Кептенъ Доббинъ купилъ фортепьяно
Бываютъ на базарѣ житейской суеты такія чудныя выставки, гдѣ сатира и элегія путешествуютъ вмѣстѣ, рука объ руку, встрѣчая на каждомъ шагу поразительные контрасты смѣха и слезъ, гдѣ вы, мой возлюбленный читатель, можете, если угодно, приходить въ трогательное умиленіе или хохотать до-упаду, не подвергаясь опасности обратить на себя вниманіе равнодушной толпы. Къ числу такихъ выставокъ принадлежатъ особенно тѣ публичныя собранія, о которыхъ газета «Times» каждый день извѣщаетъ на своей послѣдней страницѣ, и которыми еще такъ недавно управлялъ съ превыспреннимъ достоинствомъ покойный мистеръ Джорджъ Робинсъ. Немногіе — да, я знаю — весьма немногіе изъ жителей Лондона не присутствовали на этихъ интересныхъ митингахъ, вызывающихъ на размышленіе каждую чувствительную душу. Были на нихъ и вы, мой читатель, и, вѣроятно, такъ же какъ я, думали иной разъ съ нервической дрожью, что вотъ, дескать, быть можетъ, дойдетъ очередь и до меня, когда неутомимый господинъ Moлотковъ, вѣрный предписанной инструкціи, будетъ рекомендовать благородному соревнованію почтенной публики мою библіотеку, мебель, посуду, гардеробъ и отборную коллекцію отечественныхъ и заграничныхъ книгъ. Увы!
Вы не сыщете на цѣломъ рынкѣ житейскихъ треволненій такого закоренѣлого эгоиста, который мотъ бы оставаться совершенно безчувственнымъ при взглядѣ на эту грязную сторону послѣднихъ почестей, воздаваемыхъ усошпему другу. Умеръ милордъ Лукуллъ, и бренные его останки покоятся въ могильномъ склепѣ: монументный художникъ вырѣзываетъ на памятникѣ эпитафію съ правдивымъ исчисленіемъ добродѣтелей покойника и краснорѣчивымъ изображеніемъ скорби въ душѣ наслѣдника, владѣльца всѣхъ его сокровищъ. Какой гость за столомъ Лукулла можетъ теперь, безъ сердечнаго сокрушенія, проходить мимо этого знакомого дома! Вѣдь вотъ еще такъ недавно горѣли здѣсь цѣлыя сотни свѣчь, чуть ли не каждый день съ семи часовъ вечера парадныя двери отворялись настежь, и лишь-только начинали вы всходить по ступенямъ комфортэбльной лѣстницы, ливрейные лакеи звучно провозглашали ваше имя изъ одной комнаты въ другую до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, не долетало оно до мраморного апартамента, гдѣ веселый старичокъ Лукуллъ принималъ своихъ друзей.
И что это за общество собиралось въ домѣ милорда Лукулла! У него было несмѣтное множество друзей, и всѣ они имѣли, такъ сказать, кратчайшій доступъ къ его сердцу. Суровые и кислые за дверью, они были, однакожь, всѣ до одного чрезвычайно остроумны въ этомъ мѣстѣ, и еслибъ видѣли вы, какъ любезничали здѣсь между собою многіе почтеннѣйшіе джентльмены, которые ненавидѣли другъ друга насмерть и еще недавно перебранились самымъ площаднымъ образомъ! Милордъ Лукуллъ былъ немножко обжорливъ; но чего, съ такими поварами, не могъ переварить его джентльменскій желудокъ? Случалось, повременамъ, онъ бывалъ довольно скученъ; но кого не могло развеселить такое чудное вино, изобрѣтенное для оживленія модной бесѣды?
— Думайте, что хотите, а я непремѣнно добуду, для собственнаго употребленія, дюжины двѣ бургундскаго изъ погребовъ этого туза, говоритъ синьйоръ Пинчеръ, одинъ изъ его траурныхъ друзей, закуривая сигару въ своемъ клубѣ. Вотъ мнѣ ужь удалось пріобрѣсть изъ его вещей этотъ миньятюрчикъ — помните? портретъ любовницы знаменитого бандита, котораго сынокъ погибъ на висѣлицѣ!
