке, но употребил здесь римское слово, между прочим, потому, что многие римские слова, во время Христа Спасителя и после, перешли в греческий язык и сделались греческими; к числу их относятся слова: τίτλος — titulus, φραγέλλον — fragcllum, πραιτώριον (Ин. 6), λεγεών (Лк. 8), λιβέρτινος (Деян. 6), σουδάριον, κουστοδία, λιντσον, σπεκουλάτωρ и др.
Каково было вещество, на котором была написана титла? Созомен, описывая обретение Честного Креста св. Еленою, говорит, что в пещере, в которой найдены были три креста, найдена также отдельно и белая дощечка, похожая на табличку, на которой начертаны были буквы не только еврейские, но и греческие и римские, — каковые слова и буквы выражали не иное что, как следующее: Иисус Назарянин Царь Иудейский[48]. Итак, мнимая вина смерти Христовой была написана на дощечке, которая для большей ясности и удобства при чтении была побелена белою краскою (λεύκωμαι); самые слова имели красный цвет, как это видно на остатках титлы, хранящейся в Риме[49], и были вырезаны на дереве железным инструментом (stylo ferreo) в обратном порядке букв, как в еврейском языке, так как еще и в это время был в большом употреблении способ письма, изобретенный гораздо раньше посредством вырезывания на дереве, металле или камне, и греческий глагол γραφεΐν, εγγράφειν, выражающий именно этот древнейший способ письма, имеет прежде всего именно это значение, т. с. вырезывать железным инструментом, как замечает Иоаким Перионий во второй книге о сродстве французского языка с греческим, потому что французский глагол engraver (sculpere, insculpcre), происходя от греческого εγγράφειν, — значит вырезывать, насекать на чем-нибудь[50]. По римскому обычаю, дощечку с надписанием вины иногда несли впереди преступника до места казни, или он сам нес ее на своей шее, или. наконец, ее прибивали ко кресту. Но она не была всегдашнею, неотъемлемою принадлежностью креста. Иногда, вместо того чтобы писать имя преступника и преступления на дощечке, привешивать ее ему на шею или нести ее пред преступником и потом прибивать на кресте, поступали в этом случае проще: один из воинов в слух всего народа должен был прокричать: такой-то распинается за такое-то преступление, и затем виновный был распинаем без прибития над ним титлы. Например, на крестах разбойников, распятых с Иисусом Христом, не было титл[51].
Из всего сказанного о титле видно, что она вовсе не составляла существенной принадлежности креста и, следовательно, не была частью креста; она могла быть на кресте, но могла и не быть; се могли писать и иногда писали и прибивали ко кресту, но могли и не писать, а просто провозгласить, что известный преступник распинается за то-то; в обоих случаях, т. е. была ли на кресте титла или надпись или не была, он все же оставался крестом, подобно тому, как, например, и дом какого-нибудь человека, будет ли на нем надпись с именем домовладельца или не будет, все же останется домом.
Чтобы еще более мнимые старообрядцы убедились, что и без титлы крест есть тот же неизменный крест Христов, довольно поставить на вид слова св. евангелиста Иоанна о титле, положенной Пилатом. Какие же это слова? Мы привели уже их выше, но здесь для этой цели приведем их снова. Св. Иоанн говорит: «Написа же и титла Пилат, и положи на кресте» (19 гл.). На чем положил Пилат титлу? — На кресте, на том самом кресте, на котором уже висел наш Спаситель. Значит, и до титлы крест уже был Крестом Христовым — и даже тогда, когда только еще нес его сперва Сам Спаситель, а потом Симон Киринейский на Голгофу.
Обращая внимание на титлу, как она делается на наших крестах, мы не можем не сказать, что в ней трудно узнать ту титлу, какая была положена на Кресте Господнем: благочестивый обычай так прикрепил ее к древу крестному, что она как бы составляет в нем самую существенную неотъемлемую часть, вместе с тем поперечником, который вмещал на себе пригвожденные руки Божественного Страдальца: наша титла врезывается в крест, а не кладется или прибивается к нему слегка, сообразно с ее назначением: или если она делается из металла, то мы видим и в этом случае не дщицу какую-нибудь, а настоящий поперечный рей.
