Фамильные портреты
Сэръ Питтъ Кроли былъ, въ нѣкоторомъ смыслѣ, философъ-циникъ, до страсти любившій жизнь на низшихъ ступеняхъ ея развитія въ общественномъ быту. Безъискусственная простота и отсутствіе джентльменской чопорности были существенными чертами въ философической натурѣ владѣльца «Королевиной усадьбы». Сперва, мы уже сказали, баронетъ женатъ былъ на дочери благородного лорда Бинки; но этотъ бракъ былъ устроенъ покойными его родителями, вовлечонными въ заблужденіе любовію къ сыну. По кончинѣ леди Кроли, баронетъ избралъ себѣ въ супруги миссъ Розу Досонъ, дочь мистера Джона Томаса Досона, почтенного негоціанта изъ Модбери, торговавшаго желѣзомъ на великобританскихъ рынкахъ.
И какъ была счастлива Роза Досонъ, когда судьба такимъ образомъ непредвидѣнно возвела ее на степегь миледи Кроли? Мы обязаны исчислить по порядку всѣ статьи ея супружеского блаженства.
Вопервыхъ, по вступленіи въ бракъ, Роза Досонъ принуждена была забыть черноглазого юношу, Питера Бутта, привязанного къ ней съ дѣтскихъ лѣтъ цѣпями нѣжнѣйшей дружбы, и теперь этотъ юноша, истомленный грустью и отчаяньемъ, пустился добывать дичь въ чужихъ лѣсахъ, и побратался съ отъявленными контрабандистами, испортившими въ конецъ его молодую и свѣжую натуру. Потомъ, какъ и водится, прелестная Роза перессорилась со всѣми пріятельницами и подругами своей юности, которыхъ, разумѣется, ей нельзя же было принимать на «Королевиной усадьбѣ«въ качествѣ миледи Кроли. Новыхъ друзей у нея не было, да и гдѣ могла отыскать ихъ бывшая купеческая дочка? Кто захотѣлъ бы теперь заключить съ нею дружественную связь? Три взрослыя дочери сэра Гуддельстона-Фуддельстона, сами нѣкогда питали сладчайшую надежду на титулъ миледи Кроли, и теперь, какъ онѣ говорили, имъ естественно было презирать ворону въ павлиньихъ перьяхъ. Семейство сэра Джильса Вапсгота тоже, съ своей стороны, глубоко оскорбилось этимъ предпочтеніемъ купеческой дочки, потому-что старшая миссъ Вапсготъ не могла уже сдѣлаться супругой баронета. Впрочемъ, всѣ вообще великіе и мелкіе помѣщики этого графства, каждый по своему, были чрезвычайно недовольны тѣмъ, что собратъ ихь унизилъ свое достоинство неравнымъ бракомъ.
«А чортъ ихъ побери! думалъ про себя сэръ Питтъ, пусть ихъ ворчатъ, сколько имъ угодно. Знать ихъ не хочу!»
И на этомъ основаніи сэръ Питтъ Кроли, вполнѣ довольный супружсскимъ блаженствомъ, напивался каждый вечеръ съ буфетчикомъ Горроксомъ, и колотилъ иногда, для препровожденія времени, свою прелестную миледи. Во время парламентскихъ засѣданій, онъ обыкновенно ѣздилъ въ Лондонъ, оставляя супругу на «Королевигой усадьбѣ«, гдѣ жила она одна, безъ друзей и даже безъ знакомыхъ. Прадѣдовскій замокъ господъ Кроли былъ для нея тюрьмою въ буквальномъ смыслѣ слова. Даже мистриссъ Бьютъ Кроли, жена баронетова брата, пасторша, отказалась наотрѣзъ дѣлать визиты своей невѣеткѣ, потому, говорила она, что дочь какого-нибудь торгаша, заносчивая выскочка, не имѣетъ никакихъ правъ на ея родственную любовь.
