Промышленность и машины
Если бы долото и челнокъ могли дѣйствовать сами собой, то рабство было бы ненужно. Аристотель.
Замѣна мускульной работы работою машинъ произвела въ современномъ обществѣ такой важный экономическій переворотъ, что начало господства промышленности и машинъ можно считать новой эрой въ исторіи человѣчества. Большая часть великихъ открытій въ области современной индустріи относится къ концу прошлаго столѣтія; тогда же, благодаря цѣлой фалангѣ мало извѣстныхъ изобрѣтателей, получила начало и химическая технологія въ различныхъ родахъ производства. Теперь, когда мы будемъ говорить о множествѣ новыхъ изобрѣтеній, какъ напр., о фабрикаціи искусственной соды, открытіи свѣтильнаго газа, машиннаго пряденія и о другихъ великихъ чудесахъ прикладной науки, намъ снова придется напомнить читателю имена давно забытыхъ скромныхъ, гонимыхъ судьбою труженниковъ.
Шапталь, желая показать, какое важное значеніе имѣетъ прикладная химія въ промышленности, сказалъ относительно производства сѣрной кислоты, что это — настоящій термометръ, посредствомъ котораго можно измѣрять степень коммерческаго благосостоянія даннаго народа. To-же самое слѣдуетъ сказать и о содѣ: чѣмъ болѣе производитъ и потребляетъ ее извѣстная страна, тѣмъ болѣе развивается и процвѣтаетъ въ ней промышленность.
Въ соединеніи съ кремнеземомъ и известью эта соль превращается въ стекло, въ соединеніи съ жирными кислотами — въ мыло; растворенная въ водѣ она даетъ красильщикамъ драгоцѣнную жидкость для выщелачиванія нитокъ и тканей. Стеклянныя фабрики и мыльные заводы всего свѣта потребляютъ соду въ громадномъ количествѣ, а именно болѣе 25 милліоновъ пудовъ въ годъ и одна только Франція производитъ её болѣе 6 милліон. пуд., Англія же до 10 милліон. пуд.
Открытіе Николаемъ Лебланомъ способа искусственнаго приготовленія соды, которая прежде добывалась изъ золы морскихъ растеній, относится ко времени французской революціи. Это открытіе по справедливости считается однимъ изъ самыхъ блестящихъ, которыя когда-либо были сдѣланы въ прикладной химіи; къ тому-же, обстоятельства, его вызвавшія, придаютъ ему особенный интересъ. Явившись во время сильнѣйшаго экономическаго кризиса, искусственная фабрикація соды спасла французскую торговлю отъ неизбѣжной гибели и оказала глубокое и благотворное вліяніе на различныя отрасли ея промышленности.
До начала революціи берега Испаніи, сосѣдніе съ Аликанте и Малагой, и берега Франціи близь Нарбонны были покрыты морскими растеніями (varechs, salsola, soda, salicornia europaea и пр.), которыя воздѣлывались чрезвычайно тщательно. Когда эти растенія достигали извѣстной степени развитія, ихъ разрѣзывали на мелкіе куски и сушили на открытомъ воздухѣ, а потомъ клали въ ямы конической формы и зажигали. Оставшаяся послѣ этого въ большомъ изобиліи зола прокаливалась, начинала плавиться и превращалась такимъ образомъ въ стекловидную массу, очень твердую и хрупкую, извѣстную подъ названіемъ неочищенной соды. Истолченная и смѣшанная съ водою, эта масса образовала щелокъ, изъ котораго послѣ выпариванія и охлажденія получалась чистая сода.
Въ прошломъ столѣтіи Испанія была настоящей родиной соды. Сода, получавшаяся изъ Аликанте и Малаги и содержавшая отъ 25 до 30 % углекислаго натра, оказывалась лучше добываемой въ Нарбоннѣ, вслѣдствіе чего Франція должна была прибѣгать къ иностранной производительности для снабженія своихъ фабрикъ. Такое положеніе дѣлъ продолжалось до начала революціи. Но открывавшаяся война прервала внѣшнія торговыя сношенія Франціи; ей пришлось жить на собственныя средства и во что-бы то ни стало доставить своимъ стекляннымъ и мыловареннымъ заводамъ необходимую для нихъ соду.
Тогда комитетъ общественнаго спасенія обратился къ французскимъ химикамъ съ воззваніемъ, приглашая ихъ употребить всѣ силы своего ума, чтобы найти средство фабриковать соду изъ веществъ, находящихся на родной почвѣ. Оно и понятно: въ это время непріятель держалъ въ осадѣ не одинъ какой-нибудь городъ, а всю французскую націю. Воззваніе не осталось безъ отвѣта. Коммиссіи, составленной изъ Лельевра, Пеллтье, Жиру и Дарсе, вскорѣ пришлось разсматривать 25 или 30 проектовъ, присланныхъ въ отвѣтъ на воззваніе. Способъ Николая Леблана, бѣднаго, неизвѣстнаго французскаго хирурга, былъ принятъ единогласно. — Замѣчательный примѣръ проницательности ученыхъ того времени, съумѣвшихъ отличить, не колеблясь, между столь различными способами именно тотъ, который восьмидесятилѣтняя практика признала за самый лучшій![100].
Николай Лебланъ не ошибся въ своемъ предположеніи, что морская соль, настоящая натріева руда, есть именно вещество, необходимое для полученія соды. Эта соль, обработанная сѣрной кислотой, даетъ сѣрнокислый натръ (глауберова соль), изъ котораго Де-ла-Метри, профессоръ Коллежа де-Франсъ (College de France), предложилъ на своихъ лекціяхъ добывать соду, обработывая его углемъ. Испробовавъ эту реакцію, Лебланъ замѣтилъ, что она даетъ сѣрнистый натрій и углекислоту, а не соду и сѣрнистую кислоту, какъ можно было ожидать. Подъ вліяніемъ какого-то вдохновенія, онъ вздумалъ прибавить мѣлу къ этой смѣси; и вотъ, благодаря такой находчивости, искусственное приготовленіе соды сдѣлалось научнымъ фактомъ. Нельзя не указать на то чрезвычайно странное обстоятельство, что Лебланъ, подобно всѣмъ своимъ современникамъ, не понималъ хорошенько теоріи полученной имъ реакціи, но чудный инстинктъ изобрѣтателя руководилъ имъ; и терпѣливо, ощупью, при помощи многочисленныхъ попытокъ и цѣлаго ряда искусно произведенныхъ опытовъ, ему удалось найти точныя дозы, обусловливающія успѣхъ добыванія, такъ что время почти столѣтней фабрикаціи соды ничего не измѣнила въ пропорціи, указанной Лебланомъ.
Въ числѣ лицъ, которыя стали эксплуатировать въ большихъ размѣрахъ способъ Леблана, первымъ былъ Ж. Б. Пайенъ, поселившійся, въ 1794 г., въ долинѣ Гренель, тогда еще пустынной. Кромѣ того, новымъ открытіемъ послѣдовательно воспользовались Альбанъ, Готье-Берреръ и др. Нѣсколько лѣтъ спустя фабрикація соды приняла такіе размѣры, что не только не было нужды въ привозномъ продуктѣ, но правительство впослѣдствіи даже формально запретило ввозъ его изъ-за границы. 20 іюля 1810 года въ «Journal de l'Empіre», былъ напечатанъ слѣдующій декретъ: «Ввозъ иностранной соды и мыла запрещается по всей сухопутной и морской границѣ французской имперіи».
Въ Ливерпулѣ содовый заводъ былъ основанъ только въ 1823 году Джемсомъ Муспраттомъ, который принялъ вполнѣ систему Леблана. Это одинъ изъ самыхъ большихъ заводовъ какъ въ Англіи, такъ и въ цѣломъ мірѣ даже до сихъ поръ.
Николай Лебланъ съ самаго начала оцѣнилъ важность своего открытія. «Слѣдствіемъ изобрѣтенія искусственной фабрикаціи соды, говоритъ онъ, будетъ то, что Франція, ежегодно потребляющая громадное количество этого продукта и тратящая большія суммы на покупку его заграницей, сбережетъ свои деньги, а искусству и промышленности не будетъ болѣе угрожать опасность лишиться этого предмета первой необходимости вслѣдствіи случайностей войны или неурожая морскихъ растеній… Морская соль, составляющая одно изъ нашихъ территоріальныхъ богатствъ, получитъ значительную цѣнность… Мало того, вслѣдствіи изобилія и дешевизны сырыхъ матеріаловъ во Франціи, сосѣднія націи сдѣлаются въ скоромъ времени данницами нашей страны, покупая у насъ обработанные продукты».
Эти надежды осуществились.
Въ жизни Лебланъ не былъ счастливъ. Судя по титульнымъ листкамъ нѣкоторыхъ изъ его сочиненій, онъ былъ «отставной лекарь, химикъ, отставной управляющій департамента Сены, членъ многихъ ученыхъ и артистическихъ обществъ»[101].
Лебланъ пользовался извѣстностью за свои работы по кристаллографіи. Такъ, ему принадлежитъ между прочимъ способъ полученія отдѣльныхъ и цѣльныхъ кристалловъ довольно значительнаго объема. Кристаллографіей онъ занимался почти всю жизнь и вѣроятно именно такими изслѣдованіями надѣялся пріобрѣсти себѣ научное реномме. Въ этой отрасли знанія имъ было сдѣлано чрезвычайно важное наблюденіе: онъ замѣтилъ, что многіе сульфаты принимаютъ одинаковую кристаллическую форму и могутъ сростаться своими кристаллами. Наблюденіе это можно считать началомъ важной теоріи изоморфизма.
Изслѣдованія Леблана, представленныя имъ Академіи Наукъ съ 1786 по 1788 г., были не разъ помѣщаемы въ «Recueil des savants étrangers» (Сборникъ иностранныхъ ученыхъ). Въ 1792 г. Добантонъ, Сажъ, Гаю и Бертолетъ въ своемъ докладѣ предлагали правительству поручить Леблану составленіе полной коллекціи всѣхъ кристаллическихъ солей. 27 преріаля II года республики комитетъ народнаго просвѣщенія національнаго Конвента пригласилъ Леблана написать сочиненіе объ искусственномъ полученіи кристалловъ. Но обстоятельства помѣшали обнародованію этого труда, которому такъ и не суждено было появиться въ печати.
30 термидора X года Гаю и Вокеленъ, въ другомъ докладѣ Академіи Наукъ, просили министра внутреннихъ дѣлъ «доставить гражданину Леблану необходимыя средства для продолженія его изслѣдованія относительно кристаллизаціи солей и для напечатанія его сочиненія, имѣющаго цѣлью доказать и развить теорію кристаллизаціи, а также для составленія полной коллекціи совершено чистыхъ кристалловъ». Въ заключеніи докладчики настаивали на томъ, чтобы этому ученому дана была возможность отдаться своимъ любимымъ занятіямъ, ученому, у котораго «бѣдствія революціи отняли даже средства содержать свою семью ».
Николай Лебланъ, подобно многимъ другимъ изобрѣтателямъ, содѣйствовавшимъ обогащенію своего отечества, жилъ въ бѣдности, но никогда не падалъ духомъ въ несчастій. Вмѣстѣ съ могучимъ умомъ этотъ великій труженикъ обладалъ сильной волей и жестокія неудачи промышленныхъ предпріятій задѣвали его лишь слегка.
Впрочемъ, это былъ скорѣе ученый, чѣмъ промышленникъ. Всю свою жизнь онъ предавался научнымъ изслѣдованіямъ и, понимая громадную важность сдѣланнаго имъ открытія, съумѣлъ сохранить на столько твердости, что считалъ личныя несчастія, бывшія какъ бы слѣдствіемъ этого открытія, чѣмъ-то второстепеннымъ въ своей жизни.