Церковь допускает такое составление крестов, конечно, потому, что это нисколько не вредит вере и благочестию, и никто из здравомыслящих, конечно, не станет стоять за такой или другой вид креста. Для христиан всегда есть только один крест — Христов — с титлою ли он или без титлы, с подножием ли или без него. Но если раскольники так ратуют за эту титлу, то справедливость требует сказать, что верхние поперечники креста следовало бы не так утверждать на нем, как он утверждается у нас, если уж они непременно хотят, чтобы на кресте была титла, а так, чтобы видно было, что это ни больше ни меньше как крестная надпись, которая во всяком случае не составляет части креста и при счете его концов не должна быть принимаема во внимание, как нечто случайное, прибавочное. Притом, если уж мнимые старообрядцы непременно хотят видеть на кресте титлу и без нее не хотят поклоняться кресту, то затем они позволяют себе не изображать на кресте или не вколачивать в него гвоздей, прободших Животворящие длани Спасителя, и не считать концов их вместе с концами титлы и подножия, между тем как римские огромные гвозди, употреблявшиеся в этом случае, действительно выдавались поверх пригвожденных рук и ног, как показывают древнейшие памятники Распятия?[52]
Чтобы быть последовательными и верными самим себе, мнимым старообрядцам необходимо нужно бы обратить на это внимание и вбивать гвозди во всякий крест и без них не считать крест крестом: гвозди в сравнении с Пилатовою надписью имеют неоценимое достоинство, потому что они прошли Пречистые длани и стопы и обагрились их кровию. Св. Златоуст и Иоанн Дамаскин, перечисляя достопоклоняемые орудия страданий Христовых, говорят между прочим и о гвоздях, а о титле — ни полслова[53]. Значит, титлы не следует почитать, кроме разве той, которая была первоначально на Кресте Господнем. Правда, раскольники могут сказать, что гвоздей в кресте они не изображают или не вделывают потому, что подразумевают их и, не видя их очами, видят мысленно и также поклоняются мысленно. Но если так, то почему не подразумевать и титлы или надписи крестной, которая в кресте гораздо маловажнее гвоздей?
Показавши значение, вещество и степень важности титлы при крестных казнях и, в частности, на Кресте Господа нашего Иисуса Христа, теперь скажем о подножии на крестах, и именно о том, бывали ли подножия на римских крестах, нужны ли они для какой-нибудь основательной цели, в частности о том, было ли подножие на Кресте Господнем и нужно ли оно было на этом Кресте.
Что касается вопроса о том, бывали ли подножия на римских крестах, служивших обыкновенно орудием казни для некоторых преступников, то на это можно отвечать решительно, что их не было. Ни один из римских историков, ни один отец или учитель Церкви, до Григория Турского, писателя VII века, не говорит о крестном подножии. У Сенеки[54] есть место, где говорится об остром кресте, который, будучи вбит в обыкновенный крест, служил седалищем для распятого, на котором он, приседая, тяжестью своего тела давил происходящую от такого острого рожна рану и висел в самом стесненном положении. Это — именно то самое седалище, о котором, как увидим ниже, упоминают свв. Иустин и Ириней[55].