Розовыя щочки и бѣлая кожа были, собственно говоря, единственными талантами, которыми судьба надѣлила прелестную миледи Кроли. Не получивъ ни малѣйшого образованія, необходимого для свѣтской дамы высшого круга, она не имѣла той нравственной энергіи и душевной силы, которая такъ часто выпадаетъ на долю самыхъ простыхъ и даже глуповатыхъ женщинъ. Слабая и безхарактерная, она не могла надолго внушить къ себѣ привязанность сэра Питта. Послѣ рожденія двухъ дѣтей, дѣвственная ея свѣжесть исчезла, розы увяли на ея щекахъ, и она сдѣлалась простою машиною въ домѣ своего супруга, столько же безполезною, какъ старое фортепьяно покойной леди Кроли. Въ своемъ туалетѣ она любила свѣтло-яркіе цвѣта, какъ и всѣ блондинки, и носила преимущественно шерстяныя небесно-голубыя платья, сшитыя, впрочемъ, безъ всякихъ притязаній на современную моду. Цѣлый день и большую часть вечера она сама занималась шитьемъ, и почти не выпускала иголки изъ рукъ. Въ два, три года супружеской жизни, ей удалось приготовить стеганыя одѣяла для всѣхъ постелей на «Королевиной усадьбѣ«, и даже наколочки для подушекъ были ея собственной работы. Такая дѣятельность приходилась какъ нельзя больше по вкусу философа-баронета. Былъ у ней цвѣтникъ, хорошій цвѣтникъ, снабжонный всѣми растеніями англійской флоры, и она любила его нѣжно; но кромѣ цвѣтника, миледи Кроли не имѣла никакихъ предметовъ нѣжной привязанности или антипатіи. Какъ-скоро мужъ обходился съ нею круто, она погружалась въ апатическое состояще, равное летаргическому сну. Нерѣдко бродила она, охая и стоная, изъ одной комнаты въ другую, въ папильоткахъ и дырявыхъ башмакахъ.
О базаръ, базаръ житейской суеты! Такая ли судьба ожидала тебя, прелестная миссъ Роза? Питеръ Буттъ и его счастливая супруга могли бы свой вѣкъ прожить спокойно въ своей уютной фермѣ, среди кучи розовыхъ дѣтей, окружонныхъ заботливостью любящихъ родителей, и были бы у имхъ свой мечты, надежды, свои удовольствія и радости, растворяемыя по временамъ тихой грустью. Но увы! великолѣпная карета и четверка вороныхъ предпочитаются тихой, семейной жизни на базарѣ житейской суеты, и вы промѣняли, прелестная миссъ Роза, семейное счастье на блестящія игрушки! еслибъ какой-нибудь Синей-Бородѣ нашего времени понадобилась десятая жена, неужели, думаете вы; онъ не отыскалъ бы для себя красавицы-невѣсты въ семействѣ какого-нибудь глупого купца?..
Роза и Фіалка, какъ само-собою разумѣется, не имѣли особенной привязанности къ своей мам а, постояшю грустной, задумчивой и скучной; но онѣ были совершенно счастливы на кухнѣ и въ конющнѣ, между домашней челядью. Къ счастью, у садовника, Шотландца, было хорошее семейство, и малютки миледи Кроли не могли испортить своей нравственности между ихъ дѣтьми. Этимъ и ограничивалось воспитаніе Розы и Фіалки, до прибытія на «Королевину усадьбу» гувернантки.