Затѣмъ интересная бесѣда принимаетъ оживленный характеръ, и закадышные друзья дѣлаютъ вычисленія, скоро ли сынъ покойного милорда промотаетъ свое наслѣдство.
Измѣнился чертогъ Лукулла. Весь фасадъ залѣпленъ объявленіями, гдѣ колоссальными буквами рекомендуются вниманію публики всѣ статьи превосходной домашней мебели новѣйшаго фасона. Изъ оконъ верхняго этажа выставляются богатѣйшіе ковры, служившіе нѣкогда украшеніемъ кабинета и будуаровъ; дюжины носильщиковъ слоняются взадъ и впередъ по грязнымъ лѣстницамъ съ предложеніемъ своихъ услугъ; въ парадной залѣ толпятся и снуютъ грязные гости съ восточными физіономіями, подавая вамъ печатныя карточки, только-что оттиснутыя типографскими станками. Диллетанты и старухи нахлынули толпами въ комнаты верхняго этажа, гдѣ они взапуски передергиваютъ постельныя занавѣсы, взбиваютъ перины и подушки, колотятъ матрацы, роются въ шкафахъ и комодахъ. Предпріимчивые молодые хозяева заглядываютъ въ зеркала и ощупываютъ гардины, желая удостовѣриться, точно ли все это пригодится для ихъ обзаведенія въ новомъ домѣ. И затѣмъ, какой-нибудь шалопай или мѣщанинъ на дворянствѣ будетъ хвастать всю свою жизнь, что такая-то вещица досталась ему послѣ милорда Лукулла.
Между-тѣмъ, господинъ Молотковъ засѣдаетъ въ обѣденныхъ столахъ изъ красного дерева въ столовой нижняго этажа; въ его рукѣ — малотокъ изъ слоновой кости, и онъ вооружонъ всѣми хитростями краснорѣчія, энтузіазма, логики, психологіи, отчаянія. Онъ взываетъ безъ умолка къ почтеннѣйшей публикѣ, подсмѣиваясь иной разъ надъ неуклюжестью мистера Давида, надъ неповоротливостью толстой мистриссъ Моссъ. Онъ умоляетъ, повелѣваетъ, раздуваетъ страсти и горланитъ до тѣхъ поръ, пока молотокъ, представляющій приговоръ судьбы, не опускается внизъ, и вы не переходите къ слѣдующему жребію,
О, Лукуллъ, горемычный Лукуллъ! Кто бы, въ былыя времена, засѣдая за твоимъ роскошнымъ столомъ, нагружоннымъ массивными издѣліями благородныхъ металловъ — кто бы могъ подумать, что всѣ эти блюда, вилки и ножи подчинятся нѣкогда ревущей командѣ неугомоннаго аукціонера!
Аукціонъ продолжался уже давно. Превосходная гостинная мебель лучшихъ мастеровъ, рѣдкія заморскія вина, подобранныя съ отличнымъ вкусомъ знатока, полные и богатые приборы, столовые и чайные, были уже распроданы въ предшествующіе дни. Дюжаны три первосортныхъ бутылокъ купилъ, между-прочимъ, для своего хозяина, отличного знатока по этой части, буфетчикъ пріятеля нашего, Джона Осборна, извѣстнѣйшаго негоціанта и хлѣбосола на Россель-Скверѣ. Молодые маклера изъ Сити скупали нѣкоторыя статьи мсталлическихъ и фарфоровыхъ приборовъ, наиболѣе употребительныхъ въ хозяйствѣ. Оставались для распродажи статьи низшаго калибра, и публика была теперь далеко не такъ многочисленна и фешонэбльна, какъ въ первые дни аукціона. Ораторъ на столѣ разсыпался, между прочимъ, въ похвалахъ картинѣ, которую надлежало отрекомендовать внимательнымъ слушателямъ съ выгоднѣйшей стороны.
— Нумеръ триста-шестьдесятъ-девятый, проревѣлъ господинъ Молотковъ. Портретъ джентльмена на слонѣ. Кто желаетъ пріобрѣсть джентльмена на слонѣ? Подымите картину; Блауменъ, и пусть компанія разсмотритъ хорошенько этотъ нумеръ.
Блѣдный, долговязый мужчина, сидѣвшій на одномъ изъ столовъ съ задумчивымъ лицомъ, не могъ удержаться отъ улыбки, когда выставили на показъ драгоцѣнную картину.