Замечательно, между прочим, выражение Сенеки, который острое седалище называет крестом (acuta crux). Это, конечно, потому, что у римлян называлось крестом всякое вообще дерево, причиняющее мучительную, медленную смерть, и самое слово «crux» происходит от слова cruciatus — мучение. Но быв иногда устрояемо на других римских крестах, седалище не было сделано, как увидим ниже, на Кресте Спасителя. Итак, с некоторою лишь ве-роятностию можно сказать, что на римских крестах было только седалище, которое, доставляя весьма небольшое спокойствие телу тем, что поддерживало на себе его тяжесть, вместе с тем кололо и резало его задние части. Что же касается подножия, то его не было на римских крестах, что видно еще из следующего. Когда писатели говорят о распятии на кресте, то обыкновенно употребляют слова или affixus, crucifixus, или appensus, suspensus, но никогда, например, status, constitutus in cruce или in crucem, — т. е. говорят или о прибитии гвоздями, или о повешении, но никак не о поставлении на крест. Это же видно и из того, что некоторых вешали вниз головою, как, например, это свидетельствует Евсевий об египетских мучениках[56]; в таких случаях для головы, конечно, не делали изголовья, потому что прямо говорится, что они висели вниз головою, а не стояли на голове[57]. Св. апостол Петр также повешен был вниз головою и прибит гвоздями по рукам и ногам. Св. Златоуст, говоря об этой казни апостола, прибавляет: «Благословенные гвозди, которые пронзили эти священные члены»[58].
Теперь решим другой вопрос: нужно ли было крестное подножие для какой-либо основательной цели? Если оно было нужно, то нужно было именно только по двум причинам: или 1) оно было прямою необходимостью в кресте как средство против того, чтобы тело, вися на кресте, своею тяжестью не раздрало рук, прибитых гвоздями, которые одни поддерживали на себе все тело, или 2) подножием хотели доставить распятому некоторое послабление, отдохновение в муках висения, и, значит, оно было внушено прокуратору, произносившему приговор к казни, и исполнителям последней чувством сострадания. Но в первом случае надобно допустить, что связи рук так слабы, раздирчивы, что тело не в состоянии висеть на последних, что, как увидим, решительно несправедливо.
Можно ли теперь допустить вторую причину, т. е. можно ли предположить чувство жалости в произнесших смертный приговор римских начальниках, в силу какого чувства они позволяли бы делать на кресте подножие для небольшого облегчения распятых? Можно сказать положительно, что такая причина здесь вовсе не идет к делу. Крест есть изобретение бесчеловечия, и о римлянах, живших во времена Христа Спасителя и после, вообще известно, что они были слишком бесчеловечны и любили потешаться в цирках кровавыми сценами. В частности, о воинах известно, что они были весьма бесчеловечны и грубы, почему и совершали у римлян все казни. Чтобы убедиться в этом, стоит здесь припомнить сказание евангелистов о распятии Спасителя, о том, как воины более других насмехались над Ним, били Его тростью по главе и руками по щекам.
Притом устройство подножия на кресте неуместно и потому, что стояние вообще не доставляет спокойствия телу и ногам, особенно, когда человек еще прежде стояния чувствовал усталость; тем более не может доставить спокойствия стояние на ногах, прибитых гвоздями: тут для ног двойное страдание — одно от напряжения мускулов протянутых ног, а другое — от жгучих, жесточайших язв гвоздинных. Отраднее в этом случае висячее положение тела, — положение не напряженное, мы чувствуем себя покойно, когда лежа сгибаем несколько ноги или когда сидим, также согнув опущенные на пол ноги. Замечательно в этом отношении, что все животные, отходя ко сну, сгибают ноги. Значит, не совсем-то легко быть в стоячем положении, тем более тогда, когда при этом ноги прибиты гвоздями. Поэтому всего проще и основательнее представлять распятие без подножия — с согнутыми ногами. Справедливость нашего суждения вытекает еще из следующих соображений: если на кресте было подножие, то оно, без сомнения, было или в виде деревянного бруса, или дощечки, или каких-нибудь подставок — словом, оно было устроено так, что на нем могли поместиться и твердо стоять обе стопы. Если же распятый мог с прибитыми на кресте руками стоять на подножии без прибитая гвоздями ног, если всякая, почти невозможная опасность побега в этом случае предотвращалась стражами[59] при кресте, то зачем же, спрашивается, еще прибивать самые ноги к подножию, если подножие внушено чувством некоторого сострадания? Ноги Спасителя, по свидетельству Евангелия, действительно были прибиты ко Кресту гвоздями жестокосердыми воинами, а потому нельзя думать, что подножие на Кресте было допущено ими из чувства сострадания к Распятому.