Миссъ Ребекку Шарпъ ангажировали сюда по милости старшого сына баронета, мистера Питта Кроли, который уже давго твердилъ своему отцу о необходимости довершить умственное и нравственное образованіе малютокъ подъ руководствомъ опытной наставницы, знакомой съ современнымъ ходомъ искусствъ и наукъ. Мистеръ Питтъ былъ единственнымъ покровителемъ и другомъ леди Кроли, и единственнымъ человѣкомъ, къ которому, послѣ своихъ дѣтей, она питала въ душѣ чувство, похожее на искреннюю привязанность. Онъ гордился своимъ происхожденіемъ, съ матерней стороны, отъ лордовъ Бинки, и велъ себя, во всѣхъ отношеніяхъ, какъ истинный джентльменъ знаменитой породы. По возвращеніи изъ школы, онъ былъ уже взрослымъ, совершеннолѣтнимъ мужчиной степенной наружности, и принялъ на себя обязанность хозяйничать самовластно въ домѣ своего отца, возъимѣвшаго къ нему высокое почтеніе. Первымъ его дѣломъ было возстановить на «Королевиной усадьбѣ«ослабѣвшій духъ прадѣдовской дисциплины. Его наклонности и вкусы приняли самый утончонный характеръ, и онъ готовъ былъ скорѣе погибнуть голодной смертью, чѣмъ сѣсть за столъ, накрытый скатертью не бѣлѣе снѣга. Разъ, лишь только онъ вышолъ изъ школы, буфетчикъ Горроксъ осмѣлился подать ему письмо, не положивъ его предварительно на серебряный подносъ; мистеръ Питтъ бросилъ на неосторожного слугу такой юпитеровскій взглядъ, мистеръ Горроксъ съ этой поры началъ дрожать передъ нимъ, какъ осиновый листъ.
Весь домъ, безъ малѣйшихъ исключеній, благоговѣлъ передъ мистеромъ Питтомъ. Леди Кроли не смѣла, въ его присутствіи, бродить въ папильоткахъ, и вообще обращала тщательное вниманіе на свою наружность. Старые штиблеты сэра Питта исчезли въ присутствіи сына, и онъ старался, по-возможности, освободиться отъ своихъ плебейскихъ привычекъ. Избѣгая сыновнихъ выговоровъ и упрековъ, онъ пилъ ромъ и водку втихомолку, подвечеръ и въ такой комнатѣ, куда не простирался непосредственный надзоръ мистера Питта. Въ обращеніи съ прислугой онъ принужденъ былъ соблюдать джеигльменскую важность.
По приказанію Питта, буфетчикъ каждый день, за полчаса до обѣда, долженъ былъ являться въ комнату леди Кроли въ бѣлыхъ перчаткахъ, и докладывать такимъ образомъ:
— Млледи, столъ накрытъ.
Затѣмъ, черезъ нѣсколько минутъ, мистеръ Питтъ самъ приходилъ къ своей мачихѣ, и учтиво предлагалъ ей руку — вести ее въ столовую. Онъ разговаривалъ съ нею не иначе, какъ со всѣми признаками глубочайшого почтенія, хотя это было очень рѣдко. Какъ-скоро миледи вставала съ мѣста, онъ спѣшилъ отворить ей дверь; и сопровождалъ ея выходъ джентльменскимъ поклономъ.
Въ итоиской коллегіи всѣ и каждый называли Питта красной дѣвушкой, и я долженъ съ прискорбіемъ замѣтить, что младшій братецъ, Родонъ, довольно часто колотилъ миссъ Кроли. Особенныхъ способностей къ какой-нибудь наукѣ въ немъ не оказалось, зато былъ онъ прилеженъ до истощенія послѣднихъ силъ, внимателенъ, послушливъ и аккуратенъ до такой степени, что, въ продолженіе востмилѣтняго курса, его ни раза не сажали въ карцеръ. Рѣдкое, завидное счастье.
Въ Итонѣ каррьера его выяснилась и опредѣлилась. Онъ изучалъ здѣсь ораторовъ древнихъ и новѣйшихъ, и говорилъ безъ умолка на сходкахъ, приготовляя себя такимъ образомъ къ дипломатической службѣ, въ которую послѣ онъ вступилъ подъ высокимъ покровительствомъ своего дѣда, лорда Бинки. Но хотя говорилъ онъ какъ трещетка, и всѣ его рѣчи шпиговались несмѣтнымъ множествомъ латинскихъ цитатъ изъ Цицерона и Сенеки, однакожь не убѣждалъ онъ никого, и каждый съ изумленіемъ видѣлъ, что мистеръ Питтъ, несмотря на необыкновенное искусство въ жестикуляціи, отнюдь не созданъ для ораторской каѳедры. На выпускномъ экзаменѣ онъ не получилъ даже поэтического приза, хотя никто изъ пріятелей его не сомнѣвался, что академическій совѣтъ удостоитъ его этой награды.
