Настал день казни. По тогдашнему обычаю, она совершалась перед заходом солнца. С утра собрались к дверям тюрьмы ученики Сократа. Многие из них горько плакали. Вышел тюремный сторож и сказал ожидавшим: - Сейчас снимут с Сократа кандалы, тогда впущу вас. Немного спустя отворили двери тюрьмы. Ученики застали Сократа на постели, его только что расковали. Около постели стояла его жена и держала на руках младшего ребенка. Увидя учеников мужа, она, рыдая, сказала: - В последний раз они идут к тебе, Сократ, в последний раз будут тебя слушать. Это последняя твоя беседа с ними. Жена убивалась, рвала на себе волосы. Сократ попросил учеников, чтобы ее увели домой. Он захотел встать, но ноги его сильно отекли и болели от тяжелых оков. Он стал тереть их, и ему стало легче. - Вот заметьте, друзья, - сказал он ученикам, - что от всякого страдания недалеко и утешение. Давно ли нога эта страдала от тяжести кандалов; теперь зато как хорошо, легко? Так бывает и при всяком страдании. Теперь уж я встать могу. Ученики окружали Сократа, им хотелось и говорить и слушать его, но им трудно было промолвить слово от слез, и думать они могли только о страшном смертном часе Сократа, о горькой разлуке, но об этом не решались заговорить. Учитель понял, что у них было на душе. - Вижу, знаю я, что вам жаль меня и не только жаль, но и страшно за меня. Как же мне вас утешить и ободрить? Посмотрите на меня. Я спокоен, ни о чем не жалею и ничего не страшусь. На душе у меня легко и светло. Жизнь свою я кончаю в темнице, присужден к казни. Люди считают это позором, но разве можно считать это позором, когда страдаешь за правду, а не за какое-нибудь дурное постыдное дело? Люди оклеветали, осудили меня, но я не могу гневаться на них, ненавидеть их. Я знаю, что они поступили так по неразумению своему. Я укорял их, указывал им на их ошибки для их же блага, а они не поняли меня и сочли это за зло с моей стороны. Они поступили как неразумные дети. Я поясню это примером. Положим, что к больным детям приставлен был человек, который исполнял все их желания, а потом пришел другой, лекарь, и стал стараться только о том, чтобы вылечить их. Кого, думаете, пожелали бы оставить при себе больные дети? Конечно, того, кто ни в чем не перечил им, а от лекаря старались бы избавиться. Они сказали бы: этот человек мучит нас, запирает, не дает нам пить и есть вволю, заливает горьким лекарством, режет, прижигает. Прогоним его, еще лучше сделаем, чтобы он никак не мог вернуться к нам. Мои противники так же не поняли меня, как дети лекаря. Сказав это, Сократ остановился, заметив, что Критон хочет ему что-то сказать. - Сократ, - сказал Критон, - ты знаешь, что нам дорого каждое твое слово, но просим тебя, перестань говорить. Тюремщик только что сказал нам, что если кто в последние часы много и горячо разговаривает, на того яд медленнее действует, и придется больше его выпить. - Поблагодарите тюремщика за совет, друзья мои, - отвечал Сократ, - и попросите от меня побольше приготовить яду. Я готов выпить его не один, а два и три раза, если будет нужно. Яд сделает свое дело, когда настанет время, до тех пор давайте мирно беседовать. Мне еще о многом хочется говорить с вами. Сядьте ближе ко мне. Сократ сидел на постели, а ученики уселись вокруг него, как кто мог. Ближе всех к Сократу сидел ученик Федон. У него были прекрасные длинные волосы, и Сократ любил во время бесед гладить и перебирать их. Так и в этот раз Федон сидел на низкой скамье у самой постели, и рука Сократа лежала на его голове. - А что, Федон, - сказал учитель, - где будут завтра твои прекрасные волосы? У греков был обычай в знак горести обрезывать волосы и класть их на могилу того, о ком горевали. На это и намекал Сократ. Эти слова учителя живо напомнили ученикам об ожидавшем их горе; некоторые из них заплакали. Сократ сказал: - Друзья, я не боюсь смерти. Страшно не умирать, а жить безумно, порочно.