Мы можем показать, что не нужно было на Кресте подножие как средство против того, чтобы не раздрать рук от язв, сделанных гвоздями, и чтобы Распятый, упавши со Креста, не ушел. По уверению хирургов, ладони рук так крепки, что и будучи прибиты гвоздями, они в состоянии сдержать на себе всякое тело, пока оно живо, или, умерши, еще не начало гнить, и чем ближе к кисти проходит гвоздь, тем надежнее на них висение. Это видно между прочим и из того, что некоторые апостолы и мученики были прибиты ко кресту вниз головою — и однако же висели без опасности оторваться от креста. Если в таких случаях ноги могли сдержать на себе все тело, то отчего же не могли руки, когда они, по уверению тех же хирургов, нисколько не слабее ног? Притом известно, что мученики висели иногда на одних волосах; то же известно об Авессаломе. Римские воины, упражнявшиеся раньше в распинании других, конечно, знали по опыту, что тело, висящее на кресте, не может разорвать рук, проколотых гвоздями, и потому для этой цели подножие считали, без сомнения, вещью ненужною; вся забота их здесь состояла в том, чтобы поскорее исполнить приказание начальника и повесить какого-нибудь раба, злодея или возмутителя общественного спокойствия. Заботиться о подножии, вещи совершенно ненужной, что за нужда?
Теперь решим вопрос о том, было ли подножие на Кресте Господа Нашего? Отвечаем так же, как и прежде, — не было. Христос Спаситель распят римскими воинами, конечно, с соблюдением употреблявшихся при этом у римлян обычаев, как мы видели это выше. Значит, и Крест Его был тоже римский, а как римские кресты не имели подножий, то и Крест Христов был также без подножия. И свв. евангелисты, говоря о распятии Господа на кресте, вовсе не упоминают о подножии, хотя о титле говорят в весьма ясных словах. Далее, ни один из свв. отцов первых веков (до VII века), говоривших о форме Креста и перечислявших его части, не говорит о подножии ни слова. У одного писателя VII века — Григория, епископа Турского (в Галлии), встречается свидетельство о подножии на Кресте Спасителя; но сам же Григорий, кроме того, что свидетельство о подножии приводит по собственному соображению, изменяет себе, говоря, что на древних изображениях Креста ноги Иисуса Христа представляются висящими, а не стоящими. Но что это за свидетельство, которое, говоря о подножии, само же опровергает себя? Между тем, если бы подножие действительно было на Кресте, то о нем непременно упомянули бы и евангелисты, и отцы и писатели Церкви, описывавшие вид Креста: подножие, как место Пречистых ног Господа, пробитое вместе с ними гвоздями, орошенное Кровию Владычнею, было бы известно так же, как и самый Крест, так как и оно вместе с Крестом составляло бы драгоценное для христиан сокровище. Между тем свв. евангелисты и отцы и учители Церкви, не говоря о нем, говорят о неважной принадлежности Креста — титле. Притом, если бы подножие на Кресте было, то оно навсегда и осталось бы с ним, так как, по всей вероятности, оно прибито было ко Кресту столь же крепко, как и тот поперечник, к которому пригвождены были руки: оно должно было поддерживать на себе тяжесть тела, и как сохранился тот поперечник, так сохранилось бы и оно; однако ж при обретении Креста подножия не оказалось, тогда как титла, которая, вероятно, была прибита ко Кресту слегка (положена, как выражаются свв. евангелисты), найдена была в особом месте.
