Дня два нездоровится, но душевное состояние спокойно и твердо. Всё чаще и чаще думаю о рассказе, но сейчас утро, сижу за столом, примериваюсь и чувствую, что буду выдумывать. А как нужно, нужно написать, и, слава Богу, нужно, признаю нужным не для себя. За это время поправлял конец о Ст-не. Кажется, порядочно.
Да, здоровье нехорошо, а душевное состояние как будто определилось с новым годом. Записать:
1) В старости это уже совсем можно и даже должно, но возможно и в молодости, а именно то, ч[тобы] быть в состоянии не только приговоренного к смертной казни, но в состоянии везомого на место казни. Как хорошо: «Я есмь — смерти нет. Смерть придет — меня не будет». Мало того, чтобы быть готовым не удивляться тому, ч[то] есть смерть, ничего не загадывать; хорошо, главное, то, ч[то] вся жизнь становится торжественна, серьезна. Да, жизнь серьезное дело.
2) Легко сказать: жить перед Богом, только перед Богом. (Мне портит мой дневник, мое отношение к нему то, ч[то] его читают. Попрошу не читать его.) А как это трудно и как хорошо. Я немножко начинаю понимать эту возможность, даже изредка жить так. Как это радостно! Удивительно, сколько совершенно новых узнаешь на старости радостей. Для того же, чтобы жить перед Богом, нужно 3) необходимо обращение к Нему, общение с Ним, как с личностью, хотя знаешь, что Он не личность. Это же обращение к Нему нужно приговоренному к смерти, нужно мне и всем нам.
Жить перед Богом значит целью всякого поступка своего ставить исполнение Его воли, а исполнение это в одном — в любви, в том, в чем я вижу Его.
4) Признание Бога любовью тем и хорошо и благотворно, что, признавая Его любовью, общение с Ним, к[отор]ого не можешь не желать, только одно: любовь к людям. Преимущество этого общения с Богом перед всяким другим общением в том, что при этом общении чувствуешь, что Он есть и отвечает тебе в твоей душе, отвечает тем, что чем больше, полнее отдаешься ты любви к людям, тем больше он спокойствием, радостью наполняет твое сердце.
Кажется, всё записал. Получил письмо от Копыла и не умею, как поступить. Самое трудное общение — это общение с вполне сумасшедшим, менее трудное — с невполне сумасшедшим. Не надо, нельзя освобождать себя от любовного общения признанием сумасшествия. Напротив. Тут и узнаешь могущественность «меча любви». Не люблю метафор, но эта мне очень нравится. Именно меч, всё разрубающий. Нет такого тяжелого, запутанного, затруднительного положения, к[отор]ое не разрешалось бы проявлением любви без всяких соображений о прошедшем и будущем, а любви сейчас, в настоящем. Сейчас испытаю на деле Копыла.