«Въ 1802 г., говоритъ Пайенъ, благодаря помощи гражданина Моляра, директора консерваторіи искусствъ и ремеслъ, Лебланъ могъ продолжать свои усиленныя занятія въ одной изъ лабораторій этого учрежденія. Онъ предался имъ всецѣло и, хотя не успѣлъ составить полной коллекціи, какъ ему этого хотѣлось, но всетаки представилъ публикѣ весьма замѣчательные образцы кристалловъ. Эта коллекція была его постоянной и любимой заботой. „Я могъ-бы довести ее до конца впродолженіи болѣе двадцати лѣтъ, съ грустью замѣчаетъ онъ; когда нибудь ею займутся снова. Если это искусство можетъ быть возстановлено, пускай за него примется человѣкъ болѣе счастливый, наблюдатель болѣе просвѣщенный чѣмъ я! Для меня это послужитъ утѣшеніемъ въ томъ, что я не могъ найти средствъ для продолженія своей работы“». О содѣ ни одного слова, объ утраченной надеждѣ на успѣхъ ни одного сожалѣнія! Къ сожалѣнію, въ сочиненіяхъ, гдѣ скромный изобрѣтатель разсказываетъ намъ, съ какимъ терпѣніемъ трудился онъ въ продолженіи двадцати лѣтъ, лишь мимоходомъ, въ коротенькой замѣткѣ упоминается о двухъ годахъ, посвященныхъ имъ на устройство содоваго завода.
Конечно, Лебланъ имѣлъ полное право надѣяться на успѣхъ, потому-что еще никогда ни одно открытіе не сопровождалось при своемъ появленіи такими благопріятными обстоятельствами. Тотчасъ послѣ полученія патента (привиллегіи), 27 января 1791 г., составилась компанія изъ Леблана, Дизе, Ше и герцога Орлеанскаго. Заводъ устроили въ Сенъ-Дени и барыши казались навсегда обезпеченными для компаньоновъ, какъ вдругъ смерть герцога Орлеанскаго разрушила всѣ ихъ надежды. Не смутившись этой первой неудачей, Лебланъ хотѣлъ устроить заводъ въ Марсели, около самыхъ мыловаренъ. Однако его счастливой идеей воспользовались впослѣдствіи другіе, а творецъ одной изъ крупнѣйшихъ отраслей французской промышленности долженъ былъ ликвидировать дѣла общества. Если ему и не пришлось, подобно Палисси, сжечь свою мебель, то онъ все-таки присутствовалъ при продажѣ ея съ аукціона со всѣми аппаратами и продуктами основаннаго имъ завода.
Слѣдствіемъ гибели завода было раззореніе изобрѣтателя. Такъ какъ патентомъ перестали пользоваться, то открытіе Леблана вскорѣ сдѣлалось общимъ достояніемъ и онъ потерялъ свою привиллегію.
Онъ все-таки присутствовалъ при продажѣ своей мебели.
Печально и мрачно прошли для изобрѣтателя нѣсколько лѣтъ до VIII года, когда рѣшеніемъ министра было возстановлено его право собственности на заводскія строенія въ Сенъ-Дени.
Въ этомъ только и состояло его вознагражденіе. Всѣ попытки начать прежнюю фабрикацію оказались тщетными, потому что невозможно было найдти капитала для ремонта полуразрушенныхъ зданій. Творецъ одного изъ величайшихъ открытій прикладной химіи умеръ въ нищетѣ въ 1806 году[102].
Между тѣмъ фабрикація соды все болѣе и болѣе расширялась и, въ то время какъ наслѣдники Леблана не получили никакой выгоды отъ его изобрѣтенія, множество другихъ заводчиковъ обогатились на ихъ счетъ. Позднѣе у Леблана оспаривалось даже право первенства на это открытіе[103]; и только въ 1856 году вся секція химіи въ академіи наукъ, когда ей пришлось высказать свое мнѣніе по поводу петиціи, адресованной Наполеону III семействомъ Леблана, торжественно признала услуги, оказанныя имъ всей странѣ. Вотъ заключеніе, представленное химикомъ Дюма отъ имени коммиссіи:
«Способъ добыванія соды изъ поваренной соли всецѣло принадлежитъ Леблану. Если слѣдуетъ воздать почесть изобрѣтателю фабрикаціи соды, то она, по всей справедливости, должна принадлежать памяти Леблана и оставшимся въ живыхъ членамъ его семейства… Лебланъ создалъ новую отрасль промышленности, давшую толчекъ прикладной химіи во всемъ ея объемѣ».
Не менѣе трогательна судьба Филиппа Лебона, изобрѣтателя газоваго освѣщенія.
Когда изучаешь документы, относящіеся къ жизни Лебона, когда слѣдишь за проявленіемъ его генія, когда видишь препятствія, какія ему приходилось преодолѣвать, когда узнаешь его сильный характеръ и прекрасныя свойства его души, то невольно удивляешься этому скромному труженику, оказавшему такое великое благодѣяніе всему міру.
Филиппъ Лебонъ родился въ Браше (Верхняя Марна) 29 мая 1767 г.; 20 лѣтъ спустя онъ былъ принятъ въ инженерную школу, гдѣ не замедлилъ отличиться своимъ изобрѣтательнымъ и пытливымъ умомъ. Его первыя работы относятся къ только что появившейся тогда паровой машинѣ, такъ что 18 апрѣля 1792 г. молодой инженеръ получилъ національную награду въ 2000 ливровъ «для продолженія начатыхъ имъ опытовъ относительно улучшенія огневыхъ машинъ ».
Около того-же времени, живя въ Браше, Филиппъ Лебонъ напалъ на мысль объ освѣщеніи газомъ. Однажды онъ бросилъ горсть древесныхъ опилокъ въ стоявшій на огнѣ стеклянный сосудъ. Изъ сосуда поднялся густой дымъ и, воспламенившись, далъ прекрасное яркое пламя. Съ этого дня одно изъ величайшихъ и полезнѣйшихъ завоеваній науки было сдѣлано. Филиппъ Лебонъ зажегъ первый газовый рожокъ. Есть люди, склонные умалять значеніе всякой новой идеи, готовые закидать каменьями человѣка, въ мозгу котораго блеснула искра изобрѣтенія. Эти люди хотѣли отнять и у Лебона славу его открытія, говоря, что онъ былъ обязанъ имъ только случаю. Но мы, съ своей стороны, не вѣримъ въ эти случайныя причины и убѣждены, что случай благопріятствуетъ только настойчивому генію. Правда, паденіе яблока передъ глазами Ньютона, вызвавшее его на размышленіе о притяженіи, была случайность; но развѣ случай открылъ великому генію тайны вращенія міровъ? Сильный вѣтеръ очень часто срываетъ съ деревьевъ яблоки, но часто-ли вслѣдствіе ихъ паденія рождаются ньютоновскія идеи.
Сколько химиковъ до Филиппа Лебона видѣли, какъ горятъ дрова или уголь, и все-таки ни одинъ изъ нихъ не понялъ значенія этого, повидимому, столь простаго факта. Сколько людей смотрѣли, какъ поднимается крышка чайника при кипѣніи въ немъ воды, но одинъ лишь Уаттъ прозрѣлъ паровую машину въ такомъ заурядномъ явленіи. Только генію суждено понимать будущее и посредствомъ чуднаго дара вдохновенія усвоивать себѣ все способное къ росту. Въ нѣсколько дней Филиппъ Лебонъ понялъ важность сдѣланнаго имъ опыта и со свойственной великому уму проницательностью принялся за дальнѣйшую работу. Онъ убѣдился, что дерево и другіе горючіе матеріалы отъ дѣйствія жара могутъ выдѣлять газъ, годный для освѣщенія и отопленія. При этомъ онъ замѣтилъ, что изъ обуглившагося дерева, вмѣстѣ съ газомъ, выходитъ черноватый паръ, отличающійся ѣдкимъ, пригорѣлымъ запахомъ. Чтобъ воспользоваться свѣтильнымъ газомъ, необходимо было освободить его отъ этихъ постороннихъ примѣсей. Лебонъ провелъ пары черезъ газоотводную трубку въ сосудъ съ водой, куда собирались смолистыя или кислыя вещества, послѣ чего газъ получался совершенно чистымъ. Этотъ незатѣйливый аппаратъ представляетъ первое зачаточное подобіе газоваго завода и заключаетъ въ себѣ три главнѣйшія его части: перегонный аппаратъ, газоочиститель и резервуаръ для собиранія газа. Филиппъ Лебонъ продолжалъ свои опыты въ деревнѣ. Онъ собственными руками изъ кирпичей сдѣлалъ приборъ для перегонки дерева и устроилъ простой очистительный водяной кубъ, гдѣ собиралась смола и уксусная кислота. По выходѣ изъ этого куба газъ выдѣлялся на открытомъ концѣ трубки; тутъ его зажигали, и изумленные сосѣди приходили любоваться этимъ яркимъ источникомъ свѣта, добывавшимся такъ легко у нихъ на глазахъ.
Черезъ годъ изобрѣтатель повидался съ Фуркруа, Де-Прона и другими замѣчательными учеными того времени, а 6 вандемьера VIII года (28 сентября 1799 г.) взялъ патентъ на привиллегію, причемъ подробно описалъ свою термолампу, съ помощію которой добывается превосходный свѣтильный газъ и въ то-же время получается древесный деготь и уксусная кислота. Здѣсь-же онъ упоминаетъ о каменномъ углѣ, какъ о веществѣ способномъ замѣнить дерево. Вообще онъ излагаетъ свою систему съ увлеченіемъ и необыкновеннымъ жаромъ; при чтеніи его статей нельзя не видѣть, что ихъ писалъ человѣкъ глубоко убѣжденный въ истинѣ своихъ словъ и предвидѣвшій великую будущность своего открытія.
Къ сожалѣнію, Филиппъ Лебонъ не могъ отдаться всецѣло своей идеѣ. Какъ инженеръ путей сообщенія, безъ всякихъ матеріальныхъ средствъ, онъ долженъ былъ оставаться на службѣ. И вотъ, изобрѣтатель отправляется въ Ангулемъ въ качествѣ простого инженера; однако и тамъ онъ не забываетъ своего свѣтильнаго газа и сильно скучаетъ о Парижѣ, называя его «ни съ чѣмъ несравнимымъ очагомъ знанія». Онъ занимается математикой и другими науками и уносится мыслью далеко, далеко отъ своихъ служебныхъ занятій. Вскорѣ старшій инженеръ находитъ причины въ неудовольствію на Лебона; онъ ему завидуетъ, потому что сознаетъ умственное превосходство этого молодаго человѣка и, можетъ быть, видитъ въ немъ опаснаго соперника. Скрывая свой замыселъ подъ маской уваженія, онъ хлопочетъ объ увольненіи Лебона отъ должности. Всецѣло поглощенный своимъ проектомъ газоваго освѣщенія, Филиппъ Лебонъ часто пріѣзжалъ изъ Ангулема въ Браше, гдѣ трудился постоянно надъ усовершенствованіемъ своего дорогаго изобрѣтенія. Тогда главный инженеръ пожаловался на небрежность Лебона, противъ котораго тотчасъ-же было начато слѣдствіе. Однако, разсмотрѣвъ поступившія на него жалобы, коммиссія нашла его дѣятельность безукоризненной. Приводимъ письмо Филиппа Лебона къ министру, вполнѣ характеризующее благородный характеръ этого человѣка:
«Вслѣдствіе смерти моей матери, я принужденъ былъ поспѣшно отправиться въ Парижъ… Вотъ въ чемъ состоитъ моя вина. Любовь къ наукамъ и желаніе быть полезнымъ еще болѣе усилили ее. Меня мучила потребность усовершенствовать нѣкоторыя изобрѣтенія. Наконецъ, труды мои увѣнчались успѣхомъ, мнѣ удалось получить помощію одной только теплоты — изъ килограмма дровъ самый чистый свѣтильный газъ въ такомъ изобиліи, что по силѣ свѣта одинъ газовый рожокъ, горящій въ теченіи 2 часовъ, можетъ замѣнить отъ 4 до 5 свѣчей. Опытъ такого освѣщенія былъ сдѣланъ мною въ присутствіи гражданина Прони, директора инженернаго училища, гражданина Лакамю, начальника 3-й дивизіи, гражданина Бенара, главнаго инспектора путей сообщенія, гражданина Перара, одного изъ начальниковъ политехнической школы. Я считалъ себя счастливымъ, потому что намѣревался представить результаты своихъ трудовъ министру. Кромѣ того я хотѣлъ представить Вамъ мемуаръ о направленіи аэростатовъ, получившій одобреніе гражданина Прони и другихъ ученыхъ, когда дѣла заставили меня уѣхать въ Парижъ. Насколько они были важны, доказывается уже тѣмъ, что я для нихъ бросилъ занятія, составлявшія для меня наслажденіе. Но было-бы ужасно, если бы, вслѣдствіе невольной отлучки, мнѣ пришлось оставить службу въ учрежденіи, начальникамъ котораго угодно было увѣнчать мои первые успѣхи различными наградами и ввѣрить мнѣ преподаваніе различныхъ отдѣловъ наукъ, которые проходятся въ инженерной школѣ. Я не допускаю мысли, чтобы меня могло постигнуть такое страшное наказаніе за то, что я со страстью занимался науками, за то, что я желалъ быть полезнымъ своему отечеству и заслужить одобреніе министра, который самъ постоянно занимается науками, покровительствуетъ имъ и поощряетъ къ занятію ими другихъ и который самъ отчасти виновенъ въ моемъ проступкѣ. Я ѣду въ Парижъ въ сильнѣйшей тревогѣ, но надежда не оставляетъ меня».