По всей вероятности, подножие начали изображать на крестах со времени того Галликанского епископа, который, как мы видели, передает мнимое свидетельство о подножии, — то есть — с VII века, хотя, конечно, этот обычай и после не всюду распространился[60]. И с этих пор до самых позднейших веков кресты делались и изображались большею частью без подножий; таковы и гораздо прежде и после были все кресты на храмах Божиих, на священных и мирских лицах (кресты наперсные (εγκολπίον) и носильные крестики), одеждах и сосудах, на царских коронах, как все это увидим ниже; а на тех крестах, на которых делалось подножие, вместе с ним всегда непременно было изображаемо Распятие Господа (с VII века), и без Распятия никогда и нигде до самого позднего времени этого подножия ни делали, ни изображали. Это доказывается крестами, о которых мы сейчас упомянули. Притом, когда писали на кресте подножие, его никогда не делали косым, чего хотят наши мнимые старообрядцы, а в виде бруса или площадки, несколько отвесных, так что ноги свободно, ровно и твердо стояли на нем[61]. Вероятность мнения, что подножия начали изображать со времени Григория Турского, не раньше, подтверждает следующее обстоятельство. В Западной Церкви хранятся два вещественных памятника св. креста, принадлежащих VIII веку и составлявших собственность Карла Великого, из которых у одного уже есть подножие, а у другого — нет, хотя оба — с Распятием Христа. Древнейший крест, приписываемый св. Никодиму, — без подножия. Этот крест, о котором у нас будет речь впереди, очевидно, относится к глубокой древности и служит безмолвным свидетелем того, что в первые века нашей эры не было предания о существовании на Кресте Христовом подножия.
Когда начали изображать косые подножия на крестах? Древнейшие памятники креста — греческие, римские и др. ничего не представляют в этом роде, — значит, косое подножие есть произведение самого позднего времени, притом — наше русское. Определяя приблизительно время его появления, мы можем с вероятностью полагать, что этим временем был XV или XVI век[62] — время крайнего невежества в нашем отечестве и появления многих, иногда самых нелепых и вздорных сказаний и историй, касающихся предметов веры и Церкви. В самом деле, когда читаешь мудрование наших так называемых старообрядцев о том, что означало это положение на Кресте с косым подножием нашего Господа, Который «одну ногу десную облегчи того ради, да облегчатся греси верующих в Него и во второе пришествие возмут-ся горе в сретение Его, а шуюю того ради отягчи, подножию долу понизшу-ся, да не верующие в Него отягчатся и снидут во ад»[63], — тогда невольно вспоминалось это множество вымышленных сказаний и повестей, для которых было так плодовито темное воображение наших предков[64]. Конечно, такое мудрование не содержало в себе ничего противного истинной вере, но ничто не может поручиться за его истину, и оно вредно уже тем, что сильно отзывается новизною и самонадеянною и бесстыдною удалью объяснять по-своему то, чего никто из отцов и учителей Церкви не объяснял. Да и кому нужно было делать косое подножие на Кресте Спасителя, когда оно так неудобно, нелепо и не достигает своей цели? Воинам? Но они делали только то, что обыкновенно было в этом случае во всякое другое время, — и если бы, предположим, непременно требовалось подножие, то они подложили бы под ноги более соответствующее цели, а не наше косое. Или сам Спаситель выразил волю Свою, чтобы ноги Его пригвоздили на косом подножии? Но кроме того, что это нелепо (Господь ни в чем не пререкал: Он дал полный простор буйной воле Его врагов), кто из воинов послушался бы Его и осмелился сделать то, чего на других крестах никогда не бывало? Да и можно ли было ожидать этого от таких воинов, каков, например, был тот, который, как бы в отмщение за то, что Господу не перебили голеней, подобно разбойникам, был настолько жесток и бесчувствен, что ни мало не думая поднес копье и пронзил Его бок? Чего доброго можно было ожидать от подобных людей?[65]
Кроме всего этого, надобно поставить мнимым старообрядцам на вид то, как мы почти уже доказали, что на Кресте Христовом не было никакого подножия, не только косого, но и прямого. Последнее доказательство в пользу этого основывается на следующем соображении. В описании последующих обстоятельств распятия Господня евангелист Лука между прочим говорит: «Един же от обешеною злодею хуляше Его», т. е. говорит о висении на кресте разбойника, хулившего Господа, а известно, что и Господь, и другой разбойник, благоразумный, были распяты одинаково со злым разбойником, следовательно, и Господь также был повешен, т. е. был в висячем положении на Кресте, а отнюдь не в стоячем. Но как же сказать, что Он висел на Кресте, если сказано в Писании: «Дадим подножие под ноги Его»? Всякий согласится, что подножие для того и существует, потому так и называется, что на нем стоят или утверждаются ноги, и кто стоит на подножии, тот не висит.