— Блауменъ, поверните слона къ господину капитану, голосилъ мистеръ Молотковъ. Ну, сударь, что прикажете просить за слона?
Но капитанъ оторопѣлъ, смѣшался; покраснѣлъ и отворотилъ свою голову отъ аукціонера. Тотъ продолжалъ:
— Прикажете ли двадцать гиней за сіе произведеніе изящного искусства? — пятнадцать, десять, пять, назначьте свою собственную цѣну. Всадникъ безъ слона стоитъ одинъ пять фунтовъ.
— Удивляюсь, какъ онъ не проломитъ спину этого животного: этакой вѣдъ чудо-богатырь! проговорилъ мистеръ Моссъ, оффиціальный балагуръ, потѣшавшій почтеннѣйшую публику.
Толстый всадникъ на слонѣ былъ въ самомъ дѣлѣ изображонъ въ огромнѣйшихъ размѣрръ. Публика расхохоталась.
— Нѣтъ, сударь, не извольте унижать достоинство этого нумера, сказалъ мистеръ Молотковъ. Милостивые государи, любуйтесь имъ съ философской точки зрѣнія, какъ изящнымъ произведеніемъ искусства. Поза галантерейного животного изображена съ удивительною вѣрностію натурѣ; джентльменъ въ нанковой курткѣ, съ ружьемъ въ рукѣ, скачетъ на охоту за тигромъ; въ отдаленіи, на заднемъ планѣ, банановое дерево и индійская пагода: всѣ эти сюжеты, милостивые государи, обрѣтаются на лицо въ какомъ-нибудь интересномъ мѣстѣ знаменитыхъ ведикобританскихъ владѣній по ту сторону океана. Сколько за этотъ нумеръ? Ну, господа, не задерживайте меня на цѣлыай день.
Кто-то предложилъ пять шиллинговъ, и это опять цробудило вниманіе джентльмена въ военной формѣ. Онъ пристально посмотрѣлъ въ ту сторону, откуда исходило блистательное предложевіе, и увидѣлъ тамъ другого офицера, подъ руку съ молодой леди. Вся эта сцена ихъ, повидимому, очень забавляла, и они купили, наконецъ, интересную картину за полгинеи. Замѣтивъ такимъ образомъ эту юную чету, военный джентльменъ оторопѣлъ еще больше, покраснѣлъ до ушей, и, прикрывшись воротникомъ, совсѣмъ пересталъ дѣлать свои наблюденія. Было ясно, что ему никакъ не хотѣлось встрѣчаться съ юною четой.
Изъ всѣхъ другихъ статей, рекомендуемыхъ господиномъ Молотковымъ соревнованію почтенной публики, мы обратимъ вниманіе только на одинъ предметъ — на маленькое четвероугольное фортепьяно, принесенное изъ комнаты верхняго этажа (большой парадный рояль былъ проданъ наканунѣ). Молодая леди начала пробовать инструментъ съ быстротою опытной руки, и когда, наконецъ, дошла очередь до этой статьи, агентъ ея получилъ приказаніе вступить въ торгъ.
Но тутъ возникла оппозиція. Угрюмый офицеръ пустилъ въ ходъ своего агента изъ еврейской породы, и тотъ выступилъ на сцену противъ другого еврея — агента юной четы, купившей джентльмена на слонѣ. Такимъ образомъ, по поводу маленького фортепьяно, завязалась жаркая борьба, усердно поддерживаемая блистательнымъ краснорѣчіемъ господина Молоткова.
Соперничество продолжалось около четверти часа; агентъ молодой леди пересталъ наддавать цѣну, молотокъ опустился, и аукціонеръ сказалъ:
— За вами, мистеръ Левисъ; идетъ въ двадцати-пяти гинеяхъ.
И командиръ мистера Левиса вступилъ въ законное владѣніе маленькимъ четвероугольнымъ фортепьяно. Совершивъ эту покупку, воинствннный джентльменъ вздохнулъ свободно, какъ-будто тяжолый грузъ свалился съ его плечъ. Юная чета между-тѣмъ обратила пристальное вниманіе на своего счастливого соперника, и вдругъ молодая леди сказала своему кавалеру:
— Послушай, Родонъ, вѣдь это капитанъ Доббинъ.