По выходѣ изъ школы, онъ сдѣлался частнымъ секретаремъ у лорда Бинки, и потомъ, въ скоромъ времени, его назначили чиновникомъ при посольствѣ въ нѣкій германскій городъ, гдѣ служилъ онъ съ безукоризненною честностью, отправляя повременамъ, въ видѣ димломатической депеши, страсбургскіе пироги къ тогдашнему министру иностранныхъ дѣлъ. Около десяти лѣтъ онъ пробылъ за границой, оплакивая въ послѣдніе годы кончину своего дѣда, незабвенного лорда Бинки; но великобританскій парламентъ, сверхъ всякого ожиданія и расчетовъ, дурно награждалъ его усердіе къ службѣ; и мистеръ Питтъ Кроли, недовольный своей дипломатической каррьерой, возвратился въ отечество, на «Королевину усадьбу», съ тѣмъ, чтобы предаться мирнымъ занятіямъ въ тиши своего уединенного кабинета.
По возвращеніи въ Англію, онъ написалъ учоный политическій памфлетъ (потому-что демонъ честолюбія постоянно мучилъ его душу; и ему хотѣлось, такъ или иначе, рисоваться передъ публикой), и принялъ потомъ дѣятельное участіе въ филантропическомъ вопросѣ относительно Негровъ. Это послѣднее обстоятельство подружило его съ мистеромъ Уильберфорсомъ, и вслѣдъ затѣмъ онъ завязалъ дружескую корреспонденцію съ достопочтеннымъ Мельхіседекомъ Горнблауэромъ, ревностнымъ распространителемъ филантропическихъ идей по ту сторону океана. Весною, въ первыхъ числахъ мая, мистеръ Питтъ, отказавшійся отъ политическихъ преній, регулярно пріѣзжалъ въ Лондонъ, для засѣданія въ обществѣ методистовъ. Въ деревнѣ у себя былъ онъ судьею и дѣятельнымъ ораторомъ въ обществѣ особъ, имѣвшихъ нужду въ методистскихъ бесѣдахъ. Сверхъ того, онъ вступилъ въ дружескую связь со многими дамами, извѣстными въ ту пору учоному міру краснорѣчивыми изліяніями своихъ чувствъ въ созерцательныхъ брошюрахъ. Говорили даже, будто онъ частенько дѣлалъ визиты достопочтенной леди Дженни Шимшенксъ, третьей дочери лорда Саутдауна, у которой была сестрица, леди Эмилія, написавшая нѣсколько умилительныхъ трактатовъ, раздиравшихъ душу и зажигавшихъ сердце.
Миссъ Шарпъ, въ письмѣ къ своей подругѣ; отнюдь не преувеличила той роли, которую мистеръ Питтъ игралъ на «Королевиной усадьбѣ«. Онъ считалъ своей обязанностью наблюдать не только за дѣяніями, но и за помышленіями всей домашней прислуги; и часто буфетчикъ Горроксъ долженъ былъ, въ его присутствіи, расказывать съ умиленнымъ сердцемъ, какъ ведутъ себя мужчины въ отношеніи къ прекрасному полу, и наоборотъ, какъ дѣвичья ведетъ себя въ отношеніи къ лакейской. По вечерамъ, весьма нерѣдко, мистеръ Питтъ сбиралъ вокругъ себя женщинъ и мужчинъ, чтобы, на сонъ грядущій, прочитать имъ нѣсколько страницъ изъ какой-нибудь назидательной книги. Этого мало: мистеръ Питтъ, независимо отъ пастората, устроилъ на «Королевиной усадьбѣ«правильную методистскую сходку, куда, по его мнѣнію, разъ въ недѣлю, долженъ былъ являться сэръ Питтъ Кроли, и выслушивать краснорѣчивыя сентенціи своего сына, которыя обыкновенно погружали отца въ сладкій сонъ. Эти сходки послужили окончательнымъ поводомъ къ разрыву баронета съ пасторской семьею.