Что значат слова: висит, повешен на кресте? Конечно, то, что человек, прибитый ко кресту ладонями рук и стопами ног, всеми остальными частями своего тела висит, т. е. в отвесном положении тяготеет к земле. Говорим: в отвесном положении — потому, что когда ноги прибиты ко кресту стопами, тогда в коленах по необходимости делается сгиб и таким образом тело представляется висящим в собственном смысле. Из всего этого следует заключить, что на Кресте Господнем не было не только подножия, но и седалища, о котором упоминает Сенека и даже некоторые из отцов первых веков. Стояние на подножии так несовместимо с висением, что уж если ноги поставлены на подножие, то вместе с тем треть тела и опирается именно на подножие, и в таком случае тело не висит, а стоит на подножии.
Кроме евангелистов, во многих церковных песнях и канонах говорится также, что Христос Спаситель висел на кресте, например, в службах на Великий Пяток.
Решим теперь последний вопрос: не нужно ли было подножие собственно на Кресте нашего Спасителя, т. е. не нуждался ли Он по причине крайнего, предшествовавшего распятию, изнеможения и совершенного изнурения сил?
На это тоже нельзя отвечать иначе, как только так, что для Спасителя, несмотря на изнурение Его сил. подножие не было необходимо. От ослабления телесных сил, по свидетельству хирургов, не делается слабее жилистая материя рук, — она делается даже крепче по мере того, как душа оставляет тело, и жилы мертвого тела — самые крепкие. Этим объясняется то обстоятельство, почему так часто во время гонений секли христиан жилами животных. По своему жилистому, мускулистому и костлявому существу руки во всяком случае достаточно сильны и крепки для того, чтобы держать на себе висящее тело. В заключение скажем: если бы вообще человеческие руки были так слабы, если бы подножие было действительно нужно, то ужели, в продолжение XVIII века, анатомы и хирурги не заметили бы такой несообразности в изображении Распятий с действительностью и не посоветовали бы живописцам, плотникам, статуйщикам и самим священнослужителям, которые заведывают этим, устранить такую несообразность — делать непременно подножие, именно по той причине, что тело не может висеть на одних руках? Однако же большая часть древнейших и новых Распятий на крестах не имеют подножий и никто никому не замечал, что это — неправильно или нелепо.
Определив, сколько было возможно, на основании достоверных свидетельств, вид того первоначального Креста, на котором распят был Господь наш, и сказав, что представлялось нужным, о титле и подножии на кресте, скажем теперь, кстати, несколько слов и о том, из какого дерева сделан был этот первый Честной Крест и что случилось с ним по снятии с него Пречистого Тела.
По достоверным известиям древних римских писателей, крест, который большей частью носил на себе презрительное имя «несчастного древа» (arbor infelix), всегда делаем был из дерев так называемых несчастных и проклятых (arbores infelices damnataeque religione), но никогда из дерев лучших, которые большею частью у римлян посвящены были богам (например, дуб — Юпитеру, лавр — Аполлону, олива — Минерве, мирт — Венере, тополь — Геркулесу) или употреблялись на делание кумиров (например, дерева: кедровое, виноградное и др.). Из дерева, приносимого в дары богам, сделать крест — позорное орудие смерти — значило, по мнению язычника, оскорбить богов. К числу таких несчастных дерев относились некоторые дерева бесплодные, дикие, колючие. По всей вероятности, на одном из этих, проклятых в народном мнении, дерев пострадал и Спаситель наш. Из евангельской истории мы знаем, что воины, на распоряжение которых отдал Пилат Иисуса Христа для того, чтобы, в удовлетворение народу, больше обесславить Господа и наругаться над Ним, сплели Ему и возложили на Его главу, быть может, по обычаю римских царей, которые, как видно на монетах, носили на голове лавровые венки, не лавровый или дубовый или какой-нибудь другой бывший в употреблении венок, а терновый, как венок из такого деревца, которое по своей колючести и бесплодию почиталось презренным. Если они поступили так в этом случае, то почему бы им было сделать иначе в избрании древа для самого Креста? И там, и здесь у римских воинов и у иудеев