При вступлении Суворова в Италию, население всюду устраивало ему торжественные встречи. Особенно пышно и шумно встретили его в Вероне, куда он прибыл в начале апреля. Радостные клики многотысячной толпы приветствовали русского вождя при въезде его в город. Несмотря на поздний вечер к Суворову собрались многочисленные сановники, с местным архиепископом во главе. Суворов всех благодарил за оказанные ему почести. После иностранных депутаций были приняты русские генералы, среди которых нашлось не мало старых знакомцев. Свидание было сердечное, трогательное.

На следующее утро назначено было выступление войск, собравшихся в Вероне. Под начальством Суворова здесь собралась 60-тысячная армия. Передний отряд был под начальством князя Багратиона. Густые толпы народа сопровождали выступавшие войска. Солдаты шли бойко, с песнями; народ всячески старался выказать свою благодарность русским и щедро раздавал солдатам вино, табак и хлеб.

Французы быстро начали отступать, очищая занятые города и крепости. Этот успех в самом начале еще более воодушевлял союзные войска. Слава Суворова росла с каждым днем. Через несколько дней он уже был на берегу реки Адды, за которой собирались отступавшие французы. Со стороны французов была сделана очень крупная ошибка: они растянули свои войска на значительном расстоянии и поэтому ослабили себя в тех местах, где союзники предполагали перейти реку. В это время только что прибыл новый французский главнокомандующий, генерал Моро. Но он не успел стянуть войска, вследствие чего союзники без особенных усилий перешли Адду в трех местах, почти наголову разбив неприятеля и захватив до пяти тысяч пленных, знамя и 27 пушек. Между прочим, в плен был взят французский генерал Серюрье со всем его отрядом.

Рассказывают, что когда пленного Серюрье привели в палатку к Суворову, то последний принял его очень приветливо и несколько раз повторял: «Рад, рад! помилуй Бог, рад! прошу садиться... пожалуйста, садитесь». Затем Суворов спросил, не желает ли он отведать русского военного ужина, и приказал подать кусок ржаного хлеба, крепко посоленного. Серюрье из вежливости откусил кусок, но едва мог его проглотить и попросил воды. Суворов подхватил: „Нет! квасу, подайте русского квасу!“ Когда квас был подан, Суворов продолжал: „Пей, братец, пей, помилуй Бог, хорошо! Русские все хлеб едят и квас пыот, оттого они здоровы, сильны и смелы. Не правда ли?“

Остатки армии Моро быстро отступали. Суворов, преследуя их, беспрепятственно вступил в город Милан, только что оставленный французами.

Вступление союзников в Милан пришлось как раз на первый день Пасхи. Встреча была торжественная. Вот как описывает ее один из историков[8]: «Улицы, окна, балконы, крыши были набиты народом; от приветственных криков стоял гул; всю ночь горела иллюминация, а на другой день торжество как бы поднялось еще на несколько градусов. Суворов поехал на парадное молебствие в золотой карете, между шпалерами войск; в соборе встретил его архиепископ, а по выходе из собора он сделался предметом народных оваций: под ноги бросали ему цветы, ловили руки, целовали полу кафтана».

Дальнейший план действий у Суворова был такой: не теряя времени, преследовать отступающих французов, не давать им опомниться и спешить очистить города и крепости, занятые неприятелем. О своем намерении он написал в Вену, но там план его не одобрили и предписали ему другой образ действия. Распоряжение из Вены, однако, не застало Суворова в Милане: с своими чудо-богатырями он двигался уже к реке По.

Всюду союзные войска теснили французов; небольшия укрепления и крепостцы одна за другой сдавались Суворову. Войска приближались к Турину, бывшей столице Сардинского королевства, служившей оплотом для французов.

Была средина мая, погода стояла невыносимо жаркая. Войска двигались с трудом. Сам Суворов, привыкший ко всякого рода лишениям, видимо, изнемогал под знойными лучами палящего солнца. Он то ехал верхом на лошади, то садился в карету, то удалялся вперед и ложился где-нибудь под тенью дерева. Но вместе с тем старался пользоваться каждым случаем, чтобы быть среди солдат и ободрять их своим примером, разговорами, шутками. В одном месте наши солдаты после усиленного марша остановились на отдых на берегу небольшой речки. Достав сухари и ложки, они стали хлебать воду прямо из речки. Суворов подошел к завтракавшим.

— Здорово ребята! — крикнул он богатырям. — Что вы делаете?

— Хлебаем итальянский суп, ваше сиятельство!

— Помилуй Бог, как хорошо! — сказал Суворов, садясь между солдатами. Затем, взяв ложку у одного из них, он принялся сам хлебать «итальянский суп», приговаривая: — Славный суп!.. Помилуй Бог, славный!.. Ваш фельдмаршал теперь сыт. Ну, ребята, французы близко, один переход, а у них много напечено и нажарено всякой всячины... Все будет наше!..

Не доезжая до Турина, Суворов послал к коменданту крепости предложение сдать город без боя. Комендант отказался и приказал осыпать союзников бомбами. Тогда Суворов снова послал сказать коменданту, что если он не прекратит пальбы, то под выстрелы будут выведены пленные и больные французы. За сдачу города стояли также и жители. Угрозы Суворова подействовали, и Турин сдался.

Въезд героя в город поражал своею торжественностью. Католический епископ благословил его по обряду православной Церкви. Вечером был назначен парадный спектакль в театре. При входе Суворова, публика встала со своих мест и радостными кликами приветствовала героя. Сцена изображала храм Славы, с бюстом фельдмаршала. Суворов был растроган до слез.

Весть о занятии Турина быстро долетела до Петербурга. Император Павел в собственноручном рескрипте писал Суворову:

«Граф Александр Васильевич!

В первый раз уведомили вы нас об одной победе, в другой о трех, а теперь прислали реестр взятым городам и крепостям. Победа предшествует вам всеместно, и слава сооружает из самой Италии памятник вечный подвигам вашим. Освободите ее от ига неистовых разорителей! а у меня за сие воздаяние для вас готово. Простите, Бог с вами! Пребываю к вам благосклонный

Павел».

Чрезвычайные успехи и быстрые победы Суворова в Италии привели французскую директорию в смущение и она, не зная, что делать, обещала тому, кто привезет голову Суворова, в награду 2 миллиона франков. Суворов, узнав об этом, приказал привести к себе пленного француза и, отпуская его на свободу, сказал ему:

— Желаю тебе счастливого пути домой, но прежде всего объяви от меня директории: сумма, назначенная за мою голову, велика; да у вас и денег столько нет. Скажи своей директории, что я постараюсь сам принести к ней свою голову, да еще вместе с руками.