Хотя Филиппъ Лебонъ вернулся къ своему посту, но война до того истощила средства Франціи, что республика во время пребыванія Бонапарта въ Италіи не имѣла возможности платить своимъ инженерамъ. Лебонъ писалъ настоятельныя письма министру о выдачѣ слѣдуемаго ему жалованья и не получалъ отвѣта. Тогда жена его поѣхала въ Парижъ, но и ея хлопоты были такъ-же безуспѣшны. Наконецъ, она написала министру слѣдующее письмо, хранящееся въ архивахъ инженерной школы:
Братство, равенство. — Парижъ 22 мессидора VII г. французской республики единой и нераздѣльной. — Жена гражданина Лебона министру внутреннихъ дѣлъ. «Не подаянія, не милости прошу я у Васъ, но справедливости. Впродолженіи двухъ мѣсяцевъ я томлюсь вдали отъ моего семейства. Не принуждайте-же дальнѣйшей отсрочкой отца этого семейства оставить, вслѣдствіи неимѣнія средствъ, службу, для которой онъ всѣмъ пожертвовалъ… Войдите въ наше положеніе, гражданинъ; оно бѣдственно, а моя просьба справедлива. Этихъ двухъ причинъ слишкомъ достаточно, чтобы убѣдить меня въ успѣхѣ моего ходатайства передъ министромъ, считающимъ своею обязанностью быть справедливымъ. Привѣтъ и почтеніе. Преданная Вамъ согражданка, Жена Лебона, урожденная де Брамбиллъ.»
Въ 1801 году Филиппъ Лебонъ былъ вызванъ въ Парижъ и прикомандированъ къ Блэну, главному инженеру по устройству мостовыхъ. Тогда онъ взялъ другой патентъ, представивъ при этомъ цѣлое ученое сочиненіе, заключавшее въ себѣ множество фактовъ и новыхъ идей. Въ немъ онъ говоритъ о многочисленныхъ примѣненіяхъ свѣтильнаго газа и описываетъ, какъ способъ его производства, такъ и всѣ принадлежности фабрикаціи: дистилляціонную печь, сгустительный и очистительный аппараты, газовыя горѣлки — ничто здѣсь не забыто, даже паровая машина и аэростаты. Лебонъ предложилъ правительству устроить аппаратъ для отопленія и освѣщенія публичныхъ зданій. Но предложеніе его было отвергнуто. Тогда злополучный изобрѣтатель, утомленный всѣми этими напрасными попытками, измученный постоянными неудачами, рѣшился обратиться къ обществу, чтобы убѣдить его въ полезности сдѣланнаго имъ открытія. Онъ нанялъ отель Сеньеле въ улицѣ С. Доминикъ — С. Жерменъ и открылъ его для публики. Тамъ былъ поставленъ газовый аппаратъ, распространявшій свѣтъ и теплоту во всѣхъ комнатахъ и на дворѣ. Сады освѣщались тысячами газовыхъ рожковъ въ формѣ розетокъ и цвѣтковъ. Фонтанъ также былъ иллюминованъ, и бившая изъ него вода казалась огненной струей. Публика стекалась со всѣхъ сторонъ и привѣтствовала новое изобрѣтеніе. Ободренный успѣхомъ Филиппъ Лебонъ издалъ объявленіе (prospectus), нѣчто въ родѣ profession de foi, замѣчательное по своей искренности и благородству. Въ немъ онъ съ изумительной точностью предсказываетъ дальнѣйшую судьбу своего дѣтища и рисуетъ картину, какъ газъ, струящійся по обширнымъ трубамъ, освѣщаетъ всѣ улицы будущихъ столицъ.
Лебона находятъ мертвымъ.
Заслуги великаго изобрѣтателя были, наконецъ, признаны всѣми, и коммиссія, назначенная министромъ, объявила, что «прекрасные результаты опытовъ гражданина Лебона превзошли надежды друзей науки и искусства». Вскорѣ Наполеонъ I далъ Лебону концессію на устройство въ лѣсу Рувре завода для дистилляціи дерева и фабрикаціи свѣтильнаго газа. Къ сожалѣнію, Лебону пришлось взяться за нѣсколько дѣлъ разомъ. Онъ приготовлялъ газъ, добывалъ уксусную кислоту и смолу, которую долженъ былъ отправлять въ Гавръ для смолки кораблей. Не смотря на всѣ свои лишенія и невзгоды, для него блеснулъ однако лучъ надежды. Счастіе, казалось, наконецъ улыбнулось ему. Многіе ученые посѣтили его заводъ и между прочимъ русскіе князья Голицынъ и Долгоруковъ (?), предложившіе изобрѣтателю отъ имени своего правительства перенести газовые аппараты въ Россію на какихъ угодно условіяхъ. Филиппъ Лебонъ отказался отъ этого блестящаго предложенія и въ порывѣ высокаго патріотизма сказалъ, что сдѣланное имъ открытіе принадлежитъ его родинѣ и что ни одна изъ другихъ странъ не должна воспользоваться плодами его трудовъ.
Успѣхъ Лебона былъ непродолжителенъ. Враги и конкуренты дѣлали ему тысячу непріятностей. Самыя стихіи, казалось, возстали противъ него. Скромное жилище его было разрушено бурей, а нѣсколько времени спустя пожаръ истребилъ часть завода. Судьба, подобно богинѣ древности, какъ будто ополчилась на злополучнаго изобрѣтателя, но несчастія и неудачи не могли сломить несокрушимаго духа этого человѣка, поддерживаемаго женой, столь-же твердой и мужественной, какъ онъ самъ. При своей дѣятельности, Филиппъ Лебонъ, можетъ быть, восторжествовалъ-бы надъ всѣми препятствіями, и время, когда могли осуществиться en grand его проэкты освѣщенія, было уже не далеко, какъ вдругъ трагическая и вмѣстѣ таинственная смерть положила конецъ всѣмъ его работамъ.
Въ самый день коронаціи императора, 2 декабря 1804 года, изобрѣтатель былъ подло убитъ; его трупъ нашли въ Елисейскихъ поляхъ съ 13 кинжальными ранами въ груди. Кто нанесъ эти удары — навсегда осталось тайной.
За нѣсколько мѣсяцевъ до этого происшествія несчастный пылкій и увлекающійся Лебонъ, говорилъ своимъ согражданамъ въ Браше: «Добрые друзья мои, черезъ нѣсколько времени я буду освѣщать и отапливать васъ здѣсь, въ Браше, изъ Парижа». И дѣйствительно это было возможно; но добрые люди пожимали плечами и говорили другъ другу: «вотъ сумасшедшій!» И въ самомъ дѣлѣ, онъ былъ сумасшедшій, если справедливо, что безуміе и геніальность близко граничатъ между собою. Но это былъ одинъ изъ тѣхъ безумцевъ, о которыхъ говоритъ поэтъ:
Combien de temps une pensée,
Vierge obscure, attend son époux!
Les sots la traitent d’insenée,
Le sage lui dit: Cachez vous!
Mais, la rencontrant loin du monde,
Un fou, qui croit au lendemain,
L’épouse; elle devient féconde
Pour le bonheur du genre humain.
(«Идея, эта скромная дѣвственница, долго, долго ждетъ своего суженаго. Глупцы считаютъ ее безумной, мудрецъ говоритъ ей: спрячься! Но встрѣчаетъ ее вдали отъ свѣта сумасшедшій, который живетъ надеждой на будущее, соединяется съ ней. Тогда мысль приноситъ плодъ для счастія человѣческаго рода»).
Филиппъ Лебонъ былъ именно однимъ изъ тѣхъ, о комъ говоритъ Беранже. Онъ такъ-же соединился съ великой идеей. Онъ былъ несчастливъ въ жизни и умеръ жертвой самаго гнуснаго преступленія. Но брошенное имъ на ниву открытій зерно дало обильную жатву. Его великая, благородная личность не должна быть забыта. Оставшіеся послѣ Лебона портреты представляютъ его стройнымъ и хорошо сложеннымъ, хотя нѣсколько сутуловатымъ, вслѣдствіе усидчивыхъ занятій, съ блестящими задумчивыми глазами, съ блѣднымъ выразительнымъ лицомъ, съ длинными, спустившимися на лобъ волосами. Пылкій и честный, съ довѣрчивымъ и благороднымъ сердцемъ, онъ легко привязывался къ людямъ, потому что видѣлъ въ нихъ только хорошія стороны, и часто бывалъ обманутъ, потому что не обращалъ вниманія на дурныя. Таковъ нравственный образъ Филиппа Лебона, къ которому можно примѣнить слова Вольтера о своемъ героѣ, Задигѣ: «ему изумлялись и однакоже его любили». Одинъ изъ почитателей Лебона, совершенно вѣрно охарактеризовалъ его жизнь, сказавши, что «онъ съумѣлъ пріобрѣсти болѣе уваженія, чѣмъ богатства».
Вдова Лебона получила пенсіонъ въ 1200 франковъ и хотѣла продолжать дѣло покойнаго мужа, но не смотря на всѣ усилія и настойчивость, она только понапрасну потратила свою энергію, которая разбилась, наконецъ, о новыя неудачи.
Какое развитіе получила теперь фабрикація свѣтильнаго газа, открытаго Филиппомъ Лебономъ, видно изъ того, что парижское газовое общество ежедневно доставляетъ его для столицы 125 тысячъ кубическихъ сажень. На заводѣ общества работаетъ 6 тысячъ человѣкъ, не считая 2 тысячъ агентовъ, наблюдающихъ за газопроводными трубами и рожками.