была, конечно, одна цель, с исключением всякой другой: бесславие и страдание приговоренного к крестной казни; следовательно, если венок на главе Спасителя сделан был из терния, вместо дуба или лавра, как было обыкновенно, то отчего бы им нужно было самый Крест делать из хорошего дерева, а не из худого и презренного? Притом, если бы на Крест Господа было употреблено дерево не обыкновенное, если бы при выборе его случилось что-либо особенное, то свв. евангелисты не оставили бы этого без замечания, так, как, например, они заметили, что тело Христа Спасителя положено было в новом гробе. Не говорим уже о том, что римские воины не имели со своей стороны побуждений употребить особенное, лучшее дерево для Креста Господня. По какой-то непонятной причине они были слишком ожесточены против Спасителя: говорили Ему насмешливые приветствия, били по главе тростию, плевали Ему в лице и, становясь пред Ним на колена, кланялись Ему. Чего же хорошего можно было ожидать от них? Когда Спаситель был приговорен ко кресту, как преступник, большинство бывшего при распятии народа смотрели на Него также неблагоприятно: не много избранных было тут, которые или от души верили, или только догадывались, что это — не обыкновенный человек, а Сын Божий; самая же большая часть видела в Нем обыкновенного человека, — и именно преступника, достойного позорной казни. Из обстоятельств, последующих за распятием, видно, что даже мимохо-дящие путем голгофским дерзко насмехались над Спасителем, кивая головами. Висящие со Христом разбойники, кажется, едва ли не были оставлены без внимания неистовым народом; может быть, он высказывал даже чувство жалости к ним. Главное же внимание всех было устремлено на Того, Кто висел на кресте среднем, так что даже «един от обешеного злодею» вместе с народом хулил Спасителя. Можно ли поэтому даже думать, что на крест такого презренного, по мнению воинов и народа, человека употреблено было особенное, лучшее сравнительно с другими дерево? Судя по непомерной злобе и ожесточению иудеев, которые, конечно, поджигали свежими клеветами и воинов, скорее и с большею основательностью можно спросить, не употребили ли они на Крест Господа самого проклятого, так сказать, дерева, если только оно было, — самого худшего и презренного? Действительно, он сделан был из презренного дерева, из такого, из какого сделаны были и кресты распятых со Христом злодеев. Это подтверждается историей обретения Креста Господня и свидетельством св. Григория Нисского, который, в свою очередь, основывает его на всеобщем мнении народа.
По обретении Креста Господня вместе с двумя крестами распятых со Христом злодеев первый, без чудесного указания Божия, не мог быть отличен от последних[66]. Это обстоятельство заставляет думать, что или Крест Спасителя сделан был из таких же дерев, из каких обыкновенно делаемы были кресты злодеев, или на кресты распятых со Христом злодеев употреблены такие же лучших родов дерева, какие желают видеть в составе Креста Господня наши мнимые старообрядцы (о чем речь будет в конце). Но последнее невозможно по обычаям римлян, а первое, по этому самому, оставаясь верным, подтверждается еще тем. что обретенный Крест Христов в глазах очевидцев не имел тех качеств в физическом отношении, какие усматривают в нем люди позднейшего времени. Христиане IV века видели сами и во услышание всех возвещали, что древо, входящее в состав Креста Господня, принадлежит именно к таким родам дерев, которые во мнении людей почитаются достойными презрения. Немногие, правда, из отцов IV века передают нам такое мнение своих современников о древе Креста Господня, но тем не менее это достоверно. Григорий Нисский, на основании всеобщего, дошедшего до него слуха, не сомневаясь, относит Животворящее Древо Креста Господня к древам презренным. «Обращая внимание, — говорит он. — на многие из предметов церковных, хотя презренным видишь в них то. что подлежит взору, но между тем велико то, что они производят... И древо Креста Господня всем человекам спасительно, несмотря на то, что есть часть, как я слышу, древа презренного и многих бесчестнейшего»[67]. Одно это свидетельство знаменитого богослова и отца Церкви IV века, по всей справедливости, заслуживает полного доверия.