Всѣ эти запятія отнюдь не истребляли въ душѣ Питта буйныхъ порывовъ къ политической славѣ. Для блага великобританского народа, онъ настоятельно требовалъ отъ своего отца, чтобы тотъ уступилъ ему въ парламентѣ свое мѣсто; но старикъ, сверхъ всякого ожиданія, обнаружилъ здѣсь необыкновеимую упругость воли. Оба они были слишкомъ умны, чтобы ни съ того ни съ сего отказаться отъ полуторы тысячи годового дохода, который теперь, при растройствѣ фамильныхъ дѣлъ, былъ чрезвычанпо важенъ для «Королевипой усадьбы».
Фамильныя дѣла растроились особенно послѣ того, какъ первый баронетъ, Вальполь Кроли, прокутилъ зпачительную сумму денегъ, которую потомъ «Королевина усадьба» обязана была внести въ казну. Сэръ Вальполь былъ весельчакъ и пройдоха на всѣ руки, «alieni appelons, sui profusus», какъ обыкновенно отзывался о немъ мистеръ Питтъ съ глубокимъ вздохомъ. Онъ занималъ деньги у всѣхъ капиталистовъ, и моталъ ихъ, зажмуря глаза, въ кругу веселыхъ друзей. При жизни его, «Королевина усадьба» была притономъ всѣхъ возможныхъ пьяницъ и отъявленныхъ кутилъ, которые съѣзжались къ баронету со всѣхъ концовъ Гемпшира. Погреба на «Королевиной усадьбѣ«были въ ту пору наполнены сотнями бочекъ съ бургундскимъ, задній дворъ сворами борзыхъ и гончихъ, а на господскихъ конюшняхъ стояли во всякое время десятки верховыхъ скакуновъ для пріѣзжихъ гостей. Теперь потомки этихъ скакуновъ пахали землю, принадлежавшую «.Королевиной усадьбѣ«, или употреблялись въ извозъ для трафальгарскаго дилижанса, на которомъ, между прочимъ, пріѣхала сюда миссъ Шарпъ. Собственно для домашняго употребленія, сэръ Питтъ держалъ четверку вороныхъ, возившихъ его цугомъ къ близкимъ и отдаленнымъ сосѣдямъ графства, потому что, несмотря на рѣшительную наклонность къ цинизму, онъ любилъ этимъ способомъ поддерживать достоинство и древность своего рода, и хотя довольно часто кушалъ онъ баранью требуху, за столомъ его всегда стояли три лакея.
Если бы посредствомъ одной только бережливости можно было наживаться, сэръ Питтъ Кроли, нѣтъ сомнѣнія, давно бы разбогатѣлъ какъ Крезъ; если бы судьба опредѣлила ему быть адвокатомъ въ какомъ-нибудь провинціяльномъ городишкѣ, онъ умѣлъ бы, конечно, искуснымъ образомъ набить свой карманъ, нисколько не очернивъ своей репутаціи дѣлового человѣка. Но, къ несчастью, ему достались въ удѣлъ древнее аристократическое имя и обширное помѣстье: ни то, ни другое, не могло содѣйствовать къ возвышенію сэра Питта. Онъ заразился страстью къ тяжбамъ, и это сутяжничество стоило ему нѣсколькихъ тысячь въ годъ. Чрезмѣрная скупость не позволяла ему вручить своихъ дѣлъ одному повѣренному агенту и, вмѣсто того, управленіемь его помѣстья завѣдывала цѣлая дюжина пройдохъ, которые всѣ обманывали его кругомъ, заботясь только о своемъ карманѣ. Ему жаль было даже сѣмянъ для посѣва, и онъ сыпалъ ихъ на землю жадною рукою, отчего природа отмщала ему каждый годъ, награждая въ то же время обильной жатвой щедрыхъ земледѣльцовъ. Только одни банкроты брали на откупъ его угодья. Онъ любилъ пускаться въ спекуляціи всякого рода: обработывалъ рудники, копалъ каналы, скупалъ акціи, брался содержать почтовыя станціи, вступалъ во всѣ возможные подряды, и былъ вообще самымъ дѣятельнымъ человѣкомъ въ цѣломъ графствѣ.