Такимъ образомъ, индустрія доставляетъ обществу не только новые и полезные продукты, но и даетъ средства къ жизни цѣлой арміи рабочихъ. Поразительны результаты распространенія машинъ и развитія промышленности. По оффиціальнымъ статистическимъ документамъ сила паровыхъ машинъ, дѣйствующихъ въ настоящее время въ одной только Франціи, доходитъ до 1 500 000 паровыхъ силъ, представляющихъ 4 500 000 лошадиныхъ силъ и равняющихся работѣ 32 милліоновъ человѣкъ, т. е. числу въ 10 разъ превосходящему способное къ труду промышленное населеніе нынѣшней французской республики. Такъ какъ это населеніе доходитъ теперь во Франціи до 8 400 000 человѣкъ, считая въ томъ числѣ женщинъ, дѣтей и стариковъ, то настоящихъ работниковъ слѣдуетъ считать не болѣе 3 200 000.
Если-бы пришлось прясть руками всю хлопчато-бумажную пряжу, которая вырабатывается Англіей въ теченіи года при помощи механическихъ станковъ (self-acting), вытягивающихъ до тысячи нитей заразъ, то потребовалось-бы не менѣе 90 милліоновъ человѣкъ т. е. половина населенія Европы. Искусная вязальщица дѣлаетъ до 80 петель въ минуту, тогда какъ на круглой вязальной машинѣ она сдѣлаетъ ихъ до полумилліона.
Эти громадныя цифры краснорѣчивѣе всякихъ разсужденій показываютъ, какимъ почтеніемъ, какой благодарностью мы обязаны энергіи и генію великихъ работниковъ, благодаря которымъ у насъ наступило царство машинъ. А между тѣмъ большинство этихъ людей были непризнаны, несчастливы и въ большей или меньшей степени гонимы.
Однимъ изъ примѣровъ этого рода можетъ служить исторія знаменитаго Престонскаго цирюльника, изобрѣтателя прядильной машины.
Ричардъ Аркрайтъ, родившійся въ графствѣ Ланкастерскомъ въ Англіи, 23 декабря 1732 г., такъ нуждался и бѣдствовалъ въ молодости, что долженъ былъ поступить въ услуженіе къ цирюльнику. Скопивъ нѣсколько денегъ, онъ открылъ въ Манчестерѣ собственное заведеніе подъ вывѣской «Подземная цирюльня. Брѣютъ за 2 коп». Въ виду такой конкурренціи, другіе цирюльники тоже понизили цѣну. Аркрайтъ не хотѣлъ уступить товарищамъ по ремеслу и, чтобы сдѣлать всякую конкурренцію не возможной, такъ измѣнилъ свою вывѣску: «Хорошее бритіе за 1 коп. ». Но должно быть ремесло было не особенно выгодно при такой цѣнѣ, потому что Аркрайтъ вскорѣ сдѣлался лошадинымъ барышникомъ. Онъ перепродавалъ лошадей, покупаемыхъ у молодыхъ крестьянокъ и въ то-же время торговалъ краской собственнаго издѣлія. Чувствуя сильную склонность къ механикѣ, Аркрайтъ посвящалъ всѣ свои досуги устройству маленькихъ моделей машинъ. Случайная встрѣча въ городѣ съ часовщикомъ, по имени Кэ, доставила ему возможность пріобрѣсти необходимыя элементарныя свѣдѣнія и всецѣло посвятить себя любимому занятію. Аркрайтъ былъ чрезвычайно дѣятеленъ. Онъ работалъ каждый день съ четырехъ часовъ утра до девяти вечера и, не смотря на свою нищету (его платье было все въ лохмотьяхъ), ему наконецъ удалось, съ помощью Кэ, устроить первую машину для пряденія хлопчатой бумаги. Онъ выставилъ свое изобрѣтеніе въ пріемной безплатной школы въ Престонѣ. Повидимому счастье улыбнулось, наконецъ, настойчивому работнику: въ 1769 году нѣсколько богатыхъ промышленниковъ помогли ему своими капиталами. Аркрайтъ взялъ патентъ на изобрѣтенную имъ машину и устроилъ бумагопрядильныя фабрики, сначала въ Нотингемѣ, потомъ въ Кромфордѣ, въ Дербишайрѣ и, наконецъ, неподалеку отъ Чорли. Но ланкаширскіе фабриканты составили противъ него настоящій заговоръ. Подстрекаемые ими рабочіе начали смотрѣть на изобрѣтателя какъ на врага, который своими машинами убьетъ ручной трудъ, и рѣшились погубить смѣлаго новатора. Мастерская Аркрайта была разрушена толпой безумцевъ, но онъ, не смущаясь, продолжалъ свою фабрикацію. Его пряжа была лучше чѣмъ у всѣхъ его конкуррентовъ, и онъ терпѣливо ожидалъ, когда ему будетъ оказана справедливость. Ланкаширскіе купцы отказались покупать его пряжу, перестали употреблять его станки и соединенными усиліями привлекли его къ суду. Но ничто не могло поколебать настойчивости великаго изобрѣтателя. Мало-по-малу онъ восторжествовалъ надъ своими врагами, и къ концу своей жизни добился полнаго успѣха: нѣсколько бумагопрядилень прочно организовались подъ его руководствомъ въ нѣкоторыхъ округахъ Шотландіи, послѣ чего его конкурренты должны были покориться и ввести у себя изобрѣтенный имъ станокъ.
Какой громадной силой воли обладалъ Аркрайтъ видно изъ того, что онъ пятидесяти лѣтъ, безъ посторонней помощи, выучился грамматикѣ и орѳографіи. Механика и устройство фабрикъ до такой степени поглощали время знаменитаго труженника, что до этого возраста онъ не имѣлъ возможности пріобрѣсти даже элементарныхъ свѣденій по литературѣ.
Основатель современныхъ мануфактуръ, одно время, какъ мы уже видѣли, испытавшій немало преслѣдованій и несчастій, умеръ окруженный почестями и богатствомъ. Послѣ его смерти (3 августа 1792 г.) остался капиталъ въ 12 милліоновъ. Изобрѣтеніе Аркрайта дало такой сильный толчекъ фабрикаціи хлопчато-бумажной пряжи, что ввозъ хлопка въ Англію, едва достигавшій съ 1771 г. по 1780 годъ 6 милліоновъ фунтовъ, поднялся съ 1817–1821 года до 144 милліоновъ, изъ которыхъ 130 обработывались исключительно въ Великобританіи. Невозможно даже приблизительно опредѣлить, до какой степени уменьшился ручной трудъ вслѣдствіи употребленія станка Аркрайта; но это уменьшеніе дало возможность приготовлять бумажныя ткани въ громадномъ количествѣ, немыслимомъ ни въ какой другой отрасли промышленности.
Чѣмъ Аркрайтъ былъ для Англіи, тѣмъ явился для Франціи Ришаръ-Ленуаръ. Жизнь этого великаго двигателя промышленности представляетъ настоящую эпопею, подобно тому какъ и жизнь его англійскаго собрата.
Франсуа Ришаръ, сынъ бѣднаго фермера, родился 16 апрѣля 1765 г. въ Треле (община Эпинэ, кальвадосскаго департамента). Перебывавъ послѣдовательно прикащикомъ въ магазинѣ новостей, разнощикомъ лимонада въ Руанѣ и гарсономъ въ парижскомъ кафе, онъ, благодаря своей экономіи, успѣлъ скопить небольшую сумму денегъ и употребилъ ихъ на покупку нѣсколькихъ штукъ англійскаго канифаса, который перепродавалъ въ розницу. Черезъ полгода онъ уже имѣлъ шесть тысячъ франковъ, но, сдѣлавшись жертвой обмана и безчестныхъ поступковъ со стороны какого-то дѣльца, принужденъ былъ провести нѣсколько лѣтъ въ тюрьмѣ Лафорсъ, куда въ то время сажали за долги. Выйдя на свободу, въ 1790 году, и снова заручившись кредитомъ, Франсуа Ришаръ сталъ бойко торговать полотномъ и вступилъ въ компанію съ молодымъ купцомъ Ленуаръ Дю френомъ. Одна изъ выгодныхъ сторонъ ихъ предпріятія состояла въ перепродажѣ бумажныхъ матерій, покупаемыхъ въ Англіи. Ришару пришла тогда смѣлая мысль самому ткать эти матеріи. При помощи нѣсколькихъ англійскихъ рабочихъ, онъ горячо принялся за дѣло. Успѣхъ превзошелъ его ожиданія. Подъ фирмой Ришаръ-Лену аръ онъ устроилъ прядильню, которая пошла такъ хорошо, что оба компаніона стали получать по 40 тысячъ франковъ въ мѣсяцъ чистой прибыли и нажили большое состояніе, освободивъ въ то-же время Францію отъ весьма убыточнаго налога.
Въ 1806 года Ленуаръ умеръ. Ришаръ сохранилъ имя своего компаньона и одинъ продолжалъ начатое ими вмѣстѣ производство. Когда дѣла его достигли цвѣтущаго положенія, онъ вздумалъ заняться еще и разведеніемъ хлопчатника: выписалъ сѣмена изъ Америки, посѣялъ ихъ въ Италіи и въ 1808 году привезъ во Францію болѣе 50 тысячъ тюковъ хлопка. Въ это время у нашего замѣчательнаго предпринимателя было занято не менѣе 20 тыс. рабочихъ и онъ расходовалъ по милліону франковъ въ мѣсяцъ. Но вскорѣ, когда Наполеонъ, желавшій поощрить разведеніе хлопчатника въ южныхъ департаментахъ Франціи, обложилъ ввозъ хлопка пошлиной, для Ришара-Ленуара начались затрудненія. Чтобы не остановить своихъ прядиленъ, онъ принужденъ былъ сдѣлать заемъ въ нѣсколько милліоновъ. Бѣдствія 1813 года еще болѣе пошатнули его дѣла. Во время событій 1814 года онъ, въ качествѣ начальника 8-го легіона, выказалъ замѣчательную энергію, что значительно увеличило его популярность. Но въ это-же время повелѣніемъ отъ 23-го апрѣля, вызваннымъ отчасти требованіемъ иностранцевъ, ввозныя пошлины на хлопокъ были уничтожены безъ всякаго вознагражденія для владѣльцевъ плантацій. Это нанесло смертельный ударъ нашему фабриканту. Еще 22 апрѣля Ришаръ считалъ себя обладателемъ 8 милліоннаго капитала, а на другой день онъ сдѣлался нищимъ.
Не смотря на всю свою выносливость, энергію и настойчивость, смѣлый предприниматель не могъ оправиться послѣ такого удара. Глубоко несчастный, принужденный жить на пенсію, выдаваемую ему зятемъ, онъ поселился въ уединеніи и жестоко страдалъ вслѣдствіи необходимости сдерживать порывы своей теперь уже безполезной дѣятельности. Онъ умеръ 19 октября 1839 года. Толпа рабочихъ сопровождала гробъ этого бѣднаго труженика, которымъ можетъ гордиться французская индустрія[104].
Жакаръ[105], скромный, благородный — еще одинъ изъ тѣхъ людей, къ которымъ нельзя относиться безъ уваженія и симпатіи. Уже въ ранней молодости онъ является образцомъ трудолюбія, изобрѣтательности и настойчивости. Находясь на службѣ, сначала въ переплетной, потомъ въ словолитнѣ, онъ постоянно наблюдалъ, комбинировалъ и усовершенствовалъ попадавшіеся ему на глаза инструменты. Однажды Жакаръ случайно зашелъ къ ножевщику и замѣтилъ, что ножъ, прежде чѣмъ его прикрѣпятъ къ ручкѣ, долженъ перейти черезъ руки двухъ или трехъ рабочихъ. На другой-же день онъ сдѣлалъ чертежъ машины, которая въ пять минутъ могла выполнить работу четырехъ рабочихъ, занятыхъ цѣлый день. Ножевщикъ былъ слишкомъ бѣденъ, чтобы заказать себѣ такую машину и ограничился только ея моделью, да и ту вскорѣ уничтожили рабочіе изъ опасенія, что изобрѣтеніе, упростивъ точеніе, дурно повліяетъ на заработную плату.