Думать надобно, что Ребеккѣ не понравилось новое фортепьяно, взятое напрокатъ ея супругомъ, или, быть-можетъ, владѣльцы этого инструмента вытребовали его назадъ, уклонившись отъ дальнѣйшаго кредита. Статься-можетъ и то, что маленькій четвероугольный инструментъ пробудилъ въ ея душѣ какія-нибудь поэтическія воспоминанія, потому-что Ребекка играла на немъ довольно часто въ маленькой гостиной пріятельницы нашей, миссъ Амеліи Седли.
Распродажа производилась въ старомъ домѣ на Россель-Скверѣ, гдѣ мы провели нѣсколько вечеровъ, при началѣ этого достовѣрного разсказа. Старикъ Джонъ Седли разорился. Имя его на королевской биржѣ объявлено несостоятельнымъ: онъ обанкрутился, и коммерческая его дѣятельность прекратилась. Буфетчикъ мистера Осборна купилъ для погребовъ своего господина три дюжины бутылокъ первосортного портвейна. Три молодые маклера, Дель, Спигго и мистеръ Дель изъ Иголочной улицы, сдѣлали складчину для покупки двухъ дюжинъ столовыхъ и десертныхъ ложекъ и ножей, которые тотчасъ же, въ знакъ искренней преданности, были ими препревождены къ доброй мистриссъ Седли, такъ-какъ они хорошо помнили ея прежнюю хлѣбъ-соль и душевно уважали стараго добряка Джона Седли, благосклонного и снисходительного ко всѣмъ молодымъ людямъ, имѣвшиіъ съ нимъ въ бывалые времена постоянныя сношенія на биржѣ. Но зачѣмъ кептенъ Вилльямъ Доббинъ купилъ маленькое четвероугольное фортепьяно, принадлежавшее миссъ Амеліи, этого никто сказать не всостояніи; мы знаемъ только, что самъ капитанъ не игралъ на этомъ инструментѣ, точно такъ же, какъ не умѣлъ онъ плясать на веревочномъ канатѣ. Отсюда и слѣдуетъ, что фортепьяно куплено имъ не для собственного употребленія.
Есть въ лондонскихъ захолустьяхъ, неподалеку отъ фольгемской дороги, многія изящныя улицы съ романтическими сценами, въ родѣ, на примѣръ, аделаидиныхъ виллъ, — гдѣ красуются живописныя хижины на подобіе дѣтскихъ домиковъ младенческой архитектуры, откуда, изъ оконъ первого этажа, вы почти во всякое время непремѣнно увидите множество разнокалиберныхъ головокъ, снабженныхъ, вѣроятно, туловищемъ и ногами; чтобъ комфортэбльно сидѣть въ миньятюрныхъ гостиныхъ. Передъ каждымъ домикомъ непремѣнно палисадникъ, гдѣ, наравнѣ съ маргаритками и незабудками, каждую весну расцвѣтаютъ маленькіе дѣтскіе передники, красные или зеленые сапожки, розовыя шляпки, темно-зеленыя фуражки и другіе сюжеты въ этомъ родѣ, polyandria, polygynia. Здѣсь обитаютъ красота и невинностъ. Отъ ранняго утра до поздней ночи вы услышите здѣсь мелодическіе звуки гармоники или эпинетты; акомпанируемые женскими голосами, увидите дѣтскія пеленки, просушиваемыя на перилахъ, и подъ вечеръ непремѣнно встрѣтите какого-нибудь писаря или конторщика, кюторый возвращается домой изъ Сити, съ блѣднымъ лицомъ и понурою головою.
Въ этомъ-то пріютѣ красоты и невинности, среди аделаидиныхъ виллъ, Anna-Maria Rood, West, обиталъ между прочимъ мистеръ Клеппъ, бывшій конторщикъ господина Джона Седли, и здѣсь-то теперь, въ жилищѣ этого великодушного джентльмена, пріютилъ свою голову несчастный банкротъ, вмѣстѣ съ дочерью и женою.