Но нигдѣ и ни въ чемъ не успѣвалъ сэръ Питтъ Кроли. Была подъ его распоряженіемъ гранитная каменоломня; но такъ какъ онъ не хотѣлъ честнымъ образомъ расплатиться съ своими агентами, то четверо изъ нихъ бѣжали, унеся въ Америку все свое богатство. За недостаткомъ приличныхъ распоряженій, его ломки, гдѣ добывался каменный уголь, наполнились водою; правительство отказалось брать негодные матеріялы изъ его рукъ; что жь касается до его почтовыхъ лошадей, всѣмъ было извѣстно, что онъ шпиговалъ ихъ гнилымъ сѣномъ и соломой, отъ чего бѣдныя клячи падали у него чуть не на каждой миле.
При всемъ томъ, въ общежитіи сэръ Питтъ Кроли былъ прелюбезный человѣкъ, и не было въ немъ ни малѣйшихъ слѣдовъ джентльменской спѣси. Онъ даже предпочиталъ общество какого-нибудь фермера или конского барышника знакомству съ чопорнымъ джентльменомъ, подобнымъ его старшему сыну. Онъ любилъ, что называется, запустить за галстухъ при каждомъ удобномъ случаѣ, отпускалъ простонародныя прибаутки и побранки, и, несмотря на преклонность лѣтъ, ухаживалъ за дочерьми своихъ фермеровъ.
Филантропическими свойствами природа не наградила сэра Питта; онъ въ жизнь свою не сдѣлалъ доброго дѣла, и никто не видалъ никогда, чтобы онъ подалъ нищему какой-нибудь шиллингъ; за то былъ онъ разбитнымъ товарищемъ въ плебейской бесѣдѣ, шутилъ, любезничалъ, смѣялся и подъчасъ бражничалъ напропалую съ какимъ-нибудь арендаторомъ, съ которымъ на другой же день плутовски заключалъ выгодную торговую сдѣлку. Такою же благосклонностью пользовались у него полѣсовщики и браконьеры, если только они стрѣляли дичь не на его собственной землѣ. Насчотъ отношеній его къ прекрасному полу, миссъ Ребекка Шарпъ уже довольно намекнула въ своемъ дружескомъ письмѣ. Словомъ сказать, изъ всѣхъ англійскихъ баронетовъ, это былъ самый эгоистическій старикашка, глупый, хитрый, жадный… Намъ очень больно представлять здѣсь характеристику этого рода; но то неподлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что есть между нашими джентльменами герой съ такою злокачественною натурой. Что жъ дѣлать? — въ семьѣ не безъ урода.