Жакаръ родился изобрѣтателемъ; идеи усовершенствованія развивались въ его головѣ безъ всякихъ усилій, какъбы самопроизвольно. Еще въ ранней молодости онъ обратилъ вниманіе на ткацкое искусство и сталъ мечтать о средствахъ упростить его. Отецъ Жакара занимался тканьемъ парчи и штофа (матерій, затканныхъ серебромъ, золотомъ и шелкомъ), а по смерти матери въ этой работѣ принялъ участіе также и сынъ. Черезъ нѣсколько времени отецъ умеръ и молодой человѣкъ сдѣлался совершенно самостоятельнымъ. Получивъ небольшое наслѣдство, онъ женился на дочери оружейника Буашона. Хотя Жакаръ и любилъ эту дѣвушку, но все-таки разсчитывалъ получить за нею приданое, обѣщанное ея отцомъ, въ чемъ однако ошибся. По счастію, скромный ремесленникъ нашелъ въ своей женѣ нѣчто лучшее, чѣмъ богатство: безкорыстную любовь, преданность и твердость въ перенесеніи несчастій. Ему удалось найти себѣ подругу, вѣрившую въ него и всегда умѣвшую поддержать въ немъ бодрость духа въ трудныя минуты жизни.
Жакаръ вздумалъ устроить мастерскую узорчатыхъ матерій, но не обладая практическимъ умомъ, онъ скоро потерпѣлъ неудачу, надѣлалъ долговъ, раззорился и поступилъ на службу къ фабриканту извести Де-Лабрессъ. Надо было жить и вотъ, для добыванія насущнаго хлѣба, Жакаръ, превратившійся въ простаго рабочаго, подбрасываетъ дрова въ печи для обжиганія извести, между тѣмъ какъ его жена занимается въ Ліонѣ плетеніемъ соломенныхъ шляпъ.
Но изобрѣтателя ожидали еще болѣе тяжкія, болѣе ужасныя испытанія. Начался 1793 годъ. Великая революція, уклонившись отъ своего правильнаго теченія, породила терроръ. Жирондистовъ приговариваютъ къ смертной казни. Въ Ліонѣ, Каэнѣ и многихъ другихъ городахъ населеніе ропщетъ и возмущается. Жакаръ тоже въ числѣ недовольныхъ. Сторонникъ революціи, но врагъ террора, онъ оставляетъ партію «горы», присоединяется къ своимъ собратьямъ и въ качествѣ рядоваго принимаетъ участіе въ той геройской борьбѣ, которую ліонцы въ продолженіи 60 дней вели противъ Конвента. Ліонцы побѣждены. Гильотина не перестаетъ работать на площади Терро; всѣ участники возстанія подвергаются преслѣдованіямъ и казни. Выданный кѣмъ-то, Жакаръ принужденъ скрываться вмѣстѣ со своимъ семнадцати лѣтнимъ сыномъ. Потомъ они оба бѣгутъ и поступаютъ въ рейнскую армію. Жакаръ мужественно сражается за Францію. Тутъ ему приходится испытать новое страшное горе: его единственный сынъ смертельно раненъ непріятельской пулей и умираетъ у него на рукахъ.
Отчаяніе сломило силы несчастнаго отца; онъ захворалъ, пролежалъ нѣсколько времени въ больницѣ и, наконецъ, вернулся въ Ліонъ, гдѣ узналъ, что домъ его, подобно многимъ другимъ, сдѣлался жертвою пламени. Не безъ труда розыскалъ онъ свою жену и сталъ жить съ нею вмѣстѣ. Волненіе стало утихать, а вслѣдъ затѣмъ мало-по-малу возродилась и шелковая промышленность, которой Жакаръ предназначено было дать новый толчекъ.
Идея великаго изобрѣтателя, осуществленная имъ лишь послѣ многочисленныхъ изысканій, состояла въ томъ, чтобы замѣнить механическимъ двигателемъ взрослую работницу или ребенка, которые при тканьѣ двигали нитченки[106], родъ снурковъ, привязанныхъ къ веревкамъ. Остроумныя комбинаціи, придуманныя имъ для устройства новаго станка, несомнѣнно доказываютъ его геніальную способность къ механикѣ. Система движущихся стержней и крючковъ замѣняла у него прежнюю утомительную работу дергальщицъ нитченокъ, упрощала наведеніе рисунка въ узорчатыхъ тканяхъ и, устраняя изъ дѣла совершенно непроизводительный трудъ, сокращала расходы фабриканта почти на половину. Новая машина имѣла большой успѣхъ на выставкѣ произведеній національной промышленности въ 1801 году. Эта выставка показала, что для Франціи наступила эра обновленія труда и капитала. Восторженные отзывы посѣтившаго ее англичанина Фокса могутъ служить мѣриломъ важности сдѣланныхъ тогда усовершенствованій. Станокъ Жакара, названный имъ «Tireuse de lacs» получилъ бронзовую медаль. Другая машина того же изобрѣтателя — для вязанья морскихъ рыболовныхъ сѣтей — была удостоена большой золотой медали.
Жакаръ.
Богатство находилось теперь въ рукахъ Жакара, но онъ имъ не воспользовался; онъ былъ однимъ изъ тѣхъ людей, которые предоставляютъ извлекать выгоды изъ своихъ открытій другимъ, а сами предпочитаютъ трудиться надъ новыми изобрѣтеніями. Къ тому-же Жакаръ больше всего заботился объ усовершенствованіи своего станка и вскорѣ устроилъ модель его въ Ліонѣ. Въ 1802 г. этотъ становъ осматривалъ собравшійся въ главномъ городѣ Ронскаго департамента совѣтъ подъ предсѣдательствомъ министра внутреннихъ дѣлъ, знаменитаго Карно.
Раньше министръ не хотѣлъ вѣрить удивительнымъ результатамъ новаго изобрѣтенія и не безъ ироніи сказалъ Жакару: «И ты разсчитываешь завязать узелъ на ниткѣ съ несвободными концами (натянутой)!».
Теперь, къ своему изумленію, Карно убѣдился, что это возможно.
Ронскій префектъ, оцѣнившій всю важность Жакардова станка, одобрилъ труды изобрѣтателя и помогъ ему отправиться въ Парижъ для продолженія его работъ и изслѣдованій. Жакара опредѣлили въ Консерваторію Искуствъ и Ремеслъ, гдѣ онъ прожилъ болѣе двухъ лѣтъ, занимаясь починкой машинъ и моделей. Среда была самая благопріятная для развитія механическихъ талантовъ изобрѣтателя: онъ не только разбиралъ и поправлялъ машины, но также усовершенствовалъ, передѣлывалъ, даже нерѣдко замѣнялъ ихъ новыми, болѣе удобными. Такъ, Жакаръ построилъ здѣсь ткацкій станокъ для приготовленія бархатныхъ лентъ съ двойной лицевой стороной и машины съ тройнымъ челнокомъ для тканья бумажныхъ матерій. Кромѣ того онъ трудился надъ исправленіемъ и приведеніемъ въ порядокъ знаменитыхъ приборовъ Вокансона, извѣстнаго механика, приводившаго современниковъ въ изумленіе своими неподражаемыми автоматами.
Вернувшись въ Ліонъ въ 1804 г., Жакаръ встрѣтилъ честнаго, вполнѣ довѣрявшаго ему капиталиста, Камилла Пернона, который рѣшился, наконецъ, открыть станку великаго изобрѣтателя доступъ въ область практической индустріи. При содѣйствіи Пернона Жакаръ вступилъ въ сношеніе съ Коммерческой палатой и муниципальнымъ совѣтомъ. Коммиссія, состоявшая изъ самыхъ опытныхъ фабрикантовъ, разсмотрѣла новую машину и единогласно дала о ней самый благопріятный отзывъ. Вскорѣ ліонскій муниципалитетъ былъ уполномоченъ императорскимъ декретомъ купить у Жакара привиллегію на его станокъ за годовую ренту въ 3 тысячи франковъ. Такимъ образомъ, патентъ на ткацкій станокъ сдѣлался общественнымъ достояніемъ, а несчастный изобрѣтатель промѣнялъ на кусокъ хлѣба открытіе, стоившее ему 15 лѣтъ труда, лишеній и нужды. Онъ просилъ правительство дозволить ему кромѣ того получать пятьдесятъ франковъ за каждый станокъ его изобрѣтенія.
«Вотъ человѣкъ, довольствующійся малымъ», воскликнулъ Наполеонъ, подписывая декретъ.
Тогда-то начались ужасныя испытанія для несчастнаго Жакара. Появленіе его машины произвело страшное смятеніе въ рабочемъ классѣ. Вездѣ говорили, что новая машина осуждаетъ на бездѣйствіе и нищету всѣхъ, кто добываетъ средства къ жизни тканьемъ узорчатыхъ матерій. Противъ изобрѣтателя поднимались угрожающіе крики. Его называли измѣнникомъ, который продалъ бѣднаго рабочаго богатому фабриканту и продался самъ иностранцамъ. Бѣдный Жакаръ! Онъ продался иностранцамъ! Онъ предалъ своихъ братьевъ и обрекъ ихъ на несчастіе! Вотъ какую награду получилъ самоотверженный труженикъ за свое геніальное изобрѣтеніе, за свои безсонныя ночи, за свои слезы, за свое безкорыстіе, за свой патріотизмъ!
Ненависть росла вокругъ изобрѣтателя подобно бурному потоку, грозившему унести его въ своемъ теченіи. Жакаръ уже не могъ показываться на ліонскихъ улицахъ. Его провожали свистками, его публично оскорбляли. Однажды, возлѣ Сенклерскихъ воротъ, разъяренная толпа даже бросилась на него и потащила его на берегъ Роны.
— «Топи, топи его!» кричали изступленные ткачи, толкая бѣдняка въ воду.
Только энергическое вмѣшательство нѣсколькихъ сострадательныхъ людей, подоспѣвшихъ во время, спасли Жакара отъ неминуемой гибели.
Жакаръ могъ-бы покинуть Ліонъ, гдѣ ему угрожало столько оскорбленій и опасностей; онъ могъ-бы бѣжать изъ своей неблагодарной отчизны и унести съ собою свое открытіе, этотъ вѣрный источникъ обогащенія для каждой страны. Но онъ остался. Спокойствіемъ и мудростью онъ съумѣлъ побороть ненависть. Жакаръ не сомнѣвался, что наступитъ день, когда ему будетъ воздана справедливость; онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что его машина создастъ изобиліе и дешевизну, что она увеличитъ количество работы, а слѣдовательно и количество заработка, что она облегчитъ физическій трудъ рабочихъ и что заслуги его будутъ наконецъ признаны всѣми. Жакаръ не ошибся въ своихъ ожиданіяхъ.
Нападеніе ткачей на Жакара.
Станокъ системы Жакара произвелъ переворотъ въ ткацкомъ дѣлѣ, упрочилъ фабрикацію шелковыхъ матерій въ Ліонѣ и открылъ этому городу источникъ мануфактурнаго богатства. Однако не здѣсь только промышленность обязана глубокой благодарностью Жакару, но также и въ Руанѣ, въ С. Кантенѣ, Эльбёфѣ, Седанѣ, Манчестерѣ, Берлинѣ, Москвѣ, С.-Петербургѣ, въ Америкѣ, Индіи и даже въ Китаѣ.
Заслуживъ снова всеобщее уваженіе, скромный изобрѣтатель удалился въ Улленъ, недалеко отъ Ліона, и сталъ заниматься тамъ обработкой своего сада. Когда его посѣщали иностранцы, онъ показывалъ имъ свои трофеи — медали и крестъ почетнаго легіона.