Джозефъ Седли, когда услышалъ весть о фамильномъ несчастьи, распорядился какъ джентльменъ, вполнѣ вѣрный своему характеру и образу мыслей. Онъ не поѣхалъ въ Лондонъ, но написалъ къ своей матушкѣ письмо съ порученіемъ обращаться къ его столичнымъ агентамъ, какъ-скоро окажется настоятельная нужда въ деньгахъ, что на первый случай, естественнымъ образомъ, спасало его родителей отъ крайней нищеты. Сдѣлавъ такое распоряженіе, добрый Джой продолжалъ жить на хлѣбахъ въ Чельтенгемѣ, ни въ чемъ не ограничивая своихъ нуждъ. Онъ разъѣзжалъ на рысакѣ въ своей прекрасной одноколкѣ, пилъ кларетъ, игралъ въ вистъ; расказывалъ индійскія исторіи, и утѣшалъ себя прелестнымъ обществомъ ирландской вдовицы. Его денежный подарокъ, несмотря на стѣсненныя обстоятельства, произвелъ дорольно слабое впечатлѣніе на сердца почтенныхъ родителей, и Амелія расказывала, что отецъ ея, первый разъ послѣ фамильной грозы, пріободрился только въ тотъ благополучный день, когда они получили отъ молодого маклера большой пакетъ съ серебряными ложками, съ вилками и съ изъявленіемъ глубочайшаго почтенія. Амелія говорила даже, что старичокъ расплакался въ тотъ день какъ ребенокъ и былъ, по этому поводу, гораздо чувствительнѣе своей жены, хотя подарокъ принадлежалъ собственно ея особѣ. Дѣло въ томъ, что Эдуардъ Дель, младшій конторщикъ, купившій на аукціонѣ ложки въ пользу разорившейся фирмы, оказывалъ издавна необыкновенную нѣжность къ миссъ Амеліи, и теперь, несмотря на фамильную грозу, предложилъ ей свою руку. Въ 1820 году онъ женился на миссъ Луизѣ Коттсъ, дачери Гайгема и Коттса, хлѣбныхъ торговцевъ, обогатившихъ своего зятя значительнымъ приданымъ, и теперь живетъ онъ припѣваючи, съ женою и дѣтьми, въ своей прекрасной виллѣ. Но было бы неумѣстно, въ пользу этого джентльмена, дѣлать отступленіе отъ принятого нами плана.
Смѣю надѣяться; что, при нѣкоторомъ знакомствѣ съ джентльменскимъ характеромъ капитана и мистриссъ Кроли, читатель догадается и безъ нашего доклада, что они отнюдь не располагали дѣлать когда бы то ни было визиты въ отдаленную и грязную часть города, на Россель-Скверъ, мѣщанской фамиліи, которая теперь, потерявъ свой капиталъ, утратіла всѣ права на уваженіе порядочныхъ людей, принадлежащихъ къ высшему кругу. Ребекка была изумлена весьма непріятно, когда уелышала, что уютный старый домикъ, гдѣ нѣкогда принимали ее съ такимъ радушіемъ, былъ наводненъ маклерами и оцѣнщиками, предававшими на расхищеніе и публичный позоръ фамильныя сокровища Седли. Черезъ мѣсяцъ послѣ бѣгства, она какъ-то вспомнила о своей подругѣ, и Родонъ, разражаясь добродушнымъ смѣхомъ, выразилъ совершеннѣйшую готовность увидѣться опять съ молодымъ Джорджемъ Осборномъ.
— Это отличный малый, Бекки, сказалъ онъ? мнѣ бы хотѣлось продать ему другую лошадь, Бекки. Да не мѣшало бы сыграть съ нимъ партій десятокъ на бильярдѣ. Джорджъ Осборнъ — преполезный товарищъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ, мистриссъ Кроли — ха; ха, ха!
Изъ этого, однакожь, никакъ не слѣдуетъ, чтобъ Родонъ Крали имѣлъ рѣшительное желаніе обманывать мистера Осборна: онъ хотѣлъ только воспользоваться противъ него своимъ мастерскимъ искуствомъ, что, натурально, въ отношеніи къ своему ближнему, позволяетъ себѣ всякій джентльменъ, играющій въ бильярдъ или карты на базарѣ житейской суеты.