Обстоятельство, доставившее мистеру Питту Кроли огромное нравственное вліяніе надъ своимъ отцомъ, заключалось главнѣйшимъ образомъ въ характерѣ финансовыхъ отношеній между ними. Баронетъ долженъ былъ своему сыну значительную сумму денегъ, взятыхъ имъ изъ приданого матери, и платить этотъ долгъ онъ не находилъ приличнымъ. Вообще замѣтить должно, что сэръ Питтъ Кроли имѣлъ непобѣдимое отвращеніе къ своимъ заимодавцамъ, и только силою закона можно было принудить его къ уплатѣ какого бы то ни было долга. Миссъ Шарпъ расчитала съ математическою вѣрностью (скоро мы увидимъ, что она въ совершенствѣ ознакомилась со всѣми фамильными тайнами «Королевиной усадьбы»), что уплата кредиторамъ могла стоить баронету нѣсколькихъ фунтовъ въ годъ; но онъ и слышать не хотѣлъ о такой, по его мнѣнію, совершенно безполезной тратѣ депегъ. Руководимый мудрою политикой, онъ всего чаще съ глазъ гонялъ неотвязчивыхъ заимодавцовъ, или, въ случаѣ судебного процесса, откладывалъ платежъ отъ одного срока до другого. Онъ отлично умѣлъ пользоваться своимъ положеніемъ, и прекрасно понималъ, что никто не дерзнетъ посадить его въ тюрьму.
— Чортъ ихъ побери! говорилъ сэръ Питтъ, зачѣмъ же я и членъ парламента, если принуждепъ буду всякому олуху платить свои должишки.
О базаръ, базаръ житейской суеты! вотъ предъ нами человѣкъ, который кое-какъ, съ грѣхомъ пополамъ, умѣетъ читать по складамъ, и который едва-ли два, три слова напишетъ безъ грубѣйшихъ орѳографическихъ ошибокъ. Жизнь его переполнена грязными привычками, сутяжничествомъ и мелкими каверзами, въ высшей степени унижающими нравственное достоинство человѣка и гражданина. Нѣтъ у него ни радостей, ни наслажденій, облагороженныхъ эстетическимъ вкусомъ и, однакожь, этотъ человѣкъ живетъ въ странѣ, которая съ гордостью присвоиваетъ себѣ право на титулъ образованнѣйшей націи Европы… Какъ живетъ? Сэръ Питтъ Кроли засѣдаетъ между членами парламента, болтаетъ гугнивымъ языкомъ ораторскія рѣчи, считается столбомъ великобританской конституціи, и ѣздигъ цугомъ въ золотой каретѣ. Великіе люди жмутъ ему руку, и онъ не стыдится корчить изъ себя достоимѣнного дипломата. О Англія! какъ часто на твоей плодотворцой почвѣ несчастные герои въ родѣ Питтовъ Кроли затмѣвали своимъ блескомъ великолѣпныхъ геніевъ искусства и науки!..
Была у этого чудака незамужняя сестрица, получившая въ наслѣдство огромное имѣніе послѣ своей матери, и хотя баронетъ не разъ просилъ у ней эти деньги подъ закладъ, однакожь миссъ Кроли уклонялась отъ этого предложенія, основательно расчитывая, что наличный капиталъ вѣрнѣе всякого заклада. Носился слухъ и всѣ это знали, что миссъ Кроли имѣла намѣреніе раздѣлить свое наслѣдство между младшимъ сыномъ баронета и пасторскою семьей: ей уже приходилось два или три раза выплачивать долги Родона Кроли, когда тотъ учился въ школѣ и кутилъ на дѣйствительной службѣ. Слѣдовательно, миссъ Кроли была предметомъ глубочайшого почтенія, какъ скоро ей приходилось гостить на «Королевиной усадьбѣ«. Иначе и не могло быть; у ея банкира хранился талисманъ, который могъ побѣдоносно и безъ всякихъ исключеній привязывать къ ней всѣ нѣжныя сердца, способныя любить и уважать.
И что за удивительную силу придаетъ старушкѣ этотъ волшебный талисманъ въ желѣзной кассѣ банкира! Съ какою умилительною нѣжностью мы взираемъ на ея недостатки, если она, чего дай Богъ всѣмъ моимъ читателямъ, приходится намъ бабушкой, тетушкой, сестрицой, или чемъ-нибудь въ родѣ седьмой воды на киселѣ! Какая она добрая, великодушная… великій Аллахъ! пусть у нея будутъ оловяные глаза, горбокъ на спинѣ и парикъ на плѣшивой головѣ; мы готовы, пожалуй, назвать ее купидончикомъ, если только у нея карета съ гербомъ и жирный кучеръ на козлахъ. И вотъ уже я вижу, милостивые государи, какъ вы раскланиваетесь въ три погибели, какъ-скоро престарѣлая леди, внимательная къ любви своихъ нѣжныхъ родственниковъ, переступаетъ черезъ порогъ вашей гостиной. Съ какимъ усердіемъ вы знакомите своихъ гостей съ ея великолѣпнымъ положеніемъ на базарѣ житейской суеты!