Здѣсь, окруженный почтеніемъ и любовью онъ прожилъ до той минуты, когда ему суждено было заснуть вѣчнымъ сномъ. Жакаръ умеръ 7 августа 1834 года 82 лѣтъ отъ роду[107].
Городъ Ліонъ хотя воздвигнулъ Жакару статую, но не позаботился о его бѣдныхъ родственникахъ, которымъ пришлось вскорѣ сильно бѣдствовать. 20 лѣтъ спустя послѣ смерти Жакара двѣ его племянницы жили въ такой нищетѣ, что были принуждены продать за нѣсколько сотъ франковъ золотую медаль, пожалованную Людовикомъ XVIII ихъ дядѣ.
Еще печальнѣе сложилась судьба изобрѣтателя машиннаго пряденія льна.
Филиппъ де Жираръ родился въ Люрмаренѣ (депар. Воклюзъ) 1 февраля 1775 года. Это была одна изъ тѣхъ избранныхъ натуръ, всеобъемлющій умъ которыхъ находитъ повсюду примѣненіе для своей изумительной изобрѣтательности. Съ самаго дѣтства будущій инженеръ, подобно великому Ньютону, началъ задумываться надъ механическими приспособленіями и устроивать модели въ родѣ, напримѣръ, маленькихъ водяныхъ колесъ, приводимыхъ въ движеніе теченіемъ ручья; 14-ти лѣтъ онъ придумалъ интересный аппаратъ съ цѣлью утилизировать движеніе волнъ. Жираръ отличался замѣчательными способностями ко всѣмъ наукамъ и искусствамъ; онъ съ одинаковымъ успѣхомъ занимался механикой, ботаникой, живописью, скульптурой и даже поэзіей.
Событія, сопровождавшія Великую Революцію, заставили Жирара покинуть мирную жизнь въ родительскомъ домѣ. Послѣ своего участія въ борьбѣ съ революціонерами южныхъ провинцій, будущій изобрѣтатель долженъ былъ оставить Францію. Принужденный жить и содержать родныхъ исключительно однимъ только физическимъ трудомъ, онъ занялся живописью въ Магонѣ, на островѣ Миноркѣ, а потомъ устроилъ мыловаренный заводъ въ Ливорно. Уже въ это время Филиппъ де Жираръ, которому было тогда не болѣе 18 лѣтъ, обратилъ на себя вниманіе своими открытіями: онъ изобрѣлъ машину для гравированія на твердыхъ доскахъ, аппаратъ для приготовленія статуй въ уменьшенномъ размѣрѣ и электрическій конденсаторъ.
Вернувшись на родину послѣ 9-го термидора, онъ основалъ химическій заводъ въ Марсели надѣялся, что, наконецъ, можетъ жить спокойно; но 13 вандемьера принудило его во второй разъ оставить отечество. Молодой инженеръ скрылся въ Ниццу, гдѣ занялъ каѳедру химіи и только что введенной тогда въ курсъ преподаванія естественной исторіи. По возвращеніи въ Марсель, послѣ 18 брюмера, онъ читалъ тамъ курсъ химіи и вскорѣ отправился въ Парижъ.
Выставка 1806 года наглядно показала замѣчательную изобрѣтательность Филиппа де Жирара. Онъ выставилъ новыя ахроматическія стекла, окрашенное подъ лакъ по новому способу листовое желѣзо и знаменитыя гидростатическія лампы съ постояннымъ уровнемъ, которыя произвели тогда настоящую революцію въ дѣлѣ освѣщенія. Онѣ были впервые снабжены шарами изъ матоваго стекла, впослѣдствіи распространившимися повсюду.
Нѣсколько времени спустя, Жираръ получилъ отъ Общества Поощренія (Societé d’encouragement) большую золотую медаль за паровую машину, устроенную имъ по данной программѣ.
Въ 1810 году Наполеонъ, желая нанести послѣдній ударъ англійской хлопчато-бумажной промышленности, для которой ему удалось при помощи континентальной блокады запереть всѣ европейскіе порты, издалъ слѣдующій декретъ, появившійся въ «Монитерѣ», отъ 12 мая.
«Усиленно заботясь о процвѣтаніи въ нашей имперіи мануфактуръ, для которыхъ ленъ составляетъ матеріалъ первой необходимости и находя, что повсемѣстному ихъ развитію существенно препятствуетъ неимѣніе для пряденія льна такихъ машинъ, какія существуютъ для хлопка, мы признали необходимымъ и постановили: Ст. 1. Назначить премію въ милліонъ франковъ изобрѣтателю (къ какой-бы націи онъ ни принадлежалъ) наилучшей машины для пряденія льна. Ст. 2. Сумма въ милліонъ франковъ, назначенная для этой цѣли, предоставляется въ распоряженіе нашего министра внутреннихъ дѣлъ. Ст. 3. Декретъ этотъ перевести на всѣ языки и отправить нашимъ посланникамъ, министрамъ и консуламъ въ иностранныя государства, для опубликованія. Ст. 4. Исполненіе настоящаго декрета поручается нашимъ министрамъ: внутреннихъ дѣлъ, финансовъ и иностранныхъ дѣлъ».
Черезъ нѣсколько дней послѣ обнародованія этого декрета, Филиппъ Жираръ, которому было тогда 35 лѣтъ, гостилъ у своего отца въ Люрмаренѣ. Во время завтрака принесли газету, гдѣ былъ напечатанъ декретъ, или вѣрнѣе вызовъ на состязаніе въ изобрѣтательности, обращенный ко всѣмъ народамъ безъ исключенія. «Вотъ, Филиппъ, посмотри, сказалъ Жираръ, передавая газету своему сыну, это по твоей части!» Послѣ завтрака Филиппъ Жираръ долго гулялъ одинъ и принялъ твердое намѣреніе разрѣшить предложенную задачу. Онъ никогда не занимался той отраслью промышленности, о которой шла рѣчь, и поэтому думалъ, не слѣдуетъ ли ему предварительно изучить всѣ прежнія системы льнопрядильныхъ машинъ. Но вскорѣ онъ оставилъ эту мысль, находя, что назначеніе милліонной преміи доказывало полнѣйшую несостоятельность такихъ попытокъ. Чтобы сохранить за собой полную самобытность, онъ рѣшилъ совсѣмъ не знакомиться съ чужими работами. Вернувшись домой, Ф. Жираръ велѣлъ принести въ свою комнату льну, нитокъ, воды, лупу и, разсматривая поперемѣнно ленъ и нитки, сказалъ себѣ: «изъ перваго должно сдѣлать второе». Потомъ онъ долго разсматривалъ ленъ въ лупу, размачивалъ его въ водѣ и на другой день за завтракомъ объявилъ своему отцу: «милліонъ за мной». Послѣ этого онъ взялъ прядь льна, размочилъ ее въ водѣ, чтобы раздѣлить на элементарныя волокна и, скрутилъ очень тонкую нить. «Остается только сдѣлать механическимъ способомъ то, что я сдѣлалъ руками, и машина изобрѣтена», сказалъ нашъ пытливый изслѣдователь. Для него она дѣйствительно была изобрѣтена. Зерно открытія дало ростокъ въ его мозгу[108].
Два мѣсяца спустя Филиппъ Жираръ взялъ первый патентъ. Чтобы ознакомиться съ идеей этого изобрѣтенія, всего лучше будетъ описать положенный въ основу его принципъ, со словъ самого изобрѣтателя:
«Вся моя система машиннаго пряденія льна, говоритъ онъ, зиждется на двухъ главныхъ манипуляціяхъ. Первое — это трепаніе и вытягиваніе льна посредствомъ ряда безконечныхъ подвижныхъ гребней. Оно служитъ основой всѣхъ подготовительныхъ операцій, которымъ подвергается ленъ, начиная съ чесанія и оканчивая пряденіемъ тончайшихъ нитей. Вытягиванье есть единственный, найденный до сихъ поръ способъ однородно располагать по какой угодно длинѣ волокна чесанаго льна, не нарушая ихъ параллельности. Второй способъ, благодаря которому только и сдѣлалось возможнымъ машинное пряденіе льна до неограниченной степени тонины пряжи, состоитъ въ разложеніи сырыхъ волоконъ посредствомъ вымачиванія ихъ въ щелокѣ или просто въ водѣ. При помощи этой операціи, ленъ превращается какъ-бы въ новое вещество, которое можно вытягивать подобно хлопку между сближенными цилиндрами и приготовлять изъ него несравненно болѣе тонкія нити, чѣмъ тѣ, которыя получались при пряденіи льна невытянутаго, какъ это дѣлалось по старинному англійскому способу. Эти два основныхъ принципа, совершенно не извѣстные въ примѣненіи къ пряденію льна до назначенія Наполеономъ преміи, изложены въ первый разъ въ моемъ патентѣ на изобрѣтеніе отъ 18 іюля 1810 года».
Машины Филиппа Жирара, устроенныя вскорѣ на двухъ прядильныхъ фабрикахъ въ Парижѣ, осуществили эти два основныхъ принципа. Съ тѣхъ поръ прошло 70 лѣтъ, а первоначальныя изобрѣтенія Филиппа Жирара остались нетронутыми; и въ настоящее время, какъ и тогда, они служатъ необходимымъ условіемъ существованія машиннаго пряденія льна.
Вскорѣ случился гнусный фактъ. Правительство, изумленное тѣмъ, что одинъ человѣкъ такъ быстро сдѣлалъ открытіе, за которое были обѣщаны такія громадныя деньги, издало новую программу и, раздробивъ императорскую премію на нѣсколько частей, требовало отъ изобрѣтателя въ числѣ другихъ невозможныхъ условій настоящаго чуда: чтобы 400 тысячъ метровъ пряжи вѣсили не болѣе киллограмма[109], и чтобы при этомъ получалась экономія въ 0,8 сравнительно съ цѣной ручной пряжи. Филиппъ Жираръ протестовалъ, но имперія вскорѣ пала, и когда наступило время выдачи преміи, то «одного только милліона и не оказалось на лицо», какъ остроумно выразился Тьеръ, говоря о нашемъ несчастномъ героѣ.
Не смотря на такую возмутительную несправедливость, Жираръ все-таки продолжалъ посвящать свой геній для блага Франціи. Въ 1813 году, когда ей угрожало вторженіе иноземцевъ, онъ изобрѣлъ паровыя пушки, которыя на пробной стрѣльбѣ, въ присутствіи генерала Гур о и нѣсколькихъ артиллерійскихъ офицерахъ, оказались вполнѣ практичными. Эти смертоносныя орудія представляютъ поразительную аналогію съ теперешними митральезами и послужили для нихъ образцомъ. Модель паровой пушки дѣлала 180 выстрѣловъ въ минуту, причемъ на разстояніи 10 шаговъ пробивала желѣзную кирасу, а на 100 — деревянную доску въ 1 1 / 2 дюйма толщиной. Вслѣдствіе благопріятнаго отзыва коммиссіи, правительство предписало устроить такія машины въ большемъ видѣ и тотчасъ-же ассигновало на этотъ предметъ необходимую сумму. «Но какъ ни быстро явилось изобрѣтеніе и осуществленіе его, говоритъ Амперъ, быстрота событій была еще значительнѣе».
Чтобъ разработать, какъ слѣдуетъ, машинное пряденіе льна, Филиппъ Жираръ потратилъ на опыты не только всѣ свои средства, но также состояніе своихъ братьевъ, гордившихся своимъ участіемъ въ его дѣлѣ. Мало того, этотъ полезнѣйшій человѣкъ, составлявшій научную славу Франціи, былъ арестованъ въ своей мастерской за долги, сдѣланные имъ для продолженія опытовъ, и посаженъ въ тюрьму Сентъ-Пелажи. Фактъ невѣроятный, но совершенно вѣрный!