Старая тётка рѣшительно кобенилась. Прошолъ цѣлый мѣсяцъ. Мистеръ Баульсъ доложилъ Родону, что его не приказано принимать; слуги мистера Родона никакими судьбами не могли пробраться въ знакомый домикъ на Парк-Ленѣ: письма его отсылались назадъ нераспечатанными. Миссъ Кроли никуда не выѣзжала, — она была больна — и мистриссъ Бьютъ присутствовала безотлучно при ея постели. Родонъ Кроли и его супруга основательно расчитывали, что нечего ждать добра отъ этого постоянного присутствія мистриссъ Бьютъ.
— Вотъ теперь я начинаю понимать, куда она метила, когда безпрестанно сводила насъ на «Королевиной усадьбѣ«, сказалъ Родонъ Кроли.
— Какая хитрая женщина! отозвалась Ребекка.
— Ну, а мнѣ, провалъ ее возьми; я совсѣмъ не жалѣю, Бекки, проговорилъ капитанъ, еще снѣдаемый любовнымъ пламенемъ къ своей молоденькой женѣ, которая, вмѣсто отвѣта, наградила его жаркимъ поцалуемъ, такъ-какъ сердце ея, дѣйствительно, чувствовало нѣкоторую благодарность къ великодушной довѣренности супруга.
— Какъ жаль, что онъ глупъ, какъ болванъ! думала про себя Ребекка, изъ него было бы можно что-нибудь сдѣлать.
Но она, какъ и слѣдуетъ, вела себя такимъ образомъ, что Родонъ отнюдь не подозрѣвалъ; какое мнѣніе имѣетъ о немъ хорошенькая супруга. Ребекка съ неутомимой благосклонностью слушала всѣ его исторіи относительно конюшни и трактирныхъ похожденій; смѣялась отъ души надъ всѣми его шутками; интересовалась судьбою нѣкоего Джекка Спеттердаша, у которого недавно лошадь вывихнула ногу; принимала живѣйшее участіе въ нѣкоемъ Бобѣ Мартингелѣ, которого недавно схватили въ игорномъ домѣ, и въ Томѣ Сенкбарсѣ, который собирался пустить на скачку своего рысака. Когда онъ приходилъ домой, Ребекка была совершенно счастлива, и когда онъ уходилъ, она умоляла его воротиться какъ можно скорѣе. Когда Родонъ сидѣлъ дома, она играла для него и пѣла, приготовляла его пуншъ, имѣла верховный надзоръ надъ его обѣдомъ, приводила въ порядокъ его туфли и настроивала его душу къ веселымъ мыслямъ. Даже лучшія изъ женщинъ, какъ говорила мнѣ моя бабушка, надѣваютъ постоянно маску лицемѣрія, непроницаемого для глазъ мужчины, и мы, никогда не узнаемъ всего, что онѣ тщательно скрываютъ отъ нашего брата. Мнѣ, однакожь, заподлинно извѣстно, что нерѣдко ихъ простота и невинность служатъ покровомъ для самой утонченной хитрости, при которой онѣ способны вывести на свѣжу воду мудрѣйшого изъ смертныхъ, и я знаю также, что плѣнительная улыбка красавицы есть, собственно говоря, не что иное, какъ сѣть, набрасываемая съ не обыкновеннымъ исскуствомъ на мозгъ мужчины, которого надобно провести или одурачить. Моя рѣчь идетъ совсѣмъ не о кокеткахъ; я разумѣю женщинъ въ домашнемъ быту, заслуживающихъ всякого уваженія. Кто изъ насъ не видѣлъ, напримѣръ, какъ умная жена скрываетъ необозримое тупоуміе своего глупѣйшого супруга; или какъ усмиряетъ она, нерѣдко однимъ словомъ и взглядомъ, сумасбродного буяна? И мы прославляемъ такую женнщну, отнюдь не думая обвинять ее въ лицемѣріи.
Такимъ образомъ, благодаря вліянію очаровательной сирены, безпардоный сорванецъ и закоснѣлый гуляка почти совсѣмъ остепенился и превратился въ счастливѣйшаго супруга добропорядочного поведенія. Прежніе его собутыльники потеряли его изъ вида. Разъ или два, они спрашивали о немъ въ клубѣ, но потомъ перестали и заботиться о немъ, какъ-будто никогда не бывало на свѣтѣ Родона Кроли. Въ балаганахъ на житейскомъ рынкѣ такіе случаи повторяются очень часто, вслѣдствіе чего и существуетъ поговорка — «былъ, да сплылъ». Родонъ въ свою очередь тоже заботился очень мало о своихъ прежнихъ друзьяхъ. Да и кчему? У него была хорошенькая жена, предуаредительная и веселая, чудесная квартирка, прекрасный столъ, семейные вечера; все это было ново, и получало особую прелесть отъ характера таинственности, господствовавшаго въ хозяйствѣ новобрачныхъ.