— Какъ бы я хотѣлъ, говорите вы съ такой откровенностію, которая дѣлаетъ честь вашему сердцу, — какъ бы я хотѣлъ, что бы этотъ вексель въ пять тысячь фунтовъ былъ подписанъ рукою миссъ Мак-Уирртеръ!
— Что жь? можно попросить, отвѣчаетъ ваша супруга.
— Миссъ Мак-Уирртеръ не родственница ли вамъ? спрашиваетъ васъ любознательный гость.
— Она моя тетка, отвѣчаете вы совершенно безпечнымъ тономъ, повертываясь въ своихъ креслахъ.
И это лишь только одинъ простѣйшій эпизодъ изъ того употребленія, какое вы дѣлаете изъ своей тетушки на рынкѣ житейскихъ треволненій. Супруга ваша готова каждую недѣлю препровождать къ ней вещественные знаки невещественныхъ сердечныхъ отношеній, и маленькія дочки ваши работаютъ каждый день, отъ утра до обѣда, приготовляя для своей бабушки расписанныя подушечки, кошельки, корзинки и узорчатыя скамеечки для ея почтенныхъ ногъ. Какой великолѣпный огонь горитъ у васъ въ каминѣ, какъ-скоро миссъ Мак-Уирртеръ навѣщаетъ вашихъ дѣтокъ! Весь вашъ домъ, въ продолженіе ея присутствія, принимаетъ веселую, праздничную наружность, и все дышетъ счастьемъ, довольствомъ, безпримѣрнымъ комфортомъ, какого, въ другія времена, не увидишь у васъ никогда! Вы сами, милостивый государь; забываете про свой ежедневный отдыхъ послѣ обѣда, и радушно изъявляете готовность сыграть въ преферанчикъ съ достопочтеннѣйшею гостьей. И какіе чудные обѣды устроиваются въ эти торжественные дни! Рѣдкая рыба, устрицы первого сорта и ост-индская мадера ни почемъ, хотя въ другое время не бываетъ за вашимъ столомъ и скромного медока. Даже кухонный комитетъ принимаетъ дѣятельное участіе въ общемъ благополучіи: люди ваши угощаются шотландскимъ пивомъ первого сорта, потому-что за столомъ засѣдаетъ съ ними жирный кучеръ миссъ Мак-Уирртеръ; въ дѣтской почтенная компанія пьетъ отличный чай, не щадя ни сахара, ни сливокъ, потому-что горничная миссъ Мак-Уирртеръ раздѣляетъ трапезу съ вашей нянькой.
Такъ ли это, милостивые государи? Я обращаюсь собственно къ среднимъ сословіямъ Трехъ Соединенныхъ Королевствъ, и взываю… Великій Боже! Да я сошелъ бы съ ума отъ радости, если бы вдругъ благосклонная судьба ниспослала мнѣ старую незамужнюю тетку, разъѣзжающую на бѣлыхъ лошадяхъ въ золотой каретѣ съ гербомъ! О, для такого торжественнаго случая, я самъ бы, на старости лѣтъ, принялся вышивать по канвѣ скамеечки и туфли для ея костлявыхъ ножекъ, а Юлію и всѣхъ своихъ дѣтей заставилъ бы сочинять для нея альнаскарскіе обѣды изъ Тысячи и Одной Ночи! Сладкія, сладкія видѣнія! Глупыя, глупыя мечты! Прескверный сонъ!