Тогда-то, измученный равнодушіемъ и несправедливостью соотечественниковъ, изобрѣтатель принялъ предложеніе Австріи устроить въ Вѣнѣ льно-прядильную мануфактуру. Онъ уѣхалъ съ растерзаннымъ, сердцемъ и увезъ съ собой половину своихъ машинъ, предоставивъ остальныя братьямъ для эксплуатаціи на его неблагодарной родинѣ. Однако и теперь правительство отказало имъ въ займѣ, безъ котораго они не могли поддержать свою маленькую фабрику, которую скоро принуждены были закрыть. Въ Вѣнѣ Филиппъ Жираръ былъ принятъ далеко не съ тѣмъ сочувствіемъ, на которое имѣлъ полное право разсчитывать въ силу данныхъ ему обѣщаній. «Тѣмъ не менѣе онъ съ изумительной настойчивостью продолжалъ трудиться надъ своими изобрѣтеніями. Такъ, онъ дополнилъ свою прядильную машину приборомъ для чесанья льна; опередивъ пароходное сообщеніе, существующее теперь на Дунаѣ, онъ пустилъ по этой рѣкѣ между Пештомъ и Вѣной судно, приводимое въ движеніе паровой машиной, къ которой впервые примѣнилъ свое изобрѣтеніе трубчатыхъ котловъ, дѣлающихъ разрывъ паровика безопаснымъ»[110].
Вскорѣ послѣ этого Филиппъ Жираръ былъ приглашенъ русскимъ императоромъ Александромъ I, въ Варшаву, для устройства тамъ большой прядильной мануфактуры. Изобрѣтатель только узналъ тогда о публичной продажѣ всѣхъ наслѣдственныхъ имѣній, принадлежавшихъ его роднымъ, которые заложили ихъ въ надеждѣ на исполненіе декрета 1810 года; онъ тотчасъ же сталъ хлопотать о спасеніи достоянія своей фамиліи.
Въ Польшѣ Филиппъ Жираръ сдѣлался популярнымъ. Получивъ должность главнаго горнаго инженера, онъ однакоже принялъ присягу лишь подъ тѣмъ условіемъ, чтобы ему позволили оставаться во французскомъ подданствѣ. Вокругъ основанной имъ большой прядильной фабрики образовался цѣлый городокъ, названный въ честь его Жирардовымъ. На новой должности Жираръ не переставалъ работать въ прежнемъ направленіи и сдѣлалъ безчисленное множество полезныхъ изобрѣтеній. Такъ, онъ придумалъ аппаратъ для извлеченія и выпариванія свекловичнаго сока, построилъ новое гидравлическое наливное колесо, усовершенствовалъ металлургію цинка, поставилъ на фасадѣ банка въ Варшавѣ термометрографъ, а въ обсерваторіи метеорографъ, изобрѣлъ аппаратъ для приготовленія ружейныхъ ложъ, машину для вытачиванія сферическихъ тѣлъ съ математической точностью, указалъ способъ нагрѣванія воздуха въ доменныхъ печахъ, изобрѣлъ большую паровую машину безъ коромысла, особаго рода турбины, уравнительную машину, машины для разборки, вытягиванія и пряденія охлопковъ, динамометрографъ, машину для выдѣлки кирпича, усовершенствованные амбары для храненія хлѣба и машину для вытягиванія проволоки.
Въ 1844 г. Жираръ, оставшійся по прежнему бѣднякомъ, вернулся во Францію. За 4 года до этого онъ издалъ брошюру подъ заглавіемъ: « Воззваніе къ королю, министрамъ и палатамъ по поводу первенства Франціи въ изобрѣтеніи машины для пряденія льна », гдѣ онъ энергически требовалъ возстановленія всѣхъ своихъ правъ. «Я хочу возвратить моему отечеству и себѣ, говоритъ Жираръ, изобрѣтеніе, честь котораго приписываютъ мнѣ и моей странѣ всѣ государства Европы, кромѣ самой Франціи».
Въ 1842 г. Общество Поощренія рѣшилось, наконецъ, провозгласить истину, а въ 1844 году, во время промышленной выставки въ Парижѣ, чесальная машина Жирара возбуждала всеобщее удивленіе. Несчастный изобрѣтатель былъ тогда уже шестидесяти-девяти-лѣтнимъ старикомъ и жилъ исключительно пенсіей, выдаваемой ему Россіей, если не считать нѣсколько тысячъ франковъ, данныхъ ему, какъ-бы въ видѣ подаянія, обществомъ изобрѣтателей. Онъ умеръ въ слѣдующемъ году, 70 лѣтъ, не дождавшись креста почетнаго легіона, о которомъ хлопотали для него друзья.
Права Филиппа Жирара были торжественно признаны только въ 1849 г., т. е. четыре года спустя послѣ его смерти, а въ 1853 году наслѣдникамъ великаго изобрѣтателя была дана національная награда, вотированная законодательнымъ корпусомъ. Горькая насмѣшка! Жозефу Жирару, старшему брату Филиппа, было тогда 92 года и онъ умеръ черезъ нѣсколько мѣсяцевъ. Другой братъ его, Фридрихъ, скончался еще раньше[111].
Въ ряду изобрѣтателей, содѣйствовавшихъ усовершенствованію машинъ для пряденія, кордеванія (чесанія) и тканья хлопка, мы должны упомянуть Іисуса Гейльмана[112]. Въ противоположность большинству другихъ изобрѣтателей онъ былъ человѣкъ богатый. Состояніе его, вмѣстѣ съ приданымъ жены, доходило до 500 тысячъ франковъ, сумма, какъ мы увидимъ впослѣдствіи, не особенно значительная для человѣка, одержимаго страстью къ изобрѣтеніямъ. Живя въ центрѣ эльзасскихъ фабрикъ, Гейльманъ узналъ, что главные фабриканты той мѣстности предлагаютъ премію въ 5000 франковъ за изобрѣтеніе новой машины для чесанія хлопка. Чесальная машина, бывшая тогда въ употребленіи, не могла служить для выдѣлыванія ваты изъ хлопка, кромѣ того при обработкѣ на ней много матеріала пропадало даромъ. Гейльманъ рѣшился принять участіе въ конкурсѣ, тѣмъ больше что онъ и раньше занимался механикой и не только завѣдывалъ машинной фабрикой, но даже самъ сдѣлалъ нѣсколько открытій. Такъ, онъ изобрѣлъ интересную машину для вышиванія, въ которой 20 иголъ работали разомъ, за тѣмъ усовершенствованный станокъ и наконецъ двѣ машины: одну — для перемѣрки и свертыванія тканей, а другую — для навиванія основы. Станокъ его для тканья разомъ двухъ кусковъ бархата обратилъ на себя всеобщее вниманіе. Однако новая задача, предстоявшая Гейльману, оказалась гораздо труднѣе, чѣмъ можно было ожидать. Ему пришлось посвятить нѣсколько лѣтъ на изученіе предмета; но онъ увлекался этимъ дѣломъ тѣмъ сильнѣе, чѣмъ труднѣе казалось достиженіе цѣли. Пришлось дѣлать дорогостоящіе опыты, устроивать пробные аппараты и безпрестанно возобновлять ихъ. Расходы были такъ велики, что все состояніе Гейльмана и приданое его жены ушли на предварительныя изысканія. Вскорѣ изслѣдователь впалъ въ нищету и очутился въ печальной необходимости занимать деньги у друзей даже на свои текущіе расходы. Между тѣмъ у него умерла жена и онъ рѣшился отправиться въ Англію, чтобъ отыскать себѣ тамъ какое-нибудь мѣсто, которое дало-бы ему возможность содержать двухъ дочерей. Гейльманъ отправился въ Манчестеръ, но и тамъ мысль о чесальной машинѣ постоянно занимала изобрѣтателя и не давала ему покоя. Онъ сдѣлалъ модель ея для одного англійскаго фабриканта, однако надежды его и на этотъ разъ не осуществились. Онъ вернулся во Францію повидаться съ семействомъ, но и здѣсь не переставалъ думать о разрѣшеніи задачи, составлявшей его idéе fixe. Однажды вечеромъ, сидя въ креслѣ и размышляя о печальной судьбѣ изобрѣтателей, онъ почти безсознательно, но съ большимъ вниманіемъ сталъ наблюдать за тѣмъ, какъ его дочери причесывались, какъ онѣ безъ малѣйшаго затрудненія проводили гребнемъ по своимъ длиннымъ волосамъ. «Если-бъ мнѣ удалось, думалъ онъ, осуществить въ машинѣ этотъ способъ удерживать длинные волокна съ одной стороны и отбрасывать короткіе въ другую обратнымъ движеніемъ гребня, задача моя была-бы рѣшена»[113]. Гейльманъ снова принялся за работу и послѣ семилѣтнихъ трудовъ изобрѣлъ, наконецъ, повидимому простой, но въ сущности чрезвычайно сложный механизмъ чесальной машины. Еще нѣсколько лѣтъ потребовалось на то, чтобы довести ее до конца, но тогда она достигла уже такой степени совершенства, что уже не оставляла желать ничего лучшаго. Нужно видѣть, какъ работаетъ эта удивительная машина, чтобы оцѣнить ее и уловить аналогію между механизмомъ и дѣйствіемъ, давшимъ изобрѣтателю первую мысль устройства ея. Машина Гейльмана, по словамъ одного знаменитаго англійскаго инженера, работаетъ «почти также деликатно, какъ человѣческіе пальцы». Она чешетъ прядь хлопка съ обоихъ концовъ, размѣщаетъ волокна совершенно параллельно другъ другу, отдѣляетъ длинныя нити отъ короткихъ и собираетъ тѣ и другіе въ отдѣльные пучки.
Гейльманъ нападаетъ на мысль о новой чесальной машинѣ.
Манчестерскіе прядильщики очень скоро оцѣнили достоинства и выгоды новой машины и, когда одинъ изъ главныхъ фабрикантовъ ввелъ ее у себя, то шестеро другихъ сложились и купили у изобрѣтателя привиллегію за 300 тысячъ рублей. Шерстяные фабриканты дали ту-же сумму за примѣненіе машины къ чесанію шерсти, а въ Лидсѣ фабриканты заплатили изобрѣтателю 200 тыс. рублей за право воспользоваться ею для обработки льна. Такимъ образомъ, Гейльманъ внезапно разбогатѣлъ, но ему не удалось воспользоваться своимъ громаднымъ состояніемъ. Онъ умеръ въ то самое время, когда его многолѣтніе труды увѣнчались такимъ блестящимъ успѣхомъ. Сынъ Гейльмана, переносившій вмѣстѣ съ нимъ нужду и раздѣлявшій его труды, сошелъ въ могилу вслѣдъ за отцомъ[114].
Въ ряду промышленныхъ открытій нашего вѣка есть много такихъ, которыя, не обладая никакой грандіозностью, представляютъ однако же при всей своей скромности громадный интересъ, вслѣдствіе ихъ громаднаго распространенія и неисчислимыхъ услугъ, оказываемыхъ ими въ обыденной жизни. Къ числу такихъ открытій принадлежитъ швейная машина. Разсказывая исторію ея происхожденія, мы познакомимъ читателей съ неудавшейся жизнью скромнаго и мужественнаго ремесленника, настоящаго изобрѣтателя этого драгоцѣннаго прибора.
Варѳоломей Тимонье, сынъ ліонскаго красильщика, родился въ Арбрелѣ (Рона) въ 1793 г. Будучи юношей, онъ учился нѣсколько времени въ семинаріи Сенъ-Жанъ, а потомъ сдѣлался портнымъ въ Амплепюи, гдѣ его семейство жило съ 1795 года.