Что касается судьбы самого Креста Христова, после того как Иосиф Аримафейский снял с него Пречистое Тело Христа Спасителя, то из иудейского предания известно, что все орудия, которыми нанесена была смерть виновному, зарывались обыкновенно в земле на месте казни. Такое предание сохранил Моисей Кордубский, знаменитейший между иудеями раввин, в обширном творении своем — «Manus fortis» (Рука храброго), в трактате Sanhedrin (гл. 15, ст. IX) и в комментарии на «Мизнайот» — древнейшую книгу иудеев, служащую основанием всего их права и предания. Что обыкновенно было с орудиями казни над преступниками, то же самое последовало и с Крестом Господа. Полагаясь на указанное сейчас предание, христиане срыли потом, по повелению равноапостольной царицы Елены (как об этом будет сказано ниже), с места казни Господа на Голгофе большую толщу земли (насыпанную здесь с намерением) и нашли здесь то, что искали. Приступаем теперь к описанию, по возможности краткому, но порядку времени, древнейших памятников креста, сделанных каким бы то ни было образом и сохранившихся до нашего времени в подлинном виде или только в одних снимках, или, наконец, описанных в книгах, начиная с первого века христианского мира до XVII столетия. Мнимые старообрядцы в самых, так сказать, лицах, в самых вещах увидят крест, который все христиане с самого начала до позднейших времен изображали и чтили под именем Креста Христова. Поверят они или нет тому, что мы хотим представить здесь их взорам, — это их дело; но мы сделаем свое дело добросовестно, пред очами Всевидящего Бога, от Которого не утаится никакой обман и никакая ложь.
Для удобнейшего обозрения памятников святого креста и изображений его на протяжении семнадцати веков мы можем разделить не без основания это огромное пространство времени на четыре периода и в каждый период рассматривать эти памятники особо. Именно первую часть, или первый период времени, в судьбе Креста Христова мы ограничим первыми тремя веками, когда первоначально Крест был сокрыт от взоров человеческих в земле, а все кресты, сделанные по подражанию этому Кресту, по причине гонений, были редки в тогдашнем христианском мире.
Вторая часть должна обнимать собою четвертый христианский век, когда слава Креста Христова просияла, как солнце, когда возник первоначальный Крест Господень, когда самое небо возвестило людям о повсюдной славе его и когда все христиане — цари и подданные, господа и рабы, старцы и дети, мужи и жены — начали делать и изображать везде кресты, так что крестами наполнилась едва не вся вселенная. Третья часть будет обнимать время с V до XI века, т. е. до того времени, когда памятники креста и изображения его можно уже встречать между нашими русскими древностями. Наконец, четвертый период продолжается от XI до XV века или почти до времени патриарха Никона, современники которого, по мнению мнимых старообрядцев, ввели двучастный крест, а крест истинный, т. е. восьмиконечный, оставили.
В первые три христианские века Святая Церковь была под тяжким гнетом гонений, укрепляясь и процветая внутренне, она в то же время была подавлена в своем внешнем виде: в богослужении и в обрядах веры. Поэтому при тесных внешних обстоятельствах не могла вполне развиться внешняя церковная жизнь: христиане должны были совершать свое церковное богослужение или ночью, или только перед рассветом, в известных домах, иногда в подземельях. Постоянно укрываясь от преследований язычников, они, естественно, все имели только при себе, а потому, между прочим, и крест Христов — предмет христианского почитания — в своем вещественном виде не был так часто употребляем, как это было впоследствии, три века спустя. Крест Господень был в земле, — и для других крестов, как христианской святыни, также почти не было места на земле: они все еще были предметом гонений со стороны язычников вместе с последователями Распятого. Оттого все почти памятники креста и его изображения сохранились от первых трех веков только в римских подземельях, где христиане большею частью принуждены были укрываться от гонений.