Свѣтъ еще не зналъ и не вѣдалъ о томъ, что нѣкто Родонъ Кроли вступилъ въ бракъ; ни одна газета еще не объявила о событіи, иначе кредиторы ни на минуту не задумались бы обступить скромную хижину Родона, еслибъ было имъ извѣстно, что онъ соединилъ свою судьбу съ женщшюю безъ шиллинга въ ридикюлѣ.
— Мои родственники, авось, перемѣнятъ когда-нибудь гнѣвъ на милость, говорила Ребекка съ двусмысленнымъ смѣхомъ, и на этомъ основаніи, Ребекка, отказываясь отъ удовольствій свѣта, терпѣливо выжидала торжественного дня, когда наступитъ для нея примиреніе съ раздражонной тёткой. Не думая до поры до времени занять приличное мѣсто въ обществѣ, она жила почти затворницею въ Бромптонѣ, изрѣдка принимая весьма немногихъ друзей своего мужа, которые допускались по вечерамъ въ ихъ одинокую бесѣду. Всѣ эти кавалеры были въ восторгѣ отъ маленькой жены своего товарища и друга. Смѣхъ и оживленный разговоръ за обѣденнымъ столомъ и музыка въ гостиной были обыкновенными занятіями скромныхъ гостей. Майоръ Мартингель никогда не думалъ распрашивать ихъ, гдѣ, когда и какъ они вступили въ законный бракъ. Кептенъ Сенкбарсъ былъ совершенно очарованъ неподражаемымъ искуствомъ, съ какимъ Ребекка приготовляла его пуншъ. Молодой поручикъ Спеттердашъ, любившій играть въ пикетъ (Кроли приглашалъ его чаще всѣхъ), быстро и живо подчинился прелестямъ мистриссъ Кроли; но она была съ нимъ до крайности осторожна и скромна, и ктому же, Родонъ Кроли пользовался такою репутаціею неустрашимого и, вмѣстѣ, ревнивого джентльмена, что это могло служить окончательной защитой для его маленькой жены.
Все это нисколько не разрушало таинственности, какою окружали себя молодые супруги. Есть въ англійской столицѣ множество джентльменовъ, даже хорошей породы, которые, однакожь, никогда не посѣщаютъ женскихъ обществъ, и гостиная какой-нибудь леди для нихъ — terra incognita съ неизвѣстными нравами и обычаями. На «Королевиной усадьбѣ«; а можетъ-быть и во всемъ Гемпширскомъ графствѣ, было, вѣроятно, множество разнообразныхъ толковъ о скандалёзномъ супружествѣ Родона Кроли, такъ-какъ мистриссъ Бьютъ немедленно извѣстила объ этомъ всѣхъ своихъ знакомокъ; но въ Лондонѣ, повидимому, никто не обращалъ вниманія на этотъ пунктъ. Родонъ жилъ съ большимъ комфортомъ на кредитъ. Его обширный капиталъ заключался въ долгахъ, и, дѣло извѣстное, что всякій разсудительный джентльменъ можетъ изворачиваться этимъ капиталомъ нѣсколько лѣтъ сряду. Бываютъ и такіе джентльмены, которые живутъ на чужой счетъ въ тысячу разъ лучше, чѣмъ недальновидныя особы съ наличнымъ золотомъ въ карманѣ. Гуляя пѣшкомъ по лондонскимъ улицамъ, кто изъ насъ не встрѣчалъ по крайней мѣрѣ полдюжины молодцовъ на борзыхъ коняхъ, молодцовъ великолѣпныхъ, раскланивающихся направо и налѣво съ блистательными львами, и передъ которыми содержатели магазиновъ изворачиваются въ три погибели, предлагая къ ихъ услугамъ произведенія пяти странъ свѣта. На чей счетъ живутъ они, Аллахъ ихъ вѣдаетъ. Вотъ передъ вами нѣкто мистеръ Джекъ Безталанный: видите ли, какіе курбеты выдѣлываетъ его кургузый конь? Это бы еще ничего; но мы часто имѣли наслажденіе присутствовать на лукулловыхъ обѣдахъ Джека Безталанного, и, могу васъ увѣрить, что это просто — богдыханскіе обѣды.