Когда Тимонье былъ еще молодымъ человѣкомъ, ему случалось видѣть вышиванья тамбурнымъ швомъ (крючкомъ), которыми по заказу тарарскихъ фабрикантовъ было занято много рукъ въ горахъ Ліона. Эти вышиванья дали нашему портному первую мысль о машинномъ шитьѣ и онъ придумалъ весьма простой аппаратъ, замѣнявшій руки вышивальщицы и примѣнимый также къ шитью платья.
Въ 1825 г. Тимонье жилъ въ Сентъ-Этьенѣ (Луара) и занимался ремесломъ портнаго. Не имѣя даже элементарныхъ свѣдѣній по механикѣ, страстный изобрѣтатель постоянно трудился надъ изобрѣтеніемъ новой машины. Въ продолженіи четырехъ лѣтъ онъ едва заглядываетъ въ свою мастерскую, пренебрегаетъ занятіемъ, которое составляетъ единственный источникъ существованія для его семейства, и все время проводитъ въ отдѣльномъ павильонѣ, вѣчно погруженный въ какія-то никому непонятныя занятія. Дѣла его приходятъ въ упадокъ, онъ раззоряется, теряетъ кредитъ, слыветъ за съумасшедшаго, но ему все равно…
Въ 1829 году идея его осуществилась; онъ создалъ новое орудіе труда — швейную машину. Въ 1830 г. Тимонье взялъ патентъ на изобрѣтеніе тамбурной швейной машины.
Въ это время г. Бонье, инспекторъ лоарскихъ шахтъ, проѣздомъ черезъ Сентъ-Этьенъ, увидѣлъ новую машину въ дѣйствіи. Искусный инженеръ угадалъ важность сдѣланнаго открытія и повезъ Тимонье въ Парижъ. Въ 1831 г. фирма Жерменъ, Пти и К° открыла въ улицѣ Севръ мастерскую при 80 швейныхъ машинахъ для приготовленія солдатской одежды и пригласила Тимонье къ себѣ въ управляющіе.
Въ то время рабочіе не только не видѣли въ машинахъ полезнаго для себя подспорья, но даже считали ихъ опасными соперницами и часто уничтожали ихъ въ порывѣ злобы. Машина Тимонье подверглась той же участи: возмутившіеся портные ворвались въ нему въ мастерскую и переломали тамъ все, что только попадалось имъ подъ руку. Изобрѣтатель принужденъ былъ искать спасенія въ бѣгствѣ[115]. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ фирма ликвидировала свои дѣла вслѣдствіи смерти г. Бонье, и Тимонье вернулся въ Амплепюи, въ 1832 году.
Два года спустя мы видимъ Тимонье снова въ Парижѣ, гдѣ онъ работалъ поштучно, какъ простой портной, на своей швейной машинѣ и постоянно придумывалъ къ ней новыя усовершенствованія. Прошло еще два года, послѣднія средства изобрѣтателя истощились и бѣдный рабочій отправился обратно на родину. На этотъ разъ онъ пошелъ пѣшкомъ, взваливъ машину на спину и, чтобы кормиться, дорогой показывалъ ее публикѣ, точно будто какого-то ученаго сурка.
Вернувшись въ Амплепюи, Тимонье началъ дѣлать швейныя машины и продалъ ихъ нѣсколько штукъ въ окрестностяхъ, но покупателей оказалось мало, потому что машинное шитье не пользовалось сочувствіемъ публики.
Къ 1845 г. Тимонье такъ усовершенствовалъ свою машину, что она дѣлала 200 стежковъ въ минуту. Въ это время изобрѣтатель вступилъ въ компанію съ А. Маньеномъ изъ Виллафранка (департ. Роны), гдѣ компаньоны устроили мастерскую и начали дѣлать машины стоимостью по пятидесяти франковъ за штуку. 5-го августа 1848 г. Тимонье, вмѣстѣ съ Маньеномъ, взялъ патентъ на усовершенствованіе своей машины, которую назвалъ швейно-вышивальной На ней можно было выкладывать снуркомъ, вышивать и шить все, что угодно, начиная съ кисеи и кончая сукномъ или кожей, со скоростью 300 стежковъ въ минуту. Помощью вертящейся иглы можно было даже вышивать кружки и фестоны, не поворачивая матеріи.
9-го февраля 1848 г. компаньоны взяли англійскій патентъ на свою машину, которая въ это время приготовлялась уже ими изъ металла и достигла значительно б о льшей точности сравнительно съ первыми деревянными образцами. Но революція 1848 г. на этотъ разъ положила конецъ существованію мастерской. Тимонье принужденъ былъ отправиться въ Англію, гдѣ уступилъ свой патентъ одной манчестерской компаніи. Впрочемъ, онъ пробылъ въ Англіи лишь нѣсколько мѣсяцевъ и снова вернулся во Францію.
Въ 1851 г. машина Тимонье была послана на лондонскую всемірную выставку, но, вслѣдствіи какой-то невѣроятной случайности, осталась на рукахъ у агента и пришла туда уже послѣ опредѣленнаго для предметовъ крайняго срока, а предназначенное для нея мѣсто заняли тоже его-же швейныя машины, но только немного усовершенствованныя американцами, причемъ особенное вниманіе обратили на себя машины Эліаса Гау, съ двумя нитками и челнокомъ. Тѣ-же усовершенствованія Тимонье пробовалъ сдѣлать еще въ 1832 г. и продолжалъ работать надъ этимъ вплоть до 1856 года; но вскорѣ для нашего изобрѣтателя ничего не было нужно. Тридцать лѣтъ борьбы, труда и страшныхъ лишеній истощили его силы. 5-го августа 1857 года, въ Амплепюи, Тимонье умеръ въ крайней бѣдности, 64 лѣтъ.
Всѣ попытки устройства швейныхъ машинъ, сдѣланныя до Тимонье, состояли въ примѣненіи нѣсколькихъ иголъ (каждая съ однимъ ушкомъ для нитки), и были оставлены какъ непрактичныя.
Первоначальная машина Тимонье, конечно, была далека отъ совершенства; сдѣланная изъ дерева, она приводилась въ движеніе посредствомъ безконечнаго снурка, при чемъ каждый оборотъ колеса давалъ только одинъ стежокъ, тогда какъ новѣйшія машины дѣлаютъ ихъ отъ 800 до 1000 въ минуту. Нужно-ли перечислять здѣсь тѣ услуги, которыя оказываетъ намъ это чудное изобрѣтеніе на всѣхъ ступеняхъ швейнаго мастерства, начиная отъ приготовленія одежды и окончивая шитьемъ обуви, шляпъ, сѣделъ, дорожныхъ вещей и пр. Многочисленныя фабрики во Франціи и Америкѣ тысячами изготовляютъ и развозятъ ихъ по всѣмъ частямъ земнаго шара. Вѣроятно уже не далеко то время, когда эти машины, достигнувъ такой-же дешевизны, какою отличаются теперь карманные и стѣнные часы, сдѣлаются необходимой принадлежностью каждаго семейства, когда медленное, утомительное и изнуряющее шитье руками будетъ примѣняться только къ штопанью и сметыванью. Машина избавитъ швею отъ тѣхъ долгихъ часовъ работы, впродолженіи которыхъ она портила себѣ зрѣніе, теряла здоровье, сокращала самую жизнь… и достиженіемъ такого великаго результата мы будемъ обязаны, — не слѣдуетъ забывать этого, — несчастному Тимонье[116].
Если изобрѣтеніе машинъ было куплено цѣною безчисленныхъ страданій и стоило жизней многимъ труженникамъ, то исполненіе крупныхъ общественныхъ работъ нисколько не уступаетъ въ этомъ отношеніи открытію новыхъ орудій промышленности. Примѣръ подобнаго рода мы находимъ въ исторіи прорытія Сенъ-Готардскаго туннеля.
Предприниматель этой гигантской работы, Луи Фавръ, умершій отъ аневризма вслѣдствіе непосильныхъ трудовъ и множества неудачъ, былъ геніальный инженеръ, который пробилъ себѣ путь и пріобрѣлъ высокое положеніе исключительно своими способностями и заслугами.
Сынъ плотника изъ Шэна, маленькаго городка женевскаго кантона, Фавръ, 17 лѣтъ, оставилъ свою родину, и какъ простой рабочій, съ мѣшкомъ за плечами и нѣсколькими экю въ карманѣ, отправился во Францію, для усовершенствованія себя въ различныхъ ремеслахъ. По прибытіи въ Ліонъ онъ съумѣлъ разрѣшить самымъ простымъ способомъ, одну чисто практическую задачу, тогда какъ способъ, придуманный для рѣшенія ея инженерами, требовалъ громадныхъ расходовъ. Успѣшное выполненіе принятой имъ на себя работы положило начало его блестящей карьерѣ. Дѣйствительно, съ этого времени ему стали поручать все болѣе и болѣе значительныя сооруженія по постройкѣ желѣзныхъ дорогъ. Собственно, научныхъ знаній у Фавра не было, такъ какъ онъ не получилъ спеціальнаго образованія и прошелъ только курсъ начальной школы; но недостатокъ этотъ замѣнялся въ немъ удивительной практической сметливостью, необыкновеннымъ организаторскимъ талантомъ и несокрушимой энергіей къ достиженію предположенной цѣли.
Въ нѣсколько лѣтъ Фавръ составилъ себѣ значительное состояніе и купилъ въ окрестностяхъ Женевы прекрасное имѣніе съ намѣреніемъ поселиться тамъ и заняться сельскимъ хозяйствомъ. Но подъ вліяніемъ страсти къ своей профессіи, онъ не могъ устоять противъ искушенія — стать во главѣ грандіознѣйшаго въ то время сооруженія: мы говоримъ о прорытіи большаго С. Готардскаго туннеля, который послужилъ источникомъ его несчастій и, вмѣстѣ съ тѣмъ, вѣчнымъ памятникомъ его неувядаемой славы. Съ той минуты, когда Фавръ взялся за выполненіе проэкта, жизнь его сдѣлалась непрерывнымъ рядомъ заботъ и огорченій, вызываемыхъ не громадностью самаго предпріятія, не трудностью организаціи работъ, не борьбой съ природой, но именно злобой и завистью лицъ, стоявшихъ во главѣ компаніи, которыя вели ее къ неизбѣжной гибели и не желали, чтобы онъ, Фавръ, имѣлъ успѣхъ. Благодаря необыкновенной твердости воли, Фавръ съумѣлъ побороть всѣ препятствія и былъ увѣренъ, что увидитъ свой туннель оконченнымъ къ сроку, назначенному имъ еще въ 1872 г. Вслѣдствіе семилѣтней борьбы и страданій доблестный труженикъ посѣдѣлъ, сгорбился, постарѣлъ, но все-таки не утратилъ ни мужества, ни энергіи. Мало-по-малу однако-же отношенія между нимъ и компаніей улучшились, къ нему вернулась его прежняя живость и онъ сталъ серьезно подумывать о томъ, чтобы взяться за прорытіе Симплона, какъ только будетъ оконченъ С. Готардскій туннель. Этимъ новымъ предпріятіемъ онъ надѣялся вознаградить себя за убытки, которыхъ ожидалъ отъ своихъ теперешнихъ работъ. Фавръ бесѣдовалъ съ друзьями о всѣхъ своихъ проэктахъ и уѣхалъ отъ нихъ полный вѣры въ свою счастливую звѣзду, но, вернувшись въ Гешененъ, внезапно умеръ отъ изнуренія на самой аренѣ своей славы: сопровождая во внутренность туннеля одного французскаго инженера, онъ вдругъ упалъ къ его ногамъ, точно пораженный громомъ, на разстояніи 1400 сажень отъ выхода[117]. Фавра не стало (іюня 1879).
Вотъ цѣною какихъ жертвъ выполняются дѣла, составляющія славу нашего времени!..