— Какъ это началось, и чемъ это кончится? спрашиваете вы, бросая вокругъ себя изумленные взгляды.
— Любезный другъ, сказалъ мнѣ однажды Джекъ Безталанный, я занимаю деньги во всѣхъ европейскихъ столицахъ и кредиторамъ моимъ числа нѣтъ.
Всему этому, разумѣется, прійдетъ свой обычный конецъ; но покамѣстъ Джекъ Безталанный цвѣтетъ и порхаетъ въ модныхъ салонахъ, посѣщаетъ театры, концерты, и великіе артисты съ удовольствіемъ пожимаютъ ему руку, и всѣ считаютъ его веселымъ, остроумнымъ, беззаботнымъ джентльменомъ, который притомъ чуть ли не собаку съѣлъ на всѣхъ языкахъ и нарѣчіяхъ Европы. Изрѣдка кто-нибудь проговорится, что это собственно «mauvais garèon» или, «mauvais sujet»; но это нисколько не вредитъ мистеру Джеку.
Безпристрастная истина обязываетъ насъ признаться, что Ребекка, собственно говоря, вышла за одного изъ джентльменовъ, относящихся къ этому разряду. Домъ его, во всѣхъ отношеніяхъ, былъ полною чашей, но въ наличныхъ деньгахъ юные супруги терпѣли иной разъ демонскую нужду. Однажды, читая газету, Родонъ Кроли наткнулся на извѣстіе слѣдующаго рода: «Поручикъ Джорджъ Осборнъ производится въ капитаны, на мѣсто Смита, который увольняется отъ службы». Замѣчанія, сдѣланныя по этому поводу, кончились тѣмъ, что юные супруги отправились на Россель-Скверъ.
Когда Родонъ и его жена обнаружили явное намѣреніе сойдтись на аукціонѣ съ капитаномъ Доббиномъ, и узнать отъ него необходимыя подробности относительно катастрофы, обрушившейся надъ старыми знакомыми Ребекки, капитанъ вдругъ исчезъ неизвѣстно куда, и они должны были обратиться съ своими распросами къ какому-то запоздалому носильщику или оцѣнщику, бродившему по залѣ безъ всякой опредѣленной мысли.
— Интересно наблюдать этихъ красавцевъ съ крючковатыми носами, сказала Ребекка веселымъ тономъ, усаживаясь въ одноколку, съ картиною подъ мышкой, — это, я думаю, все то же, что коршуны послѣ кровопролитной битвы.
— Не могу судить объ этомъ, Бекки. Я никогда не бывалъ въ дѣлѣ. Спроси лучше Мартингеля: онъ былъ въ Испаніи адъютантомъ при генералѣ Блезѣ.
— Мистеръ Седли былъ почтенный старичокъ, сказала Ребекка, мнѣ, право, жаль, что онъ разорился.
— Вздоръ, моя милая, купецъ — торгашъ — банкротъ — дѣло обыкновенное: они къ этому привыкли, отвѣчалъ Родонъ, лаская хлыстикомъ своего коня.
— Хорошо было бы намъ купить что-нибудь изъ столовой посуды, продолжала сантиментальная супруга, жаль, что пріѣхали очень поздно. Двадцать пять гиней за маленъкое фортепьяно — это ужасно дорого, мой другъ. Мы купили его для Амеліи въ Бродвудѣ, когда она только что вышла изъ пансіона. И тогда оно стоило только тридцать пять.
— Ну, этотъ Осборнъ, я думаю, попятился на задній дворъ, когда узналъ, что фамилія разорилась въ конецъ; это ударъ для твоей подруги — не такъ ли, Бекки?
— Ничего, мой милый, переносятъ и не такіе удары, сказала Бекки съ очаровательной улыбкой.
И они поѣхали въ Бромптонъ, весело разговаривая о другихъ интересныхъ предметахъ.